Из-под одеяла начинает выглядывать черепаший панцирь, его секции необычные, они разного цвета: есть желтые, розовые и серые. Блеклое окно открывает пространство для дальнейших размышлений и возможности для связи с внешним миром. Переодетое в медведя пугало пытается забраться в полуоткрытую поставленную на задвижку форточку, оно колотит стекло и старается сдвинуть раму. От этих манипуляций в комнате стоит треск, скрежет и дребезжание стекол. Через минуту или полторы (точно не засекал) задвижка прыгает вверх, форточка распахивается и комната взята.

В дальнем углу комнаты стоит старый рояль с позолоченной надписью Steinway. Наступает момент принятия решения: сейчас еще можно как следует собраться с мыслью и выбрать открыть ли ту крышку, которая скрывает за собой ряд из довольно потертых, но по прежнему удобных для игры черных и белых клавиш или же подняться чуть выше и приподнять большую массивную крышку, закрывающую струны. Несколько секунд раздумья и оно замирает казалось бы совсем намертво в нерешительности перед роялем.

Колебания настолько сильны, что, едва подумав клавишах, о том как его руки прикоснуться к ним и пусть не сразу, пусть после определенного времени тренировок, из этого черного деревянного ящика начнут вырываться божественные мелодии, чучело бросает в другую крайность: все те звуки, которые сулит ему овладение инструментом изничтожаются до такой степени, что не стоят теперь и бомжпакета, которым оно позавтракало сегодня перед выходом из дома своего товарища. Внутреннее устройство рояля становится в этот момент тем вожделенным и желанным фруктом, о котором оно мечтало последнее время. Частота таких колебаний начинает плавно увеличиваться и к тому моменту, когда пропадает какая-либо разница между крышками и оба пика как бы сливаются в один пугало оказывается у большой крышки и само не замечает как его мохнатая лапа уже теребит струны, пробует на ощупь молоточки. Оно оттягивает один из них и отпускает, ожидая, что от его удара об струну та издаст звук, но отпустив молоточек единственное, что он слышит это глухой стук.

Чучело продолжает свои разбирательства в устройстве инструмента и вскоре обнаруживает, что инженерная часть рояля не ограничивается пространством непосредственно под большой крышкой. В самом низу у пола есть педали, которые посредством какого-то пока непонятного, но скорее всего не очень сложного механизма (на определение его конструкции по грубым оценкам потребуется около 30 минут) связаны с молоточками. Движения педалей меняют положения молоточков и еще каких-то подушек непонятного назначения.

Все это время надклавишная крышка рояля остается закрытой и, возможно, это препятствует в какой-то степени пониманию принципов работы инструмента, но не смотря на это у чучела не возникает ни малейшего желания открывать еще и эту крышку. Надо сказать, что в какой-то момент, еще до обнаружения педалей, у него мелькала мысль открыть вторую крышку, но сейчас, когда оно освоилось с роялем и стало ощущать себя экспертом рояльного дела, о поднятии второй крышки не может идти и речи.

Почувствовав вкус успеха, чучело с азартом принимается прорабатывать различные гипотезы относительно назначения подушек. Сначала оно предполагает, что они меняют высоту основного тона, но после манипуляций с педалью эту версию приходится оставить. Неожиданно приходит в голову мысль о том, что подушки могут препятствовать скапливанию пыли на струнах, и чучело было уже совсем уверилось в том что так и есть на самом деле, как нажимая на педали и по привычке играя с молоточками, оно замечает разительное отличие звука с нажатой и отжатой педалью и, «Эврика!», — подушки глушат струны — очень просто, и это нисколько не смущает чучело.