… Солнце настырно щурилось сквозь странно обломавшуюся перегородку и скользило поверх гребней полу - расплавленного и тихо свёртывавшегося асфальта. На выпукло-вогнутом диване, поверх сине-золотых темнеющих протёками скрученных в жгуты простыней, распросталась крылатая блондинка. Стеклянными от застывших синих слёз глазами, в которых отражался сиротливо проломленный кинескоп, она буравила стену напротив. Лучи зловеще высвечивали глубокие пунктирные раны – по кромке сочленения крыльев со спиной – и чёрную крошащуюся пасту на слипшихся волосах.
Вдруг она болезненно и жалко встрепенулась и гортанно, хрипло завыла, распялив рот и заливаясь сливовыми слезами. Склонившийся на колени блондин с серебряными крыльями поднял на неё злобное, залитое золотом лицо. Зажав уши локтями, он умоляюще зажмурился и зарычал сквозь зубы, сквозь них же срываясь на крик.
Потом поднялся, вытащил с тучкой побелки что-то, бывшее некогда джинсами, достал из кармана давно раздавленную пачку «Бонда» и, брезгливо морщась от её рёва, закурил крошащийся обломок от искрящей розетки.
Она плакала, упиваясь собственными слезами, глотая синюю соль, пуская голубоватые пузырьки из уголка растянутого рта, размазывая по щекам глянцево блестящие дорожки. Он исподлобья сверлил её безжалостно, как полицейский прожектор. А она тихо ссутуливалась, впиваясь прочернёнными руками в обрывки обивки, и инфантильно дёргала плечами от слёзных спазмов.
Свирепо затянувшись окурком, он подпалил золото на своих пальцах, брезгливо стряхнул свернувшийся узелок нагара и вдруг сипло, жутким шепотом сорванного голоса гаркнул:
-Заткни глотку, или добавить?!
Она дёрнулась, как от занесённой руки, испуганно съежилась и беспомощно заскулила, крепко-накрепко жмурясь, как будто желая вдавить глаза в череп.
Он пару секунд смотрел на неё со злобным отвращением, потом резко воткнул пальцы в волосы, впился и смял в золочёном кулаке, шипя сквозь зубы что-то, понятное только ему. Она испуганно смотрела на него, крест-накрест прижимая к груди коленки.
-Что я делаю? Она теперь дерьмо, просто дерьмо! Мириодель.. за каким хреном она угрожала?
-Она не угрожала,– она свесила ноги, просунув под них мокрые от слёз-чернил ладони, и пренебрежительно поджимала уголок рта.
-Если нет, то за каким мы так и не подохли, а?– скрипя зубами, со свистом вдохнул он, поднимая к солнцу лицо.
-Нас обманули. Жестоко, правда. Было бы неплохо угостить их этим, – оскаливаясь сквозь недавние потоки слёз, заговаривала она саму себя, придавливая позолоченную бородку ключа к исполосованной тёмными каплями глазных чернил ладони перед прозрачными опять глазами.
Он некоторое время смотрел с лютой мукой раскаяния на её теперь по-детёнышьи свирепое лицо. Потом подошёл и опустился на пол перед ней, спиной к ней, под как опалёнными синим перьями открывая однажды раненую лопатку. Она немножко посмотрела, держа трагически надломленными брови. Потом робко поднесла ладонь к ране – пока он морщился в невыносимом предчувствии новой порции мук – и, прерывисто проводя бороздкой по краю раны, с младенческим подрагиванием губ спросила:
-Зачем, если мириоделя нет…
Он бесславно рассмеялся, качая золотящейся головой и весь, раскачиваясь рывками от этого тщетного смеха. Она тихо перебирала режущиеся перья, проигрывая на его крыльях ей одной известный мотив. И вдруг он узнал, в её бессловесном пении, что-то старое и когда-то приевшееся. И с нездорово вздёрнувшейся улыбкой он подхватил переломанный ею мотив, и теперь они пели почти вместе.
- Well anyway it's a long story, - пришёптывала она, вздрагивая пальцами по его металлу невпопад и не в такт, раздувая его пряди.
- She's been waiting for so long, - фыркнул он, резко выдергиваясь из-под её вопросительно сомкнувшейся ладони. Она застыла, кусая губы и сминая пальцами пустоту, потом тихо бессильно уронила руку - прямо на выскользнувший ключ. Со скрежетом загоняя под ногти проплешины лака, она приминала ладонь к полосочке металла, закрывая запекшиеся синью ресницы. Он пару раз прошёлся по комнате, пнул тихо глухо звякнувший кинескоп и начал яростно добивать волчком юлящийся остов телевизора. Она смотрела на мечущуюся тень и внезапно с размаху рассекла протянутую руку, и опять, и опять…
Он сначала вскрикнул – испуг и раздражение пополам – потом рванул её за ломающиеся руки и вырвал ключ, швырнув её саму на кинескоп:
-Что ты бесишься! Мы бессмертны, понимаешь ты или нет?!
Потом для острастки замахнулся на беззвучно заслонившуюся руками её и резко рванулся, начал крушить взгорбившуюся софу, неуловимо перемещался и бился об облезлые руины, потом вцепился в ошмёток асфальта, вспузырившийся на стене, и начал отдирать его, безумный, со вздыбленными крыльями и золотыми когтями.
-Бессмертны, бессмертны, бессмертны, да за каким хреном, бессмертны!!!
Она подобралась к дивану, накручивая пальцы на его ключ, злобно глядя на него и шепча так же ожесточённо:
-Бессмертны, бессмертны, бессмертны…
И внезапно прыгнула, вцепившись в его волосы. Он яростно рванул её и прижал к асфальту перед собой, а она задёргалась с диким, переходящим в хрип визгом, протыкая ему грудь и сквозь золотые брызги выплёвывая ему в лицо:
-Бессмертны, бессмертны, бессмертны!!!