Слишком хорошо известно, что царствование Императора Николая II было трудным, причем проблем становилось все больше с каждым годом. По мнению Великой княгини, в крушении Дома Романовых были повинны не столько политики или интеллигенция, сколько сами Романовы.



















– Нет никакого сомнения в том, что распаду Российской Империи способствовало последнее поколение Романовых, – говорила Ольга Александровна (младшая сестра Николая II). – Дело в том, что все эти роковые годы Романовы, которым следовало бы являть собой самых стойких и верных защитников престола, не отвечали нормам морали и не придерживались семейных традиций.

За последние десятилетия XIX века Императорская фамилия значительно увеличилась. У некоторых сыновей Николая I было по шесть детей. Они образовали целый клан, и Александр III, целиком отдавая себе отчет в том, что необходимо сохранять честь старинного их рода и выполнять огромные обязательства, которые накладывала принадлежность к этому роду, правил всеми ими как патриарх. Он не мог не знать о существовании среди Романовых отдельных партий и соперничества между ними. И не любил их всех одинаково. Мало общего, к примеру, было между ним самим и его младшими братьями, в особенности, Великим князем Владимиром Александровичем. Тем не менее, Александру III удавалось сохранить внешнюю видимость достоинства и единства. Он управлял фамилией, и члены ее боялись Царя. Он не терпел бездельников и расточителей. Отсюда не следует, что все члены семейства Романовых вели столь же безупречную жизнь, как и он сам. Но открытых скандалов не было. Ни в самой Империи, ни за ее пределами не распространялись смачные истории об альковных похождениях, греховных пристрастиях членов клана и тому подобное. По существу, Император был стержнем династии. Хотя внутренняя связь между отдельными ее представителями была далека от совершенства, фасад был достаточно надежен.

Но Александр III умер слишком рано, и после его смерти связи распались. Там, где он приказывал, его сын принимался за уговоры. Начали образовываться группировки. Великий князь Владимир Александрович – очень умный, прекрасно образованный, честолюбивый интриган – играл главную скрипку (всех интриг). Независимо от их различий великокняжеские дворы объединяла их общая решимость утвердить себя и общая неприязнь к молодой Императрице, супруге Государя.

– Не хочу сказать, что среди нас не было никого, кто обладал бы достаточным умом и способностями, чтобы служить Государю и своей Родине, – отмечала Великая княгиня, – но таких было недостаточно. Большинство из нас досаждали Ники и даже устраивали сцены в его присутствии, чтобы удовлетворить свои интересы, свои ничтожные помыслы. Придирались ко всему, что он делал или не делал. Положение стало, в конце концов, невыносимым, так что вряд ли стоит осуждать Ники за то, что он избегал встреч с некоторыми представителями Императорской фамилии. Оглядываясь назад, – с грустью проговорила Ольга Александровна, – я убеждаюсь, что слишком многие из нас, Романовых, были эгоистами, которых снедала ненасытная жажда наслаждений и почестей. Ярче всего это доказывала ужасающая неразборчивость, какую проявляли представители последнего поколения нашей семьи в вопросах брака. Следовавшие один за другим семейные скандалы не могли не шокировать русское общество. Но разве хоть кого-то из них заботило, какое они производят впечатление? Ничуть.

В соответствии с Законом ни один из членов Императорской фамилии не мог вступать в брак без разрешения монарха, не вправе он был также вступать в брак с разведенными лицами или в неравнородный брак. Однако в течение нескольких лет, сразу после воцарения Императора Николая II, произошла целая серия матримониальных бунтов и даже кое-что похуже. Последовала череда скандально прогремевших на всю Европу любовных треугольников. По этому поводу Государь писал родительнице:

«Еще весною я имел с ним [В.к.Павлом] крутой разговор, кончившийся тем, что я его предупредил о всех последствиях, которые его ожидают. К всеобщему огорчению, ничего не помогло... Как все это больно и тяжело и как совестно перед всем светом за наше семейство! Какое теперь ручательство, что Кирилл не сделает того же завтра, и Борис или Сергей М. поступят так же послезавтра? И целая колония Русской Имп. фамилии будет жить в Париже со своими полузаконными или незаконными женами! Бог знает, что такое за время, когда один только эгоизм царствует над всеми другими чувствами: совести, долга и порядочности!»

Наконец на Императора обрушился еще более тяжелый удар. Великий князь Михаил, его родной брат, решился нарушить закон, хуже того, порвать с традициями Дома Романовых. Что пережили его сестры, в особенности, Ольга, трудно себе представить. Великий князь изолировал себя от Императорской фамилии сравнительно давно, но известие о его браке скрывать долго было нельзя, и ему было запрещено возвращаться в Россию (Михаил Александрович женился на разведенной, скандальной женщине). Лишь с началом Великой войны Государь разрешил брату вернуться на родину, и его супруга получила титул графини Брасовой. Ни сам Император, ни обе Императрицы не принимали у себя жену Михаила.

– Представьте себе, что это значило для Ники? – говорила Ольга Александровна. – Михаил был единственным братом, который у него остался. Он мог бы оказать Ники большую помощь. Снова повторяю, виноваты мы все. Из троих сыновей дяди Владимира один был выслан за границу, второй, Борис, открыто жил с любовницей, а от третьего, Андрея, не было никакого проку. А ведь они были сыновьями старшего Великого князя и по закону о престолонаследии стояли на третьем месте – после Алексея и Михаила. Не было никого из членов нашей фамилии, которые могли оказать поддержку Ники, за исключением, может быть, Сандро, моего зятя, да и там со временем начались нелады: между Сандро и Ксенией появились серьезные разногласия. Какой же пример могли мы дать своим соотечественникам? Ничего удивительного в том, что Ники, не находя нигде поддержки, стал фаталистом. Нередко, обнимая меня за плечи, он говорил: «Я родился в день Иова Многострадального. Я готов принять свою судьбу».

6 января 1905 года на Неве перед Зимним дворцом происходила традиционная церемония водосвятия. Как всегда на льду был сооружен помост для Императора, свиты и духовенства. Члены Императорской семьи, дипломаты и придворные наблюдали за происходящим из окон дворца. Во льду была проделана прорубь – Иордань, – куда митрополит Санкт-Петербургский погрузил свой золотой крест, торжественно освятив воду в Иордани. После церемонии водосвятия раздался салют из орудий Петропавловской крепости. несмотря на все меры предосторожности, группе террористов удалось проникнуть в крепость и зарядить орудия боевыми снарядами. Одним из снарядов был тяжело ранен городовой, стоявший позади Императора [фамилия городового была Романов]. Второй ударил в Адмиралтейство. Третьим снарядом разбило окно во дворце – всего в нескольких метрах от того места, где стояли Вдовствующая Императрица и Великая княгиня. Все пришли в замешательство – полицейские и военные бегали во всех направлениях. В течение нескольких минут ни мать, ни дочь не смогли обнаружить невысокую, худощавую фигуру Императора. Затем они увидели его. Государь стоял на том же месте, на котором находился в начале церемонии. Стоял, не шевелясь и очень прямо.

Обеим женщинам пришлось ждать, когда Император вернется во дворец. Увидев сестру, он рассказал, что услышал, как просвистел над его головой снаряд.

– Я понял, что кто-то пытается убить меня. Я только перекрестился. Что мне еще оставалось делать?

– Это было характерно для Ники, – прибавила Великая княгиня. – Он не знал, что такое страх. И в то же время казалось, что он готов погибнуть.

Три дня спустя над Петербургом разыгралась буря почище этой. В воскресенье 9 января толпы рабочих, предводительствуемые священником Георгием Гапоном, пересекли Троицкий мост и шли по набережным к Зимнему дворцу, чтобы передать петицию Императору. Им сообщили, что Император находится в Царском Селе. Но демонстранты не поверили. Они продолжали ломиться вперед. В конце концов жестокость полиции и жестокость дикой толпы столкнулись между собой. Открыли огонь казаки. Девяносто два рабочих было убито, и почти триста – ранено.

Этот день вошел в русскую историю, как «Кровавое Воскресенье». По-видимому, цензоры пропустили все телеграфные отчеты, посланные за границу иностранными корреспондентами, аккредитованными в Петербурге. Факты сами по себе должны были потрясти Европу, но зарубежные корреспонденты, за многими исключениями, значительно увеличили число жертв и описали инцидент гораздо более мрачными красками, чем это было на самом деле. Не сообщалось в их отчетах ни о том, что в полицию швыряли камни, ни о множестве автомобилей, разбитых толпой по пути к Зимнему, ни о том, что большинство мирных жителей столицы спрятались у себя дома, закрыв ставнями окна и забаррикадировав двери. В опубликованных отчетах утверждалось, будто демонстрация была мирной, будто рабочие хотели лишь поведать Императору о своих бедах, и якобы в действиях толпы не было и намека на революционные настроения [Шествие 9 января было организовано провокаторами и агентами охранки, в числе которых были Азеф, Пинхус Рутенберг, Манасевич-Мануйлов вместе с Г.Гапоном. Как указывал в своих мемуарах французский посол в России Морис Палеолог, именно Манасевич-Мануйлов, «сексот» Палеолога, организовал и ряд «погромов, пронесшихся над еврейскими кварталами Киева, Александрова и Одессы», хотя сам был евреем.

Жизнь в Империи стала более спокойной во время пребывания Столыпина на своей должности.

– Никогда не забуду ужас и горе Ники. Когда Столыпин скончался, Ники находился в Чернигове. Он поспешил вернуться в Киев, поехал в лечебницу и у тела Столыпина опустился на колени. Те, кто заявляет, будто Ники испытал облегчение, узнав о смерти Столыпина, это люди гадкие, и у меня нет слов, чтобы сказать, что я о них думаю. Мой брат был очень сдержан, но он никогда не лицемерил. Он действительно был убит кончиной Столыпина. Я это знаю. В некоторых книгах, прочитанных мною, утверждается, будто мой брат завидовал своему премьер-министру и делал все, что в его силах, чтобы повредить Столыпину. Это подлая ложь – как и многое остальное. Прекрасно помню, как Ники однажды сказал мне: «Иногда Столыпин начинает своевольничать, что меня раздражает, однако так продолжается недолго. Он лучший председатель совета министров, какой у меня когда-либо был».

Несмотря на сравнительно спокойную обстановку в России в то время, враждебное отношение к Царственной чете не ослабевало. Эта неприязнь, как неустанно повторяла Великая княгиня исходила не от масс народа, а от светского общества, недовольного тем, что более не устраиваются придворные балы, и увы, со стороны отдельных представителей клана Романовых.

Одну из поездок по России со своим братом Николаем, Ольга Александровна описала так: " Это было гораздо лучше, чем находиться в бальных залах Петербурга, – с теплым чувством проговорила Великая Княгиня. – Повсюду, где бы мы ни появлялись, мы видели проявления преданности, доходившие до экстаза. Когда наш пароход плыл по Волге, мы видели толпы крестьян, стоявших по пояс в воде, чтобы взглянуть на Ники. Я наблюдала в некоторых городах, как ремесленники и мастеровые падали на колени, чтобы поцеловать его тень, когда мы проходили мимо них. Раздавались оглушительные приветственные возгласы. При виде этих восторженных толп кто бы мог подумать, что не пройдет и четырех лет, как само имя Ники будет смешано с грязью и станет предметом ненависти!"

Йен Воррес: "Великая княгиня много рассказывала мне о своих предках, указывая на то, что большинство европейских историков смотрели на них как бы в испорченную подзорную трубу, нередко не учитывая причины того или иного их действия и столь же часто основывая свои выводы на ненадежных свидетельствах. Однажды Великая княгиня процитировала мне книгу, в которой утверждалось, будто убийство Императора Александра II почти не произвело никакого впечатления на русский народ, который отнесся к этому известию с совершенным равнодушием.

– Клянусь небом! – воскликнула Ольга Александровна, и в глазах ее вспыхнул гнев. – Да в молодости я встречала многие сотни людей, которые были свидетелями всенародного горя по поводу убийства Царя-Освободителя. Но ведь гораздо выгоднее вспоминать о жестокости Петра Великого, о любовниках Екатерины II, о мнимом мистицизме Александра I, и все прочее в таком же духе. А уж легенда о Распутине стала, естественно, настоящей золотой жилой для голливудских дельцов! Разве кто-нибудь посмеет написать правду о Ники и Алики? Сплетни, распространяемые о них, просто чудовищны, и я уверена, что все подлинные документы о них никогда не будут опубликованы Кремлем – если только они уже не уничтожены".

Вот, что еще пишет в своих воспоминаниях Ольга Александровна:

– Наш род относился к идее Царского служения, как ко священному долгу, от которого ничто, кроме смерти, не могло освободить их. Кто-то мне рассказывал, что королева Виктория, узнав о помолвке Алики, ее любимой внучки, с Ники, сначала очень встревожилась. Королева назвала российский престол «троном, усыпанным терниями», и на этот раз старая дама была права". (из книги - Йен Воррес
"Последняя Великая Княгиня")

Ольга Александровна с мужем Николаем Куликовским и детьми Тихоном и Гурием

из книги Мемуары Великой Княгини Ольги Александровны /Запись Я.Ворреса.-М.:Захаров, 2003.-272с.

ОТ СЕБЯ: Зависть и интриги дома Романовых - вот, главная причина отречения и гибели семьи Николая II и всей династии. Бесконечные сплетни, подножки императорской чете, неуважение к ним и в сущности к самим себе, толкнуло в пропасть всю страну. ЗАВИСТЬ, вот что движет людьми с древних времен, толкая их на безрассудные и низкие поступки. Как сказал Ильвеций К: " Из всех страстей зависть самая отвратительная. Под знаменем зависти шествует ненависть, предательство и интриги". Императору очень трудно было бороться против своих родственников, сплотившихся воедино. Он не чувствовал ни в ком из них опоры, поддержки и уж тем более сочувствия к той атмосфере, которая сложилась к концу правления. Те кто заставили подписать отречение, уже через год поняли тот ужас бесконтрольности в стране который произошел, и стали каяться в содеянном. Но было поздно для всех. Кровавая машина запущена, обратной дороги нет. Сами же Романовы стали спешно покидать свои дома, увозя с собой за границу только самое необходимое, оставляя здесь ту беззаботную жизнь, которую они вели и не ценили, то чем обладали. Что еще можно сказать тут, а только то, что когда-то сказал Омар Хайям: "Один не разберет чем пахнут розы, Другой из горьких трав добудет мед. Дай хлеба одному - навек запомнит. Другому жизнь пожертвуй - не поймет".
**********************************
Все началось еще при Александре III. Когда произошло крушение поезда в Борках. Клан семьи Владимира Александровича обрадовался этому случаю, ведь, возможно в скором времени они встанут у власти.

– Минни, дорогая! Моя единственная, собственная жёнушка! – Он нежно приобнял и поцеловал её. – Я не терплю сплетен. Но как быть, когда мне передают слова Михень! Говорят, что, узнав о крушении нашего поезда, Мария Павловна воскликнула: «Jamais nous n'aurons une pareille chance!» И она предпочитает публично называть это несчастье не accident, но incident !...

– Саша! Чего ещё можно ожидать от этой блудницы! – гладя волосы своего великана мужа, отвечала Мария Фёдоровна. – Для неё не существует ни собственной семьи, ни семьи царской, и она как была, так и осталась немецкой принцессой. Русские интересы для неё ничто. Мне как-то рассказывала фрейлина Тютчева о том, какое ужасное впечатление произвела Михень на покойного генерала Скобелева. Он был на обеде у дяди Миши, который в первый раз надел мундир нового образца, русские шаровары и меховую шапку, но с немецкой кокардой…

Да, одним из первых указов для армии было введение Александром III новой, простой и удобной русской формы. Он приказал также, чтобы лица его свиты имели на эполетах и погонах вензель его имени, исполненный славянской вязью, и восстановил, по древнему обычаю, лик Спасителя на знамёнах, а наверху древков восьмиконечный крест.

– И что же Михень? – спросил император.

– Началось с того, что Скобелева возмутила немецкая кокарда у дяди Миши. Генерал прямо сказал: «На месте этой кокарды должен быть восьмиконечный крест!» И тогда Михень не выдержала и воскликнула: «Я недостаточно русская, чтобы понять эти тонкости! И если вы будете продолжать в таком тоне, то я выйду из-за стола!» И это русская великая княгиня! И Марию Павловну, и Ольгу Фёдоровну Скобелев считал агентами Бисмарка…

– Ну уж тут наш Гарибальди загнул, – засмеялся император и, посерьёзнев, добавил: – Самое ужасное не в их немецких симпатиях. Ты только подумай! Великая княгиня желает твоей и моей смерти и смерти наших детей, чтобы наследовать престол. А цареубийца и злодей, – Александр III потряс письмом Тихомирова, – воздаёт благодарение Богу за наше чудесное спасение! Какой позор для Романовых!

– А ты знаешь, дружок, что говорила мне жена Гурко? – сказала Минни. – Когда Володя был в Виленском крае, то Михень требовала во время смотров, чтобы полки приветствовали её…

– Не иначе как она уже чувствует себя императрицей! – рассвирепел Александр III. – Ну да я ей задам…

Случай скоро представился.

А что же было дальше, когда на престол встал старший сын Александра III - НИКИ. Дальше зависти Владимировичей не было предела. Неискоренимая зависть, постоянно подпитывалась новыми интригами. Объектом постоянных сплетен была Императрица.

Александра Федоровна умела ценить дружбу как проявление искренних человеческих чувств. Она была верной и преданной друзьям. Если же убеждалась, что те ,кого она зачисляла в разряд друзей, пытались извлечь какие-то выгоды из ее царского статуса, тут же всячески прекращала всякое доверительное общение. Михень стала первой, кому пришлось столкнуться с моральной бескомпромиссностью Царицы. И она возненавидела Александру Федоровну так, как только может ненавидеть разъяренная женщина, забывшая о своем положении и о Богом установленном предназначении:быть надежной и верной опорой Самодержца. Но какое значение могло иметь сакральное предназначение у такой особы, как Михень, которая во всем и всегда руководствовалась только личным мотивом.

Мнение супруги, ее симпатии и антипатии полностью всегда разделял и Владимир Александрович. Столь популярная в Петербурге тема "не о том Царе" или "не о той Царице" была предложена обсуждению публики этой великокняжеской четой.Великий Князь Владимир вообще игнорировал распоряжения Монарха. Дело доходило до того, что Царю лично приходилось обращаться к дяде, требуя исполнения своей воли. В 1896 г. Николай II писал ему: "Чтобы только не ссориться и не портить семейных отношений ,я постоянно уступаю и в конце концов остаюсь болваном, без воли и без характера. Теперь я тебя не только прошу, но и предписываю исполнять мою волю."

В 1897 г. дело дошло до семейного скандала, повод был частный, но вызывающий. Царская чета посетила спектакль в Мариинском театре, а затем, как нередко до того бывало ,ужинала в своих апартаментах при театре. Без предупреждения туда пришли "дядя Владимир" с "тетей Михень", в сопровождении каких-то незнакомых лиц Царю и Царице. Мало того Мария Павловна пригласила их к столу. Это было возмутительным нарушением традиции и придворного протокола. Николай и Александра были оскорблены и возмущены. Они покинули застолье тотчас.

Когда летом 1916 г. Михень решила отдохнуть в Крыму, то спросила у Николая II: не будет ли он возражать, если она поселится в Ливадийском дворце. Император возражать не стал. Однако ни для кого не составляло секрета, что дворец принадлежит Императрице, и Михень обязана была хотя бы уведомить хозяйку. Великая Княгина не сочла нужным унижаться и разместилась со своей свитой в Царской резиденции, заняв покои Монархов.
Когда же Императрица узнав о такой вопиющей бестактности, прислала телеграмму, выразив удивление подобным поведением, то Великую княгиню обуял очередной приступ гнева. Она публично объявила, что не собирается никому ничего объяснять. "Лучше будет, изрекла Мария Павловна, - если я просто не отвечу. Мое достоинство и мои годы не позволяют мне отвечать на подобное обращение молодой Принцессы, которую я учила как держать себя в обществе".

Да, Мария Павловна собственное достоинство ставила выше всех ценностей и приоритетов, она владела лишь одним мастерством - самообожанием. Нормы же поведения в обществе Александра Федоровна узнавала не от Михень, а от своей бабушки королевы Виктории.

Великий Князь Владимир и его супруга почему-то считали, что они и их дети заслуживают исключительного отношения, на которое иные члены династии рассчитывать не могли.

Мария Павловна злорадствовала , когда у Царя и Царицы рождались только девочки, когда появился наследник и вскоре выяснилось, что он болен, то у злоречивой и расчетливой Михень появились далеко идущие планы... Она стала тешить себя надеждой увидеть на царском троне .... своего старшего сына Кирилла.

В последние годы монархии Мария Павловна мобилизовала все свои усилия, усилия своих родственников и клевретов в деле дискредитации Царицы. Она опустилась то такой степени, что в своем огромном "флорентийском дворце" на Дворцовой набережной в кругу веселой компании смела намекать на "альковную связь" между Царицей и Распутиным! Мало того, распаленная женской злобой, княгиня не раз обсуждала в присутствии своих гостей среди которых были и иностранные дипломаты, возможность свержения с престола "слабовольного" Царя и "Сумасшедшей" Царицы! Подобное моральное разложение Мария Павловна прикрывала разговорами о необходимости "спасение монархии". Мария Павловна поддерживала регулярную переписку с многими государственными деятелями и писателями Европы и США, и ее голос был слышен во всех уголках мира.

Царицу она зачислила в списках своих главных врагов уже задолго до революционной развязки. Она отбрасывала не толь ко кодекс чести, но и нормы приличия, не желая общаться с "этой" даже в самых необходимых случаях, не гнушаясь любым поводом нанести личное оскорбление Императрице.
В Санкт-Петербурге Мария Павловна была центром любого события в высшем обществе. Ее высказывания повторялись потом по всему городу. (из книги.- Боханов А.Н. Святая царица.)
на фото та самая "Тетя Михень"



Но это не были единственные интриганы еще одна была "компания" - Тютчевская. Из воспоминаний Анны Вырубовой:
"Фрейлина Тютчева поступила к Великим Княжнам по рекомендации Великой Княгини Елизаветы Феодоровны; принадлежала она к старинной дворянской семье в Москве. Поступив к Великим Княжнам, она сразу стала «спасать Россию». Она была не дурной человек, но весьма ограниченная. Двоюродным братом ее был известный епископ Владимир Путята (который сейчас в такой дружбе с большевиками и ведет компанию против Патриарха Тихона). Этот епископ и все иже с ним имели огромное влияние на Тютчеву.

Приехав как-то раз в Москву, я была огорошена рассказами моих родственников, князей Голицыных, о Царской Семье, вроде того, «что Распутин бывает чуть ли не ежедневно во дворце», купает Великих Княжон и т. д.», говоря, что слышали это от самой Тютчевой. Их Величества сперва смеялись над этими баснями, но позже Государю кто-то из министров сказал, что надо бы обратить внимание на слухи, идущие из дворца. Тогда Государь вызвал Тютчеву к себе в кабинет и потребовал прекращения подобных рассказов. Тютчева уверяла, что ни в чем не виновата. Если впоследствии Их Величества и чаще видали Распутина, то с 1911 года он не играл никакой роли в их жизни. Но о всем этом потом, сейчас же говорю о Тютчевой, чтобы объяснить, почему именно в Москве начался антагонизм и интриги против Государыни.

Тютчева и после предупреждения Государя не унималась; она сумела создать в придворных кругах бесчисленные интриги — бегала жаловаться семье Ее Величества на нее же. Она повлияла на фрейлину княжну Оболенскую, которая ушла от Государыни несмотря на то, что служила много лет и была ей предана. В детской она перессорила нянь, так что Ее Величество, которая жила детьми, избегала ходить наверх, чтобы не встречаться с надутыми лицами.

Когда же Великие Княжны стали жаловаться, что она восстанавливает их против матери, Ее Величество решила с ней расстаться. В глазах московского общества Тютчева прослыла «жертвой Распутина»; в самом же деле все нелепые выдумки шли от нее, и она сама была главной виновницей чудовищных сплетен на чистую семью Их Величеств".

Материалы взяты из книг - Боханов А.Н. "Святая царица".-М.:Вече, 2006.-304с. +  Анна Вырубова: воспоминания.-М.:Захаров, 2012.-432с.-ил.

                                                                                                                            Возвращаясь из Олимпии, на вопрос, много ли там было

народу, Диоген ответил: "Народу много, а людей мало".

******

                                                                                   3лословящий есть самый лютый из диких зверей,  

а льстец - самый  опасный из ручных животных.

*********************************************** 

Большинство ошибок, совершенных за минувшее царствование, дело рук недобросовестного, корыстного окружения. Оно - это окружение - выдалось особенно плохим именно потому, что Царь был человек кристально чистой души и верил людям. Уже в начале его царствования в узком кругу, в частных беседах позволяли себе говорить без обиняков. Гостиные барских особняков, столичные аристократические салоны, отдельные залы фешенебельных ресторанов и дорогих трактиров стали аренами бурных дискуссий. Здесь формировалось то, что в России считалось "общественным мнением". А оно складывалось не пользу нового Монарха. Постепенно оно охватило различные социальные слои, и к нач. XX века критическое отношение к Самодержавию стало признаком "хорошего тона" в кругах так называемого прогрессивного общества. Прослыть "прогрессивным" было довольно легко: надо было лишь выступать против "деспотизма", критикуя и осмеивая все начинания власти. Петербургское общество того времени представляло собой ярмарку человеческого тщеславия, торжество самомнения и человеческих амбиций, где простым и подлинным мыслям и делам не было места.

Примечательны слова молодой Императрицы Александры Федоровны, написанные сестре о новой своей Родине: "Петербург - исковерканный город, в котором нет ничего русского. Простой русский народ глубоко и искренне предан своему Царю... Я люблю мою новую страну. Она так молода, могущественна и таит в себе так много добра. Только ужасно не сбалансирована и наивна. Бедный Ники! У него тяжелая и горькая судьба." Через несколько месяцев после замужества молодая Царица писала: "Я чувствую ,что все, кто окружает мужа, неискренни, и никто не исполняет своего долга ради долга и ради России. Все служат ему из-за карьеры и личной выгоды." Проницательность Александры Федоровны просто поразительна. Дело обстояло именно так. В конечном итоге в этой "неискренности" и был корень трагедии русской Монархии. Когда трон оказывался в опасности - так было и в 1905-м, а потом и в 1917 г., - все обласканные властью и почестями сановные господа, представители многочисленной дворянско-родовой элиты, попрятались кто куда. Этот общественный антицарский психоз делал революционную катастрофу неизбежной.



Неожиданно выпавший на долю последнего Императора, после смерти брата Георгия и преждевременной кончины Державного Отца, долг занять престол Российской Империи застал его неподготовленным к сложным и многотрудным обязанностям Монарха. Догорали "последние Могикане" сподвижников Имп. Александра II, с престарелым К.П. Победоносцевым во главе, и просыпались, толкаемые непомерным честолюбием и своеволием, либеральные круги, подстегиваемые вековыми врагами России, стремящимися использовать всякий благоприятный момент для сокрушения мощи Православного Царства.



Сразу же не замедлила разгореться глухая и открытая борьба за ведущие роли вокруг престола. Чего стоил один закаленный в интригах С.Ю. Витте, ставший потом графом.  Также следует упомянуть интриги и сплетни, разгоравшиеся буйным цветом в салонах Ольги Федоровны (урожденной принцессы Баденской), которая вполне заслуженно многие годы слыла "первой сплетницей Империи".  Кто не заискивал перед ней, становился ее личным врагом.  Из ее гостиных вылетала жестокая клевета, дискредитировавшая среди прочих и царскую семью.  После кончины "ненаглядной матушки" ее сыновья подхватили эстафету, "Михайловичи" старались вести свои игры и соблюдать свои интересы.


Махровым цветком расцвела свистопляска всех этих "патриотов" и внутри страны и за пределами ее, щедро питаемая "Шестой Великой Державой" (как она тогда называлась) - прессой, под камертон которой  стали выкидывать всякие "коленца" околпаченные и купленные за сребреники доморощенные или выдрессированные Западом политики.


Докатились и до долженствующей изображать парламент в Самодержавной Империи Государственная Дума, где матерые гробокопатели, уже под охраной закона, получили возможность не только в кулуарах, а и с кафедры выполнять свои задачи по разрушению "отжившего" строя.  Рекорд по наглости и изощренной лжи побил, славившейся своим профессорским титулом П.Н. Милюков.

Взирая на все , что творится в Православном царстве, и прозревая, данной ему от Бога пророческой прозорливости "мерзость запустения на святом месте", терзался и мучился отец Иоанн Кронштадтский в сознании своего бессилия спасти Родину.



Вся эта сатанинская вакханалия в высоких кругах не укрылась от бдительного ока Государя. В мемуарах долголетнего посла при русском Дворе Мориса Палеолога запечатлена четкая фраза Государя на приеме посла в Царском селе: "Эти миазмы Петрограда... Их чувствуешь здесь на расстоянии 22 верст, и этот скверный дух идет не из народных кварталов, а из салонов. Какой срам! Какое ничтожество! Можно ли быть настолько лишенным совести, патриотизма и веры?!"


Об этих "миазмах" пишет и иноземец, присланный Англией в целях осведомления о положении России, в революционные дни, генерал Вильямс: "Один из критиков (очевидно репортер), проведший в России 24 часа, дал такой отзыв, что я подумал, что эти часы он провел в помойных ямах Петербурга; иначе он не мог собрать сведения более лживые и несправедливые и притом столь же ошибочные, как и злобные."


И в этой мутной и зловещей обстановке, требующей сверхчеловеческого душевного напряжения, только 4 слова молитвы Господней: "Да будет воля Твоя" вливали Царю-Мученику, покорность Воле Божьей и мужество без ропота, кротко переносить, все сыпавшиеся на его долю беды. (из воспоминаний проф. д-р мед. Ф.Вербицкий "На закате одной жизни")


В печати же было много лжи, "из мухи слона делали!" Вот выдержка из письма Государя к Императрице-Матери, еще в смутные 1905-1906 гг: "Говорят много, но делают мало, все боятся действовать смело: мне приходится всегда заставлять их быть решительней... Никто у нас не привык брать на себя, и все ждут приказаний, которые затем исполнять не любят..." (Декабрь 1905г)

на фото Государственная Дума нач. XX века


Вспомним здесь к месту: в 1912 г. на докладе премьер-министра гр. Коковцева Императору о внутренних делах Государства, Николай II сказал: "Я просто задыхаюсь в этой атмосфере сплетен, выдумок и злобы".

"Общественность" не слышала призывы Николая II о "Единении" и "победе", о которых Император говорил каждый год. Общество не хотело никакой совместной конструктивной работы, неизменно изображала только себя, своих представителей ,способных делать нужное дело. А Царские же министры - это "бюрократическая администрация", они только вредят. ЗЕМГОР и ВПК старались делать вид, что правительства как бы не существует. ВПК распределяли военные заказы среди "своих", в результате цена отдельных видов вооружений была в 2 раза выше, чем на государственных заводах. И прибыли у "своих" были баснословными 300, а порой 1000% на каждый вложенный рубль. Подобных вакханалий прибыли не знала никакая другая страна. Казалось бы, что воротилы русского бизнеса полностью удовлетворены - при таких-то барышах! - и должны, что называется молиться на власть. Так было бы в других странах, но не в России. Здесь "тузы" желали не только фантастических доходов, но и правом распоряжаться штурвалом Государства. Между прочим ЗЕМГОР финансировался как раз тем правительством "глупым" и "вредным", как они его называли, но они об этом забывали. Все попытки гос. органов иметь хоть какую-то отчетность за полученные суммы воспринимались как покушение на права "общественности". Фактически моральный общественный террор стал нормой.

на фото Николай II и совет министров

Земгорские чиновники, служащие ВПК получали министерские оклады, разъезжали в отдельных вагонах, устраивали банкеты и приемы, но усомнится в их правоте, грозило потерей репутации, поэтому все молчали. Будучи человеком чрезвычайно ограниченного общественного кругозора, этим настроениям подыгрывал Великий Князь Николай Николаевич. В воспоминаниях протопресвитера Г.Щавельского имеется примечательный эпизод в 1915г. в Барановичах: "Я вошел в вагон. Ну что? - обратился ко мне Николай Николаевич. Граф Фредерикс сегодня решительно говорил о Распутине, и Государь согласился будто бы удалить Распутина со Двора. - Нет, это верно? - воскликнул Великий Князь. - Так точно, - подтвердил я. Великий Князь быстро вскочил с места ,подбежал к иконе Божией Матери и, перекрестившись, поцеловал ее, а потом также быстро лег неожиданно на пол и высоко поднял ноги. - Хочется перекувырнуться от радости! - сказал он смеясь. Между прочим дело происходило в период тяжелых военных неудач, а Верховного главнокомандующего волновали мысли не о положении дел на фронте, а об обер-прокуроре Синода и о Распутине! Он был вообще занят делами его никак не касающимися: кто возглавит министерство? кого выгонят? И с большой радостью он принимал известия об отставке министров неугодных "общественности". Моральный террор "общественности" сказывался и на работе правительства. В русской политике тогда господствовали бульварные, если не сказать подзаборные нравы, все покупалось.

на фото: внизу Великий Князь Владимир Александрович и Великий Князь Николай Николаевич

Нравственная чистота и искренность Государя Николая Александровича исключали возможность применения беспощадных мер принуждения к тем, кто позволял себе адресовать должностным лицам не только отдельные выпады, но и поток измышлений.  Императору и вообразить было невозможно, что в столь тяжелый период люди могут руководствоваться не благом страны, а мелкими корыстными политическими или финансовыми интересами.

Потом уже после крушения монархии, кому удалось добежать до Парижа, Белграда или Берлина, а кому еще дальше, вспоминая ушедшее, почти все, чуть ли не в один голос клеймили поверженных и убиенных Венценосцев. Якобы те "жили не так" и "правили не так". Никто, почти никто - исключения просто единичны - не признал собственных ошибок и личного краснобайства, легкомыслия и преступления непреданности. Своего соучастия в катастрофе не признавали и не каялись. Это только подчеркивает, в какой степени "общество" было уже нехристианским, насколько оно не являлось (и не могло являться) опорой христианской Царской Власти...
 

Государственные козни, заговоры были на Руси издавна. Еще во времена правления Ивана IV, избавлялись бояры от неугодных по их мнению "неправильных" людей. Так был отравлен тесть самого царя Иоанна Васильевича IV, который из тысячи аристократок-дочерей, выбрал в жены из "захудалого рода" Захарьиных-Кошкиных - Анастасию Романовну. От отравления потом погибла и сама Анастасия, это переполнило чашу терпения царя Иоанна и сделало его страшным мстителем боярству, занимавшемуся интригами, думавшему о своем лишь благополучии, во вред государству. "Меня называют зверем мои бояре, - говорил Иоанн IV Грозный, - но ведь я и управляю зверьми... Я зол только для злых, а для добрых я согласен отдать не только одежду, но и душу..." Царь Иоанн Грозный был оклеветан боярами так же, как в последствии был оклеветан Император Павел I, который, подписав ряд манифестов, касающихся крестьян, некоторых ограничений дворянства, тем самым подписал свой смертный приговор.

ОТ СЕБЯ: Такими же подобными людьми, уже в XX веке был "заклеймен" и последний Российский Император - Николай II, просто потому, что он был; просто потому, что он нанес им самое тяжкое оскорбление: он был живым отрицанием их натур: лживых, мелких, безбожных и безнравственных. 

на фото: Николай II и Александра Федоровна вместе с Владимиром Александровичем и "тетей Михень"

ЕЩЕ БОЛЬШЕ ОБ ЭТОМ МОЖНО ПРОЧЕСТЬ НА МОЕМ САЙТЕ, здесь я привела не полный текст выдержек из книг - http://nikolaj2.tw1.ru/index.php/intrigi-protiv-tsarskoj-semi/lzhivoe-okruzhenie

Материалы взяты из книг -

1. Боханов А.Н. Николай II.-М.:Вече, 2008.-528с.

2. Николай II в воспоминаниях и свидетельствах.-М.:Вече, 2008.-352с.