Знаешь, вот все говорят - старость, старость, подумай, какая ты будешь в старости, ну вот подумай, и все!
А можно я буду думать о чем-нибудь другом, а не о том, как буду смотреться в старости?
Ну и что, что тату на тыльной стороне запястья - символ Шамбалы, символ открытия, символ знания, которое по наитию.
Прожить жизнь, нарожать детей, и в старости усталая, развоплощенная, никакая?
Кто сказал?
А что если в старости я распродам все накопленные сувениры, все деньги возьму, которые за жизнь, и уеду на Алтай - искать Шамбалу, благо ключ будет при мне, цветы папоротника во тьме взглядом нашаривать, Гамаюнов слушать? Что, если я найду все это - на старости лет - и стану существои иным, существом веселым, бессмертным и легким, кутающимся в покровы лунного света, и красить лепестками огненных цветов волосы буду?
Что, если?
Со мною будут горы, небо, одна из множества вариаций моей прекрасной жизни и я - пожалуй то, от чего люди пытаются избавиться на протяжении чуть ли не всей жизни, переезжая с места на место, но я всегда брала с собой, не оставляла нигде и никому - себя.
Главное - не оставить себя где-либо, кому-либо, и если сердце разбитое можно раздробить, залить водой, размесить, перелепить, а то и выкинуть, чтобы вырастить новое - новую "я" неоткуда брать, только пустоту заполнять всем чем угодно, и прикидываться, прикидываться до самой смерти, когда ветра Вечности резко снесут с нас все покровы, и там не останется ничего, чтобы стать тем, чем ты хотел стать всю жизнь, но не понимал.
И когда распахнуться Врата Духов - Шамбала - при мне будет все самое главное.

В колонках играет - Нау - Матерь Богов
Настроение сейчас - Зябко

Когда моя Вечность начинает напоминать сломанную пружину часового механизма - и я ничего не хочу - у меня возникает лишь одно желание, одна единственная потребность, не обязательная к выполнению.
Набрать в сумку ниток, закачать в читалку книжек и схем, в телефон - музыки, и поймать полночный поезд метро на серой ветке. Поезд-призрак, о котором я пару раз слышала.
И ехать - долго-долго-долго, почти бесконечность, но времени не будет чувствоваться. Я буду плести, читать и заучивать слова песен, и никому не буду сниться, и мне - никто. Лишь в отражениях стекол будут клубиться странные образы, которые я не смогу разглядеть. Которые, пожалуй, не очень-то хочу.
...И когда я истрачу все нитки, сплету огромное количество фенечек, выучу все песни с плеера и прочитаю все книги - будет моя остановка. Где-нибудь в четыре года назад, я выйду на станции метро Звездная и в апрельскую ночь Питера, вечную ночь, где ветер будет цепляться за шарф, а руки будут в фенечках, и ничего больше. Голова будет пустая-пустая, никчемная, и мысли - ни о чем, все будет припорошено книжной пылью, которую не захочется стирать.
И никого. Лишь возможность меня найти, столкнуться на перекрестке.
- Ой, привет!
- Мы знакомы?
И - дальше, дальше, сниться Питеру, и Питер - мне. Мимо - оставляя гложущее чувство недостоверности и недовершенности.
А Питер выйдет мне навстречу, поправляя манжет средневековой рубахи, и он - двуликий комедиант, шут и король в едином лице будет заместо Снежной Королевы - но в качестве ледяного осколка в моем глазу поселится осколок готического витража, а он, как известно, не тает, лишь глубже в тело вонзается.
- У меня для тебя кое-что есть.
И фенечки перебирать на руках.
Но он отмахнется, как-то особенно по-киношному возьмет меня за подбородок, усмехнется пафосно, глядя сверху вниз, но глаза его - добрые, прозрачные, серые, хрустальные.
- Сердце твое - вот, чего не хватало мне на месте витражного осколка.
И выберет самую красивую фенечку, с рыжим металликом, броскую, блестящую.
И заберет сердце мое...

Когда моя Вечность начинает напоминать сломанную пружину часового механизма - и я ничего не хочу - у меня возникает лишь одно желание. Сердце свое сделать осколком витража в Петербурге, и осколком этим, самой его частицей, остаться в его глазу.

В городе Грай сегодня особенно тихо.
В городе Ворону снятся безумные сны.
Каждый из спящих вдруг ощутИт
обозленное лихо.
Каждый из спящих
запросит беззвучно
весны.

[28 Февраля 2011]

Слетая из рая певчию птицею Гамаюн,
Я застываю на слове, в самом начале "лю...".
И звуки волшебные, чистые, светлые лью.
Из них возникает воздушный, небесный блюз.

Мне говорят: "Что ты, певчая Гамаюн?
Как там Судьба и Вечность на самом земли краю?"
Я промолчу, конечно же, промолчу.
Как я скажу, что Судьба умерла, а Вечность ушла к врачу?

Но только заслышу: "Птица певчая Гамаюн!
Ответь мне, ответь! Я так сильно его люблю..."
Я тут же все счастие пропою.
Пусть поверит, смертная, в вечность
на слоге "лю"...

[10 Мая 2011]

Душа моя - космос. Сердце мое - Шамба'ла.
На моих запястьях крутятся саламандры.
Ветры играли, помнишь, как ветры звучали?
Они подпевали вечности, звучанию в мантрах...

Душа твоя... грозы. И сердце твое - креме'нь.
Оно высекает огнь, божественный свет замирья.
...Иди по ручью, бегущему вдоль камней.
Он уведет тебя прочь от горечи слез и насилья.

Пройди меж двух снов, там увидишь пустую грёзу.
Пройди сквозь свой страх, оставь его, как одежду.
Сорви мою душу, сорви, как срываешь звезды...
И пойми, новый бог, тебе не бывать уже прежним...

Пойми, улыбнись - не грусти. Это твое естество.
Это твоя изначальная, чистая вечность.
Иди, новый бог, влейся в стихий торжество,
И пойми наконец, человечия жизнь - бесконечна...

[04 Мая 2011]

Кошки, знаешь ли, тоже люди
Только мудрые и уставшие
(с) Саша Бес(t)

У кошки девять жизней - мне говорят мудрецы и старые поверья, но только, верь мне, верь! - что у кошек только девять кошачьих жизней, и добрый десяток других, человечьих. И, быть может когда-нибудь глазами кошки посмотрит на тебя дочь, когда ее взгляд станет цепок и менее рассеян. Быть может, кошачьи глаза будут чудиться в оконных стеклах и зеркалах, быть может...
Кошки, они - не уходят. Они остаются рядом.
Они ждут нас дома, шуршат на кухне.
Сидят на окнах, провожают взглядом.
Не надо плакать, прошу - не надо?

Через годы кошачьим взором на тебя посмотрит дочь.
Потеплеет, замурлычет, улыбнется осенняя ночь.
И ветер потрется загривком о ноги - прям точь-в-точь...
Никто не уходит от нас, кто бы не гнал их прочь.

Сорок ночей мы с тобою играли в любовь,
И пятнадцать минут отводили всего лишь на страсть.
На губах в новолунье застывала новая кровь.
Мы с тобой наигрались, насытились всласть.

Девять зеркал - девять призраков рыжей судьбы.
А на дне янтаря укрывается черный зрачок.
Приверженцы боли, небес, бесконечной борьбы
Мы с тобою кидались каменьями в первый полет.

Сорок лет не старея прожить мы смогли до конца.
За пятнадцать секунд доиграть, освещая, сгорая!..
И из сердца нам жизнь выбивает кусочек свинца...
...Но мы встретимся вновь за границами Ада и Рая...

Играем?

[26 Января 2010]

Тянется красная Нить - я отправляюсь в путь. Не горюй, моя радость - прошлого не вернуть. Ты целуй меня, солнце, страстью меня окрась.
Давай же, последуй за Нитью хотя бы раз.
Красная Нить все вьется - и я вижу кровь. Она сочится сквозь поры на потеху голодных ртов. А кровь все течет и течет - скоро они захлебнутся.
Радость моя, не смотри.
И не смей без меня не проснуться.
Красной Нити узор - в нем любовь и война, страсть и гнев.
Сколько раз я видела все во сне.
Только, радость моя - красный цвет в моих венах живет. Кровавым узором вьется - не знаю, куда занесет.
И сеткой кровавой просвечивают глаза.
Не бойся, мой бог, мы не вернемся назад.
Позади остается ад.
А впереди...
Тропинкою - новая Нить.

Серия сообщений "Побег по радужным Нитям":
Часть 1 - В невесомости. Белая Нить - Неподвижность. Седина, сияние.
Часть 2 - Шаг первый. Красная Нить - Мятеж. Кровь, страсть.

Где же мы, Господи, Господи-и-и-и-и! Не хочу я волос с проседью, не хочу быть святой-блаженною и невинною, убиенною.
Где же ты, где, мой бог, как я найду тебя в этом свете, как найти тебя, вернуть мне память?
Не бойся ты, протяни ладонь, я чувствую - в тебе полыхает пламя.
Оно - светлее любых небес, оно теплее и ближе мне, и хоть здесь, хоть и на земле...
Протяни ладонь - я сожму в руке.
Бог мой, боже, боже, как нам с тобой бы отсюда - тоже - вслед за птицами помоложе, да так - чтоб рука в руке?!
Ты не бойся, мой свет - поможет нам память Цвета, что всех нас гложет, давай тогда, по тем Нитям - сможем? Сбежать отсюда в руке рука.
И сжала пальцы в твоих запястьях, бежим отсюда, мое ты счастье, и пусть преследует нас ненастье - мы все равно сбежим.
От света яркого, с сединою, пусть нас Цвета захлестнут волною, и вот окажется - мы с тобою сбежали вместе куда-то в тень.
Но ты не бойся, держись за руки, пусть я такая, что ни в подруги, но, права слово, горю в разлуке, так что не отпускай...
Давай доберемся - и будет май?

Серия сообщений "Побег по радужным Нитям":
Часть 1 - В невесомости. Белая Нить - Неподвижность. Седина, сияние.
Часть 2 - Шаг первый. Красная Нить - Мятеж. Кровь, страсть.

...Он открыл дверь, замер на пороге комнаты, совершенно внезапно, неожиданно. Помещение было почти пустое, с деревянным дощатым гладким полом, стены выкрашены мягко-янтарным, из огромного окна лился неяркий свет - день в Альпарисо выдался пасмурный, впрочем, не мрачный. В этом странном мирке вообще редко бывают мрачные дни.
...У дальней стены находился цветастый гамак, с него свешивался уголок тонкого пледа - нигде в городе невозможно найти теплые одеяла, так как холодно здесь не бывает и климат очень и очень мягкий.
В гамаке же спала девушка - рыжие волосы язычками спящего пламени разметались по второму свернутому пледу, служившего ей подушкой, бледное веснушчатое лицо - спокойно и чуть хмуро, словно бы задумчиво. Она была в длинной тунике огненных цветов, наполовину укрытая пледом.
- Тише, не буди Мэвэ. - раздался знакомый голос. В комнату вела еще одна дверь, и в проеме замерла знакомая долговязая и длинноволосая светлая фигура. Король воров, Марьяс Тор, как всегда, появился бесшумно и незаметно.
- Так это она?.. - у его гостя лицо чуть вытянулось - он мельком слышал от своего давнего друга и союзника об этой странной девочке, но никогда не видел ее, а Марьяс ее не описывал. Он так и не смог представить Мэвэ - слишком ускользающий был образ.
- Она. - кивнул Тор - Пойдем, не мешай ей...
- В чем?.. - гость говорил весьма негромко, потому никак не мог разбудить рыжую.
- Видеть сны. - светловолосый бог отозвался своей знаменитой, хитрой, ехидной и печальной одновременно улыбкой. Не смотря на то, что Тор - вор, у него невероятно приметная внешность.
- Э... а какие?.. - он смог шагнуть сквозь Врата Храбрецов совсем недавно, но сразу почувствовал, что в Альпарисо ничего не может быть обычного. Даже сны.
- Она видит себя морем и ветром... - вновь - ироничная улыбка.
- Как это?
Марьяс чуть ухмылялся, о чем-то раздумывая. Потом кивнул - похоже, самому себе.
- Тебе будет полезно увидеть ее сон. - он подошел к гамаку, взглядом поманил гостя, протянул ему что-то. Тот осторожно повертел в пальцах оказавшийся амулет - якорь с глазом - на кожаном шнурке.
- Смотри... - Марьяс ухмыльнулся, заставил положить гостя свою ладонь на лоб спящей.
- Сожми амулет. И ни о чем не думай. Совершенно ни о чем...

...Я была волной, я была ветром - совершенно невероятное, неописуемое чувство. Мэвэ Моана - Ветер Морей. Я и просоленный бриз, и шторм, и ураган, танцующий свои пляски на гладких отполированных гранях волны. Море - мой друг, мой возлюбленный, подставляет свои ладони под мою удивительную, отточено-нежную, пляску, и я чувствую каждый извив себя, незримо отражающийся от серо-синего, или же - лазурного тела океана. Ведь море - это не просто вода, не просто мировой чан с жидкостью, это нечто большее - огромное, живое, мудрое, вечно молодое. С морем можно договорится - оно выслушает, но его и несложно обидеть. Дурное слово, дурная даже мысль - и море обрушится девятым валом, оно вольется в горло в самом кошмарном сне, и вы будете на дне, погребенные под ним.
А я танцую. И я тоже слышу ваши мысли, ведь я - ветер над морем, просоленная, веселая, быстрая, острая, нежная. И море танцует тоже, каждым всплеском, каждым валом, я несу его бриз далеко-далеко вокруг, и все ощущают море у себя на губах, в волосах, особо чуткие - или особо влюбленные в море? - ощущают его в себе.
Ветер из Альпарисо, лихой и вольный, свободный. Я танцую в снастях статных кораблей, подхватываю паруса, щекочу их, и те раздуваются от смеха и гордости, что их коснулся Ветер Альпарисо...
Мы - я и море - неотделимы. Ветер и океан. Там, где нет меня, где штиль - море зло, мертво и печально, оно напоминает огромную страшную пасть, незримо, неспешно сжирающее корабли и души. Оно не танцует...
Океан слышит, понимает, и я не боюсь говорить с ним - когда волна накатывает на берег, смывает корабли с курса, я говорю с ним, говорю, и оно поет мне свои странные беспокойные песни. У нас на двоих единый гнев, я не люблю когда море обижают, оно ведь в чем-то как дитя игриво и обидчиво...
А когда океан спит - он мурлычет мне свои удивительные сказочные сны. Оно рассказало мне, как хочет обняться с небом, но от неба - только кусочком я, и море мне радо.
Я смеюсь в мачтах, играясь с потрескивающими огоньками, я пою свои песни в рифах, и море их тоже слушает, и поет, поет тоже...
Рокочет, говорит, шуршит, переливами с моими перевивами, вместе, вместе.
Даже когда море становится цветом похожим на нож - да и по остроте тоже - я не боюсь, я лишь слушаю его, как оно вздыхает и стонет, недоуменное из-за непонимания. Потом, когда океан успокаивается, я засыпаю на его бескрайней груди, слушая, как где-то там, внутри, бьется что-то, невероятно похожее на сердце. Море шуршит и дремлет, слушая что-то во мне, в ветре, просоленном насквозь...
У нас с морем на двоих - одна соль. Почти что как одна кровь...
Но море очень хочет обняться с небом. Я знаю.
Расчесывая невидимым гребнем спутанные волны, я помню об этом. Потом взлетаю очень и очень высоко, передаю небу привет от моря.
Небо тоже очень скучает, и иногда море все же пытается дотянуться до него огромным валом. А небо грустит. Но не плачет - улыбается морю, и тот отражает улыбку неба.
А я смеюсь, как нерадивое дитя.
И продолжаю утешать море как могу, как умею. Я не хочу, чтобы море грустило, чтобы ему было больно.
Мы вместе - ветер и море. Сцеплены, переплетены.
Ветер и море.
Мэвэ Моана...

Волчья кровь - невесть к чему пропоют ветра.
Я улыбнусь оскалом, я-то знаю об этом всё.
Белым росчерком в тех или этих мирах,
И я знаю, что снег все следы занесёт.

Мне не нужно ни хлеба, ни мяса задаром.
А зрелищ хватает и в жизни по самое горло.
Вы мне оставьте мою свободу - Валгаллу.
А я уж сама путь найду в свой заснеженный Город.

Я не скучаю по хозяйскому голосу и тёплой руке.
Мне роднее холод снегов, и бег по бескрайней степи.
Но рано или поздно я вернусь к Хозяину Горной Реки
Чтоб заново душу свою из огня и золы обрести...

[11 Ноября 2008]

- Волчонок! - засмеялась девушка, оглядываясь по сторонам. Лесная чаща была залита солнечным светом, играло, сияло и ликовало на резных изумрудных листьях и траве, на золотистых волосах девушки.
- Тут я. - отозвался звонкий голосок у неё за спиной. Из-за деревьев вышла ещё одна девушка, чуть помладше первой, рыжая, растрепанная, гибкая и худая, с чертиками на дне синих омутов-глаз.
- Спасибо тебе, Волчонок. - улыбнулась золотистая, протягивая ей маленький плетеный туесок.
- За что? - озадаченно спросила Волчонок, нахмурив тонкие брови. Почему-то серовато-русого цвета.
- Это мой братик был, которого ты из Мглы унесла. - пояснила девушка. Волчонок неспешно раскрыла туесок, и в руках у неё оказался недлинный черный жгут с бусинками - красно-золотыми, коричневыми, зеленоватыми. Такие носили на голове на подобие диадемок, иногда - подвязывали волосы.
- Так это твой малой был? - серо-синие глаза удивленно глянули на девушку - Не знала. На кой ляд он во Мглу-то сунулся? Али не знал, что не соваться туда лучше людям? - она не упрекала - просто спрашивала.
Глубь леса, Мглу чащобную, обходили и звери и птицы, а людям там и подавно делать нечего было. Кто знает, что это такое? Порог, за которым таится Морана, смотрит за миром, а, может, и вовсе Ничто, которое за Чем-то охотится?..
- Да... с дружками поспорил, что сунется туда, и живым выйдет... - потупилась золотистая.
- Ну и вышел. Вернее, выехал. - проворчала Волчонок, примеривая нежданный подарок. Именно она ведь, волчицею серой, вытащила его из тех чащоб, волоком, на себе. И тянулись к ней длинные цепкие пальцы то ль Мораны, то ль ещё чуда какого, но - не успели, не хватило проворства лесного серебристого духа достать, Отцом хранимого. А Отец был тогда, смотрел ясными желтыми глазами за дочерью своей, из тьмы, бежал рядом, и чувствовалось дыхание Его, запах шерсти, а после - крови. И отступила тогда Мгла, в свои чащи, в свою даль невиданную, отпустила молодую волчицу с мальчиком.
Лесной дух улыбнулась.
- Отца благодари, не меня. Он нас хранит.
...А следующей ночью слышался вой, который несся над сонным миром мягкой рысью, поступью, звоном звенел в сердцах, и знали люди - лесные серые духи с ними...
...И волки слышали раскатистое, словно гром, ворчание Отца их, и знали, что Он с ними, всегда, с каждым. И подхватил Он кружево воя, и звенящая песня лилась по небу, до самой глубины его, разгоняя тени недобрых намерений и злые силуэты, взгляды.
...И знали волки - Отец всегда будет с ними, в одной стае, в одном вое, в каждом сердце. И в волчьих, и в людских...
...Пока мир не переменился, и не пришли Другие люди. Пока мир не стал таким, который мы видим за окном...
Но только я знаю, что Отец всегда с нами. Со всеми. И что он смотрит на меня теплыми желтыми глазами, ворчит раскатисто, как гром, и от него пахнет Логовом, теплым, вкусным запахом, с ним и запах шерсти матери, и вой отца, привкус молока и первой крови, и дождя и лунного света. Отблеск снега и шуршание листвы по осени. Он Отец всем стаям, и все мы - одна Стая. И неважно, сколько племен людских помнит о Нем, но мы - помним, мы - Стая, единство, волки, мы...
И теперь я в бегах, в пене, в мыли, в крови, в азарте!
Волчий Бог в облаках намечает мой Путь по карте...

[08 Октября 2009]