(Это было в Самайн)

Вот ты говоришь мне - стой, ничего не делай, не сегодня, потом, а я...
Делаю вдох и шаг - совсем иначе, не так, как обычно - даже не портал, а провал во что-то, в нечто, кажущееся одновременно и черным, и белым, и серым, и все это то рябит перед глазами, то улавливается краешком зрения.
Белая мужская рубашка и черные брюки одновременно и контрастируют и гармонируют со всем окружающим, это странно, это беспокоит, и только рыжие мои волосы выделяются из творящегося здесь безумия...
Но я пришла сюда не любоваться всем этим, хотя и завораживает, и пугает, и манит, и отталкивает меня ЭТО.
Голодная пасть всего и ничего...
Но...
Отталкиваюсь от того, что могло бы быть землей, зависаю в пространстве, опираясь самыми кончиками пальцев правой ноги, подогнув левую, выпрямляю спину, вскидываю руки в летяще-танцующем жесте - будь!
Хлопок а ладоши, звук падает черно-синей, ртутной каплей к моим ногам, и словно из семени проклевывается черный росток, он обвивает пальцы правой ноги, ступню, лодыжку, закручиваясь невесомой пока спиралью, доходит до колена, захлестывает вторую ноги, поднимается выше, словно бы обнимая, пока не касаясь, и - закручиваясь, "росток" утолщается, чернота поблескивает, словно космос, вот уже - талия, и...
Острие ростка прошивает солнечное сплетение, захлебываюсь от резко нахлынувшей боли, не успеваю даже вскрикнуть - хрипнуть, скорее, беззвучно. Но я не умираю, я не могу умереть здесь. И побег Тьмы не позволит этого.
Чувствую, как росток напитывается моей кровью, как пиявка, силой наливается, становится шире, обретает объем, подчиняясь моему желанию, придающему побегу определенную форму.
И прорывается сквозь мою грудь вдоль, словно очень широкое лезвие, корпус темного инструмента - смолянисто-черный, полированно-блестящий от моей крови, и продолжает преображение - словно излом крыла устремляется, изгибается, от этого излома - темной ключицы Мироздания - капельками отделяются струны, сходятся к постаменту арфы - моей правой ноге, мне приходится изогнуться, повисая в пространстве.
Рывок - широкая темная полоса из материала, похожего на кость, завершает преобразование семени Тьмы в Темную Арфу. И тело мое является частью инструмента, который выходит из моей груди, рассекая ее на неровные половины.
Струны светятся алым. Хочу перевести дыхание, но его нет, я не дышу - здесь я не жива и не мертва, пока Арфа является частью меня самой.
Унимая дрожь в руках, подношу пальцы к кровавому сиянию.
И начинаю.
Я не умею играть на настоящей арфе, но здесь это не важно, здесь важно движение не рук, а души - ты и есть - душа, нет здесь тела твоего.
Музыка - резкая, нервная, отрывистая, но мелодичная, даже нежная - рвется сквозь не тьму и не свет. Сквозь.
Все это колышется, отзываясь на мелодику, не подчиняясь, но прислушиваюсь к звонкому ритму, присматриваясь словно к мимолетным движениям рук, нервному танцу пальцев.
Я здесь, и ты видишь, слышишь. Я приглашаю тебя на танец, на танец без движения, одним лишь звучанием.
Я когда-то была создана из невесомых, звенящих звуков, сложившихся в мелодию, в песню, которая звучит во мне спустя все прожитые жизни, и они текут по моим венам, перетекают в кончики пальцев.
Срываю ногти о струны, не замечая сначала этого - по мне струится собственный ритм и мелодия Темной Арфы. Сливаются воедино.
Мелодия все еще звенит, когда я обессилено роняю руки и повисаю, прогнувшись назад, словно сломанная кукла, нанизанная на корпус арфы, чьей частью и являюсь.
Улыбаюсь.
Ну, что, уела? Кем бы ты не была - Пустота, что там еще?
Мое. Не отдам.
Мое!
Начинаю истерически смеяться, сначала тихо, а потом - в голос, до хрипоты, упираюсь руками в выходящую из груди черную кость инструмента, и словно бы пытаюсь вынуть клинок, но на самом деле - отделиться от арфы.
Плоть издает какой-то странный, мерзко и сладко хрустящий звук, и арфа уже вне моего тела, чуть ли не разрубленного пополам.
Все темные инструменты страшны.
Она издает дребезжащий, словно смеющийся, отзвук, и внезапно сворачивается, стремительно, что я не успеваю отследить, а только почувствовать, как обожгло болью тело там, где меня опоясывал темный росток - рубашка и брюки превращаются в окровавленные лохмотья, сильнее всего ранит правую лодыжку...
Падаю, раскинув руки, глядя вверх.
Улыбаюсь - нет сил смеяться.
Падаю, падаю...
Вот уже - знакомые голоса. Я здесь!..
Пытаюсь сказать хотя-бы что-то - не могу.
Здесь.
Он меня прибьет, он меня точно прибьет, он же просил не лезть никуда, а я...
Последняя мысль все равно вызывает улыбку. А после сознание гаснет.
И все...