Комбат, батяня, батяня - комбат!
А ты расскажи о них,
а ты спой о них и станет им легче,
так много звучало уже,
но не о своих…
А слово Божие поможет
облегчить им души сейчас, облегчить…,
Как только песню споёшь,
расскажешь в стихах
Какая жара стояла тогда там у них…
Гитара, спутница трудных минут во все времена у молодёжи.
Спецназ не исключение, бойцы после напряженных часов перестрелок с бандитами, оттаивали душой в песнях:
- Комбат, батяня, батяня - комбат!
Ты сердце не прятал за спины ребят,
летят самолёты и танки горят,
так бьёт ё…, комбат, ё…, комбат!
– неслось из палаток.
Комбриг, Кузьма Кузьмич, слыл батяней на самом деле. Ему хотелось, одним взмахом своей плащ-палатки, укрыть, как плащаницей Пресвятой Богородицы, враз всех мальчишек-бойцов, чтобы не приключилось с ними никакой беды: когда пули свистели снайперские одна за другой и взрывались мины под миноискателями; когда на бронетранспортёрах переправлялись они по горным речкам, таким безобидным с виду, но таким коварным; когда в камуфляже силясь, слиться с травой и землёй и корнями всего произрастающего, подползали к противнику так близко, что оставалось воткнуть лишь штык, но радист давал сводку: - Дать коридор!
Душа его, спрятанная, под темной армейской формой, рыдала и плакала - душа этого могучего командира разрывалась на мельчайшие частички. Он чувствовал себя в каждом из них. До скрежета зубов, матеря самыми отборными матюгами всех вышестоящих, командовал сдать высоту, и они сползали на свои позиции в недоумении: отчего же не дали им победить?
- Слава, Богу, живы остались! Во имя Отца и Сына и Святого духа! Аминь, – крестил их батяня.
Зачистки проводили ежедневно. На войне не обходилось без потерь.
Парень погиб из-за неуклюжести своей, свалился с идущего бронетранспортёра, это была первая потеря в начале службы, второй боец погиб в последний день перед уходом из Чечни: подорвался на мине.
Война свирепствовала: душегубка-смерть ходила по дорогам, собирая в свои заплечные вещмешки молодые солдатские головы, отрезанные уши, выколотые глаза, тела, расчленённые на части. Отснятое всё это на видео, теми, кто это делал, было показано с экранов.
Матери безумели от горя, у них не хватало сил рыдать и плакать, только слова молитв шептали они, стоя в храмах днями и ночами:
Будь Ты, мой дитятко ненаглядный, светлее солнышка ясного, милее вешнего дня, чище ключевой воды, белее ярого воска, крепче камня горючего Алатыря.
Отвожу от тебя кровью материнской чёрта страшного, отгоняю вихря буйного, отмахиваю от ворона вещего, от вороны – каркуньи…,
Те же, кто в храмы не шёл, молча сходили с ума, а тем, кому удавалось выстоять духом, собирались на митинги у правительственных домов, требовали прекращения войны.
Седыми прядями в судьбе комбрига были отмечены эти траурные минуты, жестокость действительности не допускала сентиментальности. Рядом были друзья и боевые товарищи, Аргузин Искандер, Ярослав Яворской, Геннадий Генкин, Шамиль Шамайев, такой небольшой штаб, который держал дисциплину и дух бойцов в четком военном режиме, сами они находились в таком же заблуждении, как и их бойцы.
- Как ты думаешь, для чего мы живем? – спросил Ярослава Геннадий, когда, вернувшись с очередной зачистки, они сидели в палатке.
- А, то ты не знаешь? – вопросом на вопрос ответил Ярослав.
- Я первый спросил, - отвечай! А то пристрелят, как поросёнка, и нечего будет о тебе сказать родным.
- Для истории хочешь? Отвечу – род свой продолжить, в ротик вкусненькое положить, одежонку с башмаками красивые поносить при жизни, а не эти кирзухи! Квартирку, мебелишку, ну и, машинку приобресть!
Ярослав любил выпить и вкусно закусить: солёные огурчики, грибочки, капустка - такая, чтоб хрустела! Мясо, запеченное в духовке, колбаски всякие, балычки, шашлычки, аджичка, перчик – да всего и не упомнить!
Жена Людмила старалась во всём угодить мужу, стол гостям всегда был на Славу, впрочем, как и у всех их друзей!
- Тебе бы только пожрать! – упрекнул друг, - все зубы слопаешь!
- К тебе приду, вылечишь! – парировал Ярослав. – И кто это придумал, что передел мира закончен, шею в младенчестве свернуть надо было, гадёнышу! Вот за что мы воюем сейчас?
- За нефть и газ!
- А в Афгане?
- За шёлковый путь!
- Ну? И где он, этот путь? – распалялся Ярославка, - чего не бились до победы? Кто виноват?
- Кто, кто! Кто вывел войска из Афгана! Михаил Сергеевич! Значит он и виноват.
- А может мировой империализм? – прозвучал насмешливый вопрос, комбриг вошёл в палатку, - разговорчики – отставить! Отбой, ко сну, глобалисты! Как сказал Геннадий Зюганов:
- Наш народ миролюбив и не злоблив. Восемьсот лет провёл в походах и боях… - грохотал Кузьма Кузьмич, - революция в России помогла всему Миру освободиться от колониального ига. Весь Мир обязан нам своей свободой, но мы не навязываем им свою политику сегодня.
Кузьма Кузьмич вздохнул и пошёл спать. Он - кадровый военный, окончивший Военную Академию - видел мир в другом ракурсе.
- А вот, если бы, Зюганов покаялся и попросил у народа прощенья за все злодеяния своих соратников, то можно было бы подумать: вступать в компартию или нет.
- Надо поднять дела расстрелянных, и привлечь к суду тех, кто проводил расстрелы. Осудить их посмертно, за убийства массовые неповинных людей, присудить их к расстрелу посмертно. Утвердить законом.
- Массовые расстрелы заставляли людей сжаться, спрятав свою душу в теле, настолько глубоко, что достучаться до неё было уже невозможно, даже после оттепили.
Вместе с мужчинами воевали и женщины: врачи, медсёстры, повара, или как их ласково звали бойцы – поварёшки. Снайперов - женщин в бригаде не было. Миссия женщин сводилась к оздоровлению и духовности. Случались литературные посиделки, как когда-то дома, где-нибудь у костра:
Знаешь, Зинка, я - против грусти,
Но сегодня она не в счёт.
Дома в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живёт.
У меня есть друзья, любимый,
У неё ты была одна.
Пахнет в хате квашнёй и дымом,
За порогом бурлит весна.
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала? …
Прочитав, “Зинку” Юлии Друниной, стихотворение, посвящённое памяти Зины Самсоновой, доктор Лидочка расплакалась. Накануне отправили цинковый гроб – груз 200, бойца, подорвавшегося на мине…
- И справа нас рать, и слева нас рать.
Хорошо с перепою мечом помахать… -
шёл мажор для поднятия духа с мужской стороны.
Был и Святой Отец Василий, четко соблюдавший время служения Отцу Небесному, Господу Богу нашему, штабисты свято чтили это и службу не пропускали, несмотря на сложнейшие обстоятельства. Бойцов отец Василий освещал ещё и перед боем.
- Береженного, Бог бережёт! – говорил он, крестя бойца.
В народе бродило волнение, которое всё чаще и чаще выливалось в митинги, наконец, инициативной группой был создан Комитет солдатских матерей.
©Т. В. Костюк 2008 Томск
|
|
.gif)
Марина_Ушакова обратиться по имени
Суббота, 22 Февраля 2020 г. 20:17 (ссылка)
