Шла после пар домой…проголодалась…а дома после вчерашних посиделок с друзьями холодильник был почти пуст, кроме нескольких тюбиков с горчицей. А по дороге как раз напротив красовалась вывеска довольно-таки уютного ресторанчика…Хмм, а почему бы и нет?.. Тем более, что я была готова чуть ли ни слона съесть.
За столиком напротив сидела женщина лет сорока пяти, одна, в чёрном платье до пола, по ней самой и по ее роскошной шубке, висевшей сзади, на вешалке, было видно, что она ни в чём не нуждается, всё у нее есть. И одна из припаркованных чёрных блестящих иномарок у входа тоже была явно её.
Когда официант принес ей заказ, было видно, что она готова опрокинуть тарелку к чёртовой матери…и вовсе не из-за плохой еды, а из-за того, что на душе ей было очень гадко, даже наверное дерьмово…Блёкло-голубые, водянистые глаза, недавно заплаканные, отражали такую печаль, какой я давно не видела, эти глаза не просто просили, они умоляли о помощи, о сочувствии, а губы будто кто-то сжимал невидимыми ладонями, чтобы они не разомкнулись и не закричали навзрыд. Каждый кусок, который она подносила на вилке ко рту, становился комом в горле, и будто бы она вовсе не дышала, может быть, забыла о том, что нужно дышать…
Думаете у нее случилось какое-то горе? Нееет, я сначала тоже так подумала, но здесь совсем другое, я видела похожих людей, с такими же бледными лицами, с такими же тусклыми, безжизненными глазами…Такие лица – это как правило отражение поистине паршивой жизни. Жизни, отравленной ядами, поглощённой бытовыми проблемами. Нечто угнетающее давило на нее со страшной силой, и это не скрыть даже за пушистым воротником её дорогой шубы. Я не знаю, чем именно отравлена была жизнь той женщины, да и не суть… Каково это, жить и понимать, что каждый следующий твой шаг – это, возможно, шаг в пропасть? Было очень жалко…жалко, а помочь нельзя.
