У лавагета Фив Амфитриона рождаются два брата-близнеца, которые проживут одну жизнь на двоих и останутся в легендах под именем, которым отец не называл ни одного из них - Геракл. Потому что боги решили: ГЕРОЙ ДОЛЖЕН БЫТЬ ОДИН... В эпоху Геракла в Греции разворачивается тайное противоборство между приверженцами богов Олимпа и адептами Тартара. И уже не боги вмешиваются в дела смертных, но смертные ставят под угрозу существование самих богов... Электронный вариант книги

....  
   – А как же тогда отличить, где бог, а где не бог? – заморгал Алкид, забыв про болезненный вопрос отцовства. – Если так, то в чем разница?
   – Это как раз просто, – подмигнул обоим Пустышка. – Смотрите: вот вы оба – басилеи города Сипил. А я – бог горы Сипил. И я у вас спрашиваю – чей это город?
   – Наш, – не задумываясь, ответили близнецы.
   – А дворец чей?
   – Мой! – мгновенно выкрикнул Алкид; Ификл же только кивнул.
   – А дороги в городе чьи?
   – Мои, – на этот раз Ификл успел первым.
   – А люди?
   – Мои! – близнецы стали поглядывать друг на друга с недоверием и ревностью.
   – А гора Сипил, близ которой город?
   – Моя!
   – Нет, моя!
   – Нет, моя!
   – А я тебе войну объявлю!
   – А я тебе… я тебе…
   – Вот и видно, что вы люди, – покачал головой Пустышка. – Только человек говорит: «Это я, а это – мое!» И готов за это убивать. А бог горы Сипил сказал бы совсем по-другому…
   Тишина. Напряженная, внимательная тишина.
   – Бог сказал бы: «Это – я; а эта гора – тоже я! Каждый камень на ней – я, каждый куст – я, ущелье – я, пропасть – я, ручей в расщелине – я, русло ручья – я!» Вот что сказал бы бог…
   – А Зевс его молнией! – крикнул Ификл. – Да, Пустышка?
   – Кого, малыш? Если есть «я», и есть «мое» – тогда можно молнией… Огонь, грохот – и «я» исчезло, а «мое» стало «ничье» и вскоре будет «чьим-то»! Но если все – «я», тогда кого бить молнией? Камни, ручей, птиц, кусты, ущелье – кого? Гору – молнией?
   – Гору! – закричали оба.
   – Всю гору?
   – Всю! Стереть с лица земли! Трах – и нету!..
   – Стереть с лица земли? Но богиня Гея говорит про землю: «Земля – это я!» А горный ручей впадает в реку Кефис, и бог реки говорит: «Река – это я!» Вода в реке, тростник по берегам, мели, перекаты, галька – я!
   – И его молнией, – неуверенно пробормотали близнецы. – И Гею – молнией… всех – молнией…
   Гермий молчал.
   «Весь мир – молнией? – молчал Гермий. – Из-за одной горы? Молний хватит-то?..»
   – Так вот почему Зевс не трогал Тантала, пока тот был богом! – вырвалось у Ификла. – Я – это гора, камни, кусты… нельзя из-за одного меня весь мир – молнией!
.....

...Лихас никогда не мнил себя великим воином, и в других обстоятельствах уже давно предпочел бы спастись бегством или скромно погибнуть. Но сегодня пришла ночь, когда платят долги, когда жизнь берет тебя за шиворот и без спросу швыряет в огонь, заставляя чудом уворачиваться от смертельного удара копьем и бросаться вперед, рубить, колоть, сбивать с ног — с тем, чтобы снова избегать бронзового жала и жить, когда это кажется невозможным. Напарник-арголидец погиб почти сразу, успев зарезать кого—то из островитян, и Лихас остался один... нет, конечно, рядом дрались и другие спрыгнувшие с корабля воины, но здесь, на крохотном пятачке чужой земли, у Лихаса была своя битва, один на один со всем миром, потому что позади лежал бесчувственный Геракл, некогда спасший десятилетнего оборвыша от кровожадных кобыл Диомеда, и сегодня оборвыш платил долги, не имея права бежать или умереть....