26 апреля — годовщина аварии на Чернобыльской АЭС.

  Его называют чернобыльским сталкером, “посвященным”, “отмеченным”. Он знает, как звенит радиация и какой у нее привкус. Ему известно все о ловушках зоны и ее настоящих хозяевах...

  В ночь на 26 апреля 1986 года, когда на 4-м энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции взорвался реактор, капитана милиции Александра Наумова перебросили охранять станцию Янов в Припяти. В отделении лучевой патологии он провел полгода. Ему четыре раза фильтровали кровь. Через два года, зная, что суммарный выброс радиоактивных веществ в 500 раз больше, чем в Хиросиме, в составе специального батальона милиции он вновь вернулся охранять зону ЧАЭС.
  Когда Наумову запретили находиться в зоне ионизирующего облучения, перевели с “больной” земли на “большую”, он стал водить в зону отчуждения ученых и журналистов.

  Мы тем временем подъезжаем к контрольно–пропускному пункту “Дитятки”. Дорогу преграждает шлагбаум. Здесь проходит граница 30-километровой зоны отчуждения. Обочины дороги затянуты колючей проволокой. Как знак беды висят желтые таблички с пометкой: “Стой! Радиоактивность!”. У Наумова есть специальное разрешение на посещение зоны. После паспортного контроля сквозь ольшаник и болота катим по совершенно пустой дороге в самое нутро зоны. Вдалеке то и дело мелькают лошади Пржевальского, завезенные в зону отчуждения из заповедника “Аскания-Нова”. Эксперимент по адаптации к радиации, к огорчению немногочисленных местных жителей, удался. Расплодившиеся лошади из года в год вытаптывают нехитрые посевы. Инструктаж по технике безопасности Наумов проводит своеобразно: прислоняет дозиметр к плите, он показывает 50 мкР/ч, кидает на полметра в траву, и показатель подскакивает до 200.

  Огибаем периметр АЭС. Минуем еще один контрольно-пропускной пункт со шлагбаумом. Внутри огороженной колючей проволокой зоны Наумов включает запись радиотрансляции о “неблагоприятной радиационной обстановке” и необходимости “временной эвакуации”, которую услышали жители Припяти в воскресное утро. Голос диктора эхом отзывается в холле разрушенной гостиницы, сквозь ступени которой за 23 года успели прорасти деревья. В подвалах домов мы видим высохшие стебли камыша и тростника. Со стен на нас смотрят с укором нарисованные кем-то мальчики и девочки.
  В городке аттракционов на качелях лежат мягкие игрушки. Их привозят в Припять бывшие жители города в память о нерожденных детях. Говорят, до недавних пор в городе висел транспарант: “Хай атом будет работником, а не солдатом”. Надо ли говорить, что букву “а” в первом слове припятчане тут же заменили на “у”.

  Когда-то полурежимный наукоград с московским снабжением был городом-мечтой. Между новенькими домами-высотками было высажено 33 тысячи кустов роз. Попасть сюда по распределению мечтал каждый физик-атомщик страны. Средний возраст его жителей составлял 25 лет.
Теперь мы идем по мертвому, разоренному городу. Сыро, страшно и сумрачно. Сталкер предупреждает: “Не наступайте на мох. Он имеет свойства накапливать радиацию”. Легко сказать! Мох цвета йода лезет из всех трещин в асфальте, пробивается между бетонными плитами, нависает с бордюров. Как тут не вспомнить смертоносный жгучий пух из романа Стругацких “Пикник на обочине”?

  Шагая мимо высоток, видим у одного из подъездов взрыхленную землю. “Кабаны прошли”, — замечает сталкер. Дикая природа отвоевывает свое. По городу не таясь бегают лисы, волки и лоси. В разрушенной школе недавно свела гнездо пустельга. Теперь именно они настоящие хозяева города.
  Поднимаясь по лестнице 16-этажного дома, получаем напутствие: “Здания в аварийном состоянии. Держим дистанцию. Не больше одного человека на пролет”. Стоим на крыше высотки, где на слое нанесенной ветром земли пробиваются молодые березки. Каждый молчит о своем. Саркофаг чудовищно близко. Закатное солнце отражается в уцелевших оконных стеклах, и кажется, что в квартирах горит свет. Но это иллюзия...

  В Чернобыле и окрестных деревнях — Парышеве, Куповатом, Ильинцах, Опачичах — сталкер опекает стариков, которых называют самоселами, но сами себя они именуют не иначе как коренными жителями. Бабка Горпына, лодочник Иван, дядя Коля… Их истории Александр может рассказывать часами. После аварии деревенских стариков силой загоняли в автобусы. Они плакали, не в силах бросить своих зорек, полканов и мурок. На новом месте от перенесенного стресса они начали болеть. Были те, кто вообще не уезжал. Например, дед Михей во время обходов домов прятался в потайной землянке, которая осталась со времен партизанского движения. Там у старика хранился “аварийный запас” на случай войны. На нем и продержался два месяца. А потом начал собирать грибы и ягоды, ставить силки для дичи.
  Многие из переселенцев так и не смогли прижиться в бетонных домах на последних этажах. Они стали возвращаться в обход охраны в родные хаты по одним им известным лесным тропам. На них устраивали облавы, они шли в зону снова и снова.

— Соседка — солдатская вдова Матрена, у которой отнимались ноги, на четвереньках приползла домой, — рассказывает нам Мария Урупо, к которой мы заглянули в гости в деревню Парышево. — Нас отселили в Бородянский район. Дали в старообрядческой деревне дом — один на 8 человек. Погреб заливало водой, стены промерзали насквозь. Не смогли мы жить в общежитии. По болотам вернулись с мужем Михайло домой. Решили: тут похоронены все наши родные, и мы ляжем рядом. Приехала врач, начала нас уговаривать уехать, пугала радиацией. Мы ей сказали: “Если хотите нас пожалеть, оставьте в покое!” От нас и отступились.
Все ровесники супругов Урупо, что уехали на “чистую землю”, давно умерли. А они живут! Никаких санитарных норм не соблюдают. Пьют воду из колодца. Говорят, что привыкли к радиации и она опасна только для тех, кто приезжает в зону погостить.

  Старики завели живность. Из городка Иванкова им привозят пенсию. По весне в лесничестве они нанимают трактор, распахивают делянку, сажают кукурузу и картошку. Для фотографии мы просим Марию Адамовну вывести из сарая корову. Хозяйка смеется: “Машка не пойдет. Она у нас людей боится”. Удивительное место — зона отчуждения. Час назад мы видели, как заяц не таясь грыз посреди улицы сухую хлебную корку. А буренка сторонится людей.

  Хватает тут и мистики. Село Залесье все заросло лесом, деревня Копачи оказалась закопанной, похороненной под землей. Радиационный фон в деревнe был настолько высокий, что дома было решено захоронить. Чернобыль вообще стал символом беды и горя. Но зона продолжает жить надеждой. Земля, по мнению местных жителей, самоочищается. В селах и в полях стало больше расти чистотела. В окрестные леса вернулись журавли и аисты. Самоселам хочется верить в скорое возрождение чернобыльской земли. Но специалисты знают, что зона отчуждения как минимум еще триста лет будет излучать невидимую смерть.

  Наумов признается: “Столько лет прошло, а зона не отпускает. В Киеве если вижу поливальную машину, у меня первая мысль: поднялся радиационный фон”. Я не спрашиваю, почему, отлежав полгода в больнице, Александр в 88-м снова напросился на работу в специальный батальон милиции по охране зоны ЧАЭС. (Сам же Наумов шутит: “В штрафной батальон”.) Я уже знаю, что у него потребность быть “на передовой”.

  Возвращаемся мы из зоны через тот же контрольно-пропускной пункт “Дитятки”. Только теперь проходим тщательный дозиметрический контроль. Каждый встает внутрь аппарата, который очень напоминает рентгеновский. Колени и ладони прислоняем к желтым кругам. В голове стучит: я не единожды вляпывалась в рыжий мох, оступившись, оказывалась в лесных зарослях. Секунды кажутся минутами. Наконец, загорается зеленый индикатор. “Чистая!” — выпархиваю я на “большую” землю...
  А Наумов снова и снова возвращается в зону отчуждения. Потому что пропитался не только радиацией, но и впитал в себя все страдания тех, кто ныне живет там, служит и работает. Я и сама уезжаю из Чернобыля другой. Шагнув за порог дома, первое, что я делаю, — стираю на компьютере игру “Сталкер”. Я знаю, что в зоне отчуждения нет ни мутантов, ни привидений, ни плотоядных росянок. Перед глазами стоит отставной полковник Наумов, который снова и снова приезжает в облученный мир, чтобы проведать ставшую родной больную землю.

      По зоне отчуждения с проводником-сталкером
+
http://www.echo.msk.ru/news/674955-echo.html
http://www.inopressa.ru/article/27Apr2010/nzz/chernobil1.html