Исходное сообщение Nata1216
Продолжение об убийстве Павла.
Чего то Ли.ру не хочет в одном посте все это совмещать - и картики обрывает, и текст выкидывает.Промучившись 40 минут, решила все сделать отдельно. Закончился предыдущий рассказ фото кровати Павла I из Михайловского замка.

Таким образом, Зубов и Бенигсен проникли в комнату императора. Зубов не найдя государя в кровати, закричал: "Великий Боже! Он спасся!" Бенигсен более спокойный, сделав тщательный осмотр, отыскал императора за панелью одной из ширм. Тогда он подходит к государю, салютует своей шпагой и объявляет ему, что он арестован по приказу императора Александра, его жизнь будет сохранена, но чтобы он не оказывал ни малейшего сопротивления. Павел не отвечал ничего. При свете ночника можно было видеть все замешательство и ужас, которые отражались на его лице. Бенигсен, не теряя времени, сделал осмотр комнаты: одна дверь вела в апартаменты императрицы, другая, гардеробная, была без прохода, остальные две закрывали шкафы, где хранились гарнизонные знамена и много шпаг, арестованных офицеров. В то время, как Бенигсен запирал эти двери и клал ключи в карман, Зубов повторил по-русски: "Государь, Вы арестант императора Александра". "Как арестант?" - отвечал император. Минуту спустя он добавил: "Что я вам сделал?" - "В течение четырех лет Вы нас тиранили", - отвечал ему один из заговорщиков.

Государь был в спальном колпаке и на своей рубашке имел только фланелевую фуфайку. Он стоял, с босыми ногами, перед заговорщиками; они же со шляпами на головах и со шпагами в руках.

Если бы Павел сохранил бы хоть немного присутствия духа, он мог бы спастись или благодаря подъемной двери (trapp), находившейся под его кроватью, или через покои императрицы. Но страх его совершенно уничтожил, и, при первом шуме, он бросился под постель свою без всякого размышления, может быть, он не смел появиться перед императрицею, думая, что такой заговор не мог быть иначе составлен против него, как с согласия и под покровительством ее, которую, как он знал, народ столько же любил, как его ненавидел.

В тот момент, когда они были заняты императором, послышался какой-то шум. Встревоженный Зубов побежал к великому князю Александру, коего покои находились как раз под комнатами его отца. С Александром никого не было кроме его брата Константина вместе с двумя великими княгинями: его супругой и женой брата. Константина не посвятили в заговор до самого этого вечера. Хотя он не любил императора, однако, боялись какой-нибудь неосторожности с его стороны. Эти четыре лица в величайшем беспокойстве ожидали исхода. Приход Зубова лишь увеличил их беспокойство. Со своей стороны Бенигсен, оставаясь в комнате императора с небольшим числом заговорщиков, чувствовал себя в сильном затруднении. Ему было бы более выгодно, если бы Павел вооружился своей шпагой, чтобы защищаться! Но несчастный государь не произнес ни одного слова и оставался совершенно недвижимым. Именно в таком состоянии оцепенения был император, когда несколько пьяных заговорщиков, заблудившись, в беспорядке ворвались в его комнату.

Князь Яшвиль, генерал-майор артиллерии, уже некоторое время находившийся уже в отставке, первым вошел во главе своих сотоварищей. В бешенстве он бросился на императора, повалили его на пол, опрокинул ширмы и ночник. Все последующее происходило в потемках. Бенигсен, полагая, что Павел хочет бежать или защищаться, закричал ему: "Ради Бога, государь, не пытайтесь спастись, дело идет о вашей жизни, они убьют Вас, если Вы окажете хоть малейшее сопротивление". В это время князь Яшвиль, Горданов, кавалергардский адъютант, Татаринов, полковник артиллерии, давно находящийся в заключении, князь Вяземский и Скарятин, гвардейские офицеры, также заключенные, держали императора в своих руках, вначале ему удалось подняться с земли, но его опрокинули вновь. Падая, он повредил бок и поранил щеку о мраморный стол. Генерал Бенигсен был единственным, кто не принимал никакого участия в этих действиях. Он только повторял Павлу, чтоб тот не защищался. К несчастью, Бенигсену хватило времени на то, чтобы выйти за светом в соседнюю комнату. Но лишь он вернулся, как увидел, что Павел распростерся на полу, задушенный шарфом.

Павел защищался уже весьма слабо; только он успел продернуть руку между шеей и шарфом и сказал по-французски: "Messieurs, au nom du ciel...epargner moi...laisser moi le temp de...prier...Dieu..." Это были последние слова его. Бенигсен, видя, что Павел не подавал уже никаких признаков жизни, положил труп на постель, и закрыл голову его одеялом".

Такова была первоначальная и самая подробная версия Бенисена, возлагавшая всю тяжесть преступления на В.М. Яшвиля. Очень многое в ней вызывало подозрения. Очень неубедительно объяснил Бенигсен исчезновение П. Зубова: услышав шум, пошел к Александру покои которого, по словам Бенигсена находились под покоями императора.

В действительности они располагались в противоположной части замка.Очевидно Бенигсен не сумел еще придумать правдоподобный предлог, для того чтобы увести П. Зубова, протеже которого он являлся, от ответстсвенности. Самое поведение Бенигснена кажется словершенно невероятным. Он занимается все, только не тем. ради чего пришел, и поэтому упускает важнейший момент, когда пьяный Яшвиль набрасывается на царя. Наконец, Бенигсен выходит в тот момент, когда Павла убивают. Бенигсен неострожно вышел, оставив царя наедине с офицерами жадущим мести. Не сумел пока Бенисен подыскать подходящий предлог и самомому себе, чтобы оставить царя на растерзание Яшвиля и его сотоварищей. Выдумка с опрокинутым ночником толже оказалась неубедительной, так что впоследствии Бенигсен был вынужден отказаться и от нее и по иному объяснить свой внезанпый уход в решающий момент.

Характерно, что Бенигсен делает себя главным действующим лицом всего предприятия. Но ведь генерал П. Зубов был старше его чином и его социальный вес был несоизмерим с положением генерал-лейтенаната в отставке Бенигсена. Именно он должен был бы играть первую скрипку в рискованном ночном предприятии. Однако Бенигсен в своем рассказе отстраняет его на второй план, объясняя это недостатком решимости ратеряшегося екатерининского фаворита. Он теряется, не найдя Павла в постели. Поэтому Бенигсену приходиться действовать одному. Именно он находит спрятавшегося царя. Объявляет ему, что он арестован. Но жизнь его будет сохранена, если он не окажет никакого сопротивления. Именно Бенигсен запирает двери, чтобы предоотвратить возможность бегства царя. Зубов же лишь повторяет за Бенисеном, что он арестант императора Александра, а затем уходит. Такое выдвижение себя на первый план может показаться довольно странным. Однако ничего странного в этом нет. Бенигсен ничего, никогда не делал просто так. Дело в том, что этот прием позволяет Бенисену объяснить, что вынужденный обстоятельствами уход из спальни его, главного действующего лица, и привел к трагедии. А почему Бенисен был вынужден выйти? Потому, что свирепый Яшвиль, бросившись на Павла, опрокинул ночник. С царем остались лишь пяные, жаждующие мести офицеры. Не случайно подчеркивается, что Яшвиль был уже некоторое время в отставке (в действительности, как мы видели, он находился на службе). Татаринов, Ввяземский, Скарятин, заключенные в крепость и выпущенные Паленом в день переворота, в мгновение ока расправились с царем. Очень важно, как Бенисен изобразил роль самого Павла. Услышав шум он бросился под свою кровать, а потом спрятался за ширмами. Когда Бенигсен извлек его от туда, на лице царя была замешательство и ужас. Царь совершенно потерял присутствие духа, поэтому не смог бежать ни через люк, который у него находился под кроватью, ни через покои императрицы. Бенисен прекрасно знал, что дверь в Овальный будуар, ведущий в комнаты императрицы Марии Федоровны, была давно закрыта и Павел воспользоваться ей не мог. Конечно, Бенигсену было известно, что под кроватью Павла никакого люка не было. Существовала потайная лесница, находившаяся в простенке между двух дверей, отделявших спальню от библиотеки. Но Бенигсен излагает басню о люке под кроватью и намеренно не упоминает об этой лестнице, когда рассказывает, как закрывал двери шкафов со шпагами арестованных офицеров. Ему нужно представить Павла в самом неприглядном виде: бросился под кровать, но почему то не воспользовался люком. Важно было и себе придумать подходящще занятие - запирание дверей, для того чтобы объяснить, почему он, главное действующее лицо, допустил, чтобы свирепый Яшвиль опрокинул ночник.

Яркими красками Бенигсен рисует состояние оцепенения Павла, подчеркивает, что все это время он был недвижим. Получается, с одной стороны неподвижный царь царь в состоянии оцепенения. С другой - вбегающая толпа с темпераментным грузинским князем во главе. Однако одна фраза ясно показывает, что рисуя эту картину, Бенисен несколько перестарался. Она выдает Бенигсена с головой: "Ему было бы более выгодно, если бы Павел вооружился своей шпагой, чтобы защищаться! Но несчастный государь не произнес ни одного слова и оставался совершенно недвижимым". Странное заявление. На самом деле, если бы у Павла в руках была шпага, то это создало бы для Бенигсена дополнительные проблемы. Но автор уверен, написав эти слова, он лишь подчеркнет благородство своего безукоризненного поведения. При этом Бенигсен очень хочет уверить читателя в том, что в руках у Павла не было никакого оружия, да и откуда оно могло взяться у совершенно растерявшегося царя, нырнувшего под кровать при первой опасности. Уверить в этом читателя, Бенигсену было необходимо потому, что существовало множество свидетельств (и генерал не мог о них не знать) о том, что Павел встретил заговорщиков со шпагой в руках и пытался оказать им сопротивление. Примечательна и следующая фраза мемуариста: "Бенигсен, полагая, что Павел хочет бежать или защищаться, закричал ему: "Ради Бога, государь, не пытайтесь спастись, дело идет о вашей жизни, они убьют Вас, если Вы окажете хоть малейшее сопротивление". Понятно, что Бенигсен написал ее для того, чтобы подчеркнуть, что он более всего был озабочен сохранением жизни императора. А между тем из этих слов косвенно следует, что Павла могли убить именно из-за того, что он оказал сопротивление.

В дальнейшем Бенигсен усовершенствовал эту версию, стремясь сделать ее более правдоподобной. В 1812 г. он в присутствии П. Зубова прочитал свою рукопись племяннику Эрнсту фон Веделю, а тот записал услышанное. В этом варианте описанию сцены убийства предпослана важная реплика автора: "Участвовавшие в заговоре пьяные молодые офицеры были сильно возбуждены особенно после того, как Пален, на вопрос, что им делать, если император будет деятельно сопротивляться, загадно ответил: "Quand on veut fair des omlettes, il faut casser des oeufs"." То есть называется еще один виновник: петербургский военный губернатор П.А. Пален, давший молодым пъяным офицерам санкцию на убийство. Он становиться косвенным виновником преступпления Яшвиля. Это легко объяснимо. В Борьбе за власть, развернувшейся весной 1801 г. между бывшими руководителями переворота Паленом и братьями Зубоввыми, Бенигсен встал на сторону последнего екатерининского фаворита.

Согласно Веделю, Павел, когда ему объявили, что он арестован, вовсе не был недвижим, как ранее утверждал Бенигсен, а пытался сопротивляться. Царь"сделал движение в сторону соседней комнаты, в которой хранилось оружие арестованных офицеров". Это заставило Бенигсена запереть двери. Государь, закричал: "Арестован? что значит арестован?", и "хотел прорваться силою, но тут на него набросились князь Яшвиль, майор Татаринов и другие пьяные офицеры". Здесь Бенисен вводит в свой рассказ новый момент, ранее в его рассказе отсутствовавший. В переднюю с шумом вошел Бибиков с ротой семеновцев, пьяные заговорщики, испугавшись, собирались разбежаться. Но Бенисен с саблей встал в дверях и пригрозил зарубить кадого, кто тронется с места. Затем он вышел. В ранней версии его так необходимый для самооправдания уход объяснялся тем, что он пошел за свечой. В новом варианте, когда ночник не опрокинут и в спальне светло, генерал отправился в переднюю, чтобы распорядиться нарядом часовых. Далее следует важнейшая деталь, которая позволяет пререложить ответственность за все, что случилось на Яшвиля: выходя он поручил грузинскому князю "охранять царя". Когда же Бенигсен вернулся через несколько минут, то к нему навстречу бросился "как бешенный, какой-то пьяный офицер" со словами: "Его прикончили". Стало быть, вся ответственность за это падает на того, кому было поручено охранять императора. Вот он - главный виновник.

Если ранее главным побудительным мотивом озверевших офицеров была личная месть, то в тексте, переданном Веделем, тема мести отсутствует. Здесь главной движущей силой убийц представлен страх за свою жизнь. При подходе к спальне один из заговорщиков "без всякой нужды" ударил камер-гусар по голове, тот что было мочи закричал, офицер выстрелил в него. Но пистолет дал осечку. "Уже при первом крике почти все заговорщики разбежались в рассыпную". Когда "с большим шумом" Бибиков вошел в переднюю с семеновцами, "заговорщики, испугавшись, снова собирались разбежаться, и только Бенигсен с обнаженной саблей сумел удержать этих трусов от позорного бегства. Получается, перетрусившие заговорщики, спасая свою шкуру, под влиянием страха поспешили расправиться с Павлом, проявив особую жестокость. Вся же вина за это падает на Яшвиля, не менее других одержимого страхом.

Характерно, что в этом варианте версии Бенигсена помимо фактической ответственности личная роль Яшвиля непосредственно в убийстве представлена еще рельефнее. Согласно Веделю, когда после ухода Зубова на Павла набросились Яшвиль и Татаринов ширмы опрокинулись. От падения ширм Павел пришел в себя и стал звать на помощь. "Он с силою оттолкнул державшего его Яшвиля и пытался вырваться. При этом они оба упали на землю. В это самое мгновение гвардейский офицер Скеллерт (Очевидно, Скарятин - М.С.) сорвал с себя шарф и обвил им шею императора, а Яшвиль крепко держал голого, с отчаянием боровшегося императора. Многие заговорщики, сзади толкая друг друга, навалились на эту отвратительную группу, и таким образом император был удушен и задавлен, а многие из стоявших сзади не знали в точности, что происходит".

Таким образом, в этом варианте пьяные офицеры, намеренно возбужденные Паленом, расправились с царем, попытавшимся защищаться. При этом Яшвиль не только допустил расправу, но сам непосредственно участвовал в ней: вначале не позволил царю прорваться к шпагам, повалил его на пол, крепко держал голого царя, когда ему на шею накинули шарф.

Что касается главного действующего лица, то оно здесь абсолютно ни причем. "Подоспевший Бенигсен, со страшными угрозами против убийц порицал их поступок, но тотчас овладел собой, тщательно удостоверился, не осталось ли еще искра жизни и нельзя ли спасти императора, и, убедившись, что все кончено, велел положить тело на кровать". Затем он отрядил офицера к П. Зубову, который вместе с братьями Н. И В. Зубовыми и Александром стоял перед дворцовым караулом, прибывшим на смену. Итак, во всем виноват Яшвиль. Ранее Н. Зубов, которого многие мемуаристы называли убийцей Павла, в рассказе Бенисена не фигурировал вовсе. Теперь Бенисен дает понять, что в момент убийства он находился во дворе Михайловского замка.

В последние годы жизни Бенигсен был озабочен тем, чтобы подготовить оправдание, которое вышло бы в свет под его собственным именем. В этом ключе он продолжил свою работу над собственной версией. Ее последний вариант был изложен в виде письма к М.Б. Фоку, якобы написанного в марте 1801 г. Особенность этой версии заключается в том, что в документе, им подписанном нельзя было так откровенно перекладывать всю тяжесть вины на другое конкретное лицо, со стороны которого или его родственников могли последовать не только опровержения, но и различного рода неприятности. Важно было прежде всего снять обвинение с самого себя, не указывая конкретно действительных виновников трагедии. Именно поэтому Бенигсен называет генерал-майора Яшвиля "подполковником Яшвилем, братом артиллерийского генерала". По той же причине полковник И.М. Татаринов превращается в "майора Татаринова".
 

Смерть Павла I. Гравюра Утвайта по рис. Филиппото

В этой версии, после удара камер-лакея тростью заговорщики остаются в передней в нерешительности. Входят к Павлу только Зубов и Бенисен. Они действуют совместно. Вместе входят, вместе и обращаются к Павлу. Царь был уже разбужен криком камер-гусара и стоял возле кровати, перед ширмами. Эти отступления от прежней версии симптоматичны. В авторизованной версии приходилось в большей степени, нежели это делалось раньше согласовывать факты с действительностью. Ведь большинство мемуаристов утверждало, что Павел был на ногах, когда заговорщики вошли, и П. Зубов являлся главным действующим лицом во время сцены в императорской спальне. Но Бенигсену нужно было увести его с места действия. Поэтому П. Зубов, по словам автора письма, сразу же покинул спальню. Его уход мотивируется не только необходимостью успокоить волновавшуюся гвардию, но и тем, что Пален еще не прибыл на главную лестницу, чтобы отрезать сообщение между гвардией и спальней императора. Бенигсен остается с Павлом наедине. Царь ничего не предпринимает. Он только глядит на Бенигсена и не произносит никаких слов. Мало-по-малу входят отставшие офицеры. Первыми были подполковник Яшвиль и майор Татаринов. При этом Бенигсен бросает важную реплику: "Я должен здесь прибавить, что, так как за последнее время было сослано и удалено со службы громадное количество офицеров всех чинов, то я уже не знал почти никого из тех, кого теперь видел перед собой. И они тоже не знали меня по фамилии". Этим замечанием Бенигсен как бы огораживает себя от необходимости рассказывать подробности, и страхуется на тот случай, если бы кто-либо рассказал о действиях Бенигсена иначе, ведь очевидцы не знали его фамилии и могли спутать с кем-то другим.
Бенигсен выходит, чтобы осмотреть покои. В эту минуту входит еще одна партия офицеров. Бенигсен даже не слышал слов, которые произнес Павел. Генералу передали их впоследствии. Ранее Бенигсен утверждал, что Павел произносил их в его присутствии. Когда Бенигсена не было, офицеры схватили Павла, повалили на ширмы, опрокинули их. "Кажется, он хотел освободиться и бросился к двери". Бенигсен ему дважды повторил, чтобы он оставался спокойным, дело идет о его жизни. Далее, как и в предыдущей версии: Бенигсен вышел, чтобы объяснить, в чем будут состоять обязанности Бибикова, а когда вернулся с Павлом покончили.

В этом окончательном варианте Бенигсен, не останавливаясь на подробностях, называет лишь имена Яшвиля и Татаринова, дает понять читателю, что они и есть главные виновники. Но какой Яшвиль? Какой Татаринов? Идентифицировать их не так просто. И это сделано намеренно.

Даже чисто внешне версия Бенигсена, во всех ее трех вариантах, возлагающая всю вину на грузинского князя Яшвиля, выглядит недостоверно, особенно, если учесть, что он очень много раз ее изменял, а в разговоре с А.С. Кайсаровым Бенигсен договорился до того, что, оставшись наедине с Павлом, был настолько тронут жалостливым видом императора, что хотел заколоться собственный шпагой, но подоспевшие офицеры воспрепятствовали этому.

Чрезвычайно показательно, что в этом так называемом письме к Фоку Бенигсен уделяет очень большое внимание поведению Марии Федоровны после убийства мужа. Как это ни покажется странным, этому сюжету уделено дальше больше места, чем собственно убийству царя. Но это не должно удивлять. Неприглядные действия вдовы Павла описаны так, что у читателя возникает уверенность: все рассказы о том, как она неудачно пыталась захватить власть после расправы над супругом, недостоверны. Бенигсен тут превзошел самого себя. Думается, что Мария Федоровна, прочитав его текст, должна была остаться очень довольной. И в этом, во многом кроется объяснение того, почему Бенигсен, будучи виновен не менее остальных, сохранил расположение императорской семьи, главой которой стала Мария Федоровна после смерти Павла.
Какова же была подлинная роль Яшвиля в цареубийстве?

На этот вопрос источники отвечают по - разному. Поразил сабельным ударом камер-камер гусара в передней. (А. Коцебу). "Приблизился к ширмам, за которыми увидал скрывшуюся жертву". (Д.Н. Рунич). После отказа Павла подписать отречение закричал: "Ты обращался со мною как тиран, ты должен умереть!" При этих словах другие заговорщики начали рубить государя саблями". (К. Гейкинг) Павел согласился подписать отречение, "но в то же время свирепый генерал Юшвиль (sic - М.С.) вскричал: "Князь, полно разговаривать. Теперь он подпишет все, что вы хотите, а завтра головы наши полетят на эшафоте", - с сими словами ударил государя табакеркой в висок. (М. Леонтьев) Царь пытался прорваться к столу с пистолетами. Его повалили и заговорщики наложили на него руки. "Уверяют, что первый удар, нанес Яшвиль". (К.Ф. Розенцвейг). После тщетных попыток воздействовать на заговорщиков царь сбил стулом одного из них, а затем сам "был сбит с ног князем Яшвилем, ударившим его кулаком по виску". (А. Карр) Когда все ринулись, "Яшвиль и Мансуров накинули ему на шею шарф и начали его душить". (А. Коцебу) "Князь Владимир Яшвиль, человек весьма благородный и Татаринов задушили его, для чего шарф был снят и подан Яковом Федоровичем Скарятиным". (Д. Давыдов). Удар Н. Зубова табакеркой в висок был сигналом, "по которому, князь Яшвиль, Татаринов, Горданов и Скарятин яростно бросились на него, вырвали из его рук шпагу...повалили на пол, топтали ногами, шпажным эфесом проломили ему голову и, наконец, задавили шарфом Скарятина". (М.А. Фонвизин).

Как видим, различные мемуаристы приписывают Яшвилю участие во всех эпизодах сцены убийства. Он и бьет саблей камер-гусара, он и находит царя за ширмами, он и выступает в роли лидера, призывающего заговорщиков к расправе и потому, что Павел отказывается отречься и от того, что царь соглашается сделать это. Кроме того Яшвиль наносит первый удар Павлу, опять же при различных обстоятельствах: чтобы помешать вооружиться или в ответ на агрессивные действия императора. Наконец, принимает непосредственное участие в убийстве: после первого удара Н. Зубова, вначале вместе с другими заговорщиками бросается на царя, а потом душит шарфом. Нетрудно заметить, что Яшвиль является фигурантом во всех версиях цареубийства. Кажется, определить точно, что именно делал этот человек в спальне царя, нельзя. Но все-таки такая возможность есть.

В отделе рукописей Российской Национальной библиотеки, в фонде историка Н.К. Шильдера сохранилась выписка из дневника барона К. И. фон-дер Остен-Сакена, бывшего воспитателя великого князя Константина. В дневнике зафиксирован подлинный рассказ цесаревича о том, как убивали его отца. Запись сделана 15 апреля 1801 года. Это - одно из самых ранних письменных свидетельств об убийстве императора. Кроме того, ценность этого документа заключается еще и в том, что он исходит от члена императорской фамилии, активного участника дворцового переворота, члены же царской семьи, как известно, предпочитали не высказываться на этот счет.

Цесаревич приехал в гости к бывшему своему ментору и рассказал, как все произошло. По словам Константина "революционеры" воспользовались тем, что Павел, подражая Фридриху II во всем, что касалось военных дел, узнал, что тот в случае, если ночью возникнет пожар, отдал приказ адъютанту гвардейского полка стучать в дверь приказал делать то же самое. "Князь Зубов, и 5 других лиц: генерал-майор Бенигсен, полковники артиллерии князь Яшвиль, Татаринов, граф Николай Зубов, адъютант Лешер де Герцфельдт вошли в спальню императора. Князь Зубов объявил Павлу, что он арестован и больше не император. Павел спросил, по чьему приказу? "По приказу нации, недовольной его правлением", - ответил Зубов. Павел умолял сохранить ему жизнь и обещал исправиться. Но эти лица опасались последствий, к тому же, для смелости они изрядно выпили. Князь Зубов сказал им слова известной поговорки: "Нельзя сделать омлет, не разбив яйца". Князь Яшвиль первым нанес императору сильный удар по голове, от которого он потерял сознание. Остальные убийцы добили царя, задушив его".

Сам Константин не был в опочивальне, когда произошло убийство. Но рассказ его примечателен тем, что цесаревич называет имя еще одного человека из числа убийц Павла, которое ранее не было известно: Loscher de Hertzfeldt. Имена П.А. и Н.А.Зубова, Л.Л. Бенигсена, В.М. Яшвиля и И.М Татаринова фигурируют в большинстве рассказов о мартовских событиях. Но Лешерн фон Герцфельдт (так писалось это имя русской транскрипции) среди цареубийц здесь появляется впервые. Между тем, нет никаких сомнений в том, что отставленный от службы Лейб-Кирасирского полка подполковник Гертцфельдт принимал участие в кровавой бойне в спальне императора. За ночной "подвиг" на следующий день после переворота отставной подполковник был вновь принят в службы и произведен в чин полковника. Об этом 15 марта 1801 г. сообщили "Санкт- Петербургские ведомости". А ведь кроме Остен-Сакена никто из мемуаристов не упоминает о том, что этот человек находился в императорской спальне в ту роковую ночь.

В рассказе Константина есть еще одна очень важная деталь, позволяющая по-новому взглянуть на то, что произошло. Согласно цесаревичу Платон Зубов произносит фразу об омлете, которая призывает к активным действиям. Как мы видели, ранее считалось, что этими сакраментальными словами глава конспирации военный губернатор П.А. Пален, напутствовал заговорщиков, когда они только отправлялись в Михайловский замок. Лидер тем самыми, как бы давал санкцию на кровь и убийство. Теперь же выясняется, что эти слова, служащие призывом для колеблющихся конспираторов, произнес в спальне последний фаворит Екатерины II.

Вместе с тем, хотя запись Остен-Сакен, к сожалению, излишне лаконична, она выгодно отличается от свидетельств других мемуаристов знанием конкретных деталей, правда, чины Бенигсена и Яшвиля названы неверно. Однако никоим образом нельзя полагаться на нее полностью. Рассказ Константина проникнут враждебностью к отцу, которого он не только смертельно боялся, но и ненавидел. В интерпретации цесаревича прослеживается та же закономерность, что и во всех сочинениях, авторы которых были враждебно настроены к Павлу: великий князь сообщает, что царь в конце концов был готов пойти на уступки и просил пощады. Но этому предшествовало отчаянное сопротивление, о котором Константин, впрочем как и Бенигсен, по понятным причинам предпочитали не вспоминать.

Запись Остен-Сакена позволяет по иному поставить вопрос о распределении "вин" непосредственных участников и вносит существенные уточнения в традиционные представления о том, что произошло в Михайловском замке. Несомненно, Платон Зубов был главным действующим лицом. Не случайно же он выступил в роли оратора. Именно он призвал заговорщиков к решительным действиям. Яшвиль, а вовсе не Николай Зубов, как гласила молва, нанес сильный удар императору, сбивший его с ног. Что касается Бенигсена, то, по-видимому, был в числе "les autres assassins", то есть прочих убийц. Он не играл никакой первенствующей роли, и если даже вышел из спальни или отвернулся в момент убийства, это никак не повлияло на развитие событий. Хотя Бенигсен не наносил первого удара царю, он также ответственен за все произошедшее, как и Яшвиль, который сбил императора с ног.
Два письма
Вскоре после переворота по рукам стали ходить копии письма В.М. Яшвиля императору Александру I. Один из списков этого документа сохранился в бумагах историка Н.К. Шильдера, директора Публичной библиотеки, другой находится в рукописном собрании библиотеки Зимнего дворца, куда поступил из архива дяди Николая II, великого князя Сергея Александровича.

Документ гласил: "Государь, с той минуты, когда несчастный безумец Ваш отец, вступил на престол, я решился пожертвовать собою, если нужно будет для блага России, которая со времени кончины Великого Петра была игралищем временщиков, и, наконец, жертвою безумца. Отечество наше находится под властью самодержавною - самою опасною из всех властей, потому что участь миллионов людей зависит от великости ума и души одного человека. Петр Великий нес со славою бремя самодержавия, и под мудрою его властью отечество отдыхало, но гении редки, и, как в настоящую минуту осталось одно средство - убийство, мы за него взялись. Бог правды знает, что наши руки обагрились кровью не из корысти, пусть жертва будет не бесполезна. Поймите Ваше великое призвание, будьте на престоле, если это возможно, честным человеком и русским гражданином. Поймите, что для отчаяния есть всегда средства, и не доводите отечество до гибели. Человек, который жертвует жизнью для России, вправе Вам это сказать, я теперь более велик, чем вы, потому, что ничего не желаю, и, если бы даже нужно было для спасения Вашей славы, которая так для меня дорога только потому, что она слава и России, я готов был бы умереть на плахе, - но это бесполезно, вся вина падет на Вас, и не такие поступки покрывает царская мантия. Удаляюсь в мои деревни, постараюсь там воспользоваться кровавым уроком и пещись о благе моих подданных. Царь царствующих простит или покарает меня в предсмертный час; молю его чтоб жертва моя была бы не бесполезна! Прощайте, государь! Пред государем я спаситель отечества, пред сыном - убийца отца. Прощайте, да будет благословение Всевышнего на Россию и Вас - ее земного кумира, да не постыдиться она его во века!"

К сожалению, осталось неизвестным, было ли это письмо отправлено. Подлинник его до нас не дошел, впрочем, как и письма Бенигсена. Среди потомков Яшвиля сохранилось предание о том, что Александр его читал и будто бы именно за это письмо, главным образом за фразу: "Поймите, что для отчаяния есть всегда средство", отставной генерал был сослан в деревню под надзор полиции с воспрещением появляться в обеих столицах.

Как бы то ни было, но едва ли можно сомневаться в том, что автором этого документа двигало отнюдь не шкурническое чувство. Он был готов пожертвовать собой ради блага страны. Особенно примечательна фраза о том, "власть самодержавная - самая опасная из всех властей, потому что участь миллионов людей зависит от великости ума и души одного человека". В то время, когда эти слова были написаны, едва ли в России нашлось много людей, готовых поставить под ними свою подпись. Обращает на себя внимание и призыв к новому царю быть на престоле честным человеком и русским гражданином. Нетрудно увидеть в этих выражениях определенного влияния французской революции. Хотя сам по себе призыв к неограниченному монарху быть гражданином, звучит не так уж смело, потому что обращен к Александру, который не раз сам высказывался в таком же духе. Наконец, мысль том, что, если царь доводит отечество до гибели, то у отчаяния всегда есть средство, выглядит как уже прямая угроза. Даже если допустить, что это письмо - не более чем, чем попытка самооправдания в глазах либерально настроенного монарха, кто и когда рассчитывал оправдаться перед самодержцем, угрожая ему новым цареубийством?

П. Паренсов, впервые обнародовавший, правда, с купюрами текст этого письма, сопроводил его таким примечанием: "Князь Яшвиль был один из первых и главных исполнителей факта заговора. Он никогда прощен не был, тогда как один из главных вдохновителей заговора генерал Бенигсен, продолжал служить, командовал войсками в сражениях, был отличаем и награждаем".

Почему так получилось?

Чтобы ответить на вопрос на этот вопрос, достаточно положить два письма рядом. Письмо Яшвиля и письмо Бенигсена.

Едва ли не самый главный виновник убийства Павла, Бенигсен оказался единственным человеком из тех, кто находился в императорской спальне в ту роковую для царя ночь, и не только не подвергся опале, но сохранил расположение нового императора Александра и его матери вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Ему даже доверили командование войсками в борьбе против Наполеона.

В самые горячие дни 1812 года М.И. Кутузов поручил В.М. Яшвилю с отрядом Калужского ополчения выбить неприятеля из Ярославля. Узнав об этом, Александр I, написал: "Какое канальство!" и 3 октября 1812 г. сделал полководцу выговор: "Вы сами себе присвоили право, которое я один имею, что, поставляя Вам на замечание, предписываю немедленно Яшвиля сменить и отправить его в Симбирск под строгий надзор к губернатору". 31 октября Кутузов "имел счастье донести", что отставной генерал-майор Яшвиль в деревню свою возвратился".

Два письма - две линии поведения - две судьбы!