Мы вставали в полдевятого утра,когда беглый лучик раннего майского солнца осторожно выглядывал из-за большой кирпичной трубы и прыгал прямо на лицо...Он лихо миновал и старую полуразрущенную монсарду,и крышу мадам Фромаж,и пожелтевшее от времени стекло,спеша исполнить свой ещедневный долг.
Я садилась на кровати и спускала ноги на холодный каменный пол,и как только остатки сна тонули в мимолетности дня,я разпахивала настежь окно и полной грудью вдыхала аромантный парижский воздух....Надо заметить,что воздух в Париже отличается от воздуха в других городах.Пропитанный ароматами изысканных духов,запахом свежих роз,вина и корицы,он не имеет положенного ему по рангу пафоса,а лишь струится вокруг легким шлейфом совершенства и утонченности.И нюхая этот восхитительный бутон красоты,ты становишься частью чего-то идеального и ощущаешь себя счастливым.

...Иногда я видела,как мадам Фромаж распахивала свои старые скрипящие ставни и поливала нежно-розовую герань из маленькой железной леечки.Это была пожилая женщина,с немного поседевшими волосами,убранными в аккуратный пучок и длинными бардовыми ногтями на нетипично грубых руках...Ее крупные угловатые черты лица выдавали в ней бывшего учителя,а может секретаря,а может и самого директора,хотя не знаю...
Эта особа,в прочем,вполне оправдывала свою фамилию т.к. в ту самую секунду,как деревянные ставни открывались с характерным треском,из ее комнаты тянуло сыром,мягким с плесенью и грецкими орехами,твердым с маленькими дырочками и с большими,свежим и не день пролежавшем в буфете с разноцветными дверцами.Я,конечно,не разбираюсь в сырах,но в Париже окна соседних домов расположены в столь непосредственной близости,что не заметить на кухонном столике мадам большую головку рокфора становилось просто невозможно....

...На завтрак у нас обычно были еще горячие,маленькие,словно игрушечные,круассаны,теплые булочки и слоеные пирожки с медом,маслом,яблоками,вишневым и клубничным джемом и чашка дымящегося шоколада.И порой хотелось вечно так сидеть на этой небольшой кухоньке и думать ни о чем т.е. не думать вообще.