
Кисть медленно ходила из одного конца холста в другой, затем окуналась в краску и вновь принималась за работу. Работу ювелирную, тонкую, изящную. Она забыла о времени и прочем – в ее распоряжении жизнь. Кисть думала и мечтала, смеялась и плакала. Кисть рисовала любовь. Любовь продается, и кисть запросила за нее слишком высокую цену…
КЛЯТВА ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ
У молодости есть свои преимущества: свобода выбора и возможность ошибаться. Я пользовалась и тем и другим, пока выбор не стал слишком мал, а ошибок не стало слишком много. Моя молодость началась с художественного университета и банки с акварелью.
Когда-то давным-давно, перед старым бабушкиным зеркалом я дала себе слово – выйду замуж только по двум причинам – либо по великой любви, либо за великие деньги.
Лекции художественного рисования проходили скучно и я слушала их только потому, что хотела иметь на несколько извилин больше, чем у всех. И еще профессор был очень забавный. Я могла часами наблюдать за его работой, казалось, кроме кисти его ничто в жизни не интересует. С проседью волос и бархатным голосом, он напоминал дьявола. Его слова, не спрашиваясь, принимались на веру, а взгляд, как тонкая шелковая нить, резал до крови. За год учебы я добилась звания лучшей ученицы его предмета. Два года ушло на то, чтобы начать с ним свободно общаться, не чувствуя себя умственно обделенной, еще год, чтобы он называл меня по имени. Мы оставались после лекций и обсуждали творения авангардистов нашего времени.
Я помню была зима. Снег стучался в окно, разбиваясь о холодное стекло, и умирал на обледеневшем подоконнике. Мы сидели напротив друг друга в аудитории и о чем-то разговаривали. Вдруг профессор встал, закурил сигару и посмотрел мне в глаза. Я съежилась под этим взглядом.
- Все люди в твоем возрасте слишком похожи. Но в тебе есть то, чего не может уловить моя кисть. Может, ты сама мне скажешь, что это?
- Я еще слишком молода, чтобы познать себя, но я знаю чего хочу. Сейчас я хочу увидеть ваши картины. Говорят, они нарисованы самим дьяволом.
Мы поднимались по крутой лестнице в абсолютной темноте, и только стук сердца выдавал мой страх. Огромная комната в мансарде была слабо освещена и заставлена полотнами. Я шла и натыкалась на лица, пятилась назад и подходила ближе. Человек не может так рисовать. Он творил только людей, и они жили в его квартире на огромных холстах. На одной из картин покоилась белая простыня и моя рука потянулась, чтобы скинуть ее.
- Нет! Это не для твоих глаз. Достаточно того, что ты увидела. Мой «Ангел» пока недостоин тебя.
Я ушла от профессора рано утром, пока картины еще не ожили и меня не начала мучить совесть. Той ночью он признался, что соблазнился моей молодостью и красотой. Соблазнился уже давно. Его кисть творит, только когда мысли заняты мной.
Так говорить может только дьявол, и я поддалась его искушению. Мое обещание, данное перед зеркалом, было наполовину выполнено.
Я приходила к нему каждый вечер, и мы любили друг друга возле потухшего камина. Я где-то потерялась по жизни.
ДРУГАЯ ЖИЗНЬ
Однажды вечером я ушла раньше обычного. Уже было темно, и я не заметила, как скрипнули тормоза машины. Мне предложили сесть. Кожаное кресло в салоне и приятная музыка дали почувствовать другую жизнь. Ту, которую я раньше не знала. Водитель довез меня до дому и предложил встретиться еще раз. Я отказалась, но как-то не убедительно.
На следующий день, возвращаясь из университета, обратила внимание на черный «Джипп», который одиноко стоял возле моего подъезда. Тонированное стекло было немного опущено, и на меня смотрели умные внимательные глаза. Я вновь отказалась.
Незнакомец приезжал каждый день и всегда с одним и тем же предложением. Однажды я не смогла отказаться. Мраморный пол и витые свечи на столе. Семга с артишоками и самое дорогое шампанское, букеты роз, которые не умещались в руках. Эта жизнь мне тоже нравилась.
Мой профессор был занят своим последним творением, которое я еще не разу не видела. Я продолжала любить его волосы, глаза и губы. И продолжала привыкать к семге с шампанским. Пришло время выбирать. «Семга» предложила мне руку и сердце, профессор предложил переехать к нему. Я не знала, что можно так страдать. Безумная любовь, заключенная в мансарде между немых картин заставляла вновь и вновь подниматься по крутой лестнице в одинокую квартиру профессора. Страсть к неповторимому вкусу богатства принуждала к измене.
Свадьба была многолюдной, пышной и шумной. Смотрела в глаза богатого мужа, и в них отражались слезы моего художника. Я не была в старой мансарде уже два месяца, а лекции профессора закончились еще в прошлом году. Я забыла, как скрипят старые ступеньки, и пылает огонь в камине. Я забыла ту жизнь, но не забыла его.
Скоро мое двадцати пятилетие. Муж приготовил какой-то безумно дорогой подарок. Я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о том, которого предала. Кисть, летающая в его руках, такая живая и похожая на своего хозяина, просит вернуться обратно. Она не может без меня творить, она не может предать. Мне безумно нравится красиво жить, но любить мне нравится больше.
ЛЮБОВЬ С МОЛОТКА
Мой День рождения начался с шипов роз, на которые я наткнулась, едва проснувшись. Я возненавидела розы. Утренний поцелуй мужа обжог губы, и я почувствовала себя продажной девкой. На сервировочном столе лежал мой любимый завтрак – семга с артишоками. Первый кусок застрял в горле. Ненавижу рыбу. Я прошла в гостиную, где меня ждал сюрприз. Огромная картина, завешенная шелковой белой простыней. Чья-то рука сорвала легкую ткань, и я наткнулась на лицо. Мое лицо. Внизу ровными буквами было выведено: «Ангел». Рядом стоял муж и что-то говорил: «Она стоит целое состояние. Я купил ее у одного художника. Очень странный человек».
Я очнулась только когда услышала знакомый скрип ступенек. Дверь была не заперта, но в комнате никого не было. На полу валялись изрезанные в лоскутки картины и пролитые краски. В камине одиноко лежала обгоревшая кисть. Наша любовь была продана с молотка. За немыслимо высокую цену…