Листопад

Иван Бунин

Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой, пестрою стеной
Стоит над светлою поляной.

Березы желтою резьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, елочки темнеют,
А между кленами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца.
Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И Осень тихою вдовой
Вступает в пестрый терем свой...

Борис Пастернак

Осень. Сказочный чертог,
Всем открытый для обзора.
Просеки лесных дорог,
Заглядевшихся в озера.

Как на выставке картин:
Залы, залы, залы, залы
Вязов, ясеней, осин
В позолоте небывалой.

Липы обруч золотой —
Как венец на новобрачной.
Лик березы — под фатой
Подвенечной и прозрачной.

Погребенная земля
Под листвой в канавах, ямах.
В желтых кленах флигеля,
Словно в золоченых рамах.

Где деревья в сентябре
На заре стоят попарно,
И закат на их коре
Оставляет след янтарный.

Где нельзя ступить в овраг,
Чтоб не стало всем известно:
Так бушует, что ни шаг,
Под ногами лист древесный.

Где звучит в конце аллей
Эхо у крутого спуска
И зари вишневый клей
Застывает в виде сгустка.

Осень. Древний уголок
Старых книг, одежд, оружья,
Где сокровищ каталог
Перелистывает стужа.

Жюльетта Бенцони

Juliette Benzoni

Жюльетта Бенцони (род. 1920, Париж) — французская писательница, работающая в жанре исторического и любовного исторического романа.

С детства являлась поклонницей книг Дюма. В 1964 г. выпустила свою первую книгу «Катрин». С тех пор создала множество произведений, отличительной чертой которых является сочетание романтики с точной фактологией в вопросе реальных исторических событий и личностей.

Входит в число самых читаемых авторов Франции. Ее романы вышли более чем двадцати странах тиражом свыше пятидесяти миллионов. На их основе снято несколько французских сериалов.

Франция XVII века, двор короля Людовика XIII, правление кардинала Ришелье — время заговоров, противостояния политических сил и интересов, тайных интриг, подлинной королевой которых была герцогиня Мария де Шеврез. В руках этой блестящей женщины было безотказное оружие — умение обольщать мужчин. Влюбленные, послушные ее воле, они были готовы отдать все, чтобы добиться ее расположения. А она играла ими, делая их пешками в своей игре.

Как грешник, изгнанный из рая,
На свой грядущий темный путь
Глядел, от страха замирая,
И жаждал прошлое вернуть.

Потом, бродя по многим странам,
Таить учился боль и страх,
Стремясь о прошлом, о желанном
Забыть в заботах и делах, -

Так я, отверженный судьбою,
Бегу от прелести твоей,
Чтоб не грустить перед тобою,
Не звать невозвратимых дней,

Чтобы, из края в край блуждая,
В груди своей убить змею.
Могу ль томиться возле рая
И не стремиться быть в раю!

Мальчик выходит из ворот небольшой фабрики, где делают ваксу, и бежит по бесконечным улицам огромного города. В этом городе — широкие площади и богатые дворцы, музеи и библиотеки, но сейчас его путь лежит не здесь: он идет по кривым узким улочкам, где в обветшалых домах ютится беднота. Это не просто бедные кварталы, это трущобы.

Именно в этой части Лондона прошли юные годы будущего писателя Чарльза Диккенса. Впоследствии на страницах его книг возникнут полуразрушенные строения, изжелта-бледные лица детей, играющих в грязи, темные личности, снующие по шатким лестницам и темным переходам, смрадный воздух...

Но книги появятся потом, а пока юный Чарльз по десять часов в день приклеивает этикетки на баночки с ваксой. Утомительное, тупое занятие. Но куда спешит он сейчас? В долговую тюрьму Маршалси! Там за неуплату долгов сидит сейчас его отец, там же и мать, младшие братья и сестры.

Неизвестно, как бы сложилась судьба Чарльза Диккенса, но отец получил вдруг небольшое наследство, сумел выплатить долги и выйти на свободу. Чарльз стал умолять родителей послать его в школу — очень хотелось учиться — и родители в конце концов согласились, хотя те несколько шиллингов, которые он зарабатывал на фабрике, были совсем не лишними в хозяйстве.

Продолжить учение после школы Чарльзу не удалось — о том, чтобы поступить в университет, не могло быть и речи, надо было зарабатывать на хлеб, искать ремесло. Чарльз решил изучать стенографию и вскоре овладел ею в совершенстве. Теперь он мог стать репортером и сотрудничать в газетах. Так Диккенс окунулся в самую гущу политических событий. Одновременно он начал писать рассказы и выпустил книгу: веселые и занимательные "Записки Пиквикского клуба". Ярко и радостно светило солнце на ее страницах, освещая приключения добрых чудаков — мистера Пиквика и его друзей.

Но разве забыл ныне преуспевающий репортер Чарльз Диккенс о своем нищем безрадостном детстве, о долговой тюрьме, о мальчишках, товарищах по фабрике, об обитателях лондонских трущоб? Нет, не забыл. И доказательство тому — его следующая книга, озаглавленная: "Оливер Твист".

Толчком к написанию этого романа послужило еще вот какое событие. В 1834 году в Англии был принят специальный закон о бедных. С этого дня просить подаяния, не иметь крыши над головой, просто быть нищим власти запретили — за это сажали в тюрьму. Раньше о бедных заботился церковный приход, это обычно сводилось к тому, что бедняков подкармливали. Теперь же по новому закону безработных и обнищавших людей направляли в работные дома, там они были обязаны жить и за скудное питание выполнять любую работу, даже самую тяжелую и черную. Были предусмотрены пункты, по которым детей разлучали с родителями, а жен с мужьями. Это были самые настоящие тюрьмы, только людей сажали сюда не за провинности и не за преступления, а за то, что они — бедняки.

В этом-то "раю из кирпича и извести" и родился герой романа Диккенса — Оливер Твист, здесь же он провел первые девять лет своей жизни. Может быть, Оливер так и остался бы в этом "раю" навсегда, если бы в один прекрасный день он не протянул повару свою пустую миску со словами: "Простите, сэр, я хочу добавки". За такую неслыханную дерзость маленького "бунтовщика" бросили в темную комнату, "где на грубой жесткой кровати он рыдал, пока не заснул, какая превосходная иллюстрация к милостивым законам Англии! Они разрешают беднякам спать!" — саркастически пишет Диккенс.

Девятилетний Оливер на своей шкуре испытал, что значит на практике этот новый закон о бедных. Вот, не стерпев издевательств "в учении" у гробовщика, мальчик убегает в Лондон; путь неблизкий, 70 миль. По дороге попадаются деревни, постоялые дворы, но маленький оборванец боится попросить даже корку хлеба -— он отлично знает, что за попрошайничество он может угодить в тюрьму.

На счастье, или на несчастье Оливера, ему попадается по дороге другой мальчишка, еще более оборванный, чем он сам. Это Доджер по прозвищу Ловкий Плут, воришка-карманник, он единственный из всего большого мира приходит на помощь голодному, умирающему от усталости беглецу. Он обещает Оливеру ужин и кров и отводит его в воровскую школу.

Диккенс давно хотел написать правду о лондонских трущобах и о их обитателях. В то время о преступном мире писали много, но книги эти были вот какие: "Я читал сотни повестей о ворах — очаровательных малых, безукоризненно одетых, с туго набитым карманом... достойных товарищей, самых храбрых, но я нигде не встречал настоящей страшной действительности. Герои подобных книг, лихие молодцы, были вполне счастливы — это очень устраивало некоторых читателей: они могли спать спокойно, там — в бедных кварталах — все идет отлично, и вообще мир устроен благополучно и справедливо".

Итак Оливер встречает мальчишек из школы воров, старого скрягу Феджина, содержателя воровского притона, воровку Нэнси, грабителя и убийцу Билла Сайкса. Это далеко не веселые "джентльмены удачи", а люди, у которых лишь один выход — либо умирать, либо красть.

В жутком мире живут эти люди. Даже погода, и та против них, похоже, что в трущобах всегда ненастье: "Грязь толстым слоем лежала на мостовой, и черная мгла нависла над улицами, моросил дождь, все было холодным и липким на ощупь". Неужели солнце светит только в богатых кварталах? Но, наверно, именно так кажется тем, у кого нет ни теплой одежды, ни огонька в камине.

Они преступники, воры, грабители, по ним плачет виселица, но именно они приютили бездомного Оливера. Да, эти люди во многом ужасны и отвратительны, но Диккенс не хочет, просто не может писать одной лишь только черной краской. Он прекрасно понимает, и стремится, чтобы это понял и читатель: его герои искажены бедностью, нищетой, страхом, но все они — люди. Он показывает нам не только бесчисленные прорехи на пиджаке Ловкого Плута, не только грязные чулки и бумажные папильотки во всклокоченных волосах Нэнси, он старается показать их душу.

И вот содержатель школы воров Феджин оказывается на деле гораздо сердобольнее, чем, например, добропорядочные надзиратели в работном доме. Даже Билл Сайкс, хладнокровный убийца и грабитель, и тот не совсем уж схематичный "злодей". Вспомним, как он несет раненого Оливера, а потом, будучи вынужденным оставить его, укрывает мальчика потеплее. И вот в этом главная обличительная сила Диккенса: он показывает, что при других условиях эти люди были бы не хуже многих честных горожан — такими их сделала жизнь.

Есть в романе персонаж. Он коренным образом отличается от всех окружающих его людей тем, что совершенно не поддается воздействию окружающей среды: его нельзя приучить воровать, он даже не может спокойно смотреть, как "работает" его приятель Ловкий Плут. Это главный герой книги, сирота и беглец Оливер Твист. Он похож на мальчика из сказки — как солнечный зайчик, он освещает самые темные души, пробуждая в них крупицы добра, если они еще сохранились. И Феджин, и Нэнси, и Билл Сайкс чувствуют, что этот мальчик совсем не похож на других. Роз Мейли и мистер Браунлоу спасают Оливера от полиции, не веря, что он может быть вором, хотя думать так у них есть все основания. Только души надзирателей в работном доме остаются глухи — видимо, этих людей не пробьешь уже ничем.

Жизненный путь Оливера — цепь мучений, но благодаря своему "сказочному" характеру он избегает участи Ловкого Плута, он на крыльях летит над жестокой действительностью, сохраняя свою совесть незапятнанной. Как мaгнитнaя стрелка, он неизменно тянется к полюсу добра, дружбы, участия. Оливер для Диккенса — олицетворение светлого начала в человеке.

"Диккенс остался для меня писателем, перед которым я почтительно преклоняюсь — этот человек изумительно постиг труднейшее искусство любви к людям", — так писал о Чарльзе Диккенсе Алексей Максимович Горький.

Ушли в прошлое лондонские трущобы, нет теперь работных домов, давно закрыта долговая тюрьма Маршалси (чему, кстати, очень во многом способствовали книги Диккенса) — зло нынче приняло иные формы, но мы все с тем же напряжением читаем Диккенса, смеемся, грустим, но всегда верим — лучшее в человеке непременно пробьет себе дорогу.

Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
Твой взор - лазурь небес иль порожденье ада?
Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,
Равно ты радости и козни сеять рада.

Заря и гаснущий закат в твоих глазах,
Ты аромат струишь, как будто вечер бурный;
Героем отрок стал, великий пал во прах,
Упившись губ твоих чарующею урной.

Прислал ли ад тебя иль звездные края?
Твой Демон, словно пес, с тобою неотступно;
Всегда таинственна, безмолвна власть твоя,
И все в тебе - восторг, и все в тебе преступно!

С усмешкой гордою идешь по трупам ты,
Алмазы ужаса струят свой блеск жестокий,
Ты носишь с гордостью преступные мечты
На животе своем, как звонкие брелоки.

Вот мотылек, тобой мгновенно ослеплен,
Летит к тебе - горит, тебя благословляя;
Любовник трепетный, с возлюбленной сплетен,
Как с гробом бледный труп сливается, сгнивая.

Будь ты дитя небес иль порожденье ада,
Будь ты чудовище иль чистая мечта,
В тебе безвестная, ужасная отрада!
Ты отверзаешь нам к безбрежности врата.

Ты Бог иль Сатана? Ты Ангел иль Сирена?
Не все ль равно: лишь ты, царица Красота,
Освобождаешь мир от тягостного плена,
Шлешь благовония и звуки и цвета!

Любовь прошла по клеточкам руки,
И две руки пылали в восхищенье,
А поцелуй попал в твои виски,
Возникло, как его, раскрепощенье.

Рука ползет змеею по груди,
И ласково вдруг вьется вокруг шеи,
И губы прикоснулись. Погоди...
И запылали огненно так щеки.

Улыбки пробежали по судьбе,
Тела попали в трепет словоблудья,
Кто оказался быстро на тебе?
Конечно, же, один, не все же люди.

Движенье сладострастья так сильны,
Что трепет рук почти, что не заметен,
Мы в выборе партнера не вольны,
Его нам присылают, Бога - сметы.

Зачем нам поцелуи? Просто секс?
Зачем все так? Зачем нам сладострастье?
Международный жизни нашей век.
А это наше счастье: здравствуй, здравствуй!

Живёт в городе Ижевске. Образование высшее.
Два диплома -по живописи и по промышленному дизайну.
Более 20 лет занимается живописью.
Работает дизайнером в области упаковки, рекламы и полиграфии.
Работы художника печатались на обложках журнала
“Наука и Религия”. Участник выставок в Ижевске и в Москве

Афинский Парфенон

Афины были важным городом на протяжении большого периода наивысшего расцвета греческой культуры. Во времена золотого века Греции (около 500 года до н. э. до 300 до н. э.) был центром культуры и интеллигенции, и являлся колыбелью западной цивилизации. Именно идеи и практики Древних Афин, которые опираются и уходят корнями в культуру древнего города, мы называем сегодня — «западная цивилизация». После золотого века Афины по-прежнему оставались богатым городом и центром культуры и знаний, до эпохи Римской империи.

Философские школы были закрыты в 529 году императором Византийской империи Юстинианом I. За 200 лет до этого в Византийской империи христианство было назначено официальной религией. Афины потеряли былое величие и превратились в провинциальный город. Между XIII и XV веком на город претендуют византийские, французские и итальянские рыцари из Латинской империи. В 1458 году турки захватили город и он стал частью Оттоманской империи. Население города сократилось в связи с ухудшением условий жизни после падения империи. Многие районы города (в том числе и старинные здания) были уничтожены в течение XVII—XIX веков, а город контролировали несколько группировок.

Вид на Афины

Афины были почти заброшены и необитаемы, когда они стали столицей нового Греческого Королевства в 1833 году. В последующие десятилетия Афины развивались и стали современным городом. Следующим этапом было расширение в 1923 году после Малоазатской катастрофы, когда были созданы многие районы, главным образом хаотично, беженцами из Малой Азии. Во время Второй мировой войны город был захвачен немцами. После войны город вновь рос, особенно в 60-е годы, когда произошёл бум в строительстве, и было возведено множество бетонных коробок на окраинах города.

Вступление Греции в Европейский союз принесло новые инвестиции в город, а вместе с тем проблемы с автомобильным движением и загрязнение атмосферы.

В истории Афин имели место и многие другие события. Это события 3 сентября 1863 года. Город был центром многих движений, в том числе освободительное движение во время Второй мировой войны. Также переворот 21 апреля 1967 года и события 1974 года, когда пала военная хунта и восстановился демократический режим в Греции.

Есть женщины, похожие на пламя,
На чуть заметный язычок свечи.
Они по свету ходят рядом с нами,
Случайным словом их не огорчи.

Прелестные, не отыскать прелестней,
Беспечны и внезапны, как стрижи,
И нежность их, и верность их — как песня,
Где все слова прозрачны и свежи.

В них что-то есть от скорого прощанья.
Как светлый дождь, сквозят они во мгле,
В себе невозмутимо воплощая
Все лучшее, что было на земле.

Изменчивы как небо, как погода,
И душу мне догадка обожгла:
Что в них украдкой смотрится природа,
Как в созданные ею зеркала.

Во многом проницательнее бога,
Доверчивей деревьев и детей…
Такие вот с ума сводили Блока
И уводили пленником в метель.

Я видел их не часто, этих женщин,
Далеких, как в магическом стекле.
Их, может быть, становится все меньше
На нашей слишком занятой земле.

Они мерцают капельками света,
Так непредусмотрительно хрупки…
И я боюсь, что сильный ветер века
Вот-вот погасит эти огоньки.