Я не хочу тебя убивать

– Еще раз, для особо продвинутых – Падалеки, тварь, мне плевать на рейтинги! Если ты снова засунешь свой поганый язык мне в ухо на людях – я тебя урою. Это обещание. – Эклз с силой громыхнул дверью падалековского трейлера и выдохнул, спустившись по ступенькам вниз. Но дверь открылась, и вдогонку послышался мерзкий гогот:
– А не на людях, значит, можно? – это была последняя капля. Дженсен считал себя очень сдержанным и толерантным человеком, но в этот раз все было иначе – придурок достал его. Дженсен развернулся, и на лице его не было ни кровинки. Падалеки задницей почувствовал неладное, потому что тут же захлопнул дверь и забаррикадировал ее своим телом.
Эклз принялся ломиться снаружи как разъяренный бык.
– Открой, Джаред, старик, обещаю – и пальцем тебя не трону, – елейным голосом вещал он, всем телом вколачиваясь в металлическую поверхность – на двери появлялись заметные вмятины, а вокруг собиралась нехилая толпа. – Господа, проходите дальше по своим делам, я тут просто кое-кого немножко хочу убить. Открой, сцука, добром прошу! – взревел он с очередным ударом. В трейлере ржали и топали ногой по полу.

В конце концов, Дженсен понял, что с дверью ему не совладать – зверски заболело плечо и бедро начало ныть, и он решил действовать хитростью. Он затих на пару секунд, а потом простонал:
– Слушай, Джаред, я, кажется, руку сломал… Оуууу… – Эклз не зря считался отличным актером.
Из-за двери донесся подозрительный голос подлого труса Падалеки, лизуна чужих ушей (преимущественно ушей Дженсена, правда, пару раз пострадал и Джефф):
– Серьезно? Болит?
– Ага, сломал, а может, вывихнул, – Дженсен жалостливо поскуливал, пытаясь не переиграть, – открой, пожалуйста. Нужно приложить что-то холодное. Я видел у тебя переносной холодильник для пива. – Вот, вот так. Умаслить бы его еще чуть-чуть. Но ласковых слов в адрес Падалеки почему-то не придумывалось. В голове по кругу крутилось лишь «сцука-убью-урою-ненавижу-собака-подлый-шакал». – Джаред, друг… – Эклз выжидал, ковыряя носком ботинка асфальт.
За дверью пошевелились и вздохнули:
– Ну, если у тебя рука сломана, то нужно к врачу. Да, действительно, иди к врачу, а я догоню. Через полчаса. – Послышалось сдавленное хихиканье.
Теперь я точно хочу его убить, подумал Эклз.
– Ты, что, издеваешься, туда переть минут десять, к тому же, я еще и бедро ушиб – скачу на одной ноге. Вот, – Дженсен грузно подпрыгнул, баюкая на весу якобы сломанную руку. Он знал, что с Падалеки станется и в окно подсмотреть. Хоть он и был вроде вне обзора, но подстраховаться не помешает.
За дверью думали. Долго думали. Дженсену надоело. Толпе, судя по всему, тоже – она потихоньку рассасывалась. Ловить нечего – очередные разборки «сладкой парочки». Наверняка, закончится мелкой потасовкой и пивом.

– Слушай, я слышу, как у тебя в голове шарики крутятся, заканчивай давай и окажи помощь раненному товарищу и практически родному брату.

Джареда одолевали сомнения, наконец, он приоткрыл дверь и высунул в нее свою лохматую башку. Дженсен и вправду выглядел жалко и вроде бы не врал. Падалеки раскрыл дверь настежь и помог прихрамывающему коллеге войти. Эклз притворно стонал и охал, однако не забыл запереть дверь на защелку. Теперь Падалеки никуда от него не уйдет.
– Черт, где же этот холодильник, – Джаред шарил под кроватью, – я же точно помню, он тут стоял… Мы еще позавчера игру смотрели под пивко. Черт! Чеоооооооооооооорт! Ааааааа!
Теперь голос Падалеки звучал приглушенно, поскольку на его голове красовалось искомое, а вода вперемешку со льдом стекала по одежде. Эклз складывался пополам в приступах лошадиного ржания. Падалеки снял с головы охладительный причиндал и тупо посмотрел на своего партнера по съемкам, человека, которого еще две минуты назад он пожалел и которому хотел помочь. Дженсен снова прыснул – с вымокшими, облепившими щеки волосами Падалеки выглядел до того жалко, – у него аж слезы выступили на глазах.
– Аыыыы, – завывал он. – Ну как, сцука, охладился чуток? Поостыл к моим ушам? Чего стоишь как мороженый? Аыыыыы… – Дженсен был вне себя и катался по полу.
– Остряк, да? – с угрозой в голосе констатировал Падалеки, приглаживая волосы. – Остряк. – В руках его неведомо откуда появилась теннисная ракетка и мячики. – Острим, значит? – Повторил он в третий раз. Ракетка со свистом рассекла воздух. Это была война.

Дженсен разом перестал смеяться и округлившимися глазами взирал на своего врага.
– Ээээй, спокойно, пени… теннисный маньяк, – острить теперь было чревато, и он принялся пятиться к выходу, но тот был забаррикадирован невесть откуда взявшимся стулом. Дженсен огляделся – в трейлере было не так уж много места для маневра. Он был обречен. Мячи крупнокалиберным горохом посыпались в него – он заскакал по трейлеру как бешеный кенгуру, получая ощутимые удары то в спину, то в голову, то в задницу.
– Ай, ай, не в глаз же, придурок, завтра съемки! – завопил он, изворачиваясь всем телом в лучших традициях ча-ча-ча.
Джаред злорадно гигикал, прыгая на кровати как большая горилла:
– Ниче, сцука, у тебя и так рука сломана, – он прицелился последним мячиком, но подать его на задницу Эклза не успел, потому что с криком «Ияяяяяяяя!» был повален на кровать. Некоторое время они, пыхтя, перекатывались по постели, но никто толком не мог одержать верх. Тогда Падалеки решил сделать ход конем и использовать свой коронный прием – щекотку. И Эклз сдался.
– Боже, боже, сволочь, перестань… В-а-а-а, я щас загнусь, а-а-ха-ха-ха, – он еще смеялся, но пальцев, которые сновали по его телу секунду назад, уже не было. Падалеки сидел на нем верхом и смотрел на него каким-то странным остановившимся взглядом. И Дженсен вдруг понял, что сейчас случится. Остановилось сердце, остановились мысли, время остановилось.

А потом губы Джареда накрыли его рот.

«Я падаю в пропасть, проваливаюсь, меня просто несет на дно… так невозможно, и темно, и черно, и звезды, и я лечу, лечу…»

– Эй, эй, ты чего, – Джаред сидел, склонившись над ним, и со страхом вглядывался в его лицо. – Что с тобой? Тебе до того хреново, что я рядом? – он поник, и у Дженсена внутри все сжалось в тугой комок. Он сглотнул и притянул Джареда за шею к себе. Несколько секунд он смотрел в его потемневшие глаза, а потом, ни слова не говоря, поцеловал. Взахлеб, со всей силой, как в лихорадочном бреду. Губы саднили, языки ласкали друг друга в бешеном ритме, а руки… Руки плутали по телу, встречались, переплетались и расходились в странной пляске, срывали одежду и сгребали волосы на голове в кулаки.
– Мне только, мне только… – Джаред впивался во влажную от пота спину Дженсена пальцами, и исступленно целовал его щеки.
– Что, что? – полузадушено и в оторопи спрашивал Дженсен, а ноги его все сильнее сжимали талию Джареда, и таз сам двигался вверх – сильнее, жестче и плотнее, чтобы втиснуться всем телом в него. В него, пока он в нем. Кто в ком? – Что?
– С тобой быть рядом, – отвечал Джаред, стирая ладонью пот с дженсенового виска. Его глаза ни на миг не отрывались от лица Дженсена, он продолжал двигаться, а все кругом замерло. – Люблю тебя, люблю давно, понятно? – и все было кончено в тот же миг. Губы Дженсена изогнулись в странной улыбке – такой Джаред в его исполнении еще не видел, и, содрогаясь всем телом, он стиснул Джареда в своих объятиях. Они лежали, не шевелясь, один в другом. Дыхание становилось все четче и спокойнее, а кожа остывала.

Наконец, Джаред сполз с Дженсена и лег рядом, повернув к нему голову и подложив под щеки ладони, – совсем как в детстве. Ведь он уже все сказал. Дженсен молчал и пялился в потолок, обшитый фанерой, а по животу и ногам его стекала сперма. Сейчас бы в самый раз закурить – зря он бросил.
– Принеси полотенце, – наконец разлепил он губы и взглянул на Падалеки. Тот не двигался, все так же уставившись на Эклза.
– Не могу…
– Почему? – Дженсен со смешком поднял брови вверх. – Ноги отнялись?
– Нет, мне просто страшно встать…
– Ну почему?
– Потому что все нарушится, исчезнет…
– Дура… – Дженсен щелкнул Падалеки по носу и хотел было засмеяться, но лицо парня загипнотизировало его своей детской серьезностью и тщетно скрываемым страхом, и он снова потянулся ртом к его тонким ярко-розовым губам. «Поцелуи сладки, поцелуи сладки как мед, и патока, и клубничный джем, и кленовый сироп, как попкорн в карамели и фисташковое мороженое… Как же сладки поцелуи…» Нет, это было как угодно, но только не сладко. Нет. – Я, кажется, больше не хочу тебя убивать… – пробормотал он.
– Не хочешь?
– Не хочу.
– А если я опять лизну твое ухо? – Джаред забавно сморщил нос и закусил нижнюю губу.
– Все равно, не хочу, - бедро Джареда было гладким и прохладным и, Дженсен готов был побиться об заклад, соленым как море. Он улыбнулся и повторил: – Не хочу.

И время снова пошло вперед.