«О дивный новый мир» («Прекрасный новый мир») (англ. Brave New World) — антиутопический роман английского писателя Олдоса Хаксли (1932).
В заглавие вынесена строчка из трагикомедии Уильяма Шекспира «Буря».
Об утопии и антиутопии. Чтоб не путаться в понятиях.
Сюжет. Если кто не хочет заранее его знать, пропускайте это место.
Что же касается моего мнения... если честно, оно двоякое. Только вот за эту двоякость становится как-то стыдно, потому что такое общество и такой мир для меня - дикость. Но всё же есть внутри что-то, что соглашается, пусть даже с маленькой долей того, что описано в романе.
Хотя бы потому, что если посмотреть на наш мир со стороны, то можно увидеть, что многие люди живут похоже: им всё достаётся "на готовое", эмоций они предпочитают не испытывать, довольствуясь единоразовыми связями, идут по головам, не задумываясь о других. О, да таких много!
Только вот мерзко всё это, для меня мерзко. Но как ни печально это осознавать, мы постепенно двигаемся к этому "дивному новому миру", а настоящих людей становится всё меньше и меньше. Печальные тенденции...
Можно яро броситься отрицать всё, что написано Хаксли, но это было бы глупо, потому что он как будто в воду смотрел, только прогадал чуть. Хотя к тому времени, когда происходят действия, возможно, всё и будет именно так, как описано им.
Поэтому отрицать я не буду, просто внутри какая-то пустота от правды. Мы можем врать себе, не признавая её, но от себя не убежишь...
" - Потому что мир наш - уже не мир "Отелло". Как для "фордов" необходима сталь, так для трагедий необходима социальная нестабильность. Теперь же мир стабилен, устойчив. Люди счастливы; они получают всё то, чего хотят, и не способны хотеть того, чего получить не могут. Они живут в достатке, в безопасности; не знают болезней; не боятся смерти; блаженно не ведают страсти и старости; им не отравляют жизнь отцы с матерями; нет у них ни жён, ни детей, ни любовей - и, стало быть, нет треволнений; они так сформированы, что практически не могут выйти из рамок положенного. Если же и случаются сбои, то к нашим услугам сома. А вы её выкидываете в окошко, мистер Дикарь, во имя свободы. Свободы! - Мустафа рассмеялся. - Вы думали, дельты понимают, что такое свобода! А теперь надеетесь, что они поймут "Отелло"! Милый вы мой мальчик!"
" - Ну разумеется. В натуральном виде счастье всегда выглядит убого рядом с цветистыми прикрасами несчастья. И разумеется, стабильность куда менее колоритна, чем нестабильность. А удовлетворённость совершенно лишена романтики сражений со злым роком, нет здесь красочной борьбы с соблазном, нет ореола гибельных сомнений и страстей. Счастье лишено грандиозных эффектов."
Программируемые люди, создаваемые искусственно, внушение общепринятых стереотипов с младенчества, выработка нужных рефлексов, жизнь без борьбы, без чувств и без эмоций, лёгкая доступность всего, что пожелаешь - для меня это дикость.
Как говорится, жизнь состоит из постоянных постановок целей и их достижений. А в промежутке между этим, по мне, складывается настоящая жизнь, наполненная силами, стараниями и эмоциями. Убери у меня всё это, и я перестану быть собой.
Но я хочу права выбора быть тем человеком, каким мне хочется быть, а не каким меня сделали с рождения. Хочу оставить себе какие-то личные моральные принципы, хочу жизнь на эмоциях, на чувствах. Хочу переживать и радоваться в полную силу.
Чтоб никто не смог у меня забрать этого и превратить в машину по удовлетворению желаний.
Вообще Дикарь (в конце романа) очень напомнил мне ибсеновскую Гедду Габлер с её нежеланием жить в том обществе, которое навязывает жизнь.
И на последок хочу привести диалог.
"- Заменитель бурной страсти. регулярно, раз в месяц. Насыщаем организм адреналином. Даём людям полный физиологический эквивалент страха и ярости - ярости Отелло, убивающего Дездемону, и страха убиваемой Дездемоны. Даём весь тонизирующий эффект этого убийства - без всяких сопутствующих неудобств.
- Но мне любы неудобства.
- А нам - нет, - сказал Главноуправитель. - Мы предпочитаем жизнь с удобствами.
- Не хочу я удобств. Я хочу Бога, поэзию, настоящую опасность, хочу свободу, и добро, и грех.
- Иначе говоря, вы требуете права быть несчастным, - сказал Мустафа.
- Пусть так, - с вызовом ответил Дикарь. - Да, я требую.
- Прибавьте уж к этому - право на старость, уродство, бессилие; право на сифилис и рак; право на недоедание; право на вшивость и тиф; право жить в вечном страхе перед завтрашним днём; право мучиться всевозможными лютыми болями.
Длинная пауза.
- Да, это всё мои права, и я их требую.
- Что ж, пожалуйста, осуществляйте эти ваши права, - сказал Мустафа, пожимая плечами."