В колонках играет - Елена Фролова "Август. Астры..."

Настроение сейчас - wistful

― Как назовешь девочку?

― Рамýне.* (в пер.с литовского «Ромашка»)

― А не слишком ли нежно для такого крупного ребенка? Может, как-нибудь попроще – Марта, Мирдзе…? И в кого это она такая – в мужа, что ли? Ты-то сама мелкая, тонкокостная.

Щупленькая девушка запахнула потуже больничный халатик, сколов полы за спиной английской булавкой, и охотно включилась в беседу:

― В бабушку Рут, мать мужа. Она деревенская. Шесть поколений Йáутакасов прожили жизни на одном хуторе, все делали сами: сеяли хлеб, ухаживали за скотиной. Женщины умели врачевать, принимать роды, заговаривать от порчи. Потому и были здоровыми, рослыми, крепкими… Жаль, что не мальчик… Видать, не суждено их роду продолжаться вечно… Ой, что вы, я за Пéтре, как за каменной стеной. Пусть не самый умный, зато надежный, работящий. Единственное, с чем не могу мириться, так это с его упрямством. Вот ведь человек, − уж если втемяшит что-нибудь себе в башку, никакой силой не вышибить. Если бы не воспитание – мама с детства учила меня сносить невзгоды молча и не перечить мужчине, − давно бы развелись.

― Ну и пусть думает, что умнее. Муж должен чувствовать себя главным.

― И все-таки иной раз… Так бы и схватила скалку да огрела бы со всей силы по темечку! – может, хоть так дойдет.

― Ну-ну! Ишь, смелая какая, завелась. Молоко сгоркнет. Брось молоть, что ни попадя. И вообще, соображай − прежде чем думать! Хочет делать по-своему – пускай. Жизнь сама поправит, и накажет – если надо. Нянечка украдкой перекрестила рот.

― Так ведь жалко дурака, хочется уберечь от беды. Расстраивается же, переживает – когда не получается.

― Да и славно, тебе и тут польза: почувствует себя слабым – и вспомнит о жене. Кто, как не она, приголубит да утешит?! Это и есть семья, так уж заведено, у людей-то. Покормила? Ну, спи, милая, отдыхай. Еще намаешься… А хочешь, составлю гороскоп – и тебе, и лапуле твоей?

― А вы, правда, умеете? ― Так ведь смолоду забавляюсь – вот как ты, была, когда первый раз попробовала. Мои нынче и шагу не ступят, пока звезды не спросят.

― И что, ни разу не ошиблись?

― Что значит, «ошиблась»? Я не гадалка, не знаю «что было, что будет, чем сердце успокоишь», я лишь подсказываю, когда рискнуть, а когда лучше поостеречься, и вообще – любит тебя фортуна или нет.

― Ой, давайте.

Женщина достала чистый листок, вверху крупными буквами начертила имена, фамилии и даты рождения обеих барышень, поразмыслив, приписала имена родителей и супруга роженицы и начала что-то подсчитывать в уме, шевеля губами и загибая пальцы на левой руке. Потом вычеркнула одинаковые гласные, разборчиво вывела в столбик встретившиеся в нескольких словах буквы и задумалась, опустив лоб на плотно сжатый кулак.

― Ты, красавица, живешь на этом свете второй только раз, проще говоря, только учишься жить. Оттого и с интересом взираешь на мир, и везет тебе во всем. Можешь даже на деньги поставить – не проиграешь. Планида твоя – Земля, потому испытания сносишь легко, с достоинством. А малышка твоя – седьмой раз является.

― И что это значит?

Молодая мама придвинулась к столу и внимательнее взглянула на появившиеся рядом с символами иероглифы.

― Во-первых, она мудрее тебя. Это хорошо, когда дети умнее: со многим справятся сами. Но и трудностей больше – после шести реинкарнаций, посланных нам авансом как подарок, мы начинаем держать ответ за прошлые ошибки. Во-вторых, планета ее – самая молодая, Прозерпина. А значит, судьба не единожды проверит твою малютку на прочность. Вот и помогай, не ленись, только не дави – сломаешь, и отвернутся звезды.

― Чушь какая-то... Никак в толк не возьму: какие ошибки - у такой крохи?! Сама никому зла не делала, и ей не позволю. Что искупать?

― Да разве знаем… Помнили бы все свои просчеты – боялись бы за порог выйти. Да ты что так всполошилась? Лишнего не спросят, за чужие грехи отдуваться не придется. Сколько отмеряно – столько и проживет, и, что назначено – выдержит, никуда не денется. Я предупредила, к чему готовиться, а там уж ты сама решай, считаться с моими словами или нет; хочешь – наплюй и живи, как жила. Сердце тоже не глупое – всегда подскажет, как поступить. Умеешь слушать – разберешься.

«Ох-хо-хо…», ― она тяжело вздохнула, встала и вышла из палаты.

Читать дальше

Сколько Рита себя помнила, она всегда тяготилась ощущением потенциальной опасности. Вряд ли кому-нибудь из знакомых пришло бы в голову назвать энергичную смешливую девочку, кандидата в мастера спорта по синхронному плаванию, трусихой или слабачкой, но, натыкаясь на чьё-то упорное непонимание или ощущая психологическое давление, она старалась немедленно уйти, спрятаться, разорвать отношения.

С двенадцати лет она привыкла сама распоряжаться своей судьбой и в шестнадцать в очередной раз удивила родителей, заявив о своём намерении уйти из спорта и начать серьёзно готовиться к поступлению в университет. Попытки тренера повлиять на её решение не дали никакого результата. Рита всякий раз молча наливала ему чашку чая, когда тот заходил по вечерам, уговаривая родителей заставить её одуматься и не губить свою жизнь, и опускала глаза, провожая его до двери.

Несколько месяцев усиленных занятий с репетитором – пригодилась выработанная за годы изнурительных тренировок привычка к дисциплине, − упорная напряжённая работа без перерыва и отдыха не были напрасными: она блестяще выдержала экзамены и поступила на факультет иностранной филологии. Рита всегда мечтала серьёзно заниматься французским. С первых уроков в школе её околдовало необычное звучание языка, мелодизм и чувственность гортанных гласных гипнотизировали, вводили её в состояние, по силе воздействия на разум равное трансу. Она стала разыскивать оригинальные экземпляры книг и забывала обо всём, вчитываясь в диалоги героев исторических и любовных романов.

Учёба давалась легко, и не потому, что физическая подготовка позволяла отвоёвывать для факультета призы и награды в студенческих спортивных играх и состязаниях, а потому что ей нравилось учиться. Память и мозг, долгие годы не получавшие должной нагрузки, жадно впитывали знания, не испытывая усталости и напряжения.

Начиная со второго курса, студенты разъезжались на лето по так называемым «франкоговорящим» странам – и подзаработать, и попрактиковаться в языке. Но «малышей» в «студенческий десант» не брали, с них достаточно было нагрузки в течение года, − поэтому все спешили в последний раз перед взрослой жизнью насладиться, как следует, отдыхом. Наталья Ивановна уговорила мужа купить для Риты путёвку на какой-нибудь Черноморский курорт: «Пусть девочка позагорает, силы восстановит – такой тяжёлый год был, страшно вспоминать». Тот был полностью солидарен с дочерью и не видел смысла ехать за тридевять земель только лишь для того, чтобы отдохнуть: «Почему она не может поглощать витамины вместе с нами на даче? Я буду беспокоиться. И ей в первый раз будет сложно одной».

― Поэтому и нужно купить путёвку. Чтобы не волноваться: привезут-увезут, поселят, накормят. Вон, школьников одних отправляют на детские курорты и не переживают, а ты боишься восемнадцатилетнюю дылду отпустить. Она у нас ответственная, слава Богу, да и помоталась за свою жизнь по базам да по лагерям достаточно.

Дочь сдалась первой: "Хорошо, я поеду. Только не ссорьтесь, пожалуйста".

В конце концов, что было плохого в том, чтобы отдохнуть на Юге? Книжки и плейер она возьмёт с собой, не всё ли равно где загорать и читать? «Заодно и поплаваю».

Рита не видела смысла в долгих проводах, но родители всё-таки приехали на вокзал.

― Доберёшься – позвони. И каждый вечер чтоб отмечалась. Всё рассказывать не обязательно, но что жива и здорова, доложи. Хорошо? Ну, давай, малыш, отдыхай, набирайся сил − второй курс тоже сложный, а потом будет полегче…

Отец стоял на перроне, пока последний вагон не скрылся из виду. Что-то тревожило Ростислава Павловича, он жалел, что не переубедил мать и всё-таки отпустил дочь одну. Одно дело спортивный лагерь, и совсем другое – южный курорт. Да и время такое…

Турфирма не подвела, отдых был организован по высшему разряду: на вокзале группу ждал автобус, в пансионате – в трёхстах метрах от моря – забронированы двухместные номера с туалетом, душем, холодной и горячей водой, заказано питание и обратный трансфер. Не упущена ни одна мелочь. С соседкой Рите повезло. Интересная женщина пенсионного возраста, медик по образованию, приезжала сюда регулярно уже много лет подряд и сразу изложила барышне все преимущества и недостатки организованного отдыха. Впрочем, каждая представляла себе отдых по-своему, и то, что одной казалось посягательством на права и свободу личности, у другой не вызывало протеста.

Молодёжи тоже было достаточно, и всё же Рита не видела среди отдыхающих никого, с кем хотела бы подружиться. Несколько раз какие-то ребята пытались завязать с ней отношения, но быстро отстали:

― Да оставь её, что с ней делать, с интеллигенткой, о звёздах говорить? Пусть книжки читает. А мы лучше найдём кралю попроще и подоступней.

Она и не пыталась спорить, так, действительно, было лучше для обеих сторон и проще − в пансионате хватало роскошных девиц, приехавших на Южный берег Крыма насладиться жизнью в полной мере. А ей не скучно было в обществе своих героев – мушкетёров, благородных кавалеров и придворных дам.
Читать полностью

Настроение сейчас - Романтическое


Оля мчалась домой, не замечая ничего и никого вокруг. «Почему?.. Зачем?..» Вопросы отбивали монотонный ритм в висках, подобно стуку вагонных колес по рельсам.
Три года они жили счастливо, и эта сказка казалась вечной. Ни ссор, ни лишних слов, и всё – поровну…
Дома боль немного утихла. Как всё-таки хорошо иметь собственное гнёздышко, – нору, где можно спрятаться от назойливых расспросов, не отвечая на звонки и не откликаясь на стук в дверь, побыть какое-то время наедине со своими мыслями и переживаниями. «Родители на даче – можно спокойно отключить телефон».
… Почему раньше ее раздражала бабушкина мебель? С таким тщанием сделанная чьими-то умелыми руками лет шестьдесят тому назад. Это чувствовалось во всём: в ровном слое лака, точно подогнанных деталях – дверцах, ящичках, инкрустации. В комнате с такой мебелью нельзя думать о сведении счетов с жизнью... Здесь хочется строить планы на будущее и мечтать о хорошем.
Оля вспомнила, как легко и чересчур поспешно избавилась от бабушкиной высокой кровати с блестящими шарами на металлических спинках, - и ей стало стыдно. И ужасно жаль – сейчас ей легче было бы уснуть в тесных объятиях пружин. «Мягкий матрац – лучшее средство от одиночества! Ха-ха, цитатка для слогана».
Вот с креслом она бы ни за что не рассталась. Отнимая от общей площади минимум пространства, оно справлялось с огромным множеством функций, а ещё – наполняло жизнь каким-то новым смыслом. Девочкой она воображала себя принцессой, восседая в нём, как на троне, с высоко поднятым подбородком, чуть касаясь лопатками подушки на спинке, плотно сжав колени и ступни и держа руки на весу параллельно подлокотникам. Благодаря большому весу и хорошей устойчивости, оно заменяло ей и балетный станок, и тренажёр. Став постарше, она прибегала сюда рисовать – здесь никогда не звонил телефон, не трещал телевизор, бабушка стряпала на кухне, стараясь не греметь посудой и не мешать внучке «заниматься». Оля растворялась в своих образах, позволяя фантазии переносить её в неведомые далёкие страны.
То ли тишина, то ли обстановка, то ли энергия, источаемая ажурными салфеточками и разноцветными дорожками и покрывалами, сшитыми вручную из обрезков толстого шерстяного сукна…. или картины, - но едва наметившиеся в голове идеи складывались здесь в чёткую последовательность событий, Оля легко определяла тему и находила акценты.
Мама не унаследовала от своей матери ни одного таланта, а вот во внучке всё бурлило и искало выхода: и страсть к конструированию сложных фасонов одежды, и желание создавать удивительные сюжеты и истории на полотне. Она часами смешивала краски, кладя на холст по несколько мазков разной насыщенности, стараясь передать игру света и тени. Бабушка не рисовала – наверно, в те годы, когда она была маленькой, ватман, кисти и краски были предметами роскоши − она «писала» свои картины «болгарским крестиком» и гладью. Оля всякий раз открывала рот при виде новой готовой работы – уже старательно отглаженной, подкрахмаленной и вставленной в вычурную рамку.
Что, действительно, было неподвластно кисти, так это рельефность изображения. Накладывая нити слой за слоем, порой играя оттенками, бабушка словно лепила барельеф. Работа отнимала уйму времени – недели, а иногда месяцы…. «Как же ей удавалось так долго удерживать в памяти задуманный сюжет?», - недоумевала Оля. Ведь была ещё и работа, и дочь, и внучка. Олины глаза наполнялись слезами восторга и гордости, и она прятала лицо в бабушкиной большой груди, крепко обнимая её за шею. Та смущенно смеялась, не скрывая радости: «Пусти, задушишь…. Ну что же ты, глупенькая…»
― Как же мне не хватает тебя, бабуля, - Оля забралась в кресло боком, сжавшись в комочек и обхватив колени руками, и прижалась щекой к прохладной, утратившей с годами гладкость и блеск, коже на спинке. Хотелось плакать, но слёз не было. Истерика прошла, и она стала перебирать в памяти события последних лет.

Читать полностью