Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь,-
Речь не о том, но все же, все же, все же…
Твардовский написал эти строки в 1966 году. Больше 20 лет после победы он маялся чувством неосознанной до конца вины. Хотя был на фронте, не крысятничал и за чужие спины не прятался. Но все же, все же, все же…
Примерно с таким же чувством живу и я сейчас. Что я сделала, чтобы этого не было? А ничего. Ушла в сторону, когда поняла, что все плохо, и еще считала себя героем. В середине 90-х, когда потихоньку начали вводить цензуру – незаметненько так, по мелочам вроде, я ведь не возмутилась, открытое письмо никуда не написала, самосожжение на видном месте не устроила. Тихонечко свинтила из серьезной журналистики в желтую. Тем более, там и платили больше.
Ну и дальше… То же самое. Никого не пыталась переубедить. Уходила от разговора, чтобы не разрушить дружбу – мы ведь практически с детства не разлей вода! Не заметила, как в моем близком окружении сторонников становилось все меньше, а противников все больше. Ничего не сделала, чтобы было наоборот. Да, писала когда-то смелые тексты, да. Получала за это по мордам от своих же читателей, но не банила же их, жалела: вдруг откроются глаза, вдруг одумаются?
И вот так постепенно осталась практически одна в безвоздушном пространстве. И можно сколько угодно заламывать руки и рыдать типа "не виноватая я". Виноватая.
Утром открываешь глаза – а утро не наступает. И опять утешаешь себя: ты же думала правильно, писала правильно, говорила правильно. И проклятая строчка Твардовского:
- НО ВСЕ ЖЕ, ВСЕ ЖЕ, ВСЕ ЖЕ…

Рисунок Сергея Загаровского.

https://belan-olga.livejournal.com/3405956.html