Внучки Афанасия Николаевича Гончарова, в их числе и любимица Наташа, росли бесприданницами. И когда впервые Александр Пушкин, еще женихом, приехал в Полотняный Завод, «бронзовая бабушка», статуя Екатерины II, заказанная прадедом Натали в память посещения императрицы гончаровской усадьбы, по-прежнему пылилась в подвалах дома. Ей была уготована незавидная участь — пойти на переплавку, чтобы хоть как-то поправить финансовые дела семейства. Наташина свадьба была уже не за горами. Статуя была назначена в качестве приданого Натали. Весила она сотни пудов и стоила, по расчетам, сорок тысяч рублей. Именно от ее успешной продажи во многом зависело, когда же наступит долгожданная свадьба. 

Пушкин — невесте: 
«Я раскаиваюсь в том, что покинул Завод — все мои страхи возобновляются, еще более сильные и мрачные». 

Отныне от статуи, «заводской Бабушки», как называл ее поэт, зависело все — душевное спокойствие, счастье, сама его жизнь! Она, «бронзовая гостья», таинственным образом вторглась в судьбу поэта и, словно живая властная государыня, противилась его близкому счастью. 

Вначале поэт словно подсмеивался над столь нелепым препятствием. 

Пушкин — невесте: 
«Что поделывает заводская Бабушка — бронзовая, разумеется? Не заставит ли вас хоть этот вопрос написать мне?»; 
«Что дедушка с его медной бабушкой? Оба живы и здоровы, не правда ли?»; 
«Афанасию Николаевичу следовало бы выменять… негодную Бабушку, раз до сих пор ему не удалось ее перелить. Серьезно, я опасаюсь, что это задержит нашу свадьбу…» 

Потом Бабушка начинает ему досаждать — он не выдерживает и гневается. 

Пушкин — невесте: 
«За Бабушку… дают лишь 7000 рублей, и нечего из-за этого тревожить ее уединение. Стоило подымать столько шума! 
Не смейтесь надо мной, я в бешенстве. Наша свадьба точно бежит от меня…» 

Поэт, обращаясь с просьбой о высочайшем позволении на переплавку памятника, его не видел и знал о нем, верно, только со слов Афанасия Николаевича. 

Много позже Александр Сергеевич отнесся великодушно к замечательному памятнику, который, по его словам, «был отлит в Пруссии берлинским скульптором». 

…Статуя Екатерины II являла собой величественное бронзовое изваяние высотой более трех метров. Сохранилось ее описание: императрица была представлена «в малой короне на голове, в римском военном панцире поверх длинного широкого платья, опоясанного поясом для меча, в длинной тоге, падающей с левого плеча. Левая рука приподнята, правая же опущена с указывающим перстом на развернутую книгу законов, ею писанных…» 

Пушкин — А. Х. Бенкендорфу (8 июня 1832): 
«Два или три года тому назад господин Гончаров, дед моей жены, сильно нуждаясь в деньгах, собирался расплавить колоссальную статую Екатерины II, и именно к Вашему превосходительству я обращался по этому поводу за разрешением. Предполагая, что речь идет просто об уродливой бронзовой глыбе, я ни о чем другом и не просил. Но статуя оказалась прекрасным произведением искусства, и я посовестился и пожалел уничтожить ее ради нескольких тысяч рублей…» 

Занимала судьба «заводской Бабушки» и двадцатилетнюю Натали. В годовщину своей свадьбы — 18 февраля 1833 года — она обратилась к «Его Сиятельству милостивому государю» князю Петру Михайловичу Волконскому, министру двора: 

«Князь. 
Я намеревалась продать императорскому двору бронзовую статую, которая, как мне говорили, обошлась моему деду в сто тысяч рублей и за которую я хотела получить 25 000. Академики, которые были посланы осмотреть ее, сказали, что она стоит этой суммы. Но не получая более никаких об том известий, я беру на себя смелость, князь, прибегнуть к Вашей снисходительности. Хотят ли еще приобрести эту статую или сумма, которую назначил за нее мой муж, кажется слишком большой. В этом последнем случае нельзя ли по крайней мере оплатить нам материальную стоимость статуи, т. е. стоимость бронзы, и заплатить остальное, когда и сколько Вам будет угодно. Благоволите принять, князь, уверение в лучших чувствах преданной Вам Натальи Пушкиной». 

Комиссия Академии художеств, состоящая из ректора Академии скульптора Мартоса, профессоров Орловского и Гальберга, упомянув в заключении «о достоинстве сего произведения», сделала и любопытное замечание: статуя «вовсе не может почесться слабейшею из произведенных в то время в Берлине». 

Князь Волконский ответил вежливым отказом, сославшись на «очень стесненное положение, в котором находится в настоящее время императорский Двор». 

Известно, что Пушкин предлагал купить статую Екатерины II поэту и камергеру Ивану Петровичу Мятлеву. Тот был хорошим знакомым Гончаровых и их соседом по калужскому имению. И что существенно — весьма богатым помещиком. Сделка так и не состоялась… 

По поводу «бронзовой бабушки» было еще немало хлопот и беспокойств, — продать ее удалось лишь осенью 1836-го «коммерции советнику» заводчику Францу Берду. Выручил за нее поэт не так уж много — всего три тысячи ассигнациями. 

Еще несколько лет пролежал заброшенный памятник (кстати, переплавленная статуя должна была пойти на барельефы Исаакиевского собора!) на дворе литейного завода, пока случайно не попался на глаза братьям Глебу и Любиму Коростовцевым, уроженцам Екатеринослава. Именно они способствовали тому, что статуя императрицы была выкуплена на пожертвования именитых горожан (за семь тысяч рублей серебром) и затем торжественно воздвигнута в центре губернской столицы, — на площади перед кафедральным собором, который когда-то заложила сама Екатерина. На пьедестале выбили слова: «Императрице Екатерине II от благодарного дворянства Екатеринославской губернии в 1846 году». 

Верно, Наталии Николаевне довелось о том знать… 

На Соборной площади памятник простоял почти семь десятилетий: в 1914-м, когда Россия объявила войну Германии, городские власти в патриотическом порыве решили перенести статую и установить ее перед зданием Екатеринославского исторического музея. 

Затем грянул революционный семнадцатый — «императрицу» свергли с пьедестала. И все же благодаря заступничеству директора исторического музея Д.И. Яворницкого бронзовая Екатерина была спасена: под покровом ночи ученый и его помощники закопали статую в землю. Лишь через два года памятник извлекли из тайника и установили в тихом музейном дворике. А в 1941-м в город Днепропетровск (бывший Екатеринослав) вошли фашистские войска, и вскоре, в ноябре, немецкая трофейная команда вывезла августейшую «бабушку» в Германию. И следы ее затерялись… 

Странствия бронзовой императрицы по Российской империи завершились столь же внезапно, как некогда и ее царствование: Берлин — Калуга — Полотняный Завод — Петербург — Екатеринослав и, возможно, — вновь Берлин. Круг мистическим образом сомкнулся. Есть в том некое таинство: немецкая принцесса София-Фредерика-Августа и самодержица Российской империи Екатерина II будто соизволила покинуть страну, где память о ее великих трудах и заслугах была предана забвению на долгие-долгие годы, и вернулась на родину, в Германию. 

Но вся эта необычная история дарит и надежду — весьма сомнительно, что прекрасное произведение немецкого искусства разделило участь простой глыбы металла и пошло на переплавку. Стоило ли ради того отправлять на ее поиски специальную команду! Если уж рукописи не горят, как утверждал классик, то и статуи не плавятся… 

А тогда, весной 1830-го, от решения Афанасия Николаевича зависело — быть ли свадьбе, выделит ли он внучке приданое? 

Гончаров-старший расщедрился и выделил своей любимице часть одного из своих поволжских сел в Нижегородской губернии. Сделал даже «Рядную запись», но дорогой подарок остался лишь… на бумаге. 

«Дедушка свинья, — гневался Александр Сергеевич, — он выдает свою третью наложницу замуж с 10 000 приданого, а не может заплатить мне моих 12 000 — и ничего своей внучке не дает». 

И как необычно соотносятся с этим резким, но справедливым отзывом поэта строки из письма самого Афанасия Николаевича, отправленным Пушкину из Полотняного Завода уже после замужества внучки: 

«Милостивый государь Александр Сергеевич! 
…Как я сказал, что нижегородское имение отдаю трем моим внукам, Катерине, Александре и Наталье, так и ныне подтверждаю тоже… Аще обстоятельства мои поправятся и дела примут лучший оборот, не откажусь сделать всем им трем прибавку и пособие. — Прося вас продолжения добрых ваших о мне мыслей и родственной любви, с почтением моим пребыть честь имею ваш, милостивый государь, покорный слуга Афанасий Гончаров». 

Но сколько было препятствий прежде, до свадьбы поэта. И не материального характера, а совсем иного рода! Афанасию Николаевичу «доброжелатели» нашептывали о Пушкине самые гнусные сплетни. И первой, кто встала на защиту чести своего жениха, была его Наташа! 

Наталия Гончарова — А. Н. Гончарову (5 мая 1830): 

«Любезный дедушка! Узнав через Золотарева сомнения ваши, спешу опровергнуть оные и уверить вас, что все, что сделала Маминька, было согласно с моими чувствами и желаниями. Я с прискорбием узнала те худые мнения, которые Вам о нем внушают, и умоляю Вас по любви Вашей ко мне не верить оным, потому что они суть не что иное, как лишь низкая клевета. В надежде, любезный дедушка, что все ваши сомнения исчезнут при получении сего письма, и что вы согласитесь составить мое счастие, целую ручки ваши и остаюсь навсегда покорная внучка ваша 

Наталья Гончарова». 

Писал деду своей невесты и Александр Пушкин: 

«Позвольте мне, милостивый государь Афанасий Николаевич, еще раз сердечно Вас благодарить за отеческие милости, оказанные вами Наталии Николаевне и мне. Смею надеяться, что со временем заслужу ваше благорасположение. По крайней мере, жизнь моя будет отныне посвящена счастию той, которая удостоила меня своего выбора и которая так близка Вашему сердцу». 

…А о той, первой поездке Пушкина в Полотняный Завод, сохранилось поистине бесценное свидетельство. 

Надежда Осиповна Пушкина, мать поэта, — дочери Ольге (июль 1830): 

«Он очарован своей Наташей, говорит о ней как о божестве, он собирается в октябре приехать с ней в Петербург… Он мне рассказывал о великолепном имении старого Гончарова, он дает за Наташей 300 крестьян в Нижнем… Малиновские говорят много хорошего о всей семье Гончаровых, а Наташу считают ангелом». 

Из книги Ларисы Черкашиной, «Наталия Гончарова. Любовь или коварство?» 

Источник: https://vk.com/wall-70409513_51161

С далеких времен, с незапамятной даты
Стоит на Руси Полотняный Завод
И звался поселок Усадьбой когда-то,
Здесь жил превосходный работный народ.

Рабочий поселок, Завод Полотняный,
Возник средь лесов ты и топких болот,
Где ранней весной, орошая поляны,
Река Суходрев нам о чем-то поет

Во славу России Петр Первый работал,
И мудро Указ именной подписал:
Построить завод для российского флота,
Чтоб этот завод полотно выпускал!

Летели года, и века уплывали.
Утратил значение парусный флот.
На фабрике делать бумагу мы стали,
А он, как и был, - Полотняный Завод

Над парком старинным синеют рассветы,
И птицы щебечут у самой земли.
И кажется: рядом с великим Поэтом
Опять по аллее идет Натали.

 Виктор Кирюшин

Войти однажды, подавив печаль,
В старинный парк, где ветер замирает
Представить, как струящаяся шаль
С плеч Натали свободно ниспадает.
Расслышать шум колес издалека,
В тени аллей чего-то ждать, волнуясь.

И рассмотреть, как бледная рука
Чуть дрогнет от ожога поцелуя
“Мой ангел”, - чутким словом уловить,
Отринув эха горестные всхлипы …
Благоговея, в тишине бродить,
Где о былом нашептывают липы.

Я снова в Полотняном.
В парке снова
Над Суходревом с Пушкиным грущу.
Я вместе с ним
Наталью Гончарову
Среди красавец заводских ищу.

Всем хороши –
И удалью, и статью,
Любая – и красива, и умна
Вот, кажется, похожа на Наталью.
Наталья – точно,
Но – Головина.
- Ну, как Вам
современные девчонки? –
Я Пушкина спросил.

И он в ответ,
Как будто о потерянном о чем-то;
- Наталий много…
Гончаровой нет.

автор Алексей Золотин.

Над волной былинной Суходрева
Парк тенист, а дали голубы
Здесь поэт мечтал,
в свободу веря,
И в любовь,
 и в славный взлет судьбы.

Здесь поэту виделась Россия
Сказочной, свободною страной,
Той, что вдохновение дарила,
Чтоб дарил он песнь
 земле родной.

И спешила в парк к поэту снова,
Не скрывая свет души своей,
Юная Наталья Гончарова
 И мгновений не было светлей.

Может, тих и не приметен
в мире
Полотняный – маленький завод,
Здесь поэт любил:
в заветной лире
Та любовь века переживет.

Рудольф Панферов

Полотняный Завод – конечно, не Болдино
И не милое псковское синеозерье,
Но такими ветрами заречье наполнено –
Словно там пролилось волшебное зелье
Лодка тихо плывет неширокими плесами
Золотеет изгиб Суходрева вдали
На корме под закатом – она,
Темнокосая,
В белом, будто кувшинка, -
Его Натали.

Жить бы с нею свой век
Над рекой невеликою
В этих тихих краях,
В этом мире лазоревом.
И частицей крови, африканскою, дикою
Присмирел, как ручей, повстречавшийся с озером
Опостылела так суета петербургская –
Каждый час ее лучшие годы уносит
Закручинилась душенька вольная русская!
Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит …
Полотняный – не Псков, не Москва и не Болдино,
Но и этот кусочек калужской земли
Для поэта великого – малая родина,
Потому что отсюда
Его Натали.

Марш пушинок тополиных
над прогонами косьбы
украшает путь не длинный
до усадьбы и... судьбы!

Ветерок живой духмяный
рвётся в дом, гулко пуст!..
«Натали» да «Полотняный»,
«Пушкин, Пушкин!» – веет с уст.

Остро, трепетно подкожно
ощущаешь благодать!..
Лишь поэзией возможно
эти чувства передать!

Александр Хромиенков.

Благодарю тебя за заботы и любовь. Целой жизни,
полной преданности и любви не хватило бы, чтобы
их оплатить. В самом деле, когда я иногда подумаю,
о том тяжком беремени, что я принесла тебе в прида-
ное и что я никогда не слышала от тебя не только жа-
лобы,но что ты хочешь в этом найти еще и счастье, –
моя благодарность за такое самоотвержение еще боль-
ше возрастает, я могу только тобою восхищаться и
тебя благословлять.

Из письма Н. Н. Пушкиной-Ланской П. П. Ланскому;

«Мой дорогой, добрый Пьер», «мой друг Пьер», «мой прекрасный муж», «душа моя» – так обращалась Наталья Николаевна в письмах к своему второму мужу, генералу Петру Петровичу Ланскому. Без малого двадцать лет длился их счастливый, спокойный и прочный брак. Полюбив всей душой Наталью Николаевну Пушкину, молодую вдову с четырьмя малютками на руках, Петр Петрович Ланской заменил им отца, и стал надежной опорой уставшей от одиночества и многочисленных трудностей женщине. Но права была Дарья Федоровна Фикельмон, когда писала, что Наталья Николаевна не будет счастлива, что «она носит на своем челе печать страдания»;. И, действительно, клевета разрушила ее первый брак, преследовала ее и во втором, и отсвет этой клеветы упал и на Петра Петровича Ланского. Его служебное рвение, строгое отношение к своим обязанностям, исполнительность были оценены по достоинству двумя императорами, служа которым, он, как и все другие военные того времени, поднимался по служебной лестнице. Но в советской пушкинистике усиленно муссируется предвзятое отношение к его карьере. И скорая-де она, и блестящая-де и еще бог знает какая.
Давайте же заглянем в военную карьеру Ланского и сравним ее с карьерой других военных того времени. Так уж сильно она отличается от них стремительностью и блеском?
Начнем с того, что Петр Петрович Ланской из семьи доблестных военных. Его отец Петр Сергеевич Ланской был известным сподвижником М. И. Кутузова. Три брата Сергей, Павел и Александр были кавалергардами. Все братья Ланские дослужились до генеральских эполет, начиная службу с юнкеров. Старший Сергей Петрович (1789 – 1832) принял боевое крещение под Аустерлицем, участвовал в Бородинском сражении и получил золотое оружие. Уволен со службы в чине генерал-майора. Павел Петрович (1791 – 1873) - генерал от кавалерии, герой войны 1812 года, участвовал во многих сражениях, сопутствовал императору Александру II в Пруссию для участия в маневрах, ездил с великим князем Михаилом Павловичем в Голландию и Англию. Два младших брата Александр Петрович (1800 – 1844) и Петр Петрович (1799 – 1877) в силу возраста не были на войне, но верой и правдой служили императору в кавалергардах. Александр Петрович рано умер, дослужив до чина полковника.

«Ланской Петр Петрович был младшим из четырех братьев, одновременно служивших в кавалергардах. Получив домашнее образование, он поступил юнкером в полк в 1818 г. Всю свою службу, до чина полковника включительно, он провел в Кавалергардском полку.
Ревностной и образцовой службой он удостоился милостивого расположения императора Николая I, который неожиданно для всех и для самого Ланского назначил его в апреле 1834 г. флигель-адъютантом. В октябре 1843 г. Ланской произведен в генерал-майоры с назначением состоять при гвардейской кирасирской дивизии, через полгода был назначен командующим лб.-гв. Конным полком», – читаем в томе III «Сборника биографий кавалергардов» под редакцией Панчулидзева С.А.;
Как видим, карьерный рост шел своим чередом у Ланского задолго до знакомства с Натальей Николаевной Пушкиной. В 1934 году полковник, а в 1843 генерал-майор Кавалергардского полка, шефом которого была императрицы Александра Федоровна, и флигель-адъютант императора Николая I, Петр Петрович Ланской, еще сном духом не знает своего будущего, своих будущих чувств и резкого поворота в личной судьбе. Уточним:
25 июня 1818 года – из эстандарт-юнкеров Кавалергардского полка.
24 ноября 1820 года – произведен в поручики.
6 апреля 1824 года – произведен в штабс-ротмистры.
1826 год – пожалован бриллиантовый перстень.
8 ноября 1827 года – произведен в ротмистры.
1833 год – награжден Орденом Святого Станислава 2 степени.
6 января 1834 года – произведен в полковники.
23 апреля 1834 года – назначен флигель-адъютантом к Его Императорскому Величеству.
1835 год – награжден Орденом Святой Анны 2 степени.
1835 год – награжден Прусским Орденом Святого Иоанна Иерусалимского.
1839 год – Императорская корона к ордену Святой Анны 2 степени.
1840 год – Знак отличия за XX лет беспорочной службы.
1841 год – награжден Орденом Святого Владимира 3 степени.
10 октября 1843 года – произведен в генерал-майоры, с состоянием по кавалерии и при Гвардейской Кирасирской дивизии (Данные взяты из «Истории кавалергардов и Кавалергардского Ее Величества полка с 1724 по 1-е июля 1851 года» Спб., 1851 г., с. 215)




В 1843 году Петр Петрович Ланской – заслуженный генерал, усердный служака, отмеченный наградами и знаком за двадцатилетнюю беспорочную службу, продолжает честно служить и быть на хорошем счету у императора. Он вполне достоин дальнейшего повышения по службе.
А вот личная жизнь генерала не складывалась. Он был увлечен Идалией Григорьевной Полетикой, женщиной пустой и циничной, которая терзала его и отталкивала. Тяжело пережив измену своей любимой, Ланской заболел. По совету врачей, он взял отпуск и уехал в Баден-Баден. О дальнейших событиях дочь Натальи Николаевны Арапова Александра Петровна в своих Записках, основанных на домашних преданиях, рассказах близких, писала так:
«…В начале зимы 1844 года состоялось первое знакомство моего отца с Натальей Николаевной Пушкиной. За год перед тем он перенес сильное душевное потрясение.
Легкомысленная измена женщины, которой он безраздельно посвятил лучшие годы молодости, так сразила его, что он подвергся долгой, изнурительной болезни, и только самоотверженный уход младшей сестры спас его от грозящей смерти.
Доктора отправили его на воды, за границу, и, отдыхая от сложного лечения, он провел всю осень в Баден-Бадене, где близко сошелся с Иваном Николаевичем Гончаровым и женою его, урожденной княжною Мещерской. Отпуск его кончался, и, узнав, что он едет прямо в Петербург, они попросили его доставить письмо и посылку находящейся там сестре.
Это и послужило поводом к первому визиту. Мать была особенно дружна с этим братом; с живым интересом расспрашивала о нем, о их совместной жизни; тема оказалась благодарной. Отец вопреки свойственной ему молчаливости, разговорился о заграничных впечатлениях и не приметил даже, как быстро прошло время. Откланиваясь, он, в знак благодарности за оказанную услугу, получил радушное приглашение бывать у Н. Н. и, конечно, воспользовался им.
В течение зимы посещения эти все учащались и с каждым разом он все более и более испытывал ее чарующее обаяние. В сердце, иссушенном отвергнутой страстью, незаметно всходили новые побеги, пробуждалась жажда другого, тихого счастья. И невольно вспоминались тогда слова женщины, влияние которой даже и разрыв не мог уничтожить: „С сентиментальностью вашего ума и верностью привязанностей, соперничающей с плющом, во всем мире существует только одна женщина, способная составить ваше счастье — это Натали Пушкина, и на ней-то вам следовало бы жениться“.
Благодаря подобным размышлениям, мысль о браке незаметно вкралась в голову закоренелого холостяка.
Ему тогда только что исполнилось сорок пять лет (он оказался на три месяца старше Пушкина), и, конечно, не с легкомыслием увлекающегося юноши мог решиться на такой важный шаг.
Личное состояние отца было очень незначительно, но это был аккуратный по природе человек, с весьма скромными потребностями, и доходов хватало с избытком на его холостую жизнь. Обзавестись разом многочисленной семьей являлось задачей, спугнувшей предшествовавших женихов, и сам он призадумался над ней, опасаясь осложнений и тревог в будущем.
Пробудившаяся любовь все громче заявляла свои права, внутренний голос настойчиво твердил: ты обрел свое счастье, не упускай его!
А время все шло, наступила весна…»;.
Этой весной Наталья Николаевна, чтобы укрепить здоровья детей, решается отправиться вместе с Вяземскими на воды в Гельсингфорс. Все готово к отъезду. Но случилось нечто, что заставило вдову отказаться от поездки. Неловко встав с кушетки, она подвернула ногу. Ланской почти каждый день посещал ее. Они еще более, чем раньше сблизились и еще более потянулись друг к другу.
Был у заболевшей Натальи Николаевны еще один посетитель. Император Николай, который благоволил и симпатизировал семье бедной вдовы. Сейчас не хотелось бы повторять и опровергать грязные сплетни, которые плетут советские пушкинисты и те, кто себя ими считает, об отношениях Натальи Николаевны и Николая I, но придется. Они не имеют под собой почвы, не имеют доказательств. Ни в одном документе той эпохи, ни в письмах, ни в дневниках, ни в мемуарах современников (не говоря уже о друзьях Пушкина – Вяземском П. А., Плетневе П. А., часто проведавших вдову) – нигде нет и намека на что-либо, что связывало бы имена этих людей. Исключение составляет лицейский товарищ Пушкина, известный своей зловредностью и ядом Модест Корф, который не преминул лягнуть Наталью Николаевну, сравнив ее с Марией Луизой, осквернившей ложе Наполеона браком с Неем.

«14 мая 1844 г.

После семи лет вдовства вдова Пушкина выходит за генерала Ланского… В свете тоже спрашивают: „Что вы скажете об этом браке?“, но совсем в другом смысле: ни у Пушкиной, ни у Ланского нет ничего, и свет дивится только этому союзу голода с жаждою. Пушкина принадлежит к числу тех привилегированных молодых женщин, которых государь удостаивает иногда своим посещением. Недель шесть тому назад он тоже был у нее, и вследствие этого визита или просто случайно, только Ланской вслед за этим назначен командиром Конногвардейского полка, что по крайней мере временно обеспечивает их существование, потому что, кроме квартиры, дров, экипажа и проч., полк, как все говорят, дает тысяч до тридцати годового дохода <…> Ланской был прежде флигель-адъютантом в Кавалергардском полку и только недавно произведен в генералы!»;
Прав был академик К. С. Веселовский, сказав о Корфе, что он «вообще любил макать свое острое перо в очень черные чернила». Разве есть что-то особенное, из ряда вон выходящее в том, что царь иногда посещал своих подданных? И Александра Федоровна и Николай Павлович бывали у своих приближенных на балах, маскарадах, или просто с визитом. Очень хорошо такая светская жизнь показана в «Дневнике Долли Фикельмон». Почему в число привилегированных дам не войти вдове известного поэта? Из письма гувернантки семьи Гончаровых Нины Доля мы знаем, что Александра Федоровна 31 декабря 1838 года посетила Загряжскую, и Наталья Николаевна была представлена ей вместе с детьми. Императрица была очень ласкова с вдовой(6). Карамзину Екатерину Андреевну царская чета тоже посещала. Да, у Николая I был интерес к Наталье Николаевне еще при жизни Пушкина, но во время преддуэльной истории, кстати сказать, этот интерес пошел на убыль да и никогда император не посмел бы нарушить семейный покой поэта, а после его гибели царь почти четыре года не виделся с Пушкиной и что-то не стремился к встрече, пока она случайно не произошла в декабре 1841 года, как известно, в английском магазине. И в эти годы Наталья Николаевна держала царя на расстоянии. Она страшно боялась сплетен, раз пострадав от молвы людской, которая разрушила всю ее жизнь, она оберегала свое имя и имя ушедшего мужа. Уж очень на виду была жизнь вдовы известного поэта, каждый шаг, поступок, слово которой обсуждалось и оценивалось. Уж очень много наблюдателей было у нее. Сначала в одном доме, а потом рядом жила семья де Местр, недалеко Строгановы. Стоит упомянуть Карамзиных, с которыми вдова часто общалась. Екатерина Ивановна Загряжская жила рядом и каждый день в семь часов приходила навещать племянников, Вяземский Петр Андреевич до назойливости опекал Наталью Николаевну и каждый день почти бывал у нее, бывали и другие друзья Пушкина: Плетнев, Нащокин, которые морально поддерживали Наталью Николаевну и очень доброжелательно к ней относились. И ни один из них ни единого намека не сделал на этот счет, значит Наталья Николаевна вела себя безупречно. Друзья Пушкина не простили бы ей царского внимания. Не зря П. А. Вяземский, который как никто лучше, знал жизнь вдовы, говорил: «Вдова такая скромница, такая чистая голубица, что никакая вражья сила ее не одолеет». К тому же представьте себе дом, битком набитый детьми, слугами, нянями, сестра живет тут же. До свиданий ли! И ту чушь, которую пишет заезжий француз об альковных увлечениях императора (Ach. Gallet de Kultur. «Le tzar Nicolas et la sainte Russie». Paris, 1855, cтр. 202 – 203) и «статейка» Н.А. Добролюбова, как называет ее Щеголев, к вдове поэта не имеет никакого отношения. Будь все иначе, не было бы страшного безденежья, нужды, постоянных поисков денег для содержания огромной семьи, страха за будущее детей, царская пассия царила бы в обществе и имела бы все, что только можно пожелать. Но даже Модест Корф, на тот момент доверенное лицо Николая I, его статс-секретарь в своем личном дневнике выразился бы яснее, если бы на это была причина. Уж Модинька Корф не преминул бы позлословить, не упустил бы случая выпустить яд из своего жала. Да и с другой стороны, Николай не стал бы ездить к дамам с известными целями, все, что ему нужно было, имелось во дворце. И имена царских любимиц современные серьезные историки знают наперечет, нет нужды их перечислять, имени Натальи Николаевны Пушкиной среди них нет;.
Вадим Старк в своей книге «Наталья Гончарова» из серии ЖЗЛ пишет, что, возможно, во время посещения Николая был разговор о дальнейшей судьбе Натальи Николаевны и о симпатии ее к Ланскому, а может, царь и сам все видел и понимал. Ведь обращались подданные к царю с просьбами, прошениями, ходатайствами, и часто эти просьбы удовлетворялись. И вот через шесть недель 9 мая 1944 года Ланской был назначен командиром лейб-гвардии Конного полка, шефом которого был сам император. В литературе очень часто называют это назначение «неожиданным». Так ли это? Генерал-майор, четверть века прослуживший в Кавалергардском полку ужели не достоин такого повышения? Ведь эту должность занимали даже полковники (Янкович И. Ф., Арсеньев М. А.). Почему бы генерал-майору Ланскому, служебное рвение которого государь заметил еще в 1834 году, не стать командиром полка? Должность соответствует званию. Не обладая безусловным авторитетом среди сослуживцев, не будучи на отличном счету у государя, этой должности не занять да и удержаться на ней было трудно. Ланской Петр Петрович обладал и тем и другим в полной мере.
Примером может служить отрывок из биографии кавалергарда Бобоедова:
«По рассказам Бобоедова, офицеры его времени делились на две группы: "служак" и "пользующихся светом". У "служак", к которым принадлежал и он, все было в казармах, где они знали каждого солдата. По окончании занятий собирались у кого-нибудь из товарищей провести время, поговорить и пошутить. Карт и вина совсем не было в ходу. Чаще всего собирались у Ланских, которых посещал и Бобоедов, "по застенчивости не посещавший светских гостиных". Жизнь "служак" отличалась патриархальной простотой, например, "играли в лапту с таким увлечением, что с удовольствием вспоминали об этих играх уже 70-летними стариками". Часто они читали вместе, и если попадалась книга юмористического содержания, то непременно приглашали на чтение сослуживца, отличавшегося смешливостью.
Большинство офицеров жили душа в душу и составляли как бы одну семью. Богатые помогали бедным. Бобоедов в особенности был дружен с братьями Шереметевыми (Сергеем и Петром), Р. Е. Гринвальдом, Павлом и Петром Ланскими и И. А. Фитингофом. Неравенство состояний не мешало дружбе, в которой "не было ни корысти, ни самолюбия, а все было просто и искренно". Например, Ланские и Бобоедов помогали Фитингофу, который был беден. За необыкновенное добродушие и простоту Фитингофа прозвали в кругу товарищей "простыней", и, как видно из переписки Бобоедова, он и Фитингоф называли друг друга Бобешкой и Фишкой»;.
И еще одно расхожее мнение требует опровержения. Во всех работах о Ланском сообщается, что Ланской ждал назначения в отдаленное место, но получил в командование полк в Петербурге. Откуда взялась эта информация? Ни в мемуарах, ни в одной биографии кавалергардов, ни в одном документе того времени нет таких данных. Почему отличный офицер, «служака», как говорил Бобоедов, хороший воспитатель солдат, флигель-адъютант Его Величества, прослуживший более двадцати лет в Петербурге, должен был ожидать назначения в провинцию? За какие грехи? Эти слова Араповой из ее воспоминаний о матери с удовольствием подхватили пушкинисты. Но она говорит об этом предположительно: «Он имел опасение ожидать скорого назначения командиром армейского полка в каком-нибудь захолустье, что могло бы осложнить воспитание детей Пушкиных, как вдруг ему выпало неожиданное, можно сказать, необычайное счастье»(9). Записки дочери Ланского они ставят под сомнение, если дочь встает на защиту матери, а там, где можно усмотреть компромат против Натальи Николаевны и ее второго мужа, верят охотно. Воспоминания Араповой – правдивый, ценный и замечательный документ, написанный кровью сердца, с любовью к матери и отцу, но, возможно, сведения о переводе Ланского – это неточные детские воспоминания о разговорах взрослых или Александру Петровну подводит память, но нет никаких доказательств, подтверждающих ее слова. Петр Петрович Ланской все время служил в Петербурге и служил бы и дальше, даже не женясь на вдове поэта. И что такого удивительного в этом назначении? Его друг Иван Андреевич Фитингоф из бедных курляндских дворян к тому времени уже в течение пяти лет командовал Кавалергардским полком, шефом которого была императрица Александра Федоровна. Но никому в голову не приходит связывать эти два имени. К тому же должность командира Конногвардейского полка освободилась уже в декабре. 17 декабря 1843 года ( в начале зимы 1844 года П. П. Ланской только познакомился с Н. Н. Пушкиной) прежний командир полка А. А. Эссен назначается командующим 1-й бригады гвардейской кирасирской дивизии и в мае сдает полк Ланскому, принимая командование 2-й кирасирской дивизией. Идут обычные передвижки военных кадров, очередные повышения званий и смена должностей.




Итак, материальное положение Ланского упрочилось. Только отсутствие достаточного состояния удерживало его от предложения руки и сердца. А теперь ему полагалась казенная квартира, а летом дача. Предложение было сделано и принято.
Свадьба генерала Ланского и Натальи Пушкиной состоялась в июле 1844 года в Стрельне под Петербургом, где летом квартировал Конногвардейский полк. Все было тихо и скромно, на этом настояла Наталья Николаевна. Она предвидела, что ее имя будут трепать в светских гостиных, обсуждать ее второй брак. Нет! Только самые близкие, самые родные люди присутствовали на венчании и свадьбе.
Правда, вызывала сомнение одна обязательная церемония. Как человек, приближенный к престолу, Ланской должен был доложить государю о своем решении и испросить разрешения на брак. По словам Александры Араповой-Ланской, в ответ он услышал:
– Искренне поздравляю тебя и от души радуюсь твоему выбору! Лучшего ты не мог сделать. Что она красавица – это всякий знает, но ты сумел оценить в ней честную и прямую женщину. Вы оба достойны счастья… Передай своей невесте, что я непременно хочу быть у нее посаженым отцом и сам благословить ее на новую жизнь.
Но и от этой чести невеста отказалась. Государь с пониманием отнесся к деликатности и скромности Натальи Николаевны, но предупредил, что будет крестить их первого ребенка. В подарок он прислал бриллиантовый фермуар.
Наталья Николаевна отдала свою руку и сердце человеку достойному, выбор ее был обдуманным и неспешным. Были у нее богатые претенденты – Голицын, Столыпин, Перовский, Гриффео – но препятствием были дети. Ланской полюбил пушкинских детей как родных, и они приняли его и до конца его жизни сохранили благодарность и уважение к отчиму. «С полным доверием поручила она честной, благородной душе участь своих детей, для которых ее избранник неизменно был опытным руководителем, любящим другом. Слово «отец» нераздельно осталось за отошедшим. «Петр Петрович» — был он для них прежде, таким и остался навек. Но вряд ли найдутся между отцами многие, которые бы всегда проявляли такое снисходительное терпение, которые так беспристрастно делили бы ласки и заботы между своими и жениными детьми» – писала Александра Петровна Арапова.
Веры Александровны Нащокина впоследствии вспоминала о своей встрече того времени в Москве с H. Н. Пушкиной:
«Это была женщина чудной красоты: высокая, дивно сложенная, изящная, с каштановыми или темно-русыми волосами… она, заехав однажды к нам, заявила Павлу Войновичу, что генерал Ланской, человек тогда уже пожилой… сделал ей предложение и она приехала спросить совета, как ей поступить. По ее объяснению, Пушкин на смертном одре сказал ей: „Если ты вздумаешь выходить замуж, посоветуйся с Нащокиным, потому что это был мой истинный друг“.
Мой муж уклонился от совета, ссылаясь на то, что Пушкину он мог советовать, как близкому другу, душа которого была для него раскрыта и ясна; вдове же его, при всем уважении к ней, советовать он не может. Наталья Николаевна уехала, и вскоре потом мы услышали, что она помолвлена с Ланским»;;.
Петр Петрович и Наталья Николаевна обрели свою тихую пристань, свой очаг. А служба Ланского продолжалась, продолжалась и карьера, которую пушкинисты называют «стремительной и блестящей», намекая на поддержку царя. И первым на этот счет прошелся Щеголев П. Е. Можно поставить его первым в ряду клеветников и гонителей Натальи Николаевны и Ланского. «… она (Ланская. – Т. Г. ) пользовалась исключительным благоволением Николая, а муж ее, П. П. Ланской, делал удивительную карьеру: в это время он был командиров л.-гв. Конного полка и свиты генерал-майором, а через год – в 1849 году – был назначен генерал-адъютантом»;;. Ну, допустим, здесь Павел Елисеевич явно ошибается, в математике он не силен, впрочем, как и в армейской иерархии. Не через год, а почти через шесть лет после генерал-майора Ланской получил звание генерал- адъютанта, а после зачисления в свиту через три года.
Убедитесь сами:
10 октября 1843 года – пожалован генерал-майором
9 мая 1844 года – командир Конногвардейского полка.
7 ноября 1846 года – зачислен в свиту Его Величества
1847 год – Орден Святого Георгия 4-1 степени за 25 лет службы.
1848 год – Орден Святого Станислава 1-й степени.
1849 год – пожалован генералом-адъютантом.
1853 год произведен в генерал-лейтенанты с отчислением от командования полком.
Очередное звание получил через шесть лет и через четыре года(1843 – генерал-майор, 1849 – генерал-адъютант, 1853 – генерал-лейтенант). Что же такого «удивительного» в этом служебном росте? Обычная, конечно, хорошая карьера военного в николаевское время. Его сослуживцы И. А. Фитингоф, А. А. Эссен еще раньше Ланского получили звания генерал-адъютантов. Если бедный Ланской женился на Наталье Николаевне Пушкиной, то, наверно, ему нужно было сидеть в ротмистрах и отказываться от званий и наград, а все остальные будут дослуживаться до генералов, ведь они не женаты на женщине, которую вся советская пушкинистика обвиняет во всех смертных грехах.
Возвращаясь к вопросу карьеры Ланского и сравнивая ее с карьерами других военных того времени, можно смело утверждать, ничего «удивительного» в ней нет. Давайте посмотрим, как же служили другие офицеры николаевского времени. Вот послужной список ближайшего друга и товарища Ланского по Кавалергардскому полку барона И. А. Фитингофа (1797 – 1871):
1815 год – юнкер в Кавалергардском полку.
1818 год – корнет
1827 год – ротмистр
1831 год – полковник
1833 год – командир Новгородского кирасирского полка.
1839 год – генерал-майор и сразу назначен командиром Кавалергардского полка.
1842 год – зачислен в Свиту Его Величества.
1848 год – генерал-лейтенант
1857 год – командир сводной Кирасирской дивизии.
1861 год – генерал от кавалерии.
Чем эта карьера хуже карьеры Ланского? А ведь мы знаем по воспоминаниям Бобоедова, что у барона не было ни связей, ни состояния. Фитингоф писал в письме своему другу: «Еще могу тебе сказать, что служба моя идет не дурно, но дурно то, что не остается копейки на черный день, а о детях надобно подумать. Но Бог и царь помогут, и ежели было бы только прежнее здоровье, то и далее служба прокормит. Завидую вам всем, которые дома живете, как бы и я желал, но рано еще, нечем без службы жить»;;. Можно ознакомиться с послужным списком еще одного служаки времен Николая I, генерала от инфантерии Жеркова Александра Васильевича (1800 – 1871). Из «Записках старого преображенца (кн. Н. К. Имеретинского)», опубликованных в февральском номере журнала «Русская старина» за 1893 год: «Генерал-майор Александр Васильевич Жерков выслужился из кантонистов и, без всякой протекции, дослужился до звания командира образцового полка»;;. Вот его карьерный рост:
Воспитывался в Пажеском корпусе.
1816 год – прапорщик в Гренадерском принца Прусского полку.
1821 год – зачислен в лейб-гвардии Семеновский полк.
1829 год – полковник.
1837 год – генерал-майор.
1838 командующий 2-й бригады 3-й пехотной дивизии.
1843 год – командир лейб-гвардии Преображенского полка.
1848 год – генерал-лейтенант.
1849 – 1856 – командовал 2-й гренадерской дивизией.
1866 год – генерал от инфантерии.
В карьере Фитингофа и Жеркова не меньше блеска, чем у Ланского, они командовали дивизиями. Можно еще привести примеры послужных списков Муханова И. Д. , Баранова Н. Т., Барятинского В. И. и многих других военных того времени, которые дослуживались до высоких чинов. И если бы Наталья Николаевна вышла замуж за одного из них, то, наверное, и их успехи приписали бы темным силам.
В должности командира полка Ланской прослужил десять лет. На новом месте Петр Петрович проявил обычное свое рвение и старание, хотя переход из кавалергардов в кавалерию вызвал у него некоторые трудности. «Привязанность его к кавалергардской семье была так велика, что, несмотря на отменную царскую милость, ему было тяжело надеть конногвардейскую форму, являвшую в ту пору особые, отличные от кавалергардской, традиции. Дело в том, что в Конном полку со времен Анны Иоанновны держались немецкие традиции, в Кавалергардском же под влиянием Екатерины II пробудилось русское самосознание. По счастью, почти одновременно с Ланским его товарищ и лучший друг барон И. А. Фитингоф получил родной полк, и они дали друг другу слово приложить все старания к уничтожению постоянного антагонизма, что им отчасти и удалось. Через несколько лет командования Ланского сложилась уже поговорка, что он принял от Эссена регимент, а сдал графу Ламберту полк»;;.
Еще одно свидетельство не только добросовестности, но и гуманности командира полка: « В 1847 году, командиром полка, Генерал-Майором Ланским, учрежден в полку для совершенно малолетних солдатских детей обоего пола, преимущественно для сирот, детский приют, который и был открыт в 1847 году, перед полковым праздником. Не требуя никакого содержания от родителей, приют берет одну часть детей совсем на жительство и полное свое содержание, пользуясь только положенным им провиантом, (сиротские их деньги кладутся в Сберегательную кассу для приращения процентов и выдаются им на выходе из приюта), другую же часть детей довольствует пищей в продолжение дня и одеждой, уже без всякого возмездия, так как дети эти живут при родителях своих». («История Лейб-гвардии Конного полка 1731 – 1848» часть 1, с. 285)
Как и везде, где дело идет об отличиях, наградах, продвижении по службе, в Конногвардейском полку служило много амбициозной молодежи, создавались острые ситуации. Командир полка отвечал за моральный климат во вверенном ему подразделении. Не всегда легко быть принципиальным и справедливым. Ланскому это удавалось, он обладал непререкаемым авторитетом и пользовался уважением среди подчиненных. Вот пример, что прекрасная репутация Ланского взялась неспроста.
«Его строгое отношение к службе и цельность характера способны были порождать недовольство между подчиненными, но все единогласно признавали в нем и высоко ценили редкую справедливость и нелицеприятие. Следующий факт служит лучшим тому доказательством: в Конном полку открылась вакансия полкового адъютанта; при всем известном благоволении императора Николая Павловича к своему шефскому полку это считалось верным обеспечением вензелей, и честолюбцы пустили в ход все интриги, чтобы добиться этого назначения. В течение полугода эту должность примерно исправлял Альбединский, и Ланской, считая его вполне достойным офицером, решился утвердить его полковым адъютантом. Альбединский имел очень мало средств и никакой протекции. Кружок богачей-аристократов имел своего кандидата - Черткова, сильного своими связями, и всячески агитировал, чтобы сломить твердое решение командира полка.
Однажды, во время приема с глазу на глаз, государь, любивший входить в разные подробности, спросил Ланского: "У тебя очищается адъютантская вакансия?" - "Так точно, Ваше Величество". - "Я слышал, ты избираешь Черткова?" "Ваше Величество! Должен ли я считать этот вопрос изъявлением вашего желания?" - почтительно спросил Ланской. - "Это почему?" - "Потому что оно для всякого становится законом, и только в силу его я имею право обидеть офицера". "Нет, Ланской, всегда поступай по совести. Тебе это ближе и лучше знать, - ответил государь и, милостиво потрепав его по плечу, уже с легкой усмешкой добавил: - Взялся поинтриговать, и не выгорело, а тебе за правду - большое спасибо! Я люблю, чтобы мне так служили" («Сборник биографий кавалергардов»).
Император ценил Ланского за прямоту, верность, служебное рвение. Но если полк заслуживал порицания, то он его получал. Из тех же «Записок старого преображенца (кн. Н. К. Имеретинского)» мы узнаем о таком случае в полку Ланского: «Проезжая мимо Конногвардейского переулка, император услышал пронзительный женский крик: «Караул!.. Разбой!..» Он приказал кучеру завернуть в переулок и там застал врасплох рослого конногвардейского солдата, очень хмельного. Солдат бил какую-то женщину и тащил у нее с головы платок. Государь вышел из саней и прямо пошел к месту сцены, но солдат, увидевший грозный и величественный образ царя, шмыгнул в ближайший темный подъезд и спрятался там в углу, но государь последовал за ним, отыскал буяна, схватил его за погон, привел на ближайший двор казарм и крикнул: «Дежурного!..»
Так звучен и так могуч был этот богатырский крик, что не только дежурные, но и сам командир полка, генерал-майор Ланской, выбежали во двор. Государь все еще держал за погон провинившегося солдата и только при появлении Ланского оттолкнул от себя со словами: «Вот тебе твоего полка безобразник! Возьми-ка да полюбуйся на него!» Император рассказал в коротких словах всю историю, сильно выговорил за нее Ланскому, велел рассадить всех дежурных по гауптвахтам и уехал. Не говоря о примерном телесном наказании виновного, его эскадронный и отделенный командиры отправлены под арест. Командиру полка объявлен строжайший выговор, так же как и бригадному, принцу Гессен Дармштадтскому, и даже начальнику дивизии, генералу Эссену, было сделано замечание»;;.
В 1955 году 18 февраля умирает Николай I. Но карьера Петра Петровича так же успешно продолжается. Император Александр II не менее своего отца ценит и уважает Ланского. Редкое прямодушие и честность генерала восхищает молодого императора.
В сентябре 1855 года, едва оправившись от тяжелой болезни, во время которой Наталья Николаевна самоотверженно ухаживала за ним, Ланской должен был ехать в Вятку, для формирования местного ополчения. Супруги Ланские приехали в Вятку, где пробыли до января, а затем Петр Петрович отправился дальше по делам службы. «Отцу пришлось довести сформированное в Вятке ополчение только до Казани, так как там было получено известие о подписании мира и приказ о распущении по домам», — писала Арапова. И далее продолжала: «В самый разгар Крымской войны он был командирован в Вятскую губернию для формирования ополчения. Пожертвования лились щедрой рекой и по распущении ополчения и заключения мира, он остановил ополчение по пути в Крым.

В безотчетном ведении Ланского оказался капитал, достигавший 100 000 рублей. Этот избыток — был единственный пример во всей обширной России.

При докладе императору Александру II, Ланской заявил об остатке, спрашивая указания, куда представить эти деньги. Государь весьма удивился и спросил:

— Как поступили в других губерниях? — и убедившись в исключительности факта, промолвил:

— Так ты один возвратил их, Ланской? Да с тобою иначе и быть не могло! — и приказал всю сумму передать военному министру Сухтелену. Затем она быстро испарилась по разным инстанциям» (Сборник биографий кавалергардов», том III, 1908, с. 335).

А Ланскому «за скорое сформирование и скорое расформирование Вятского ополчения объявлено Высочайшее благоволение» и пожалован орден Святого Владимира II степени.
В январе 1856 года Петр Петрович после возвращения из Вятки был назначен начальником 1 гвардейской кавалерийской дивизии. Как видим, Петр Петрович был достойным продолжателем рода офицеров-Ланских, его карьера – плод его личных усилий, твердости характера, ответственного отношения к службе и добросовестности.

Весной 1861 года Ланской вынужден был просить одиннадцатимесячный отпуск для пребывания за границей и лечения тяжелобольной жены. Здоровье Натальи Николаевны ухудшалось. Ее мучил постоянный кашель, ненадолго утихавший в теплые дни. Путешествие и лечение у тамошних врачей пошло Наталье Николаевне на пользу. Ей стало лучше. По возвращении в Петербург Ланской вступает в сферу административной деятельности. В период петербургских пожаров, студенческих волнений Ланской оказался военным генерал-губернатором одной из трех частей Петербурга. С 1864 года он член комиссии для разбора и суда по всем политическим делам. На своем посту Ланской старался проявить лояльность, хотя это было нелегко. В 1866 году после покушения Дмитрия Каракозова он председатель этой комиссии. Однако вскоре был заменен более колоритной фигурой М. Н. Муравьева-вешателя.­
«Разносится слух, – читаем мы у Герцена, – что назначают следователем Ланского – клубный вопль: «Дай нам Муравьева… дай нам его, облитого кровью и покрытого проклятьем целой страны»(16). Слишком мягким и человечным был генерал Ланской для такого жестокого дела. В 1855 году в Вятке судьба столкнула его с молодым сочинителем Михаилом Евграфовичем Салтыковым-Щедриным, жившим в этом городе на положении ссыльного. Ланской обратился к министру внутренних дел (своему двоюродному брату С. С. Ланскому) с ходатайством об освобождении из ссылки Щедрина и получил его. 13 октября 1855 года Михаил Евграфович писал брату Дмитрию из Вятки в Петербург: «Он (Ланской) принял живейшее участие в моем положении и с нынешней почтой послал к министру официальное письмо, в котором, отзываясь обо мне с лучшей стороны, просит исходатайствовать мне всемилостивейшее прощение. Кроме этого официального документа, генерал был так добр, что еще частным образом просит министра о том же»;;.
Другой современник Щедрина и Ланских, весьма близкий к писателю, Н. А. Белоголовый свидетельствует: «…в семье Ланских свято хранились вместе с памятью о покойном поэте и симпатии к литераторам и их деятельности; Салтыков немедленно познакомился с ними, стал часто бывать в их доме и до старости сохранял благодарную память о радушном приеме и нравственной поддержке, какую всегда встречал у них»;;.
И, наконец, 28 ноября 1855 года торжествующий и свободный он пишет тому же Дмитрию: «К 15 января надеюсь быть в Петербурге, чтобы уж никогда с Вами не расставаться. Всем этим я обязан генералу Ланскому, который так добр, что даже дает мне письмо к нашему министру»(19).
Сочувствие к людям, стремление помочь тем, кто нуждается в поддержке, в том числе и попавшим в опалу, у Ланских было фамильной чертой. Мать Петра Петровича Елизавета Ланская урожденная Лепарская была сестрой генерал-майора Станислава Романовича Лепарского, коменданта Нерчинских рудников. Находясь в Чите, Лепарский всеми силами старался облегчить положение ссыльных в Читинском остроге. Он отделил их от остальных каторжников, «варнаков», добился снятия кандалов и освобождения от каторжных работ, завел аптеку и закупку лекарств, тайком делал материальные взносы в их артель. Лепарский всеми способами постарался вытребовать к себе в Читу ссыльных из Нерчинска, находящихся под началом Бурнашева, который зачастую засекал бедных узников, морил их голодом, не давал необходимой одежды. Дружное общество читинских ссыльных приняло своих товарищей из Нерчинска, благодаря за доброту своего славного коменданта. Станислав Романович хранил пейзажные работы Н. А. Бестужева и поэтические произведения А. И. Одоевского. Лепарский не стеснял свободы декабристов, относился к ним с уважением и предупредительностью, и они платили ему тем же. В своих мемуарах они с признательностью вспоминают о Станиславе Романовиче, называя его «почтенный комендант», «добрый старик», «благородный Лепарский». Известен акварельный портрет Лепарского работы Н.А.Бестужева;;.
Кроме забот и успехов по службе генерал был обременен многочисленным семейством. У Ланских росло семеро своих детей (четверо пушкинских и три девочки Ланские), племянница Софья, дочь умершего в 1844 году Александра Петровича Ланского, часто гостили два его сына Петр и Павел. На каникулы Наталья Николаевна забирала из Училища правоведения Левушку Павлищева, сына Ольги Сергеевны и Сашу Нащокина. Это была удивительно дружная, сплоченная семья, в которой царили мир и любовь. Ланской вырастил детей достойными людьми. Александр и Григорий стали военными. Мария и Наталья вышли замуж. Недолог век был у любимой жены Ланского. Когда Наталья Николаевна умерла, Ланскому было 64 года. Об отставке нечего было и думать, поскольку требовались деньги: у него остались три дочери-барышни. Повзрослели и они и вышли замуж за офицеров-кавалергардов. Теперь Ланскому нужно было заботиться о внуках. Наталья Александровна после неудачного брака с Дубельтом уехала за границу и вышла замуж за немецкого принца Николая Нассауского, оставив на попечение Ланского своих детей. Этим внукам Пушкина, девятилетней Наташе и восьмилетнему Леонтию Дубельтам, «дедушка Ланской» заменил родителей. Леонтия определил в Пажеский корпус, Наташу – в женское учебное заведение. Но все каникулы и праздники дети проводили у дедушки.
Годы шли, дружба и сплоченность детей и внуков Пушкина и родных детей Ланского крепла. Они подолгу гостили друг у друга, приходили друг другу на помощь в трудные минуты. Наталья Александровна стала матерью еще троих детей и оставалась для Ланского родной дочерью. Когда он лечился от ревматизма, то гостил в немецком семействе Натальи, теперь носившей титул и фамилию графини Меренберг.

Николай I после освящения полкового Благовещенского собора предоставил право быть погребенными под ним своим любимцам А.Ф.Орлову и П. П. Ланскому. Но генерал Ланской уклонился от этой чести и завещал похоронить себя рядом с горячо любимой женой на Старо-Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. Закончив свой земной путь, Петр Петрович соединился с той, которая была счастьем всей его жизни. Он выполнил все, что обещал ей в ее последние минуты.


Источник:http://www.proza.ru/2012/07/03/1647

Не пишется.
Модистки, знай, стрекочут.
Грядут балы.
О, суета сует!
Не суетись, голубушка,
а впрочем,
тебе к лицу
небесный маркизет.
А если, ангел мой,
от рукоделий,
от северной Пальмиры отдохнуть,
откланяться
и на Страстной неделе
за музою
в Тригорское махнуть?
Не пишется.
Бездумье — как от сглаза,
в салонных сплетнях —
польский политес,
и на балах уже
голубоглазо
и ветрено вальсирует Дантес.

Михаил Танич.

Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,
Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда, виясь в моих объятиях змией,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий!

О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда, склоняяся на долгие моленья,
Ты предаешься мне нежна без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом все боле, боле -
И делишь наконец мой пламень поневоле!

А. С. Пушкин.

Он не был гением-творцом,
В стихах и в бронзе не был славен.
В одном он Пушкину был равен -
Он стал его детей отцом.
Растил их нежно генерал,
Любовь к усопшему внушая.
Как будто Пушкин, умирая,
Его им, детям, завещал.
Он как бы был предсказан им
Вдове, рыдавшей безутешно:
«Я Вас любил так искренно,
Так нежно, как дай Вам Бог
Любимой быть другим!»

Николай Доризо. 

Как девочка, тонка, бледна,
Едва достигнув совершеннолетья,
В день свадьбы знала ли она,
Что вышла замуж за бессмертье?
Что сохранится на века
Там, за супружеским порогом,
Все то, к чему ее рука
В быту коснётся ненароком.
И даже строки письмеца,
Что он писал, о ней вздыхая,
Похитит из ее ларца
Его вдова.
Вдова другая,
Непогрешимая вдова –
Святая пушкинская слава,
Одна на все его слова
Теперь имеющая право.
И перед этою вдовой
Ей, Натали, Наташе, Таше,
Нет оправдания живой,
Нет оправданья мёртвой даже.
За то, что рок смертельный был,
Был рок родиться ей красивой…
А он такой ее любил –
Домашней, доброй, нешумливой.
Поэзия и красота –
Единственней союза нету.
Но как ты ненавистна свету,
Гармония живая та!
Одно мерило всех мерил,
Что он ей верил,
Верил свято
И перед смертью говорил:
«Она ни в чём не виновата!»

Николай Доризо.

Николай ДОРИЗО: Наталья Гончарова – жена и друг поэта.

Поэзия и красота –
Естественней союза нету.
Но как ты ненавистна свету,
Гармония живая та!
Одно мерило всех мерил,
Что
он
ей верил,
Верил свято
И перед смертью говорил, -
Она ни в чем не виновата.

Николай Доризо

Готовясь к интервью с Николаем Доризо, я выудил из инернета и газет больше половины нынешних публикаций о поэте. Многие отличались друг от друга не более, чем изделия, сходящие с одного конвейера. В основном это были под-юбилейные чествования, здравицы и незатейливые напоминания о творческих и житейских свершениях.

Писавшие о Доризо весело и запросто повествовали о том, как его стихи обрели колоссальную славу еще в годину Великой Отечественной, об истории его любви к примадонне оперетты - будущей супруге, о том, что «Дело было в Пенькове» и что «Парней так много холостых на улицах Саратова»…

В «московско-комсомольском стильном стебе», как бы по касательной, упоминалось о прежних лауреатствах Николая Константиновича, о том, что муза его, случалось, пела гимны не той общественно-экономической формации, что создавала ей «пропагандистский антураж», хотя при всем оном вовсе и не была бездарной простушкой.

Увы, ни поверхностная фактография, ни голые констатации вокруг имени замечательного поэта не давали читателям главного – понимания того, в чем сила Доризо как художника рифмы, как мастера поэтической мысли.

А главное, почти никто не упомянул о «пушкиниане» Доризо и о его книге «России первая любовь». Что и удручает – ведь это, пожалуй, главный и современниками, похоже, не оцененный труд поэта. Книга вышла в разгар перестройки и вскоре была погребена под обломками советской литературы, когда в стране начался культурный террор и под ее основание заложили здоровенный фугас…

В книгу вошли трагическая поэма «Третья дуэль», полемические раздумья под названием «Жена поэта», сборник посвященных пушкинской теме стихов – давший название всей книге, героическая поэма «Берестяное слово» и драматическая «Место действия Россия». Потом – снова мысли о Пушкине, Лермонтове, Маяковском, Есенине…

Книга прекрасно построена в композиционном плане, но поражает и пленяет прежде всего каждая ее строка. Любой поэтически мыслящий россиянин не может не испытать потрясения, читая «Третью дуэль» - драму в стихах о жизни Пушкина и вокруг нее во дни назревавшей трагедии.

Доризо говорит читателю в «Полемических раздумьях»:



«Трудно найти не только в русской, но и во всей мировой истории женщину, которая оставила бы такой неизгладимый след в людской памяти, которая вызывала бы столь противоречивые толки, яростные споры, длящиеся вот уже полтора столетия.

Слишком много у нее было обвинителей и почти не было адвокатов…»

Подобно Леониду Леонову, называвшему себя «следователем по особо важным делам человечества», Доризо называет себя его адвокатом. Повинуясь страстному чувству справедливости, он когда-то и взялся за дело, которое не по плечу ни одной адвокатской конторе – ни даже гильдии самой…

Не было ни корысти, ни честолюбия. А были два побуждения. Первое: «С Пушкиным я словно родился на свет, прожил всю свою жизнь. Побудил сам факт моего рождения. Во главе всего был Пушкин с его сказками и стихами. И вся жизнь, все творчество связаны с Пушкиным. От него идет вся наша литература». И второе: «Когда порою в наши дни ревнители «чистого Пушкина», без его жены, пытаются как бы отодвинуть ее в сторону, они оказываются беспомощными по-настоящему понять жизнь поэта… А для того чтобы понять, надо любить. Любить большой человеческой любовью не только самого Пушкина, но и его многострадальную жену…»



За спиной у России чуть не два века вымыслов и брани в адрес Натальи Николаевны. Но способны ли простые – порою хуже воровства – истолкования ее образа как пустой и недостойной гения не опорочить его самого? Это и тревожило Доризо как ничто иное, это и лежало раной на душе у всей России. Вот и решился некогда поэт уврачевать эту рану – развеять нелепые мифы и рассказать правду.



Доризо. Обвинители Натальи Николаевны не считаются с очевидным. И до сих пор молва считает, что Пушкин в своей любви был наивен и легковерен – что ослеплен был голой красотой. Это принижает великий пушкинский ум. Многие ошибались, размышляя об отношениях Александра Сергеевича и Натальи Николаевны. Ошибался Шеголев, написавший при всем ином обстоятельную монографию «Дуэль и смерть Пушкина». Ошибались Цветаева и Ахматова. М.Цветаева писала: «Тяга Пушкина к Гончаровой… тяга гения – переполненности к пустому месту. Чтоб было куда… Он хотел нуль, ибо сам был все». Ошибался М.Булгаков, написавший «Последние дни». Да что там – ошибались и современники Пушкина. Куда проще списать все на флирт, на любовную интригу, чем воссоздать истинное существо вещей.

«Третья дуэль» покоряет прозрачностью стиха, динамикой рассказа, колоссальным (просто титанически и тектонически огромным) владением историческим материалом, но главное – раскрытием образов. И в этом поэт приближается к самому Пушкину.

Далеко не простушка и не юная светская львица разделила с Пушкиным роковые тридцатые годы позапрошлого столетия. Хоть и несказанной красоты, но это была женщина и большой душевной красоты и зрелости. Чтобы понять это, достаточно вчитаться в их переписку. И хвала Николаю Доризо, который открывает это, разворачивая ее образ в поэтической строке.

Вот взволнованная беседа двух сестер – Натальи Николаевны и Александры Николаевны.

Александра Николаевна
Друзья
Все
Знают:
Этот пасквиль – ложь.
Зачем же придавать
Пустым наветам
Значенье роковое?
Наталья Николаевна
Это так.
И все ж
Не забывай,
Он Пушкин.
Дело в том.
Ведь имя Пушкин
Не кружку друзей
С их мненьем,
Как и жизнь их,
Быстротечным, -
Оно
Принадлежит России всей
И потому
Должно быть
Безупречным.
Дантесу
Мненье тех
Важней всего,
Кого
Сегодня
Он встречает в свете,
А Пушкин так тревожен оттого,
Что знает Пушкин –
Каждый шаг его
Судить потомки будут.
Он в ответе
Пред ними.
Потому он так раним.
Как страшно жить
С бессмертием своим...

Усыновленный бароном Луи де Геккереном кавалергард Жорж Дантес был не единственным обожателем Натальи Пушкиной. Сам царь Николай I был ею очарован. Что еще обсуждать в свете как не влюбленности? Такова, увы, природа великосветского общества (а в чем-то и человеческого общества вообще), ему подавай пищу для сплетен. Тем и тяготило Пушкина его камерпажество, его зависимость от сиятельных и влиятельных ничтожеств, от беспечных повес и сибаритов.



Г.С. …да он и сам был повесой… - всегда упрекала его молва, - вот и список его донжуанский… и поделом ему… В этом большая неправда: влюбленности Пушкина бывали безответны зачастую – и часто на уровне восторга, который испытываешь перед прекрасным вообще. А в Наталье Гончаровой он, видимо, разглядел одну из тех, в ком таилась готовность понять всю неохватность его личности – и вместе жизненную правду всех его побуждений.



Доризо. Он увидел в ней не только красавицу, достойную поклонения, но и верного друга, способного разделить его нелегкую судьбу, судьбу поэта…

Представьте себе робкую, застенчивую девушку, с детства привыкшую во все подчиняться властному характеру матери. И вдруг эта девушка решительно встает на сторону жениха, идет против воли матери с непримиримой смелостью (не тайна, что мать сопротивлялась браку дочери с Пушкиным)…

Чем как не большой самоотверженной любовью можно объяснить этот решительный поступок Натальи Николаевны в трудную минуту ее жизни. Такие решительные поступки людям, подобным Наталье Николаевне, людям не железного, а мягкого, послушного характера, даются нелегко, только в самую необходимую минуту. Их вызывает к жизни не взбалмошное своеволие, а большое, благородное, самоотверженное чувство. И поэтому у таких людей подобные поступки особенно ценны. О многом они говорят.

Со стороны Пушкина, это не была тяга гения «к пустому месту», это была великая пушкинская тяга к гармонии, гением которой он был… Он увидел в ней самоотверженную мать своих будущих детей. Он увидел в ней свою героиню, свою Татьяну. Татьяна Ларина и была гениальным предчувствием Натальи Гончаровой.

Вот как описывает знакомая Натальи Николаевны Н.Еропкина ее портрет: «Глаза добрые, веселые, с подзадоривающими огоньками из-под длинных бархатных ресниц. Но покров стыдливой скромности всегда останавливал вовремя слишком резкие порывы».



Г.С. Но скажите тогда – этим ли, а если нет – то чем же она очаровала светское общество, в котором оказалась?



Доризо. Да этим и очаровала. Думаю, неудивительно, что Наталья Гончарова затмила всех великосветских красавиц своей красотой. И дело не только в правильности черт или тонкости стана. Пресыщенное светское общество увидело в ней неподдельную молодость со здоровым провинциальным румянцем на щеках, застенчивость, скромность. То, что в этом обществе редко встречается…



Г.С. В вашей «пушкиниане» дана и новая версия Дантеса. Это не охамевший ловелас, а запутавшийся в своих чувствах юноша – любимая игрушка Геккерена. Да и тот у вас в поэме тоже не одномерен. Да, он интриган, но движимый не столько коварством, сколько сложным чувством к Дантесу. Подметную же интригу против Пушкина (нацеленную в сердце поэта) затевают иные люди – и они у вас тоже в числе персонажей…

Вот ваш Дантес выговаривает приемному отцу, убеждающему его жениться на Екатерине, сестре Натальи Николаевны. Геккерен это делает, чтобы спасти лицо и избежать дуэли Дантеса и Пушкина. Той первой дуэли – несостоявшейся. (Задача – усмирить гнев Пушкина. Навязчивый интерес Дантеса к Наталье Николаевне теперь должен показаться поэту как естественное стремление к общению с будущей родственницей).



Геккерен


…Катрин согласна,
я с ней говорил.





Дантес

(в бешенстве)
Катрин согласна.
Не согласен я.
Я не давал
Таких вам полномочий.
По-видимому, сударь,
Вы забыли,
Что вы не мой посланник,
А голландский.



Геккерен
Как раз об этом
Я не забывал,
Когда тебя
Почти что на коленях
Одуматься просил,
Унять любовный пыл.
Из-за тебя
Коварный этот пасквиль
Мне приписали,
Мне –
Посланнику голландского двора.
А в пасквиле,
Где Пушкин назван рогоносцем,
Намек
На связь его жены
С державным венценосцем.
Как отнесется царь
К подобному намеку?
В его глазах
Я гнусный лжец
И пасквилянт…



Но он же, Геккерен, и затеял когда-то эту интригу – предложив Дантесу поволочиться за Натальей Пушкиной и тем обратить на себя внимание света… Такова ваша версия.



Доризо. Дантес нравился Наталье Гончаровой. Сперва она не могла разобраться в своих чувствах, не могла сразу осознать, что за тот срок, который она прожила с мужем, она приняла его нравственное вероисповедание, находясь под гипнотическим влиянием его гения.

Для нее, едва достигшей совершеннолетия в пору замужества, Пушкин был и мужем, и любящим отцом, и мудрым наставником.

Он понимал, что его юная, неопытная в светских кознях жена – первая красавица Петербурга, молва о которой прошла по всей России. Эта беззащитная и вместе с тем легендарная женщина нуждается в его мудрой опеке. Поэтому Пушкин и требовал от нее полной откровенности. Но откровенности не может быть без доверия. Пушкин нежно и мудро старался заслужить это доверие.



Г.С. Она невольно стала достоянием великосветского общества – и оно уже требовало своих прав на нее. И вот еще что – не было ли то, что Пушкина не оттолкнула сразу же ухаживания Дантеса, желанием оживить ее отношения с мужем? Вот и вы приводите упоминания знавших ее людей о том, что она ревновала Пушкина.



Доризо. Возможно в какой-то мере. И в этой связи одновременно важно обратить внимание на чувства Пушкина. Думаю, что если Пушкин даже и ревновал сперва жену к остроумному красавцу, ее сверстнику Дантесу, он нашел в себе силы противостоять чувству ревности. И тем сохранил откровенность жены. Ведь такая откровенность предполагает невозможность измены.

А самое главное – окруженный врагами Пушкин не мог оставить в их руках по-юному доверчивую свою жену.



Г.С. Николай Константинович, в своих полемических раздумьях вы писали в этой связи, что это бережение и мудрая мужеская опека происходили оттого, что Пушкин обладал гениальным умом психолога и даже стратега. Но почему же сам себя, обладая этими качествами, не смог защитить? А не проще было бы хотя бы морду набить тому же Дантесу? Таково банальное мнение многих…



ДОРИЗО. Вопрос не праздный. Во многом поэт превзошел и опередил свой век – и об этом прекрасно сказано и Гоголем, многими иными. Но жить ему приходилось в условиях общества, которые формально нельзя было не принимать. И во многом он должен был подчиняться тому кодексу чести, который был принят.

Да, вопрос не праздный – но и в чем-то упрощенный. И стоит в одном ряду с рассуждениями и трактовками, наивность которых преодолеть порой нелегко. Когда-то я получил письмо от женщины, между прочим, доктора филологических наук. Она полемизировала с моими размышлениями о Натальи Николаевне. Вот что она писала: Если бы Наталья Николаевна действительно была заботливой , любящей женой, то не ходила бы по балам, а сама бы вместо нянек готовила семье обед и стирала пеленки, так как семья поэта пребывала в нужде…

Но представьте себе, если бы жена потомственного аристократа, принадлежавшего к высшему обществу, не ходила бы на балы, а сама стирала пеленки, ее посадили бы в сумасшедший дом. Я об этом тоже писал.



Г.С. Согласен, с условиями общества нельзя было не считаться. Но все же – представления о мужской чести слишком часто побуждали поэтов браться за дуэльные пистолеты. Тот же случай и с Лермонтовым, который сам в своих стихах дал точный образный анализ того, что есть гибель Пушкина для России.



ДОРИЗО. С Лермонтовым вот что интересно. Юный Лермонтов (так случилось, что в России почти одновременно родились два близнеца-гения), человек не признававший авторитетов, человек гордый и своенравный, однажды пришел к дому Пушкина. Но постоял и ушел. Он понимал подлинное величие Пушкина, и, видимо, то был единственный раз, когда он оробел. Это преклонение перед стоящим выше тебя в литературе. И единственным поэтом, перед которым он мог преклоняться, был Пушкин. Это все можно прочитать в стихах «Погиб поэт, невольник чести». И он, еще не написав «Демона», еще не написав «Мцыри», не написав свои гениальные стихи, не мог прийти к Пушкину. А вот если б он это написал уже, он мог бы с Пушкиным разговаривать…

И вот что важно. Известен факт. Уезжая на Кавказ, Лермонтов встретился у Карамзиных с Пушкиной. И весь вечер с ней проговорил. Это подтверждение того, что он преклонялся перед ней как перед женой Пушкины. А мы знаем, что недоброжелателей у нее после гибели Пушкина было много. И Лермонтов, как известно, вообще был довольно резок в отношениях с женщинами, пиететом не баловал. А вот общению. С Пушкиной он отдал весь вечер. О чем они могли говорить? Только о Пушкине. Он видел в ней часть самого Пушкина, а не женщину, которая (вспомним Щеголева) «была так красива, что могла позволить себе роскошь не иметь никаких других достоинств».



Г.С. «Третью дуэль» прочел на одном дыхании. Прежде мне бы показалось невозможным прикасаться к этим тонким материям иначе, как в жанре исследования. А когда прочитал, то понял, как много вы сделали. А расскажите – как работалось с архивами, с историческим материалом? Ведь столько поднято и понято… чувствуется, что автор знает о своих героях все до мелочей – и сверх того еще столько же.



Доризо. Я сейчас пишу эссе «Ложь и правда Самозванца». Здесь я тоже пишу о том, что мало кто знает. Это делается годами. Чтобы написать о Пушкине, собирал все знания по крупицам – и самых разных авторов, часто споря с ними. И то же с историей Самозванца – с Карамзиным, с Соловьевым, с Костомаровым. И Самозванец ведь не просто проходимец, нет – он породил самозванство как явление на Руси. Потому что было чему подражать, и он был по-своему гениален. И сам Пушкин относился к нему не только с интересом – но где-то даже и с любовью, возьмите «Бориса Годунова». И если бы Пушкин начал писать о Самозванце, то была бы замечательная трагедия о Самозванце. Она не написана…

Вот это предчувствие правды – так у меня было и есть с Пушкиным. И до сегодняшнего дня – предощущение правды, того, о чем еще не сказали верного слова. И эта потребность восстановить справедливость в отношении чего-то оклеветанного, оболганного, непонятого чего-то в литературе – мой самый главный долг, который и заставляет меня браться за перо.



Г.С. А что же Ахматова и Цветаева – почему же они такой безнадежный вердикт вынесли Наталье Николаевне? Почему им не хватило этого чувства правды – ведь обе были замечательными и тонко мыслящими поэтами.



ДОРИЗО. Это была ревность. Они обе как девочки были влюблены в Пушкина. И окружили его женским преклонением. И поэтому не могли поставить рядом с ним никого из женщин. И, наверное, внутренне были убеждены, что они одни только и могли быть его женами. Вспомним, что писала Е.Хитрово, дочь Кутузова, верный друг Пушкина, женщина страстно в него влюбленная. Она писала, что ее страшит прозаическая сторона брака. Что гению придает силы лишь полная независимость. Что полное и продолжительное счастье убивает способности и лишает поэта его великого дара.

Были люди, которые прямо или косвенно отговаривали поэта от женитьбы, но Пушкин при всей его гениальности был нормальным человеком и не мог не стремится к счастью. И обрел это счастье.

Те, кто говорит, что Наталья Николаевна была равнодушна к мужу, прежде всего умаляют не ее достоинство, а достоинство самого Пушкина. Ведь это был интереснейший, очень обаятельный человек, общению с которым радовались самым искренним образом. А вспомним, что о нем писал Гоголь: В последнее время набрался он много русской жизни и говорил обо всем так метко и умно, что хоть записывай всякое слово: оно стоило его лучших стихов; но еще замечательнее было то, что строилось внутри самой души его и готовилось осветить перед ним еще больше жизнь.

Г.С. А ведь зачем-то и Булгакову нужно было писать целую пьесу – «Последние дни», доказывая, что Наталья Николаевна не любила мужа…



ДОРИЗО. Увы, самое необдуманное его произведение. Бог ему судья. Хотелось придать большего драматизма, в угоду этому желанию он и писал.



Г.С. Хорошо, молва держится еще за одну версию. Любить любила, но позволяла себе кокетничать на балах с другими. Чем и навлекла на себя сплетни и измышления. А там – цепная реакция…



ДОРИЗО. Пушкин вовсе не стремился навсегда спрятать свое сокровище в золотом ларце. Он знал подлинную цену свободы – и не хотел ограничивать свободу близкого человека. Известно, что он любил бывать с ней на балах, любил видеть ее блистательной. И он ей писал, будучи в отъезде: не отказывай себе в удовольствии общения с людьми. Будь молода – и царствуй, потому что ты прекрасна.



Г.С. Самым убедительным мне представляется такой ваш резон в полемических раздумьях… что на этих балах бывали и кокетничали с кавалерами те самые светские красавицы, которые потом добровольно поехали за сосланными мужьями в Сибирь. Убеждает и все остальное, конечно. То, что открыли сами, что вы почерпнули у других – скажем, у И.Ободовской и М.Дементьева. Исполняешься просто какого-то семейного патриотизма. Так и хочется крикнуть клеветникам и сплетникам: гениев на Руси жены не предавали. А если тебя жена предала – значит не гений, потому что гений гениален во всем - в том числе и в этом….

Убеждают их письма друг к другу. Письма Пушкина – само собой, но главное, нам хочется понять ее. Вот две из множества эпистолярных выдержек, которые вы приводите. Наталья Николаевна пишет ему:

«…Теперь пойду отдохнуть, я очень устала сегодня – эти образчики большого света заставляют меня с ужасом думать о предстоящих выездах этой зимой…»

«Если бы ты знал, как я была счастлива вернуться домой; я разделась и села писать тебе. Мои так называемые успехи нисколько мне не льстят. Я выслушала, как всегда, множество комплиментов…».



ДОРИЗО. Такого типа человек повстречался и Маяковскому – это Вероника Полонская. Это было одно возможное спасение в его жизни… Она была прелестна, мне довелось встречаться с ней. Если вы видели фильм «Три товарища» - она там играла героиню. Это была светлое и нежное существо, очень порядочное и чистое. Они были близки, но она была замужем за Яншиным. Тот обожал ее, а она его жалела. Маяковский же в резкой – буквально ультимативный форме - (однажды мне об этом рассказал Катаев, у которого это в доме и происходило, об этом писала и она в своих воспоминаниях) потребовал ее оформить их отношения. Оставайся в чем есть – или… И еще сказал, что она должна бросить театр. И еще – что застрелится, если все этого не произойдет…А она спешила на репетицию…

В тот период поэт находился в депрессии – и не было никакого сифилиса - это все клеветники выдумали. А Горький подхватил этот вымысел… У этой депрессии были иные причины личностные … И вот если б он воссоединился с Полонской, она бы и составила подлинное счастье его…



Г.С. И несчастье Яншина – это, должно быть, и объясняет ее нерешительность... Но получается, что и здесь клеветники постарались…



ДОРИЗО.. Да, Маяковский был очень ранимый человек. Впрочем, это отдельная тема… Я просто хотел сказать, возвращаясь к тем о том, как собирается материал. Очень часто изустно – со слов людей, которые лично знали того или иного человека. Или когда рассказы передаются из поколения в поколение…

О Пушкине мне много и горячо рассказывал Гейченко, который всего себя посвятил Пушкину. Удивительный человек, очень хороший рассказчик. Приезжая в Москву, он бывал у меня, а я специально к нему приезжал – причем приезжал зимой, когда не было этих туристических потоков. Бывал, впрочем, и председателем на «Пушкинских днях». Так вот Гейченко мне рассказывал удивительные истории. О том, например, что ему рассказывала известная художница, бывшая одно время во Франции…



Г.С. Не Остроумова-Лебедева?



ДОРИЗО. Может, и она, точно не вспомню. Однажды она решила поучиться мастерству в студии одного известного мастера. Пришла к нему и сказала, что хочет у него учиться рисовать. Она говорила на французском и вдруг обмолвилась случайно на русском. И он ее спросил – вы русская? Да. Я вас учить не буду. Но как – почему, вы так ненавидите русских? Вы думаете – я ненавижу русских… это русские ненавидят меня… Но за что они меня ненавидят? За то, что я правнук Дантеса. Но я перед Пушкиным преклоняюсь, я обожаю Пушкина… Я выучил русский язык специально… Да, он убил Пушкина, но я-то тут причем?



Г.С. Но в общем это в чем-то реплика с того, что вами изображено в «Третьей дуэли» - в ее концовке, в том, что можно назвать «отраженной кульминацией». Там дочь Дантеса Леони выучила русский и возненавидела самого отца, осознав содеянное им… Неужели так оно и было? Вот эти ваши строки:
И это так меня ошеломило –
Я не могла ни есть, ни спать.
Все время
Стоял передо мною
с укоризной
Печальный образ
гения-поэта,
Убитого моим отцом.
И я решила
Узнать,
узнать
во что бы то ни стало,
Что написал он,
чем он так велик.
Вот для чего
с таким упорством изучала
Я столько лет
его родной язык…



ДОРИЗО. Да, абсолютная правда. То, что я там написал, не выдумано. Действительно, дочь Дантеса сошла с ума и окончила жизнь в клинике, куда он ее и упрятал. Это не было в полном смысле больницей – просто он как мог изолировал ее жизнь и круг ее общения…







Все, что имеет конец, так кратко… - сокрушался Августин Великий. Беседа с Николаем Константиновичем Доризо подошла к концу, он ждал встречи с редактором. Что будет издаваться – об этом спрошено не было, да и незачем – ведь главные вопросы уже заданы, и ответы на них получены. (А главные ли – не вразнобой ли получилось и связалось ли завершение? Все таки Пушкин…). Ну да ничего страшного – оно ведь наше все, а всего объять не получится. А тема сама себя выстроит.

И надо ли трясти поэта за руку, в которой чаша с драгоценным напитком из удивительного источника… Ведь и без того интервью - не лучший способ общения с поэтом. Интервью – это для спортсмена или политика, жанр проникновенной беседы с поэтом должен называться как-то иначе… А ведь так и суфлирует на ухо внутренний голос: …а что вы пишите… а какая у вас тусовка – кто друзья, кто враги…а какие у вас творческие планы… Так и хочется сплюнуть на него через левое плечо – ну-ка брысь… чего суетишься, чего тараторишь, как ведущий с модного телеканала… Речь-то о вечном, о подлинном, о человеческом…Все узнается, всему свое время.



Геннадий Старостенко
Project:
Moloko
Author:
Доризо Н.
Год выпуска:
2005
Выпуск:
3 

Когда б не смутное влеченье
Чего-то жаждущей души,
Я здесь остался б - наслажденье
Вкушать в неведомой тиши:
Забыл бы всех желаний трепет,
Мечтою б целый мир назвал -
И всё бы слушал этот лепет,
Всё б эти ножки целовал....

А. С. Пушкин.

Когда в объятия мои
Твой стройный стан я заключаю
И речи нежные любви
Тебе с восторгом расточаю,
Безмолвна, от стесненных рук
Освобождая стан свой гибкой,
Ты отвечаешь, милый друг,
Мне недоверчивой улыбкой;
Прилежно в памяти храня
Измен печальные преданья,
Ты без участья и вниманья
Уныло слушаешь меня...
Кляну коварные старанья
Преступной юности моей
И встреч условных ожиданья
В садах, в безмолвии ночей.
Кляну речей любовный шепот,
Стихов таинственный напев,
И ласки легковерных дев,
И слезы их, и поздний ропот.


А. С. Пушкин. 

Усадьба Загряжских-Строгановых, пгт. Знаменка.
Тамбовская область.

Август. Желтеют столетние липы,
В парке звенит, как струна, тишина,
В небе опять журавлиные всхлипы...
Век девятнадцатый. Также волна

Билась о берег высокий спросонок.
Первый луч солнца купался в пыли,
В графской усадьбе родился ребёнок,
Именем светлым его нарекли.

В местной церквушке девчонку крестили,
Вечером свечи безжалостно жгли,
А красотою её наградили
Степи цветущей тамбовской земли.

Снова сентябрь в знак прощания с летом,
Будто бы свечи, дубы запалил,
Вдруг, как с картины, возможно ли это,
Вижу твой образ вдали, Натали.

Вижу, гуляешь дубовой аллеей,
Трогаешь лист пожелтевший рукой,
А на душе моей тихо светлеет,
И воцаряется мир и покой.

Вижу, как ветер сжимает в объятьях
Клочья тумана, и вот уже нет
Там у реки её белого платья,
И растворился её силуэт.

Будто бы льдинкой колючей, холодной
Радость от встречи с тобою сожгли...
Я прихожу в этот парк ежегодно
Как на свиданье с тобой, Натали.

Геннадий Шеховцов

Август в парке красавицам липам
Снова косы слегка опалил,
Шепчут старые липы со скрипом:
«С днём рожденья тебя, Натали!»

Догорает закат, как поленья,
И на юг собрались журавли,
Прокричали они: «С днём рожденья,
С днём рожденья тебя, Натали!»

Видно, так уж судьба захотела,
Чтоб природа Тамбовской земли
Наградить тебя щедро сумела
Красотой неземной, Натали.

Я брожу в тишине отдалённой,
Твои ножки, быть может, здесь шли.
Чудны всплески волны полусонной:
«С днём рожденья тебя, Натали!»

Я касаюсь желтеющих листьев,
Что со мной разговор завели,
Слышу в шелесте их еле слышном:
«С днём рожденья тебя, Натали!»

Катит Цна свои тихие воды,
Обнажая песок на мели,
Помнят небо, река и восходы
День рождения твой, Натали.

Красотой дивный парк наш обласкан,
Твои первые дни здесь прошли,
И глядят на нас карие глазки
Изо всех уголков, Натали.

Ты была здесь всего лишь мгновенье,
Васильки тогда тоже цвели,
С днём рожденья тебя, с днём рожденья!
С днём рожденья тебя, Натали!


Геннадий Шеховцов. 

«Здесь похоронена Ланская...»
Снега некрополь замели.
А слух по-прежнему ласкает
Святое имя - Натали.




Как странно, что она - Ланская.
Я не Ланской цветы принёс,
А той, чей образ возникает
Из давней памяти и слёз.




Нам каждый день её был дорог
До той трагической черты,
До Чёрной речки, за которой
Настало бремя суеты.




Как странно, что она - Ланская.
Ведь вслед за выстрелом сама
Оборвалась ее мирская,
Её великая судьба.




И хорошо, что он не знает,
Как шли потом её года.
Она фамилию сменяет,
Другому в церкви скажет «да».




Но мы её не осуждаем.
К чему былое ворошить.
Одна осталась - молодая.
С детьми, а надо было жить.




И всё же как-то горько это. -
Не знаю, чья уж тут вина, -
Что для живых любовь поэта
Так от него отдалена.

автор Андрей Дементьев
 

Уже в восьмилетнем возрасте все обращали внимание на редкое, классически-античное совершенство черт ее лица и шутливо пугали маменьку - саму замечательно красивую женщину, - что дочь со временем затмит ее красоту и от женихов отбоя не будет! Суровая и решительная маменька в ответ поджимала губы и, качая головой, говорила: "Слишком уж тиха, ни одной провинности! В тихом омуте черти водятся!" И глаза ее сумрачно поблескивали...




Таша родилась 27 августа 1812 года в поместье Кариан, Тамбовской губернии, где семья Гончаровых с детьми жила после вынужденного отъезда из Москвы из-за нашествия Наполеона. Мать, Наталия Ивановна Гончарова, считала, что младшенькую дочь неимоверно разбаловал свекор, Афанасий Николаевич, не дававший до шести лет увезти внучку из Полотняного завода (обширное родовое имение Гончаровых под Калугой) в Москву, на Большую Никитскую, где поселялась семья на зиму.


­
Дом Гончаровых в имении Полотняный завод.

Девочка воспитывалась у деда, на вольном воздухе огромного парка с 13 прудами и лебедиными парами, плавающими в них. Дедушка души в ней не чаявший, выписывал для нее игрушки и одежду из Парижа: доставлялись в имение тщательно упакованные коробки с атласными лентами, в которых лежали, закрыв глаза, фарфоровые куклы, похожие на сказочных принцесс, книжки, мячики, другие затейливые игрушки, дорогие платьица, даже маленькие детские шляпки для крохи-модницы по имени Таша.


­
Афанасий Николаевич Гончаров - дедушка Натальи Николаевны.

Одну из кукол маменька в гневе разбила, уже позже, когда Наташа вернулась в родительский дом.
Никто не видел ее отчаяния, но матери, ее вспышек гнева и непредсказуемой ярости, тихая и задумчивая девочка с тех пор боялась несказанно! Её удивительные карие глаза с загадочной неопределенностью взгляда часто наполнялись слезами, но плакать она не смела - вслед за слезами последовало бы более строгое наказание! Оставалось одно - затаиться в уголке и переждать бурю. Так делала она и будучи уже совсем взрослой.
Жизнь рядом со строгой, всегда напряженной матерью, больным отцом, Николаем Афанасьевичем, не шла на пользу Наталии Николаевне она была до болезненности молчалива и застенчива.
Позже, когда она появилась в светских салонах Москвы и Петербурга, эту застенчивость и склонность к молчанию многие считали признаком небольшого ума.
Так что качества, поощряемые властной маменькой - покорность, полное повиновение и молчаливость, - сослужили Наталии Гончаровой плохую службу.


­
Наталья Ивановна Гончарова.

­
Николай Афанасьевич Гончаров.

Иначе, вероятно, не могло быть в семье, где был тяжело болен отец - пристрастие к верховым прогулкам привело к трагическому падению с лошади: в результате ушиба головы Николай Афанасьевич Гончаров страдал помутнением рассудка, только в редкие моменты становился добрым, очаровательным, остроумным - таким, каким он был в молодости, до своей болезни. А все решения, требующие мужской силы, мужского ума и логики, принимала мать. Гончаровы владели обширнейшими имениями Ярополец, Кариан, Полотняный завод, фабрикой, конным заводом, славившимся на всю Калужскую и Московскую губернии! Управлять Гончаровским майоратом (имение, не подлежащее разделу и по наследству переходящее к старшему в роду, обычно сыну) женщине, когда-то блиставшей при дворе императрицы Елизаветы Алексеевны, привыкшей к восхищению, поклонению, шуму балов, было тяжело. Она не справлялась порою с огромным количеством дел, а признаться в этом ни себе, ни окружающим, считала непозволительным. До совершеннолетия сына Дмитрия всем распоряжалась она сама безраздельно и бесконтрольно!
Такая власть испортила окончательно характер и без того нелегкий. Но вполне возможно и то, что за резкостью и несдержанностью прятала Наталия Ивановна обыкновенную женскую растерянность и горечь от жизни, сложившейся не слишком-то легко.
Несмотря на все недостатки свои, детей Наталия Ивановна любила, как и всякая мать. Сыновей Ивана и Сергея, когда повзрослели, определила в военную службу, а трем свои барышням дала прекрасное по тем временам для девиц образование: они знали французский, немецкий и английский, основы истории и географии, русскую грамоту, разбирались в литературе, благо библиотека, (собранная отцом и дедом) под надзором Натальи Ивановны сохранилась в большом порядке. Стихи знаменитого на всю Россию Пушкина знали наизусть, переписывали в альбомы. Могли они вести и домашнее хозяйство, вязать и шить, хорошо сидели в седле, управляли лошадьми, танцевали и играли Не только на фортепьяно - могли разыграть и шахматную партию. Особенно в шахматной игре блистала младшая, Таша.

Вот что вспоминает о юношеских годах Наталии Николаевны Гончаровой ее близкая знакомая и соседка по имению Надежда Еропкина: "Я хорошо знала Наташу Гончарову, но более дружна она была с сестрою моей, Дарьей Михайловной. Натали еще девочкой отличалась редкою красотой. Вывозить ее стали очень рано, и она всегда была окружена роем поклонников и воздыхателей Место первой красавицы Москвы осталось за нею".
(Примечательный факт. Среди поклонников Натали немало было студентов Московского Университета - "архивных юношей" по выражению Пушкина. Вряд ли студенты-историки стали бы общаться с неумной барышней! - автор)

"Я всегда восхищалась ею, - продолжает далее Еропкина, - Воспитание в деревне, на чистом воздухе оставило ей в наследство цветущее здоровье. Сильная, ловкая, она была необыкновенно пропорционально сложена, отчего и каждое движение ее было преисполнено грации. Глаза добрые, веселые, с подзадоривающим огоньком из-под длинных бархатных ресниц... Но главную прелесть Натали составляло отсутствие всякого жеманства и естественность. Большинство считало ее кокеткой, но обвинение это несправедливо.




Необыкновенно выразительные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая простота в обращении, помимо ее воли, покоряли ей всех. Не ее вина, что все в ней было так удивительно хорошо!.. Наталия Николаевна явилась в семье удивительным самородком!" - отмечает в заключении Надежда Михайловна в своих воспоминаниях. (Цитируется по книге Н. Раевского "Портреты заговорили" т. 1. Изд-во "Жазушы". А-Ата 1983г.)
Этот самородок мгновенно поразил сердце и воображение знаменитого поэта, когда он увидел ее на балах танцмейстера Иогеля, в доме на Тверском бульваре, зимой 1828-1829 гг. Ей тогда едва минуло 16 лет. В белом платье, с золотым обручем на голове, во всем блеске своей царственной, гармоничной, одухотворенной красоты, она была представлена Александру Сергеевичу, который "впервые в жизни был робок".

­
Знакомство Александра Сергеевича и Натальи Николаевны.

В письме к будущей теще, Н.И. Гончаровой, от 5 апреля 1830 г., поразительном по откровенности, глубине и силе чувства, поэт писал: "Когда я увидел ее в первый раз красоту ее едва начинали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня закружилась, я сделал предложение, ваш ответ, при всей его неопределенности на мгновение свел меня с ума; в ту же ночь я уехал в армию; вы спросите меня - зачем? Клянусь вам не знаю, но какая-то непроизвольная тоска гнала меня из Москвы; я бы не мог там вынести ни вашего, ни ее присутствия..." (Сохранена авторская орфография письма) Наталия Ивановна, со своей обычной придирчивостью и скупостью, дала согласие не сразу, Пушкин год проходил в женихах! Долго и нудно решались вопросы с приданным.

Может быть, от этого проигрывала в каком-то отношении его страстная, увлекающаяся натура: мучительны были для него ощущения тоски и неуверенности в себе и своем праве на счастье, способности дарить это счастье другому человеку, особенно любимой женщине, кто знает?.. В одном из писем к Наталии Николаевне - невесте есть строки: "Быть может, она права, (мать невесты - автор) а не прав был я, на мгновенье поверив, что счастье создано для меня. Во всяком случае, вы совершенно свободны, что же касается меня, то заверяю вас честным словом, что буду принадлежать только вам или никогда не женюсь". (Из письма невесте в конце августа 1830 года)

Но как выиграла от столь мучительно-прекрасного, длительного романа русская литература, получившая в дар от поэтического гения целый цикл блистательных стихотворений ("Я Вас любил...", "Не пой, красавица, при мне...", "На холмах Грузии"), а в дальнейшем и шедевры эпистолярного жанра - письма поэта к невесте и жене! Благодаря своему такту, уму и благородству Наталия Николаевна сохранила тщательно все письма Пушкина к ней, и даже записки, свои же - по скромности - уничтожила.

Перечитывая даже строки, отрывки, неполные переводы с французского (современный перевод не может передать и сотой доли неповторимости и выразительности пушкинских писем к любимой!) не можешь отделаться от странного ощущения: невольной влюбленности в человека, который писал эти строчки сто с лишним лет назад. Словно слышишь голос, увлекающий и завораживающий так, что можно забыть течение времени, забыть все на свете...

И тогда понимаешь, почему Наталия Николаевна отдала руку и сердце человеку, намного старше ее, небогатому, имевшему в светском обществе славу блистательного поэта, но не очень благонадежного человека...

Ей ставят в вину ее возраст и говорят, что она хотела вырваться из-под гнета матери, обрести уверенность и свободу, которую дает положение замужней женщины, а любить поэта по-настоящему не могла никогда. Это полный вздор!

Прежде всего потому, что Наталия Николаевна осмелилась первой вступиться за честь своего будущего мужа, когда выяснилось окончательно что "госпожа Гончарова боится отдать свою дочь за человека, который имел бы несчастье быть на дурном счету у Государя". (Фраза А. Пушкина из его письма генералу А.Х. Бенкендорфу 16 апреля 1830 г.)

Наталия Николаевна написала письмо своему деду Афанасию Николаевичу Гончарову от 5 мая 1830 года: "Я с прискорбием узнала те худые мнения, которые Вам о нем внушают, и умоляю Вас по любви Вашей ко мне не верить оным, потому что они суть не что иное, как лишь низкая клевета!"

"Она защитила его от низости клеветы, ему ли было потом не стоять за ее честь насмерть, чтобы ни случилось?!" (В. Кунин.)

6 мая 1830 года Александр Сергеевич был официально объявлен женихом Наталии Николаевны Гончаровой. Разосланы извещения о помолвке.


­
Болдинская осень...

Потом препятствием к венчанию были холерные карантины... Пушкин оказался взаперти, в объятиях "болдинской осени". Дары ее были для него более чем щедры, но временами, не часто получая письма от своей "рафаэлевской мадонны", Александр Сергеевич впадал в отчаяние. Он написал невесте письмо, в котором горечь сквозит в каждом слове, несмотря на шутливость тона:

"Наша свадьба точно бежит от меня; и эта чума с ее карантинами - не отвратительнейшая ли это насмешка, какую только могла придумать судьба?

Мой ангел, ваша любовь - единственная вещь на свете, которая мешает мне повеситься на воротах моего печального замка... Не лишайте меня этой любви и верьте, что в ней все мое счастье!" (А. Пушкин - Н. Гончаровой. 30 сентября 1830г.)




Родные Наталии Николаевны, видя постоянство и серьезность чувств, уступили окончательно: 18 февраля 1831 года (дата старого стиля) состоялась свадьба, в Храме Вознесения, на Большой Никитской, в Москве. На деньги Пушкина - 11 тысяч, сумма по тем временам немалая - шилось приданное невесты. И никогда позднее ни словом, ни намеком он не даст понять ни ей, жене своей, ни кому-либо еще из близких, что женился на бесприданнице! Об этом позже, без зазрения совести, напоминали другие - историки и исследователи, выдергивая цитаты из чужих писем, воспоминаний, а то и сплетен.

"Милое творенье (выражение Василия Жуковского, очарованного женой друга) - Натали" любила своего Александра и хорошо понимала, что такое - выйти замуж за Поэта. Она, кстати, редко называла его по имени - только при очень близких друзьях. Все вполне понятно при такой разнице в возрасте и том уважении, которое она испытывала к нему, тем более, воспитанная матерью в традиции почитания старших!

Александра Арапова, дочь Наталии Николаевны от второго брака, вспоминала о том, как мать рассказывала ей о первых месяцах жизни в роли замужней дамы: "Часто по утрам она сидела в гостиной с вязаньем и вышиванием совершенно одна, ей не с кем было и словом перемолвиться, потому что муж ее имел обыкновенную привычку запираться после завтрака в кабинете и писать часов до двух пополудни, а она не смела и не хотела мешать ему, запрещая и прислуге шуметь и беспокоить барина понапрасну. Весь дом ходил на цыпочках!" - с юмором заканчивает Александра Петровна. (Арапова. А.П. Воспоминания. Цитируется по книге В. Вересаева "Пушкин в жизни. т.2.)




В семнадцать неполных лет она стала хозяйкой большого и светлого дома, почти всегда наполненного смехом и говором гостей, которых надо было встречать неизменной улыбкой, накрытым столом, горячим чаем и приветливым словом, независимо оттого, каково настроение и самочувствие... Лето 1831 года Пушкины проводили в Царском селе. На одной из прогулок "поэтическая чета" повстречалась с четой императорской. Вот что об этом писала Ольга Сергеевна Павлищева, сестра поэта: "Императрица (Александра Федоровна, жена императора Николая Первого) в восхищении от Натали и хочет, чтоб она непременно появлялась при дворе. Моя невестка не в восторге от этого, так как умна, но она настолько любезна и прекрасна, что поладит и с двором и с Императрицей". (Дословная цитата из письма О. С. Павлищевой - мужу. 13-15 августа 1831 г.)




Конечно, она поладила, конечно, блистала на балах, но Пушкину это не совсем нравилось... И связано это было не только с пресловутым камер-юнкерским званием и мундиром - об этом много написано и в этом есть доля правды, и немалая! - но и, вероятно, с тем, что государственная служба тяготила Пушкина, вольного поэта, любимца Муз. Ведь Император назначил после этой нечаянной летней встречи Пушкину официальное жалованье, и он получил от Властителя задание писать историю Петра Великого и Пугачевского бунта. Находясь на службе в архивах, в дальних поездках по Уралу и Оренбуржью, он уже не мог позволить себе, как прежде, засесть, запершись, в Болдино или Михайловском и писать, писать, писать...
Впрочем, никогда он не упрекал жену свою в "зависимости жизни семейственной", справедливо судя, что она, эта жизнь, "делает человека более нравственным". Пушкин был счастлив в семейной жизни, и счастье это было ярким и насыщенным! Кто не верит, может прочесть его письма к жене, они опубликованы и изданы полностью, с подробными комментариями и точными проверками каждой даты и каждого факта.




Мы только бросим осторожный взгляд на эти письма, как и подобает воспитанным людям...

Декабрь 1831г. "Тебя, мой ангел, так люблю, что выразить не могу..." - Это он-то, умеющий выражать словами и рифмами малейшие оттенки человеческих чувств!! - В этом же письме ненавязчивые и ласковые советы и шутливое ворчание: "Стихов твоих не читаю. Чорт ли в них; и свои надоели. Пиши мне лучше о себе, о своем здоровии. (Наталия Николаевна ждет первого ребенка - дочь Марию. Она родилась 18 мая 1832.г.) На хоры не езди, это не место для тебя". Исследователи-пушкинисты долго гадали, о каких стихах идет речь, но так и не поняли. Вероятно, Наталья Николаевна послала мужу какое-то стихотворение, посвященное ей... А может быть, она сама пыталась писать стихи? Это вполне возможно, просто доказательств не сохранилось.

"Не можешь вообразить, какая тоска без тебя, - пишет Пушкин 22 сентября 1832 года и беспокойно спрашивает о маленькой дочери: "А Маша-то? Что ее золотуха и что Спасский? Ах женка-душа, что с тобою будет? Прощай, пиши".

Наталия Николаевна, "женка-душа", отвечала исправно и подробно - в ответ на это письмо Александр Сергеевич получил целых три, о чем с восторгом писал ей. Кстати, по поздним воспоминаниям Веры Александровны Нащокиной, "получая письма от жены (1835 год) он весь сиял и часто покрывал исписанные бисерным почерком листочки поцелуями. "Он любил жену свою безумно, всегда восторгался ее природным здравым смыслом и душевною добротою". Находясь часто в разлуке с мужем, Наталья Николаевна скучала и тосковала, как и всякая любящая жена и иногда ворчала на него, что он не бережет себя, не следит за собою, не пишет сразу по приезде... Пушкин шутливо отвергал обвинения: "Русский человек в дороге не переодевается и, доехав до места свинья свиньею, идет в баню, которая наша вторая мать. Ты разве не крещеная, что всего этого не знаешь? В Москве письма принимаются до 12 часов - я въехал в Тверскую заставу ровно в 11, следственно, и отложил писать к тебе до другого дня. Видишь ли, что я прав, а что ты кругом виновата?" - торжествует поэт. Так и слышится в этом торжестве истинно мужская улыбка!




Наполнены пушкинские письма и вопросами о детях (за шесть лет замужества Наталия Николаевна родила 4-х детей), вероятно, заботливая мать писала ему о них много и подробно. Вот один из ответов: "Что касается до тебя, то слава о твоей красоте дошла и до нашей попадьи, которая уверяет, что ты всем взяла, не только лицом, но и фигурою. Чего тебе больше? Прости, целую вас и благословляю. Тетке (Екатерине Ивановне Загряжской - автор) целую ручку. Говорит ли Маша? Ходит ли? Что зубки? Саше подсвистываю. Прощай". (Пушкин - Н.Н. Пушкиной 11 октября 1833 г. Михайловское). Были в этих письмах и нежные упреки в кокетстве "с целым дипломатическим корпусом" - мадонне поэта всего-то двадцать с небольшим, она веселится от души, искренно рассказывает мужу о своих шумных светских успехах. "Будь молода, потому что ты молода и царствуй, потому что прекрасна! - отвечает он. За кокетство и вальсы с императором, обещает "отодрать за уши весьма нежно". И благодарит за чистую вечернюю молитву за него и детей: "Хорошо, что ты молишься на коленях посреди комнаты... Авось за твою чистую молитву простит мне Бог мои прегрешения!" (Из писем 1834 г. Цитаты - дословны.)


­
Мария Александровна Пушкина.

­
Александр Александрович Пушкин.


­
Григорий Александрович Пушкин.

­
Наталья Александровна Пушкина.


Но Наталия Николаевна писала ему не только о детях и балах. Она интересовалась его делами, сочинениями, творческими планами и задумками. Он не обсуждал с нею в подробностях планы романов и поэм - хватало разговоров дома, бесед с Вяземским, Плетневым, Жуковским... Но только ей одной он пишет о сокровенном: "Я работаю до низложения риз, держу корректуру двух томов - ("Истории Пугачева") вдруг, пишу примечания" (26 июля 1834г.) Самым важным доказательством внимания Наталии Николаевны к делам мужа считаются письма поэта к ней из Москвы 1835-36 гг.
Здесь и издание "Современника" - Наталья Николаевна выполняла редакционные поручения мужа и давала разъяснения цензурному комитету, - с ней же поэт делился мечтами о работе в архиве, - и рассказы о репетициях в Москве гоголевской комедии "Ревизор".
Наталия Николаевна помогала мужу приобрести необходимое количество бумаги для печатания журнала. В ее письмах к брату Дм.Н. Гончарову по поводу "бумажной сделки" Пушкина есть строки: "Прошу тебя, любезный и дорогой брат, не отказать нам если наша просьба, с которой мы к тебе обращаемся, не представит для тебя никаких затруднений, и ни в коей мере не обременит". (18 августа 1835) Читатель, конечно, обратил внимание на слова: "мы" и "наша"...


­
Дмитрий Николаевич Гончаров - брат Натальи.

Любимой сестре в просьбе отказано не было, и уже в следующих письмах она указывает брату конкретные сроки поставки бумаги и пишет о сердечной благодарности ему Александра Сергеевича.
Часты в письмах к старшему брату и просьбы о деньгах: подрастали дети, нужно было содержать большой дом для большой семьи - с осени 1834 г. с Пушкиными вместе жили сестры Наталии Николаевны, Александра и Екатерина (см. очерки Е.Н. Гончарова, баронесса Геккерн Д'Антес и А.Н. Гончарова, баронесса Фогель фон Фризенгоф). Как могла, Наталия Николаевна пыталась уберечь мужа от тягот и "мелочей жизни". "Я откровенно признаюсь,- пишет она брату, - что мы в таком бедственном положении, что бывают дни, когда я не знаю, как вести дом, голова идет кругом. Мне очень не хочется беспокоить мужа всеми своими мелкими хозяйственными хлопотами, и без того я вижу, как он печален, подавлен, не может спать по ночам, и, следственно, в таком настроении не в состоянии работать, чтобы обеспечить нам средства к существованию: для того, чтобы сочинять, голова его должна быть свободна. Мой муж дал мне столько доказательств своей деликатности и бескорыстия, что будет совершенно справедливо, если я со своей стороны постараюсь облегчить его положение". (Н.Н. Пушкина - Дм. Н. Гончарову Июль 1836.)


­
Екатерина Гончарова.


­
Александрина Гончарова.


Не знаю, как для кого, а для меня, в этих строчках - отражение того, что Александр Сергеевич любил в своей Мадонне больше всего и о чем он написал 21 августа 1831 года: "Гляделась ли ты в зеркало, и уверилась ли ты, что с лицом твоим ничего сравнить нельзя на свете, а душу твою люблю я еще более твоего лица!"




Почему не могли разглядеть в ней эту прекрасную душу раньше - современники - и позже - потомки - ведомо лишь Небесам!

Даже Вяземский, всегда чуть влюбленный в жену своего знаменитого друга, писал уже после гибели поэта в одном из частных писем: "Пушкин был прежде всего жертвою (будь сказано между нами) бестактности своей жены и ее неумения вести себя". Ответом князю Вяземскому служат слова поэта: "Конечно, друг мой, кроме тебя в жизни моей утешения нет, - и жить с тобою в разлуке так же глупо, как и тяжело". (письмо к жене 1833 г.)




Писалось много исследователями и о том, что в последние месяцы перед дуэлью семейное согласие в доме Пушкиных было нарушено частыми ссорами. Это неверно. Один из посетителей дома Пушкиных долго вспоминал картину, которую он увидел "через отворенную дверь кабинета поэта, прежде чем его провели туда: Пушкин сидел на диване, а у его ног, склонив голову ему на колени, сидела Наталия Николаевна. Ее чудесные пепельные кудри осторожно гладила рука поэта. Глядя на жену, он задумчиво и ласково улыбался..." (Вересаев В. "Пушкин в жизни" Т.2)




Это удивительно, но несмотря на всю напряженность и душевную тяжесть преддуэльных месяцев, поэт так тщательно оберегал покой своей Мадонны, что она не смогла догадаться о надвигавшейся опасности, о том, что дуэльных вызовов было два, а не один! Первый окончился женитьбой Д'Антеса, второй - смертельной раной Пушкина. В это трудно поверить, но Наталья Николаевна и вправду ничего не знала! Д'Антес и злил и смешил ее своими ухаживаниями, букетами, записками, она отмахивалась от его назойливых комплиментов, от слез сестры Екатерины, которая бросала ей упреки ревности. Она пыталась предостеречь обычно гордую Коко (домашнее имя Екатерины Николаевны) от опрометчивого шага, но не смогла, не осмелилась настоять на своем. По воспоминаниям Констанции - гувернантки детей Наталии Николаевны - она (Н.Н. Пушкина) "была поражена тем, что и после женитьбы барон Д'Антес не оставил своих ухаживаний за нею и только, чтобы положить всему этому конец, приняла решение о единственном с ним свидании на квартире своей подруги Идалии Полетики, жены полкового командира барона Д'Антеса". (Арапова А.П. Воспоминания.) Идалия присутствовала при этом. Свидание для "влюбленного" барона - покорителя сердец - кончилось ничем: Наталья Николаевна гневно оборвала его пылкие признания и покинула квартиру подруги. Она надеялась, что никто не узнает об этом ее ложном шаге, за который она заплатила "счастьем и покоем всей своей жизни" (ее собственные слова), но то ли подруга не сохранила тайны, то ли сам Д'Антес решил превратить поражение в победу... Пушкин узнал обо всем.


­
Жорж Шарль Дантес.

Отголоски его откровенного разговора с женой есть в преддуэльном письме к барону Геккерну: "Моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может и вызвала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном... Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и еще того менее - чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец!" (Пушкин - Геккерну. 26 янв. 1837 года.) Через несколько дней после отправки письма состоялась дуэль.
Первыми словами раненого Пушкина, когда его внесли в дом, были слова, обращенные к жене: "Будь спокойна, ты не в чем не виновата!" Потом для нее перемешались дни и ночи, она приходила в себя после обмороков и рыданий, шла в кабинет мужа, падала на колени перед его постелью и снова беззвучно плакала.
Приезжали доктора, она пыталась утешить себя хотя бы малой надеждой. Но ее не было... Она понимала, что не было, хотя доктора молчали. Графиня Дарья Федоровна Фикельмон писала тогда: "Несчастную жену с большим трудом спасли от безумия, в которое ее, казалось, неудержимо влекло горестное и глубокое отчаянье..." (Гр. Фикельмон. Дневник. Цитируется по кн. А. Кузнецовой "Моя Мадонна" М. 1983) При Наталье Николаевне безотлучно находились: княгиня Вера Федоровна Вяземская, графиня Юлия Павловна Строганова, подруга, княгиня Екатерина Николаевна Карамзина-Мещерская, сестра Александрина и тетушка, Екатерина Ивановна Загряжская.
Доктора Владимир Иванович Даль, Иван Тимофеевич Спасский, придворный врач доктор Арендт, прибывший по личному распоряжению Императора, ухаживали и за раненным Пушкиным и за нею.
Вот что писал позже князь Вяземский: "Еще сказал и повторил несколько раз Арендт замечательное и прекрасное утешительное слово об этом печальном приключении: "Для Пушкина жаль, что он не убит на месте, потому что мучения его невыразимы; но для чести жены его - это счастье, что он остался жив.
Никому из нас, видя его, нельзя сомневаться в невинности ее и в любви, которую Пушкин к ней сохранил".
Эти слова в устах Арендта, который не имел никакой личной связи с Пушкиным и был при нем, как был бы он при каждом другом в том же положении, удивительно выразительны.
Надобно знать Арендта, его рассеянность и его привычку к подобным сценам, чтобы понять всю силу его впечатления.
Стало быть, видимое им было так убедительно, так поразительно и полно истины, что пробудило и его внимание и им овладело". (Из письма Вяземского - Д. Давыдову) Владимир Иванович Даль говорил: "В последние часы жизни Пушкин совершил невозможное: он примирил меня со смертью".
Но можно ли было примириться с Его смертью Ей, той, которую он любил больше жизни, в настоящем значении этих слов?! Вскоре после трагедии она написала письмо из Полотняного Завода Софье Николаевне Карамзиной: "Я выписала сюда все его сочинения и пыталась их читать, но это все равно, что слышать его голос, а это так тяжело!"

Она с детьми и сестрой прожила в Полотняном заводе, на попечении брата и матери до 1839 года, побывала в Михайловском, поставила первый памятник на могиле Пушкина, позаботилась о том, чтобы прах его был перезахоронен должным образом - в феврале 1837 стояли сильные морозы и для гроба Пушкина сделали временное пристанище.




Еще в 1838 году она обратилась в Опекунский Совет с просьбой выкупить село Михайловское и отдать в наследование детям Пушкина. Опекунский Совет просьбу удовлетворил. В письме графу Виельгорскому, возглавлявшему Совет, есть строки "Всего более желала бы я поселиться в той деревне, в которой жил несколько лет покойный муж мой, которую любил он особенно, близ которой погребен и прах его. Меня спрашивают о доходах с этого имения, о цене его. Цены ему нет для меня и для детей моих!" (Н.Н. Пушкина - гр. М.Ю. Виельгорскому 22 мая 1838 года.)




В 1839 году Наталия Николаевна с детьми и сестрой вернулась в Петербург, но знали об этом только близкие друзья семьи и тетушка Екатерина Ивановна, которая сняла племяннице и ее детям квартиру в Аптекарском переулке. Петр Александрович Плетнев в письме историку и мемуаристу Я. Гроту отмечал: "Скажите баронессе Корф, что Пушкина очень интересна. В ее образе мыслей и особенно в ее жизни есть что-то возвышенное. Она не интересничает, но покоряется судьбе. Она ведет себя прекрасно, нисколько не стараясь этого выказывать". (П. Плетнев - Я. Гроту 22 августа 1840 года) Собирались небольшим тесным кружком, читали, музицировали, рисовали, вели задушевные разговоры. Приезжали Вяземские, Плетневы, Карамзины, заглядывал на огонек В.И. Даль, когда бывал в Петербурге. В 1843 году впервые после нескольких лет затворничества Наталия Николаевна посетила театр и концертный зал. Случайная встреча с Императором изменила ее судьбу. Она вновь должна была бывать при дворе и появляться в обществе Государыни, которая сочувственно относилась к ней. Наряду со знаками почтительного внимания, которое ей оказывали, как вдове Первого Поэта России, было все: и осуждение, и вновь поднявшаяся волна злых сплетен, и кривотолки, и даже ненависть. Она по-прежнему была ослепляюще, поразительно красива. Появились претенденты на ее руку и сердце.





Были даже титулованные особы. Но по ее словам, "всем нужна была она сама, а не ее дети!" А она жила детьми. И воспоминаниями. Тень Пушкина повсюду была с нею. Защищала и охраняла. Все камни презрения и клеветы падали не долетев до нее. В 1843 году Наталия Николаевна познакомилась с однополчанином брата Сергея Николаевича Гончарова, Петром Петровичем Ланским. Тот, в 45 лет считал себя убежденным холостяком и вначале бывал у Наталии Николаевны просто, как у приятной знакомой, с удовольствием общался с детьми, привязываясь к теплому семейному дому все больше и больше.


­
Петр Петрович Ланской.

Получив в командование элитный, лейб-гвардии конный полк, стоявший под Петербургом, и большую квартиру, Петр Петрович Ланской сделал предложение вдове Поэта. Свадьба состоялась 16 июля 1844 года в Стрельне, где был раскомандирован полк. Император, у которого Ланской, как и полагается, просил разрешения на брак, поздравил жениха с отличным выбором и пожелал быть на свадьбе посаженым отцом. Наталия Николаевна, узнав об этой просьбе, сказала твердо: "Наша свадьба должна быть очень скромной. На ней могут присутствовать только родные и самые близкие друзья. Передайте Императору - пусть он простит меня, иначе не простит меня Бог!" (А.П. Арапова. Воспоминания) Даже со свадебными визитами к друзьям Пушкина - Вяземскому, Плетневу, Виельгорскому она поехала одна, без Петра Петровича. Те должным образом оценили ее высокий такт и деликатность, искренне, от души желая счастья. Сердечные и теплые отношения их с Наталией Николаевной продолжались и дальше.




Кроме Александры, в браке с Ланским у Наталии Николаевны были еще дочери - Елизавета и Софья. В дружной и большой семье воспитывался племянник Ланского Павел, и сын сестры Александра Сергеевича - Левушка, "горячая голова, добрейшее сердце - вылитый Пушкин!" - как говорила Наталия Николаевна. Проводил каникулы и выходные в этом шумном и веселом домашнем пансионе и сын Нащокиных, которого Наталия Николаевна жалела особенно, так как семья его была далеко в Москве. Она писала Ланскому: "Положительно, мое призвание быть директрисой детского приюта: бог посылает мне детей со всех сторон, и это мне нисколько не мешает, их веселость меня отвлекает и забавляет". (Из письма Ланскому. Июнь 1848 года) Она по-прежнему посещала придворные балы и вечера, сопровождала мужа в инспекторских поездках по Вятке и Москве (1854 год). Но всему предпочитала тесный домашний круг, общество родных и детей.




Несмотря на то, что была Наталия Николаевна окружена заботами и привязанностью всей семьи, дети и муж часто замечали, что взгляд ее наполнен какой-то внутренней, сосредоточенной грустью. "Иногда такая тоска охватывает меня, что я чувствую потребность в молитве. Эти минуты сосредоточенности перед иконой, в самом уединенном уголке дома, приносят мне облегчение. Тогда я снова обретаю душевное спокойствие, которое раньше часто принимали за холодность и меня в ней упрекали. Что поделаешь? У сердца есть своя стыдливость. Позволить читать свои чувства мне кажется профанацией. Только Бог и немногие избранные имеют ключ от моего сердца" - это откровенное признание сохранилось в одном из писем Наталии Николаевны к Ланскому (в1849 г.)




Что можно добавить к этому? Может быть, лучше промолчать? Первый из этих избранных носил светлое имя - Пушкин и имя это лучезарно отбрасывало тень свою на Нее до самой Ее кончины. Умирая, в лихорадочном забытьи, она шептала побелевшими губами: "Пушкин, Ты будешь жить!" - хотя Пушкина не было рядом уже тридцать три года. Рядом была только его бессмертная тень, тоскующая по душе той, что он любил больше Жизни. Душа эта пришла к нему 26 ноября 1863 года, хмурым осенним утром, провожаемая слезами холодного дождя, переходящего в мелкий снег...


­
Памятник Александру Сергеевичу и его супруге на Арбате.

Прах Наталии Николаевны был погребен на кладбище Александро-Невской Лавры. Выбита на памятнике одна фамилия : "Ланская". Не пора ли добавить вторую? Вернее первую, давшую ей вечную жизнь в истории России?

Все письма и документы, приведенные в статье, цитируются по книгам:

1. Кунин В.В. "Друзья Пушкина" т.2. М. Изд-во "Правда" 1986 г.

2. Кузнецова А.А. "Моя Мадонна" Изд-во "Сов. Писатель". М. 1987 г.

3. Вересаев В.В. " Пушкин в жизни " т.2.

4. Н.А. Раевский "Портреты заговорили" т.1. А-Ата, изд-во "Жазушы". 1983г.

5. Пушкин А.С. Письма 1831-33 гг. Издание с комментариями и примечаниями Л.Б. Модзалевского "Академия" 1933 год (Репринтное воспроизведение М. Изд. "Книга" 1999 г. т.3.)


Источник:http://www&shy;.peoples.ru/fami...x.h&shy;tml



 

И просто ли испить
Такую чашу -
Подругой гения
Вдруг стать в осьмнадцать лет?
Наталья Николаевна, Наташа!
И после смерти
Вам покоя нет!




Была прекрасна -
Виновата значит,
Такое ясно каждому,
Как день.
И негодуют, сетуют, судачат,
И судят-рядят
Все, кому не лень.




А просто ли испить
Такую чашу,
И так ли весело
И гладко шли
Дела у той,
Что сестры звали
«Таша»,
А мы - великосветски! -
«Натали»...




Поэта носит
По степям и хатам,
Он у «Емельки Пугача»
«В плену».
Лишь спрашивает в письмах
Грубовато,
По-русски, по-расейски:
- Ты брюхата? -
Свою великосветскую жену.




И на дворе на постоялом
Где-то
Строчит ей снова:
- Не зови, постой! -
И тянутся прелестницы
К поэту,
И сам он, как известно,
Не святой.




Да, торопила -
Скоро роды снова,
Да, ревновала
И звала домой.
Что этой девочке
До Пугачева,
Когда самой
Хоть в петлю лезть порой?




Тонка, бледна, застенчива -
Мадонна,
Как будто бы сошедшая
С холста.
А сплетни, анонимки -
Все законно:
Всегда их привлекала
Красота.






Но повторять наветы
Нам негоже.
Забыли мы,
Что, уходя с земли,
Поэт просил
Наташу не тревожить,-
Оставим же в покое
Натали...


автор Юлия Друнина. 

Существует множество изданий, в популярном, научно-исследовательском, художественном жанре, рассказывающие о жизни Наталии Николаевны.







Старк В.П.Жизнь с поэтом. Наталья Николаевна Пушкина. - В 2 т. - Т.1./ Отв. ред. А. Дмитриенко - СПб.: Вита Нова, 2006. - 448 с.: ил.+ цв. ил. LXIV с.


Старк В.П.Жизнь с поэтом. Наталья Николаевна Пушкина. - В 2 т. - Т.2./ Отв. ред. А. Дмитриенко. - СПб.: Вита Нова, 2006. - 496 с.: ил.+ цв. ил. LXIV с.

Двухтомник — подробное документальное повествование о жизни жены первого русского поэта, основанное, прежде всего, на письмах самого Пушкина, архивных материалах семьи Гончаровых, переписке и мемуарах современников. Издание не имеет аналогов по охвату документального материала. Последовательно, от рождения Натальи Николаевны в день Бородинского сражения к венчанию в церкви Вознесения с Пушкиным, родившимся в день Вознесения, до рокового дня смерти поэта автор восстанавливает жизненный путь героини и осмысливает её судьбу. Издание снабжено многочисленными иллюстрациями, генеалогическими приложениями и аннотированным указателем, включающим около двух тысяч имён персонажей книг.




Рожнов В., Рожнова Т.Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и её потомки. - СПб.: Вита Нова, 2001. - 728 с.:ил. + ил.

Авторы книги хотели рассказать о малоизвестном периоде жизни Натальи Николаевны после гибели Пушкина. Увидеть её уже не женой, а вдовой поэта, противостоящей злословию света, матерью малолетних детей, по существу, одинокой среди родственников и друзей. Вторая часть книги посвящена потомкам Натальи Николаевны. Авторы представляют свой жанр как документально-художественное повествование. Они не навязывают своего мнения — просто выстраивают в хронологическую цепочку факты, документы, письма, фотографии, которые в таком сочетании говорят сами за себя.




Ровенский Г.В.Родословная Гончаровых и Роспись потомков Афанасия Авраамова сына Гончарова, основателя Полотняного завода и многих заводов и фабрик. - Фрязино, 1999.- 23 с.

Род Гончаровых неоднократно описывался в Родословиях, в обширных публикациях Пушкинианы и краеведческих материалах. Автор этого издания много лет работал с материалами различных российских и зарубежных архивов и впервые воедино собрал все изданные, но разбросанные по разным изданиям сведения. Но и это не полные данные — в издание не вошли Род орловских дворян Гончаровых и симбирский род писателя И.А. Гончарова. Автор живёт и работает в г. Фрязино, в 12 км от которого расположилось старинное село Каблуково с церковью Спаса Нерукотворного Образа, построенной Афанасием Абрамовичем Гончаровым. Обширной усадьбой с широким зеркалом пруда с 1746 по 1829 год владели три поколения рода Гончаровых, которым посвящена эта работа.




Ярополец: лица, история, судьбы: Родословные росписи/ Авт.-сост. Л.Б. Сомова; отв. pед. И.А. Ольшанская. - М.:МАИ-Принт, 2009. - 296 с.:ил.

Это издание — первая часть трёхчастной монографии «Ярополец: лица, история, судьбы». В книгу включены подробные родословные росписи владельцев двух подмосковных усадеб: Яропольца Гончаровых и Яропольца Чернышевых. Среди её персонажей, кроме названных владельцев имений, потомкам которых они принадлежали в начале XX века, - Дорошенко, Загряжские, Строгановы, Демидовы, Пушкины, Кругликовы, Мещерские, Васильчиковы, Безобразовы, Эйлеры и представители многих других известных фамилий. Прослеживаются их родственные связи на протяжении нескольких веков.




Коган Г. Полотняный Завод. По пушкинским местам: Очерк - М.: Культпросветлитература, 1951.- 104 с.: ил.

Полотняный Завод — одно из замечательных мест нашей Родины, связанные с именем Александра Сергеевича и Натальи Николаевны Пушкиных. С историей этого старинного фабричного села связаны воспоминания о деятельности Петра I, в годы Отечественной войны 1812 года близ Полотняного Завода происходили военные операции, завершившиеся провалом планов Наполеона проникнуть в плодородные и не разорённые войной губернии России и бесславным бегством французской армии. Особенно дорого это село воспоминаниями о Пушкине. Поэт приезжал в имение родных Натальи Николаевны в 1830 и 1834 годы на короткое время. Представленный очерк написан на основе собственных впечатлений, в результате изучения опубликованных и неопубликованных на то время документов и литературы.




Пантелеев В.М., Сидоренков А.И.Полотняный Завод: Исторический очерк. - Тула: Приокское книжное изд.-во, 1970.- 176 с.: ил.

В 35 километрах от города Калуги на живописной реке Суходрев раскинулся посёлок Полотняный Завод. На две части разделяет его лента реки. В её прозрачных водах купают своё отражение прибрежные ивы и древние липы, помнящие бродящих по аллеям старинного парка Александра Сергеевича Пушкина и Наталью Николаевну Гончарову. На центральной аллее парка набирают силу молодые деревья — правнуки пушкинских дубов и вязов. Здесь по-прежнему жива память о великом поэте и его избраннице.




Трефилов В.В.Полотняный Завод: Опыт путеводителя. - Калуга: Золотая аллея, 2000 — 96 с.: ил. - ( По Пушкинским местам)

Альбом поможет читателю совершить заочную экскурсию по музею-усадьбе, мысленно пройти по местам, где бывал великий русский поэт, где он переживал счастливые мгновения своей жизни, где выросла и жила Наталья Николаевна Гончарова.




Ободовская И.М., Дементьев М.АВокруг Пушкина: Неизвестные письма Н.Н. Пушкиной и её сестёр Е.Н. и А.Н. Гончаровых. - Изд. 2-е, доп. - М.: Сов. Россия, 1978. - 304 с.: ил.

В 1963 году авторы начали работать над архивом семьи Гончаровых. Среди фамильной переписки были найдены неизвестные ранее письма, дающие материал для осмысления образа жены поэта, дают характеристики обстановки в доме Пушкиных с 1832 по 1837 годы, многие письма уточняют и дополняют данные к биографии А.С. Пушкина.




Ободовская И.М., Дементьев М.А.После смерти Пушкина: Неизвестные письма / ред. Авт. Вступ. ст. Д.Д. Благой - М.: Сов. Россия, 1980. - 382 с.: ил.

Эта книга является продолжение книги «Вокруг Пушкина. Изученные авторами письма Натальи Николаевны и её сестёр, относящиеся к периоду после смерти Пушкина, позволили во многом расширить и углубить представление о Наталье Николаевне, познакомится с её мыслями и чувствами, с жизнью её и детей Пушкина после смерти поэта.




Ободовская И.М., Дементьев М.А.Пушкин в Яропольце. / Худ. А. Белюкин. - М.: Сов. Россия, 1982. - 160 с.: ил.

В книге публикуются обнаруженные авторами в архивах письма и другие материалы, позволяющие осветить посещение А.С. Пушкиным Яропольца, куда он приезжал дважды. В книге приведены письма самого А.С. Пушкина, письма Н.Н. Пушкиной, дочери поэта М.А. Гартунг, Гончаровых и др. Значительный интерес представляют письма, связанные с декабристским движением членов семьи Чернышёвых, поместье которых находилось в Яропольце рядом с усадьбой Гончаровых.




Ободовская И.М., Дементьев М.А.Наталья Николаевна Пушкина: По эпистолярным материалам. - Изд. 2-е. / ред., авт. Предисл. В.И. Кулешов. - М.: Сов. Россия, 1987. - 365 с.: ил.



Авторы книги первыми взяли на себя труд — тщательно прочитать письма Пушкина к жене, выявить все интересующие реалии. Через письма поэта можно до некоторой степени реконструировать общий характер не дошедших до нас писем Натальи Николаевны и представить её внутренний мир. Другими источниками подлинных сведений о Натали стала её переписка с родными периода супружеской жизни с Пушкиным, письма тёщи Пушкина и письма Натальи Николаевны периода её второго замужества за П.П. Ланским.




Ободовская И.М., Дементьев М.А.Наталья Николаевна Пушкина-Ланская: К семейной хронике жены А.С. Пушкина / Сост., авт. примеч. и послесл. Г. Пикулева. - М., 1994. - 128 с.: ил.

Автор книги — дочь Натальи Николаевны от второго брака, решившая в память и в защиту своей матери написать воспоминания о её жизни. «Перед беспристрастным судом истории и потомства я попытаюсь восстановить этот кроткий, светлый облик таким, как он запечатлелся в тесном кругу семьи и редких преданных друзей. … Бессмертное имя Пушкина продолжает сиять по-прежнему даже в страждущей России, а память матери неразрывно связана с ним...»




Беляев М.Д. Наталья Николаевна Пушкина в портретах и отзывах современников. - СПб.: Опыты, 1993. - 112 с.: ил.

С давних времён известен ряд имён женщин, чья красота, роковым образом повлияла на судьбы исторических личностей. В Росси такую роль суждено было сыграть Наталье Николаевне Пушкиной. А так как Наталья Николаевна и самого Пушкина и всех его современников поражала своей красотой, то значительная доля внимания уделяется именно этой стороне её личности. Автор попытался собрать по возможности все свидетельства современников о наружности Натальи Николаевны, а также дать описание всех дошедших до нас её портретов.




Козеев В.А.В призывном кружении. - СПб.: СПбГТУ, 1997. - 142 с.

Это издание является отрывком из шеститомной книги автора о Пушкине, под общим названием «Предать забвению». В этой книге рассказано о великосветской жизни Пушкина и Натальи Николаевны в Петербурге, о материальном положении семьи Пушкиных, о хитросплетениях великосветской жизни.






Черкашина Л.А.Пушкин и Натали. - М.: Алгоритм, 2007. - 320 с.: ил.

Книга — история трагической земной любви русского гения и его Мадонны. Натали предстояло стать женой и музой Пушкина. Судьба увенчала её блистательным алмазным венцом. Но так ненадолго. Словно примерила. И сменила — на терновый. Но в награду за веру, любовь и страдания оставила её имя в истории русской поэзии. На века.






Черкашина Л.А.Наталия Гончарова. Счастливый брак. - Ростов-на-Дону: Феникс, 2009. - 320 с. - (Музы Пушкина)

«Творец тебя мне ниспослал, моя Мадонна, чистейшей прелести чистейший образец...» - в этих строках поэт предвосхитил свою избранницу — тихого гения красоты и материнства, жену и Музу.



Ободовская И.М., Дементьев М.А.Сёстры Гончаровы. Которая из трёх. - Ростов-на-Дону: Феникс; М.: Алгоритм-Книга, 2009. - 288 с. - (Музы Пушкина)

Жизнь Пушкина, подробности его биографии запечатлены во множестве воспоминаний и писем его современников. Особый интерес представляют письма жены поэта, а также её сестёр Александры и Екатерины, составляющие основу этой книги. Написанные до гибели Пушкина, они являются бесценными свидетельствами его взаимоотношений с Гончаровыми. Проливая свет на многие обстоятельства личной жизни поэта.




Пиголицына Ф.В.Дева Наталья: Роман. - М., 2006. - 304 с. - (Маленький роман о большой любви)

Эта книга — о спутнице Пушкина. Ей было восемнадцать, когда она вышла замуж за Пушкина, и двадцать четыре года, когда осталась вдовой с четырьмя детьми на руках и без средств к существованию. Потоки клеветы терзали её при жизни, чернили после смерти, а Пушкин назвал её Мадонной и душу её любил больше её прекрасного лица. И этот роман — о Наташе, Таше, Натали Гончаровой, московской девочке, прилежной ученице, шестнадцатилетней чаровнице, какой её увидел Пушкин.




Пиголицына Ф.В.Погибельное счастье: Роман. - М., 2009. - 384 с. - (Маленький роман о большой любви)



Этот роман — продолжение предыдущей книги, закончившейся свадьбой Пушкина и Гончаровой. Новая книга — о семейной жизни Александра Сергеевича и Натальи Николаевны, в которой главным героем является жена поэта. Они прожили вместе всего шесть лет. У них было четверо детей. Когда Пушкина не стало, старшей их дочери было четыре года, младшей — восемь месяцев и ей предстояла долгая жизнь. Без него...



Сергеев-Ценский С.Невеста Пушкина. Каменский В. Пушкин и Дантес: Исторические романы. - М.: Вече, 1999. - 480 с. - (Пушкинская библиотека)

В серию, посвящённую 200-летию со дня рождения великого русского писателя, вошли два романа о пушкинской драме и последних годах жизни поэта, написанные в 1934 и 1927 годах. Их авторы сумели ярко и увлекательно воссоздать живую палитру пушкинской эпохи и нарисовать запоминающиеся образы поэта и его жены.

20 августа 1833 г. Из Торжка в Петербург.

Торжок. Воскресение.
Милая женка, вот тебе подробная моя Одиссея. Ты помнишь, что от тебя уехал я в самую бурю. Приключения мои начались у Троицкого мосту. Нева так была высока, что мост стоял дыбом; веревка была протянута, и полиция не пускала экипажей. Чуть было не воротился я на Черную речку. Однако переправился через Неву выше и выехал из Петербурга. Погода была ужасная. Деревья по Царскосельскому проспекту так и валялись, я насчитал их с пятьдесят. В лужицах была буря. Болота волновались белыми волнами. По счастию, ветер и дождь гнали меня в спину, и я преспокойно высидел всё это время. Что-то было с вами, петербургскими жителями? Не было ли у вас нового наводнения? что, если и это я прогулял? досадно было бы. На другой день погода прояснилась. Мы с Соболевским шли пешком 15 верст, убивая по дороге змей, которые обрадовались сдуру солнцу и выползали на песок. Вчера прибыли мы благополучно в Торжок, где Соболевский свирепствовал за нечистоту белья. Сегодня проснулись в 8 часов, завтракали славно, а теперь отправляюсь в сторону, в Ярополец — а Соболевского оставляю наедине с швейцарским сыром. Вот, мой ангел, подробный отчет о моем путешествии. Ямщики закладывают коляску шестерней, стращая меня грязными, проселочными дорогами. Коли не утону в луже, подобно Анрепу, буду писать тебе из Яропольца. От тебя буду надеяться письма в Симбирске. Пиши мне о своей груднице и о прочем. Машу не балуй, а сама береги свое здоровье, не кокетничай 26-го. Да бишь! не с кем. Однако всё-таки не кокетничай. Кланяюсь и целую ручку с ермоловской нежностию Катерине Ивановне. Тебя целую крепко и всех вас благословляю: тебя, Машку и Сашку.
Кланяйся Вяземскому, когда увидишь, скажи ему, что мне буря помешала с ним проститься и поговорить об альманахе, о котором буду хлопотать дорогою.

Примечания
«и это я прогулял...» — во время наводнения 7 ноября 1824 г. Пушкин находился в ссылке, в Михайловском,
Анреп — Р. Р., офицер; в припадке сумасшествия утонул в болоте (1830 г.).
26 августа — день обычного придворного бала.
Катерина Ивановна — см. примеч. 500.
Вяземский предполагал издать с Пушкиным альманах.

21 августа 1833 г. Из Павловского в Петербург.
Ты не угадаешь, мой ангел, откуда я к тебе пишу: из Павловска; между Берновом и Малинников, о которых, вероятно, я тебе много рассказывал. Вчера, своротя на проселочную дорогу к Яропольцу, узнаю с удовольствием, что проеду мимо Вульфовых поместий, и решился их посетить. В 8 часов вечера приехал я к доброму моему Павлу Ивановичу, который обрадовался мне, как родному. Здесь я нашел большую перемену. Назад тому пять лет Павловское, Малинники и Берново наполнены были уланами и барышнями; но уланы переведены, а барышни разъехались; из старых моих приятельниц нашел я одну белую кобылу, на которой и съездил в Малинники; но и та уж подо мною не пляшет, не бесится, а в Малинниках вместо всех Анет, Евпраксий, Саш, Маш etc. живет управитель Парасковии Александровны, Рейхман, который попотчевал меня шнапсом. Вельяшева, мною некогда воспетая, живет здесь в соседстве. Но я к ней не поеду, зная, что тебе было бы это не по сердцу. Здесь объедаюсь я вареньем и проиграл три рубля в двадцать четыре роббера в вист. Ты видишь, что во всех отношениях я здесь безопасен. Много спрашивают меня о тебе; так же ли ты хороша, как сказывают, — и какая ты: брюнетка или блондинка, худенькая или плотненькая? Завтра чем свет отправляюсь в Ярополец, где пробуду несколько часов, и отправлюсь в Москву, где, кажется, должен буду остаться дня три. Забыл я тебе сказать, что в Яропольце (виноват: в Торжке) толстая M-lle Pojarsky {См. перевод}, та самая, которая варит славный квас и жарит славные котлеты, провожая меня до ворот своего трактира, отвечала мне на мои нежности: стыдно вам замечать чужие красоты, у вас у самого такая красавица, что я, встретя ее (?), ахнула. А надобно тебе знать, что M-lle Pojarsky ни дать ни взять M-me George {См. перевод}, только немного постаре. Ты видишь, моя женка, что слава твоя распространилась по всем уездам. Довольна ли ты? будьте здоровы все; помнит ли меня Маша, и нет ли у ней новых затей? Прощай, моя плотненькая брюнетка (что ли?). Я веду себя хорошо, и тебе не за что на меня дуться. Письмо это застанет тебя после твоих именин. Гляделась ли ты в зеркало, и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете, — а душу твою люблю я еще более твоего лица. Прощай, мой ангел, целую тебя крепко.

Переводы иноязычных текстов
м-ль Пожарская. (Франц.)
мадам Жорж. (Франц.)
Примечания
Вульф — Александр И.
Павел Иванович — Вульф.
Анета — Анна Н. Вульф.
Евпраксия — Е. Н. Вульф.
Саша — А. И. Осипова.
Маша — М. И Осипова.
Прасковья Александровна — Осипова.
Вельяшева — Е. В. (ей посвящены стихотворения Пушкина «Подъезжая под Ижоры...» и «Я ехал к вам...»).
Мадам Жорж — вероятно, акушерка Натальи Николаевны.

26 августа 1833 г. Из Москвы в Петербург.

26 авг. Москва.
Поздравляю тебя со днем твоего ангела, мой ангел, целую тебя заочно в очи — и пишу тебе продолжение моих похождений — из антресолей вашего Никитского дома, куда прибыл я вчера благополучно из Яропольца. В Ярополец приехал я в середу поздно. Наталья Ивановна встретила меня как нельзя лучше. Я нашел ее здоровою, хотя подле нее лежала палка, без которой далеко ходить не может. Четверг я провел у нее. Много говорили о тебе, о Машке и о Катерине Ивановне. Мать, кажется, тебя к ней ревнует; но хотя она по своей привычке и жаловалась на прошедшее, однако с меньшей уже горечью. Ей очень хотелось бы, чтоб ты будущее лето провела у нее. Она живет очень уединенно и тихо в своем разоренном дворце и разводит огороды над прахом твоего прадедушки Дорошенки, к которому ходил я на поклонение. Семен Федорович, с которым мы большие приятели, водил меня на его гробницу и показывал мне прочие достопамятности Яропольца. Я нашел в доме старую библиотеку, и Наталья Ивановна позволила мне выбрать нужные книги. Я отобрал их десятка три, которые к нам и прибудут с варением и наливками. Таким образом, набег мой на Ярополец был вовсе не напрасен.

Теперь, женка, послушай, что делается с Дмитрием Николаевичем. Он, как владетельный принц, влюбился в графиню Надежду Чернышеву по портрету, услыша, что она девка плотная, чернобровая и румяная. Два раза ездил он в Ярополец в надежде ее увидеть, и в самом деле ему удалось застать ее в церкви. Вот он и полез на стены. Пишет из Заводов, что он без памяти от la charmante et divine comtesse {См. перевод}, что он ночи не спит, et que son charmant image etc. {См. перевод} и непременно требует от Натальи Ивановны, чтоб она просватала за него la charmante et divine comtesse {См. перевод}; Наталья Ивановна поехала к Кругликовой и выполнила комиссию. Позвали la divine et charmante {См. перевод}, которая отказала наотрез. Наталья Ивановна беспокоится о том, какое действие произведет эта весть. Я полагаю, что он не застрелится. Как ты думаешь? А надобно тебе знать, что он дело затеял еще зимою и очень подозревал la divine et charmante comtesse {См. перевод} в склонности к Муравьеву (святому). Для сего он со всевозможною дипломатическою тонкостию пришел однажды спросить его, как Скотинин у своего племянника: Митрофан, хочешь ли ты жениться? Видишь, какой плут! и нам ничего не сказал. Муравьев отвечал ему, что скорей он будет монахом, а брат и обрадовался, и ну просить у графини son coeur et sa main {См. перевод}, уверяя ее письменно qu’il n’est plus dans son assiette ordinaire {См. перевод}. Я помирал со смеху, читая его письмо, и жалею, что не выпросил его для тебя.
Из Яропольца выехал я ночью и приехал в Москву вчера в полдень. Отец меня не принял. Говорят, он довольно тих. Нащокин сказывал мне, что деньги Юрьева к тебе посланы. Теперь я покоен. Соболевский здесь incognito {См. перевод} прячется от заимодавцев, как настоящий gentleman {См. перевод}, и скупает свои векселя. Дорогой вел он себя порядочно и довольно верно исполнил условия, мною ему поднесенные, а именно: 1) платить прогоны пополам, не обсчитывая товарища; 2) не - - - - - - - ни явным, ни тайным образом, разве во сне и то ночью, а не после обеда. В Москве пробуду я несколько времени, то есть два или три дня. Коляска требует подправок. Дороги проселочные были скверные; меня насилу тащили шестерней. В Казани буду я около третьего. Оттоле еду в Симбирск. Прощай, береги себя. Целую всех вас. Кланяйся Катерине Ивановне.

Переводы иноязычных текстов
прелестной и божественной графини. (Франц.)
и что ее прелестный образ и т. д. (Франц.)
прелестную и божественную графиню. (Франц.)
божественную и прелестную. (Франц.)
божественную и прелестную графиню. (Франц.)
ее сердца и руки. (Франц.)
что он не в своей тарелке. (Франц.)
инкогнито. (Латин.)
джентльмен. (Англ.)
Примечания
Наталья Ивановна — мать Натальи Николаевны.
Маша — дочь Пушкиных (1832 — 1919).
Катерина Ивановна — см. примеч. 500.
Дорошенко — Петр Дорофеевич, соратник Богдана Хмельницкого; похоронен в Яропольце.
Семен Федорович — управляющий.
Дмитрий Николаевич — брат Натальи Николаевны.
Чернышева — Н. Г., в замужестве кн. Долгорукая.
Кругликова — замужняя сестра Чернышевой.
Муравьев — А. Н., автор «Путешествия ко святым местам».
Отец довольно тих — душевнобольной Н. А. Гончаров.

27 августа 1833 г. Из Москвы в Петербург.
Вчера были твои именины, сегодня твое рождение. Поздравляю тебя и себя, мой ангел. Вчера пил я твое здоровье у Киреевского с Шевыревым и Соболевским; сегодня буду пить у Суденки. Еду послезавтра — прежде не будет готова моя коляска. Вчера, приехав поздно домой, нашел я у себя на столе карточку Булгакова, отца красавиц, и приглашение на вечер. Жена его была также именинница. Я не поехал за неимением бального платья и за небритие усов, которые отрощаю в дорогу. Ты видишь, что в Москву мудрено попасть и не поплясать. Однако скучна Москва, пуста Москва, бедна Москва. Даже извозчиков мало на ее скучных улицах. На Тверском бульваре попадаются две-три салопницы, да какой-нибудь студент в очках и в фуражке, да кн. Шаликов. Был я у Погодина, который, говорят, женат на красавице. Я ее не видал и не могу всеподданнейше о ней тебе донести. Нащокина не видал целый день. Чаадаев потолстел, похорошел и поздоровел. Здесь Раевский Николай. Ни он, ни брат его не умирали — а умер какой-то бригадир Раевский. Скажи Вяземскому, что умер тезка его князь Петр Долгорукий — получив какое-то наследство и не успев его промотать в Английском клобе, о чем здешнее общество весьма жалеет. В клобе я не был — чуть ли я не исключен, ибо позабыл возобновить свой билет. Надобно будет заплатить 300 рублей штрафу, а я весь Английский клоб готов продать за 200. Здесь Орлов, Бобринский и другие мои старые знакомые. Но мне надоели мои старые знакомые. Никого не увижу. Важная новость: французские вывески, уничтоженные Растопчиным в год, когда ты родилась, появились опять на Кузнецком мосту. По своему обыкновению, бродил я по книжным лавкам и ничего путного не нашел. Книги, взятые мною в дорогу, перебились и перетерлись в сундуке. От этого я так сердит сегодня, что не советую Машке капризничать и воевать с нянею: прибью. Целую тебя. Кланяюсь тетке — благословляю Машку с Сашкой.

Примечания
Киреевский — И. В.
Булгаков — А. Я., московский почт-директор;
красавицы — дочери его, Е. А. и О. А.
Шаликов — см. примеч. 52.
Погодин в 1833 г. женился на Е. В. Вагнер.
Брат Н. Раевского — А. Н. Раевский.
Долгорукий — П. М., умер от холеры.
Орлов — М. Ф. (см. примеч. 14).
Ростопчин — Ф. В., был Московским главнокомандующим во время войны 1812 года.


8 сентября 1833 г. Из Казани в Петербург.

8 сен. Казань.
Мой ангел, здравствуй. Я в Казани с пятого и до сих пор не имел время тебе написать слова. Сейчас еду в Симбирск, где надеюсь найти от тебя письмо. Здесь я возился со стариками, современниками моего героя; объезжал окрестности города, осматривал места сражений, расспрашивал, записывал и очень доволен, что не напрасно посетил эту сторону. Погода стоит прекрасная, чтоб не сглазить только. Надеюсь до дождей объехать всё, что предполагал видеть, и в конце сентября быть в деревне. Здорова ли ты? здоровы ли все вы? Дорогой я видел годовую девочку, которая бегает на карачках, как котенок, и у которой уже два зубка. Скажи это Машке. Здесь Баратынский. Вот он ко мне входит. До Симбирска. Я буду говорить тебе о Казани подробно — теперь некогда. Целую тебя.

Примечания
Мой герой — Пугачев,
«быть в деревне» — в Болдине.
Баратынский — Е. А., поэт.

8 октября 1833 г. Из Болдина в Петербург.
Мой ангел, сейчас получаю от тебя вдруг два письма, первые после симбирского. Как они дошли до меня, не понимаю: ты пишешь в Нижегородскую губернию, в село Абрамово, оттуда etc. А об уезде ни словечка. Не забудь прибавлять в Арзамасском уезде; а то, чего доброго, в Нижегородской губернии может быть и не одно село Абрамово; так, как не одно село Болдино. Две вещи меня беспокоят: то, что я оставил тебя без денег, а может быть и брюхатою. Воображаю твои хлопоты и твою досаду. Слава богу, что ты здорова, что Машка и Сашка живы и что ты хоть и дорого, но дом наняла. Не стращай меня, женка, не говори, что ты искокетничалась; я приеду к тебе, ничего не успев написать — и без денег сядем на мель. Ты лучше оставь уж меня в покое, а я буду работать и спешить. Вот уж неделю, как я в Болдине, привожу в порядок мои записки о Пугачеве, а стихи пока еще спят. Коли царь позволит мне Записки, то у нас будет тысяч 30 чистых денег. Заплотим половину долгов и заживем припеваючи. Очень благодарю за новости и за сплетни. Коли увидишь Жуковского, поцелуй его за меня и поздравь с возвращением и звездою: каково его здоровье? напиши. Карамзиным и Мещерским мой сердечный поклон. Софье Николаевне объясни, что если я не был к ним в Дерпт, то это единственно по недостатку прогонов, которых не хватило на лишних 500 верст. А не писал им, полагая всё приехать. Жаль, что ты Смирновой не видала; она должна быть уморительно смешна после своей поездки в Германию; Безобразов умно делает, что женится на княжне Хилковой. Давно бы так. Лучше завести свое хозяйство, нежели волочиться весь свой век за чужими женами и выдавать за свои чужие стихи. Не кокетничай с Соболевским и не сердись на Нащокина; слава богу, что он прислал 1500 р. — а о 180 не жалей; плюнь, да и только. Что такое 50 р., присланных тебе моим отцом? уж не проценты ли 550, которых он мне должен? Чего доброго? Здесь мне очень советуют взять на себя наследство Василья Львовича; и мне хочется, но для этого нужны, во-первых, деньги, а во-вторых, свободное время; а у меня ни того, ни другого. Какова Краевская? недаром Отрежков за ней волочился. Не думал я попасть в ее мемории и таким образом достигнуть бессмертия. Кланяйся ей от меня, если ее увидишь. Да кланяйся и всем моим прелестям: Хитровой первой. Как она перенесла мое отсутствие? Надеюсь, с твердостию, достойной дочери князя Кутузова. Так Фикельмон приехали? Радуюсь за тебя; как-то, мой ангел, удадутся тебе балы? В самом деле, не забрюхатела ли ты? что ты за недотыка? Прощай, душа. Я что-то сегодня не очень здоров. Животик болит, как у Александрова. Целую и благословляю всех вас. Кланяюсь и от сердца благодарю тетку Катерину Ивановну за ее милые хлопоты. Прощай.
8 окт.
Примечания
Жуковский — вернулся из-за границы и был награжден орденом св. Станислава I степени.
Софья Николаевна — дочь Карамзина.
Смирнова — А. О., урожденная Россет.
Безобразов — С. Д., флигель-адъютант, женился на кн. Л. А. Хилковой,
Василий Львович — Пушкин.
Отрежков — Н. И. Тарасенко-Отрешков.
Хитрова — Е. М. Хитрово.
Фикельмон — К. Л., австрийский посол в Петербурге, и его жена, Д. Ф.
Катерина Ивановна — см. примеч. 500.

30 октября 1833 г. Из Болдина в Петербург.
Вчера получил я, мой друг, два от тебя письма. Спасибо; но я хочу немножко тебя пожурить. Ты, кажется, не путем искокетничалась. Смотри: недаром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона. В нем толку мало. Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая тебе з- - - - - -; есть чему радоваться! Не только тебе, но и Парасковье Петровне легко за собою приучить бегать холостых шаромыжников; стоит разгласить, что-де я большая охотница. Вот вся тайна кокетства. Было бы корыто, а свиньи будут. К чему тебе принимать мужчин, которые за тобою ухаживают? не знаешь, на кого нападешь. Прочти басню А. Измайлова о Фоме и Кузьме. Фома накормил Кузьму икрой и селедкой. Кузьма стал просить пить, а Фома не дал. Кузьма и прибил Фому как каналью. Из этого поэт выводит следующее нравоучение: красавицы! не кормите селедкой, если не хотите пить давать; не то можете наскочить на Кузьму. Видишь ли? Прошу, чтоб у меня не было этих академических завтраков. Теперь, мой ангел, целую тебя как ни в чем не бывало; и благодарю за то, что ты подробно и откровенно описываешь мне свою беспутную жизнь. Гуляй, женка; только не загуливайся и меня не забывай. Мочи нет, хочется мне увидать тебя причесанную la Ninon {См. перевод}; ты должна быть чудо как мила. Как ты прежде об этой старой к---- не подумала и не переняла у ней ее прическу? Опиши мне свое появление на балах, которые, как ты пишешь, вероятно, уже открылись. Да, ангел мой, пожалуйста, не кокетничай. Я не ревнив, да и знаю, что ты во всё тяжкое не пустишься; но ты знаешь, как я не люблю всё, что пахнет московской барышнею, всё, что не comme il faut {См. перевод}, всё, что vulgar {См. перевод}... Если при моем возвращении я найду, что твой милый, простой, аристократический тон изменился, разведусь, вот те Христос, и пойду в солдаты с горя. Ты спрашиваешь, как я живу и похорошел ли я? Во-первых, отпустил я себе бороду: ус да борода — молодцу похвала; выду на улицу, дядюшкой зовут. 2) Просыпаюсь в семь часов, пью кофей и лежу до трех часов. Недавно расписался, и уже написал пропасть. В три часа сажусь верхом, в пять в ванну и потом обедаю картофелем да грешневой кашей. До девяти часов — читаю. Вот тебе мой день, и всё на одно лицо.
Проси Катерину Андреевну на меня не сердиться; ты рожала, денег у меня лишних не было, я спешил в одну сторону — никак не попал на Дерпт. Кланяюсь ей, Мещерской, Софье Николаевне, княгине и княжнам Вяземским. Полетике скажи, что за ее поцелуем явлюсь лично, а что-де на почте не принимают. А Катерина Ивановна? как это она тебя пустила на божию волю? Ахти, господи Сусе Христе! Машу целую и прошу меня помнить. Что это у Саши за сыпь? Христос с вами. Благословляю и целую вас.
30 окт.

Переводы иноязычных текстов
на манер Нинон. (Франц.)
(что) отзывается невоспитанностью. (Франц.)
вульгарно. (Англ.)
Примечания
Басня А. Е. Измайлова — «Заветное пиво».
Нинон — Нинон де Ланкло, французская куртизанка.
Все, что пахнет московской барышнею, и далее — слова из «Евгения Онегина».
Катерина Андреевна — вдова Карамзина.
Мещерская Е. Н. (см. примеч. 466) и
София Николаевна — дочери Карамзина.
Полетика — И. Г.

6 ноября 1833 г. Из Болдина в Петербург.
6 ноября, Болдино.
Друг мой женка, на прошедшей почте я не очень помню, что я тебе писал. Помнится, я был немножко сердит — и, кажется, письмо немного жестко. Повторю тебе помягче, что кокетство ни к чему доброму не ведет; и хоть оно имеет свои приятности, но ничто так скоро не лишает молодой женщины того, без чего нет ни семейственного благополучия, ни спокойствия в отношениях к свету: уважения. Радоваться своими победами тебе нечего. К- - - -, у которой переняла ты прическу (NB: ты очень должна быть хороша в этой прическе; я об этом думал сегодня ночью), Ninon {См. перевод} говорила: Il est crit sur le coeur de tout homme: la plus facile {См. перевод}. После этого, изволь гордиться похищением мужских сердец. Подумай об этом хорошенько и не беспокой меня напрасно. Я скоро выезжаю, но несколько времени останусь в Москве, по делам. Женка, женка! я езжу по большим дорогам, живу по три месяца в степной глуши, останавливаюсь в пакостной Москве, которую ненавижу, — для чего? — Для тебя, женка; чтоб ты была спокойна и блистала себе на здоровье, как прилично в твои лета и с твоею красотою. Побереги же и ты меня. К хлопотам, неразлучным с жизнию мужчины, не прибавляй беспокойств семейственных, ревности etc. etc. {См. перевод} Не говоря об cocuage {См. перевод}, о коем прочел я на днях целую диссертацию в Брантоме.
Что делает брат? я не советую ему идти в статскую службу, к которой он так же неспособен, как и к военной, но у него по крайней мере - - - - здоровая, и на седле он всё-таки далее уедет, чем на стуле в канцелярии. Мне сдается, что мы без европейской войны не обойдемся. Этот Louis-Philippe {См. перевод} у меня как бельмо на глазу. Мы когда-нибудь да до него доберемся — тогда Лев Сергеич поедет опять пожинать, как говорит у нас заседатель, лавры и мирты. Покамест советую ему бить баклуши, занятие приятное и здоровое. Здесь я было вздумал взять наследство Василия Львовича. Но опека так ограбила его, что нельзя и подумать; разве не заступится ли Бенкендорф: попробую, приехав в Петербург. При сем письмо к отцу. Вероятно, уже он у вас. Я привезу тебе стишков много, но не разглашай этого: а то альманашники заедят меня. Целую Машку, Сашку и тебя; благословляю тебя, Сашку и Машку; целую Машку и так далее, до семи раз. Желал бы я быть у тебя к теткиным именинам. Да бог весть.
Переводы иноязычных текстов

Нинон. (Фран
На сердце каждого мужчины написано: самой податливой. (Франц.)
и т. д., и т. д.
положение рогоносца. (Франц.)
Луи-Филипп. (Франц.)

Примечания
Нинон — см. примеч. 538.
Луи-Филипп — французский король.
Лев Сергеич и Василий Львович — Пушкины.

11 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург.
Очень, очень благодарю тебя за письмо твое, воображаю твои хлопоты и прошу прощения у тебя за себя и книгопродавцев. Они ужасный моветон, как говорит Гоголь, т. е. хуже нежели мошенники. Но бог нам поможет. Благодарю и Одоевского за его типографические хлопоты. Сказки ему, чтоб он печатал как вздумает — порядок ничего не значит. Что записки Дуровой? Пропущены ли цензурою? они мне необходимы — без них я пропал. Ты пишешь о статье гольцовской. Что такое? кольцовской или гоголевской? — Гоголя печатать, а Кольцова рассмотреть. Впрочем, это неважно. Вчера был у меня Иван Николаевич. Он уверяет, что дела его идут хорошо. Впрочем, Дмитрий Николаевич лучше его это знает. Жизнь моя пребеспутная. Дома не сижу — в архиве не роюсь. Сегодня еду во второй раз к Малиновскому. На днях обедал я у Орлова, у которого собрались московские Наблюдатели, между прочим жених Хомяков. Орлов умный человек и очень добрый малый, но до него я как-то не охотник по старым нашим отношениям; Раевский (Александр), который прошлого разу казался мне немного приглупевшим, кажется опять оживился и поумнел. Жена его собою не красавица — говорят, очень умна. Так как теперь к моим прочим достоинствам прибавилось и то, что я журналист, то для Москвы имею я новую прелесть. Недавно сказывают мне, что приехал ко мне Чертков. Отроду мы друг к другу не езжали. Но при сей верной оказии вспомнил он, что жена его мне родня, и потому привез мне экземпляр своего «Путешествия в Сицилию». Не побранить ли мне его en bon parent {См. перевод}? Вчера ужинал у князя Федора Гагарина и возвратился в 4 часа утра — в таком добром расположении, как бы с бала. Нащокин здесь одна моя отрада. Но он спит до полудня, а вечером едет в клоб, где играет до света. Чаадаева видел всего раз. Письмо мое похоже на тургеневское — и может тебе доказать разницу между Москвою и Парижем. Еду хлопотать по делам «Современника». Боюсь, чтоб книгопродавцы не воспользовались моим мягкосердием и не выпросили себе уступки вопреки строгих твоих предписаний. Но постараюсь оказать благородную твердость. Был я у Солнцевой. Его здесь нет, он в деревне. Она зовет отца к себе в деревню на лето. Кузинки пищат, как галочки. Был я у Перовского, который показывал мне недоконченные картины Брюллова. Брюллов, бывший у него в плену, от него убежал и с ним поссорился, Перовский показывал мне Взятие Рима Гензериком (которое стоит Последнего дня Помпеи), приговаривая: заметь, как прекрасно подлец этот нарисовал этого всадника, мошенник такой. Как он умел, эта свинья, выразить свою канальскую, гениальную мысль, мерзавец он, бестия. Как нарисовал он эту группу, пьяница он, мошенник. Умора. Ну прощай. Целую тебя и ребят, будьте здоровы. Христос с вами.
11 мая.
Переводы иноязычных текстов
по-родственному. (Франц.)
Примечания
«Они ужасный моветон» — измененная реплика из пятого действия «Ревизора» Гоголя.
Одоевский помогал Пушкину в выпуске I тома «Современника».
Записки Дуровой — см. примеч. 680.
Кольцов — А. В., поэт.
Иван Николаевич и
Дмитрий Николаевич — братья Натальи Николаевны.
Малиновский — А. Ф., директор архива.
Орлов — М. Ф. (см. примеч. 14).
Наблюдатели — см. примеч. 708.
Хомяков — А. С.
Раевский — А. Н.
Жена его — Е. П., урожденная Киндякова.
Чертков — А. Д., известный историк и археолог, написал «Воспоминание о Сицилии».
«Письмо мое похоже на Тургеневское» — на печатавшиеся в «Современнике» «Письма» А. И. Тургенева из Парижа.
Солнцева — см. примеч. 302.
Кузинки — дочери Солнцевых.
Брюллов — см. примеч. 708.


14 и 16 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург.
Что это, женка? так хорошо было начала, и так худо кончила! Ни строчки от тебя; уж не родила ли ты? сегодня день рождения Гришки, поздравляю его и тебя. Буду пить за его здоровье. Нет ли у него нового братца или сестрицы? погоди до моего приезда. А я уж собираюсь к тебе. В архивах я был и принужден буду опять в них зарыться месяцев на шесть, что тогда с тобою будет? А я тебя с собою, как тебе угодно, уж возьму. Жизнь моя в Москве степенная и порядочная. Сижу дома — вижу только мужеск пол. Пешком не хожу, не прыгаю — и толстею. На днях звал меня обедать Чертков, приезжаю — а у него жена выкинула. Это нам не помешало отобедать очень скучно и очень дурно. С литературой московскою кокетничаю как умею, но Наблюдатели меня не жалуют. Любит меня один Нащокин. Но тинтере мой соперник, и меня приносят ему в жертву. Слушая толки здешних литераторов, дивлюсь, как они могут быть так порядочны в печати и так глупы в разговоре. Признайся: так ли и со мною? право, боюсь. Баратынский, однако ж, очень мил. Но мы как-то холодны друг ко другу. Зазываю Брюллова к себе в Петербург — но он болен и хандрит. Здесь хотят лепить мой бюст. Но я не хочу. Тут арапское мое безобразие предано будет бессмертию во всей своей мертвой неподвижности; я говорю: у меня дома есть красавица, которую когда-нибудь мы вылепим. Видел я невесту Хомякова. Не разглядел в сумерках. Она, как говорил покойный Гнедич, pas un bel femme, но une jolie figurlette {См. перевод}. Прощай, на минуту: ко мне входят два буфона. Один майор-мистик; другой пьяница-поэт; оставляю тебя для них.
14 мая.
Насилу отделался от буфонов — в том числе от Норова. Все зовут меня обедать, а я всем отказываю. Начинаю думать о выезде. Ты уж, вероятно, в своем загородном болоте. Что-то дети мои и книги мои? Каково-то перевезли и перетащили тех и других? и как перетащила ты свое брюхо? Благословляю тебя, мой ангел. Бог с тобою и с детьми. Будьте здоровы. Кланяюсь твоим наездницам. Целую ручки у Катерины Ивановны. Прощай.
А. П.
Я получил от тебя твое премилое письмо — отвечать некогда — благодарю и целую тебя, мой ангел.
16 мая.

Переводы иноязычных текстов
не красавица, (но) хорошенькая фигурка. (Искаженный франц. яз.)
Примечания
Чертков — см. примеч. 712.
Наблюдатели — см. примеч. 708.
Тинтер — игра в карты.
Баратынский — Е. А., поэт.
Брюллов — К. П.
Мой бюст — был вылеплен скульптором Витали уже после смерти Пушкина.
Невеста А. С. Хомякова — Е. Н. Языкова; см. примеч. 709.
Майор-мистик — А. С. Норов.
Загородное болото — дача на Каменном острове.
Наездницы — сестры Натальи Николаевны.
Катерина Ивановна — Загряжская, ее тетка.





источник:http://pushkin.niv.ru/pushkin/pisma.htm

Н. Н. ГОНЧАРОВОЙ.
Около (не позднее) 29 июля 1830 г. Из Петербурга в Москву.
Передал ли вам брат мое письмо, и почему вы не присылаете мне расписку в получении, как обещали? Я жду ее с нетерпением, и минута, когда я ее получу, вознаградит меня за скуку моего пребывания здесь. Надо вам рассказать о моем визите к Наталье Кирилловне. Приезжаю, обо мне докладывают, она принимает меня за своим туалетом, как очень хорошенькая женщина прошлого столетия.— Это вы женитесь на моей внучатной племяннице? — Да, сударыня.— Вот как. Меня это очень удивляет, меня не известили, Наташа ничего мне об этом не писала. (Она имела в виду не вас, а маменьку). На это я сказал ей, что брак наш решен был совсем недавно, что расстроенные дела Афанасия Николаевича и Натальи Ивановны и т. д. и т.д. Она не приняла моих доводов; Наташа знает, как я ее люблю, Наташа всегда писала мне во всех обстоятельствах своей жизни, Наташа напишет мне,— а теперь, когда мы породнились, надеюсь, сударь, что вы часто будете навещать меня.
Затем она долго расспрашивала о маменьке, о Николае Афанасьевиче, о вас; повторила мне комплименты государя на ваш счет — и мы расстались очень добрыми друзьями.— Не правда ли, Наталья Ивановна ей напишет?
Я еще не видел Ивана Николаевича. Он был на маневрах и только вчера вернулся в Стрельну. Я поеду с ним в Парголово, так как ехать туда одному у меня нет ни желания, ни мужества.
На этих днях отец по моей просьбе написал Афанасию Николаевичу, но, может быть, он и сам приедет в Петербург. Что поделывает заводская Бабушка — бронзовая, разумеется? Не заставит ли вас хоть этот вопрос написать мне? Что вы поделываете? Кого видите? Где гуляете? Поедете ли в Ростов? Напишете ли мне? Впрочем, не пугайтесь всех этих вопросов, вы отлично можете не отвечать на них,— потому что вы всегда смотрите на меня как на сочинителя.— На этих днях я ездил к своей египтянке. Она очень заинтересовалась вами. Заставила меня нарисовать ваш профиль, выразила желание с вами познакомиться,— я беру на себя смелость поручить ее вашему вниманию. (.....) За сим кланяюсь вам. Мое почтение и поклоны маменьке и вашим сестрицам. До свидания. (Франц.)

Примечания
Наталья Кирилловна — см. примеч. 343.
Афанасий Николаевич, Наталья Ивановна и Николай Афанасьевич, Иван Николаевич — дед, отец, мать и брат Н. Н. Гончаровой.
Заводская Бабушка — статуя Екатерины II (см. письмо 326).

Последние числа августа 1830 г. В Москве.

Я уезжаю в Нижний, не зная, что меня ждет в будущем. Если ваша матушка решила расторгнуть нашу помолвку, а вы решили повиноваться ей,— я подпишусь под всеми предлогами, какие ей угодно будет выставить, даже если они будут так же основательны, как сцена, устроенная ею мне вчера, и как оскорбления, которыми ей угодно меня осыпать.
Быть может, она права, а неправ был я, на мгновение поверив, что счастье создано для меня. Во всяком случае вы совершенно свободны; что же касается меня, то заверяю вас честным словом, что буду принадлежать только вам, или никогда не женюсь.

А. П. (Франц.)


11 октября 1830 г. Из Болдина в Москву
Въезд в Москву запрещен, и вот я заперт в Болдине. Во имя неба, дорогая Наталья Николаевна, напишите мне, несмотря на то, что вам этого не хочется. Скажите мне, где вы? Уехали ли вы из Москвы? нет ли окольного пути, который привел бы меня к вашим ногам? Я совершенно пал духом и право не знаю, что предпринять. Ясно, что в этом году (будь он проклят) нашей свадьбе не бывать. Но не правда ли, вы уехали из Москвы? Добровольно подвергать себя опасности заразы было бы непростительно. Я знаю, что всегда преувеличивают картину опустошений и число жертв; одна молодая женщина из Константинополя говорила мне когда-то, что от чумы умирает только простонародье — всё это прекрасно, но всё же порядочные люди тоже должны принимать меры предосторожности, так как именно это спасает их, а не их изящество и хороший тон. Итак, вы в деревне, в безопасности от холеры, не правда ли? Пришлите же мне ваш адрес и сведения о вашем здоровье. Что до нас, то мы оцеплены карантинами, но зараза к нам еще не проникла. Болдино имеет вид острова, окруженного скалами. Ни соседей, ни книг. Погода ужасная. Я провожу время в том, что мараю бумагу и злюсь. Не знаю, что делается на белом свете и как поживает мой друг Полиньяк. Напишите мне о нем, потому что здесь я газет не читаю. Я так глупею, что это просто прелесть. (.....). Вот поистине плохие шутки. Я смеюсь «и желтею», как говорят рыночные торговки (т. е. «кисло усмехаюсь»). Прощайте, повергните меня к стопам вашей матушки; сердечные поклоны всему семейству. Прощайте, прелестный ангел. Целую кончики ваших крыльев, как говаривал Вольтер людям, которые вас не стоили.

11 октября. (Франц.)

Н. Н. ГОНЧАРОВОЙ.

18 ноября 1830 г. Из Болдина в Москву.
Болдино, 18 ноября.
В Болдине, всё еще в Болдине! Узнав, что вы не уехали из Москвы, я нанял почтовых лошадей и отправился в путь. Выехав на большую дорогу, я увидел, что вы правы: 14 карантинов являются только аванпостами — а настоящих карантинов всего три.— Я храбро явился в первый (в Сиваслейке Владимирской губ.); смотритель требует подорожную и заявляет, что меня задержат лишь на 6 дней. Потом заглядывает в подорожную. (.....) Вот каким образом проездил я 400 верст, не двинувшись из своей берлоги.
Это еще не всё: вернувшись сюда, я надеялся, по крайней мере, найти письмо от вас. Но надо же было пьянице-почтмейстеру в Муроме перепутать пакеты, и вот Арзамас получает почту Казани, Нижний — Лукоянова, а ваше письмо (если только есть письмо) гуляет теперь не знаю где и придет ко мне, когда богу будет угодно. Я совершенно пал духом и так как наступил пост (скажите маменьке, что этого поста я долго не забуду), я не стану больше торопиться; пусть всё идет своим чередом, я буду сидеть сложа руки. Отец продолжает писать мне, что свадьба моя расстроилась. На днях он мне, может быть, сообщит, что вы вышли вамуж... Есть от чего потерять голову. Спасибо кн. Шаликову, который наконец известил меня, что холера затихает. Вот первое хорошее известие, дошедшее до меня за три последних месяца. Прощайте, (мой ангел), будьте здоровы, не выходите замуж за г-на Давыдова и извините мое скверное настроение. Повергните меня к стопам маменьки, всего хорошего всем. Прощайте. (Франц.)

2 декабря 1830 г. Из Платавы в Москву.
Бесполезно высылать за мной коляску, меня плохо осведомили. Я в карантине с перспективой оставаться в плену две недели — после чего надеюсь быть у ваших ног.
Напишите мне, умоляю вас, в Платавский карантин. Я боюсь, что рассердил вас. Вы бы простили меня, если бы знали все неприятности, которые мне пришлось испытать из-за этой эпидемии. В ту минуту, когда я хотел выехать, в начале октября, меня назначают окружным надзирателем — должность, которую я обязательно принял бы, если бы не узнал в то же время, что холера в Москве. Мне стоило великих трудов избавиться от этого назначения. Затем приходит известие, что Москва оцеплена и въезд в нее запрещен. Затем следуют мои несчастные попытки вырваться, затем — известие, что вы не уезжали из Москвы — наконец ваше последнее письмо, повергшее меня в отчаяние. Как у вас хватило духу написать его? Как могли вы подумать, что я застрял в Нижнем из-за этой проклятой княгини Голицыной? Знаете ли вы эту кн. Голицыну? Она одна толста так, как всё ваше семейство вместе взятое, включая и меня. Право же, я готов снова наговорить резкостей. Но вот я наконец в карантине и в эту минуту ничего лучшего не желаю. (.....)
Нижний больше не оцеплен — во Владимире карантины были сняты накануне моего отъезда. Это не помешало тому, что меня задержали в Сиваслейке, так как губернатор не позаботился дать знать смотрителю о снятии карантина. Если бы вы могли себе представить хотя бы четвертую часть беспорядков, которые произвели эти карантины,— вы не могли бы понять, как можно через них прорваться. Прощайте. Мой почтительный поклон маменьке. Приветствую от всего сердца ваших сестер и Сергея.
Платава.
2 дек. (Франц.)



Н. Н. ПУШКИНОЙ.

10 декабря 1831 г. Из Москвы в Петербург.

Я всё боюсь, чтоб ты не прислала билетов на старую квартиру Нащокина и тем не замедлила моих хлопот. Вот уж неделю, как я с тобою расстался, срок отпуску моему близок; а я затеваю еще дело, но оно меня не задержит. Что скажу тебе о Москве? Москва еще пляшет, но я на балах еще не был. Вчера обедал в Английском клубе; поутру был на аукционе Власова; вечер провел дома, где нашел студента дурака, твоего обожателя. Он поднес мне роман «Теодор и Розалия», в котором он описывает нашу историю. Умора. Всё это однако ж не слишком забавно, и меня тянет в Петербург. — Не люблю я твоей Москвы. У тебя, т. е. в вашем Никитском доме, я еще не был. Не хочу, чтоб холопья ваши знали о моем приезде; да не хочу от них узнать и о приезде Натальи Ивановны, иначе должен буду к ней явиться и иметь с нею необходимую сцену; она всё жалуется по Москве на мое корыстолюбие, да полно, я слушаться ее не намерен. Целую тебя и прошу ходить взад и вперед по гостиной, во дворец не ездить и на балах не плясать. Христос с тобой.

10 дек.

Примечания
Отпуск — Пушкин был зачислен в коллегию иностранных дел.
аукцион — для продажи вещей, в уплату огромного долга.
Власов — А. С. (1777 — 1825);
Студент дурак — поэт Ф. Фоминский.
Наталья Ивановна — теща Пушкина.


До 16 декабря 1831 г. Из Москвы в Петербург.
Оба письма твои подучил я вдруг, и оба меня огорчили и осердили. Василий врет, что он истратил на меня 200 рублей. Алешке я денег давать не велел, за его дурное поведение. За стол я заплачу по моему приезду; никто тебя не просил платить мои долги. Скажи от меня людям, что я ими очень недоволен. Я не велел им тебя беспокоить, а они, как я вижу, обрадовались моему отсутствию. Как смели пустить к тебе Фомина, когда ты принять его не хотела? да и ты хороша. Ты пляшешь по их дудке; платишь деньги, кто только попросит; эдак хозяйство не пойдет. Вперед, как приступят к тебе, скажи, что тебе до меня дела нет; а чтоб твои приказания были святы. С Алешкой разделаюсь по моем приезде. Василия, вероятно, принужден буду выпроводить с его возлюбленной– enfin de faire maison nette {См. перевод}; всё это очень досадно. Не сердись, что я сержусь.
Дела мои затруднительны. Нащокин запутал дела свои более, нежели мы полагали. У него три или четыре прожекта, из коих ни на единый он еще не решился. К деду твоему явиться я не намерен. А делу его постараюсь помешать. Тебя, мой ангел, люблю так, что выразить не могу; с тех пор как здесь, я только и думаю, как бы удрать в Петербург — к тебе, женка моя.
——
Распечатываю письмо мое, мой милый друг, чтоб отвечать на твое. Пожалуйста не стягивайся, не сиди поджавши ноги, и не дружись с графинями, с которыми нельзя кланяться в публике. Я не шучу, а говорю тебе серьезно и с беспокойством. Письмо Бенкендорфа ты хорошо сделала, что отослала. Дело не о чине, а всё-таки нужное. Жду его. На днях опишу тебе мою жизнь у Нащокина, бал у Солдан, вечер у Вяземского — и только. Стихов твоих не читаю. Чёрт ли в них; и свои надоели. Пиши мне лучше о себе — о своем здоровье. На хоры не езди — это место не для тебя.

Переводы иноязычных текстов
вообще сменить всю прислугу (буквально: очистить дом). (Франц.)

Примечания
Василий — В. М. Калашников, крепостной Пушкина.
Фомин — Н. И., бесталанный литератор.
«Нащокин запутал дела...» — ср. примеч. 428.
Дед твой — А. Н. Гончаров.
Графини — возможно, Е. М. и А. П. Ивелич.
Письмо Бенкендорфа — от 10 декабря 1831 г., с сообщением мнения Николая I о стихотворении «Моя родословная».
Солдан — В. Я. Сольдейн, жена секретаря голландского посольства.


16 декабря 1831 г. Из Москвы в Петербург.
Милый мой друг, ты очень мила, ты пишешь мне часто, одна беда: письма твои меня не радуют. Что такое vertige {См. перевод}? обмороки или тошнота? виделась ли ты с бабкой? пустили ли тебе кровь? Всё это ужас меня беспокоит. Чем больше думаю, тем яснее вижу, что я глупо сделал, что уехал от тебя. Без меня ты что-нибудь с собой да напроказишь. Того и гляди выкинешь. Зачем ты не ходишь? а дала мне честное слово, что будешь ходить по два часа в сутки. Хорошо ли это? Бог знает, кончу ли здесь мои дела, но к празднику к тебе приеду. Голкондских алмазов дожидаться не намерен, и в новый год вывезу тебя в бусах. Здесь мне скучно; Нащокин занят делами, а дом его такая бестолочь и ералаш, что голова кругом идет. С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем вольный вход; всем до него нужда; всякий кричит, курит трубку, обедает, поет, пляшет; угла нет свободного — что делать? Между тем денег у него нет, кредита нет — время идет, а дело мое не распутывается. Всё это поневоле меня бесит. К тому же я опять застудил себе руку, и письмо мое, вероятно, будет пахнуть бобковой мазью, как твои визитные билеты. Жизнь моя однообразная, выезжаю редко. Зван был всюду, но был у одной Солдан да у Вяземской, у которой увидел я твоего Давыдова — не женатого (утешься). Вчера Нащокин задал нам цыганский вечер; я так от этого отвык, что от крику гостей и пенья цыганок до сих пор голова болит. Тоска, мой ангел — до свидания.

16 дек.

Переводы иноязычных текстов
головокружение. (Франц.)
Примечания

Солдан — см. примеч. 469.
Давыдов — вероятно, В., студент.

25 сентября 1832 г. Из Москвы в Петербург.
Какая ты умненькая, какая ты миленькая! какое длинное письмо! как оно дельно! благодарствуй, женка. Продолжай, как начала, и я век за тебя буду бога молить. Заключай с поваром какие хочешь условия, только бы не был я принужден, отобедав дома, ужинать в клобе. Каретник мой плут; взял с меня за починку 500 руб., а в один месяц карета моя хоть брось. Это мне наука: не иметь дела с полуталантами. Фрибелиус или Иохим взяли бы с меня 100 р. лишних, но зато не надули бы меня. Ради бога, Машу не пачкай ни сливками, ни мазью. Я твоей Уткиной плохо верю. Кстати: смотри, не брюхата ли ты, а в таком случае береги себя на первых порах. Верхом не езди, а кокетничай как-нибудь иначе. Здесь о тебе все отзываются очень благосклонно. Твой Давыдов, говорят, женится на дурнушке. Вчера рассказали мне анекдот, который тебе сообщаю. В 1831 году, февраля 18, была свадьба на Никитской, в приходе Вознесения. Во время церемонии двое молодых людей разговаривали между собою. Один из них нежно утешал другого, несчастного любовника венчаемой девицы. А несчастный любовник, с воздыханием и слезами, надеялся со временем забыть безумную страсть etc. etc. etc. Княжны Вяземские слышали весь разговор и думают, что несчастный любовник был Давыдов. А я так думаю, Петушков или Буянов или паче Сорохтин. Ты как? не правда ли, интересный анекдот? Твое намерение съездить к Плетневу похвально, но соберешься ли ты? съезди, женка, спасибо скажу. Что люди наши? каково с ними ладишь? Вчера был я у Вяземской, у ней отправлялся обоз, и я было с ним отправил к тебе письмо, но письмо забыли, а я его тебе препровождаю, чтоб не пропала ни строка пера моего для тебя и для потомства. Нащокин мил до чрезвычайности. У него проявились два новые лица в числе челядинцев. Актер, игравший вторых любовников, ныне разбитый параличом и совершенно одуревший, и монах, перекрест из жидов, обвешанный веригами, представляющий нам в лицах жидовскую синагогу и рассказывающий нам соблазнительные анекдоты о московских монашенках. Нащокин говорит ему: ходи ко мне всякий день обедать и ужинать, волочись за моею девичьей, но только не сводничай Окулову. Каков отшельник? он смешит меня до упаду, но не понимаю, как можно жить окруженным такою сволочью. Букли я отослал к Малиновским, они велели звать меня на вечер, но, вероятно, не поеду. Дела мои принимают вид хороший. Завтра начну хлопотать, и если через неделю не кончу, то оставлю всё на попечение Нащокину, а сам отправлюсь к тебе — мой ангел, милая моя женка. Покамест прощай, Христос с тобою и с Машей. Видишь ли ты Катерину Ивановну? сердечно ей кланяюсь, и целую ручку ей и тебе, мой ангел.

Воскресение

Важное открытие: Ипполит говорит по-французски.

Примечания
Фрибелиус, Давыдов, Иохим — каретные мастера.
18 февраля 1831 г. в приходе Вознесения было венчание Пушкина.
Петушков — персонаж из «Евгения Онегина». Буянов — герой поэмы В. Л. Пушкина «Опасный сосед».
Сорохтин — вероятно, студенты, поклонники Натальи Николаевны,
Окулова — одна из дочерей камергера А. М. Окулова.
Дела мои — см. примеч. 496.
Катерина Ивановна — Загряжская (см. примеч. 343).
Ипполит — слуга Пушкина.

27 сентября 1832 г. Из Москвы в Петербург.
Вчера только успел отправить письмо на почту, получил от тебя целых три. Спасибо, жена. Спасибо и за то, что ложишься рано спать. Нехорошо только, что ты пускаешься в разные кокетства; принимать Пушкина тебе не следовало, во-первых, потому, что при мне он у нас ни разу не был, а во-вторых, хоть я в тебе и уверен, но не должно свету подавать повод к сплетням. Вследствие сего деру тебя за ухо и целую нежно, как будто ни в чем не бывало. Здесь я живу смирно и порядочно; хлопочу по делам, слушаю Нащокина и читаю Mmoires de Diderot {См. перевод}. Был вечор у Вяземской и видел у ней le beau Bzobrazof {См. перевод}, который так же нежно обошелся со мною, как Александров у Бобринской. Помнишь? Это весьма тронуло мое сердце. Прощай. Кто-то ко мне входит.
Фальшивая тревога; Ипполит принес мне кофей. Сегодня еду слушать Давыдова, не твоего супиранта, а профессора; но я ни до каких Давыдовых, кроме Дениса, не охотник — а в Московском университете я оглашенный. Мое появление произведет шум и соблазн, а это приятно щекотит мое самолюбие.
Опять тревога — Муханов прислал мне разносчика с пастилою. Прощай. Христос с тобою и с Машею.

Вторник.

Целую ручку у Катерины Ивановны. Не забудь же.

Переводы иноязычных текстов
Примечания
Пушкин — родственник Натальи Николаевны, Ф. М. Мусин-Пушкин.
Дела — см. примеч. 496.
Безобразов — С. Д., флигель-адъютант.
Александров — П. К., побочный сын вел. кн. Константина Павловича.
Бобринская — А. В., графиня (1769 — 1846).
Профессор Давыдов — И. И., математик, философ и словесник, занимал кафедру в Моск. университете.
Денис — Д. В. Давыдов.

Около (не позднее) 30 сентября 1832 г.
Из Москвы в Петербург.
Вот видишь, что я прав: нечего было тебе принимать Пушкина. Просидела бы ты у Идалии и не сердилась на меня. Теперь спасибо за твое милое, милое письмо. Я ждал от тебя грозы, ибо, по моему расчету, прежде воскресенья ты письма от меня не получила; а ты так тиха, так снисходительна, так забавна, что чудо. Что это значит? Уж не кокю ли я? Смотри! Кто тебе говорит, что я у Баратынского не бываю? Я и сегодня провожу у него вечер, и вчера был у него. Мы всякий день видимся. А до жен нам и дела нет. Грех тебе меня подозревать в неверности к тебе и в разборчивости к женам друзей моих. Я только завидую тем из них, у коих супруги не красавицы, не ангелы прелести, не мадонны etc. etc. Знаешь русскую песню —
Не дай бог хорошей жены,
Хорошу жену часто в пир зовут.

А бедному-то мужу во чужом пиру похмелье, да и в своем тошнит. — Сейчас от меня — альманашник. Насилу отговорился от него. Он стал просить стихов для альманаха, а я статьи для газеты. Так и разошлись. На днях был я приглашен Уваровым в университет. Там встретился с Каченовским (с которым, надобно тебе сказать, бранивались мы, как торговки на вшивом рынке). А тут разговорились с ним так дружески, так сладко, что у всех предстоящих потекли слезы умиления. Передай это Вяземскому. Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься. Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе; докажу после. На днях был я на бале (у княгини Вяземской; следственно, я прав). Тут была графиня Сологуб, графиня Пушкина (Владимир), Aurore {См. перевод}, ее сестра, и Natalie {См. перевод} Урусова. Я вел себя прекрасно; любезничал с графиней Сологуб (с теткой, entendons-nous {См. перевод}) и уехал ужинать к Яру, как скоро бал разыгрался. Дела мои идут своим чередом. С Нащокиным вижусь всякий день. У него в домике был пир: подали на стол мышонка в сметане под хреном в виде поросенка. Жаль, не было гостей. По своей духовной домик этот отказывает он тебе. Мне пришел в голову роман, и я, вероятно, за него примусь; но покамест голова моя кругом идет при мысли о газете. Как-то слажу с нею? Дай бог здоровье Отрыжкову; авось вывезет. Целую Машу и благословляю, и тебя тоже, душа моя, мой ангел. Христос с вами.

Переводы иноязычных текстов
Аврора. (Франц.)
Наталия. (Франц.)
само собой понятно. (Франц.)

Примечания
Пушкин — Ф. М. (см. примеч. 498).
Идалия — И. Г. Полетика (ум. 1889).
Кокю — рогоносец.
Баратынский — Е. А., его жена А. Л., урожденная Энгельгардт.
Газета Пушкина — «Дневник» (см. примеч. 492),
Каченовский — см. примеч. 24.
Соллогуб — Н. Л., двоюродная сестра писателя В. А. Соллогуба.
Пушкин — гр. В. А. Мусин-Пушкин.
Аврора — А. К. Шернваль, дочь выборгского губернатора.
Ее сестра — Э. К. Шернваль.
Урусова — Н. А., княжна.
Соллогуб тетка — гр. С. И. Соллогуб (1791 — 1854).
Яр — московский ресторатор.
Роман — «Дубровский».
Газета — см. примеч. 492.
Отрыжков — Н. И. Тарасенко-Отрешков, привлеченный к предполагавшемуся изданию газеты «Дневник».

Около (не позднее) 3 октября 1832 г.

Из Москвы в Петербург.
По пунктам отвечаю на твои обвинения. 1) Русский человек в дороге не переодевается и, доехав до места свинья свиньею, идет в баню, которая наша вторая мать. Ты разве не крещеная, что всего этого не знаешь? 2) В Москве письма принимаются до 12 часов — а я въехал в Тверскую заставу ровно в 11, следственно, и отложил писать к тебе до другого дня. Видишь ли, что я прав, а что ты кругом виновата? виновата 1) потому, что всякий вздор забираешь себе в голову, 2) потому, что пакет Бенкендорфа (вероятно, важный) отсылаешь, с досады на меня, бог ведает куда, 3) кокетничаешь со всем дипломатическим корпусом, да еще жалуешься на свое положение, будто бы подобное нащокинскому! Женка, женка!.. но оставим это. Ты, мне кажется, воюешь без меня дома, сменяешь людей, ломаешь кареты, сверяешь счеты, доишь кормилицу. Ай-да хват баба! что хорошо, то хорошо. Здесь я не так-то деятелен. Насилу успел написать две доверенности, а денег не дождусь. Оставлю неоконченное дело на попечение Нащокину. Брат Дмитрий Николаевич здесь. Он в Калуге никакого не нашел акта, утверждающего болезненное состояние отца, и приехал хлопотать о том сюда. С Натальей Ивановной они сошлись и помирились. Она не хочет входить в управление имения и во всем полагается на Дмитрия Николаевича. Отец поговаривает о духовной; на днях будет он освидетельствован гражданским губернатором. К тебе пришлют для подписания доверенность. Катерина Ивановна научит тебя, как со всем этим поступить. Вяземские едут после 14-го. А я на днях. Следственно, нечего тебе и писать. Мне без тебя так скучно, так скучно, что не знаю, куда головы преклонить. Хочешь комеражей? Горсткина вчера вышла за князя Щербатова, за младенца. Красавец Безобразов кружит здешние головки, причесанные la Ninon {См. перевод} домашними парикмахерами. Князь Урусов влюблен в Машу Вяземскую (не говори отцу, он станет беспокоиться). Другой Урусов, говорят, женится на Бороздиной-соловейке. Москва ожидает царя к зиме, но, кажется, напрасно. Прощай, мой ангел, целую тебя и Машу. Прощай, душа моя. Христос с тобою.

Переводы иноязычных текстов
на манер Нинон. (Франц.)
Примечания
Пакет Бенкендорфу — возможно, по поводу газеты Пушкина (см. примеч. 492).
Нащокинское положение — речь идет о раздорах Нащокина с цыганкой Ольгой Андреевной (см. примеч. 496).
Неоконченное дело — см. примеч. 498.
Дмитрий Николаевич — брат Натальи Николаевны.
Наталья Ивановна — мать Натальи Николаевны.
Отец — душевнобольной Н. А. Гончаров.
Катерина Ивановна — Загряжская, ее тетка.
Горсткина — С. Н. (ум. 1858).
Щербатов — П. А. (род. 1811), корнет.
Безобразов — см. примеч. 535.
Урусов — один из сыновей кн. А. М. Урусова.
Маша Вяземская — дочь П. А. Вяземского (1813 — 1849).
Другой Урусов — кн. Н. А. (1808 — 1843), женился на А. Н. Бороздиной.





Продолжение следует...

" Живой Пушкин".

Описание.
Фильм, созданный к 200-летнему юбилею А.С.Пушкина, включает натурные съемки мест, связанных с жизнью поэта, чтение исторических материалов, отрывки из игровых фильмов. Часть материала снята как игровой немой фильм. Ведущий Леонид Парфенов комментирует биографию поэта как современный летописец.

Режиссер: Вера Сторожева

Оператор: Геннадий Карюк

Композитор: Алексей Шелыгин

Художник: Виктор Власков

Производство: НТВ

Год: 1999

Cерий: 4

Актеры: Леонид Парфёнов, Лев Дуров, Владимир Довжик, Екатерина Гусева, Олеся Судзиловская, Владимир Ершов, Алла Мещерякова, Инга Оболдина (Стрелкова), Сергей (Леонид) Попов, Нина Варварина, Владимир Мышкин, Ольга Попова, Роман Авраменко.

Жанр: биография

Документально-игровой мини-сериал.
По идее Леонида Парфенова и Алексея Пищулина.
 

" Натали. Три жизни Натальи Гончаровой".






Сюжет.

Долгое время образ жены Александра Сергеевича Пушкина преподносился в холодных и темных тонах - кокетливая светская дама, не отличавшаяся особыми достоинствами, кроме, разве что, своей блистательной красоты.
Фильм, основанный на воспоминаниях современников и друзей Пушкина, опровергает все домыслы и слухи: жена поэта была не только первой красавицей, но и умной, образованной женщиной, любящей женой и прекрасной матерью.

Автор: Лариса Черкашина
Режиссер: Галина Самойлова
Операторы: Владимир Иванов и Юрий Журавлев
Год выпуска: 2002
Страна: Россия
Жанр: Документальный, биографический фильм
Продолжительность: 00:51:50


" Великие династии. Пушкины".





Описание.

В России мало семей с такой древней историей: шутка ли, почти 900 лет. Первого из них звали Радша, и он прибыл из немецких земель. Им не доставались высокие посты, но ни одно событие в истории страны не происходило без них. И, может быть, так и канула бы в лету эта фамилия, если бы ее не носил человек, которого знают все.



Год выпуска: 2007
Жанр: документальный
Режиссер: Фекла Толстая
Выпущено: Россия
Продолжительность: 00:49:43

Пора, мой друг, пора! покоя сердца просит -
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём
Предполагаем жить, и глядь - как раз - умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля -
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.

1834 год.

А. С. Пушкин.

Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.




В простом углу моем, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш божественный спаситель -

­
Она с величием, он с разумом в очах -
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.

­
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

1830 г.
А.С. Пушкин.