МИХАИЛ ВРУБЕЛЬ: “НИКОГДА НЕ РАЗГОВАРИВАЙТЕ С НЕИЗВЕСТНЫМИ!”


Первым наброски “Демона сидящего” увидел отец, и написал родным: “На первый взгляд Мишин Демон показался мне злою, чувственною, пожилой бабой”. Михаил и сам видел: с каждым днем черты злого духа на его картине обретали все большее сходство с Эмилией Львовной Праховой. “Она, опять она, как же мне избавиться от этой женщины?”, — мучался Врубель…


1884 год. Насвистывая романс, Врубель выводил на церковных стенах фигуры святых, куда больше заботясь об изяществе, чем о скорбности ликов. “Михаил Александрович, будьте любезны прерваться”, — в пустом храме голос заказчика, Адриана Викторовича Прахова, прозвучал гулко и странно.

Михаил спустился со строительных лесов и вопросительно уставился на посетителя. “Натурой, по всей видимости, послужила моя жена?”, — кивнул Прахов на фигуру Богоматери. Сходство было очевидным. Хотя, сказать честно, лучистые глаза Эмили Львовны, так похожие на драгоценные камни, смотрели со всех стен. Кого бы не писал Врубель — архангела, или великомученика, все они выходили на одно лицо.

“Должен вас предупредить: это добром не кончится! — Не дождавшись ответа, продолжил Прахов. — Ваше неумеренное восхищение моей супругой компрометирует ее. К тому же портретное сходство в иконописи неуместно. Боюсь, если так пойдет дальше, о новом заказе и речи быть не может!”

…Когда для реставрации фресок XII века в киевской Кирилловской церкви меценату и историку искусств Прахову понадобился недорогой, но способный рисовальщик, он обратился к профессору петербургской Академии художеств Чистякову. Тот порекомендовал Врубеля: “Он — мой лучший ученик, более талантливого я не знаю”. Так Михаил попал в Киев.

— Сударь, как мне найти Кирилловскую церковь? — сойдя с поезда, обратился Врубель к прохожему.

— Возьмите извозчика и скажите ему, чтоб отвез Вас к дому для умалишенных, — ответил незнакомец.

…Можно представить, как не понравился впечатлительному Врубелю этот ответ. Но загадка скоро разрешилась: нарядная Кирилловская церковь стояла на территории психиатрической лечебницы. Впрочем, задумываться о мрачных предзнаменованиях Михаилу было некогда: он принялся за работу. Врубель великолепно “чувствовал стену”, научился работать широкими цветовыми пятнами, как древние мастера. Вот только вместо того, чтобы восстанавливать древние фрески, он принялся писать новые. До поры до времени это всех устраивало.

Перспективы были самыми радужными: в Киеве возводился помпезный Владимирский собор, отделку поручили все тому же Прахову. Адриан Викторович давно уже намекнул Врубелю: готовь эскизы росписи.И что теперь? Ну до чего же не вовремя обрушилась на Михаила эта любовная напасть!

В свои двадцать шесть Врубель в душе оставался подростком — во всяком случае в том, что касалось женщин. Он многое отдал бы за благосклонность светской львицы, опытной и самоуверенной Эмили Львовны Праховой. Но жена патрона была ему “не по зубам”. Миша все старался поразить ее воображение: мог, к примеру, придти на званный вечер, нарочно выпачкав нос краской.

Но ничего, кроме насмешек, это не порождало. Был, впрочем, момент, когда Эмилия Львовна обратила на талантливого мужниного протеже свое благосклонное внимание. Но дальше букетов, многозначительных взглядов и вздохов Врубель так и не пошел — может, от природной застенчивости, а, скорее, из неловкости перед своим благодетелем — Адрианом Викторовичем. Словом, у госпожи Праховой нашлись поклонники и поинтереснее Врубеля. К примеру, один гусарский полковник, привыкший штурмом брать любую крепость… Михаил слагал сонеты — полковник нанимал тройку и увозил Эмилию Львовну на загородный пикник. Михаил дарил акварели — полковник — яхонтовые серьги. Михаил ревновал, не поднимая глаз — полковник самодовольно усмехался в пышные усы.

Единственное, что оставалось Врубелю — это рисовать любимую. Столь явную страсть удобно было использовать в качестве ширмы, и Эмилия Львовна постаралась направить ревность мужа по ложному следу. В конце концов раздраженный Адриан Викторович изгнал из дома не полковника, а ни в чем не повинного художника. Впрочем, дело было обставлено с большим тактом: Врубелю оплатили поездку в Венецию, якобы, для изучения техники мозаики, необходимой для отделки Владимирского собора.

…Когда Врубель вернулся в Киев, речи о возобновлении работы не заходило. Да и к Праховым его больше не звали. Вот тогда-то отставленному иконописцу и пришел дерзкий замысел Демона. Черты у нового героя остались прежними, женскими. Но вместо ангельской чистоты Врубель теперь писал на этом лице грубую чувственность и лукавство…

========