У каждого века свои герои. Их пути и цели наиболее ярко, контрастно, рельефно выражают породившую их культуру, воплощая в себе важнейшие ее приоритеты.
Аргонавты, рыцари Круглого Стола, хемингуэевские капитаны - своеобразный портрет своей эпохи... XX век принес с собой гигантскую плеяду новых героев, таких непохожих на первый взгляд: от драйзеровского стоика до суперменов-зубодробителей, от бесчисленных шаблонных приключенцев до странных героев Гессе... И все-таки, подавляющее большинство этих героев объединяет одна принципиальная черта, они - одиночки (порою ищущие общего блага, но действующие от своего лица). Герои-одиночки - излюбленная тема "серьезной литературы" - Голсуорси и Кафка, Лондон и Оруэлл создали целую галлерею таких персонажей. Но эта особенность не сразу отмечается, так как гений классикров позволил им создать совершенно различные трактовки схожих по роли героев. В литературе же коммерческого плана это уже стало жанровым шаблоном.
Сыщик-любитель (Холмс, Ниро Вульф), безродный авантюрист-приключенец (Конан, Язон дин Альт), сверхкрутой герой, стоящий над/вне общества (Корвин, Поль Детсон, Оборотень), способный подчиненный, вопреки тупому шефу добивающийся победы (Джон МкКлейн) и т.д. стали уже своеобразными архетипами, перешагивающими из произведения в произведение1...
Подобная закономерность - явление сравнительно новое. В средневековой и античной литературе образ героя-одиночки встречается крайне редко. Рыцари Круглого Стола или Роланд всегда ощущают за спиной руцарское братство... Никогда не одиноки святые - за ними вся полнота Церкви. Рядом с пророками Израиля всегда незримо присутсвует сам Яхве, Товита сопровождает ангел. Герои Эллады, как правило, пользуются поддержкой богов и людей, концентрация монархов (выступающих, как представители всего своего народа) среди героев античных эпосов более чем значительна.
Так что же стало причной победного марша одиночек по страницам книг, сменившего прежние каноны?
Совершим небольшой исторический экскурс. Магическое миросозерцание язычество породило тип государственного устройства, у Маркса названный "азиатским способом производства". Жесточайшая властная вертикаль, иерархическое устройство, существующая в той или иной форме кастовая система, вкупе с преобладанием магизма в религиозной сфере превращали человека в винтик... Нет, не государственной машины, а всего мироздания, сложной системы в которой и высшие из богов и последние рабы были связаны липкой паутинов законов и запретов. Естественно, что любой - человек, бог, демон выступают, как часть целого...
Христианство коренным образом перевернуло эту систему. Благодать пришла на смену Закону, поднимая человека до небесных высей. Христианство дало новый тип героя - человека, свободно принимающего Идеал и выступающего, как представитель тысяч единоверцев, прошлых и будущих, идущих за ним. Этому герою нет нужны во внешних знаках подобного единства, соборная полнота веры позволяет ему ощущать за собой всех, принявших единый с ним идеал... Величие этого Идеала обуславливает многообразие путей его последователей - от святых- воителей до мучеников, от отшельников, ушедших из мира, до проповедников, идущих в мир.
Эпоха Возрождения отбросив общественные формы, в которых немалую роль играло христианство, направила человечество по широкому пути... Отказавшись от христианских идеалов, светочи просвещения не смогли найти им эквивалентной замены. Так появились странные кентавры, сочетающие внешние формы христианских обществ с отсутствием объединяющего идеала. Эту внутреннюю пустоту наполнили суррогаты вроде идеи общественного договора, смитовского Homo Economic, вульгарного социального дарвинизма. Эти концепции, ставившие во главу угла индивидуальный эгоизм и выводившие из него этические ценности, содержали внутреннее противоречие, не замедлившее сказаться.
Так начался "ницшеанский бунт". Отнюдь не Ницше был первым, сформулировавшим эти мысли, но именно у него находится наиболее яркое и полное выражение этой доктрины предельного нигилизма. Доведя до логического конца ценности, провозглашенные новыми политическими концепциями, он отметает все общественные формы, этику и нравственность...
Не всегда это выражалось столь радикально, но внутренние противоречия, заложенные в общественную систему европейского типа то и дело проявлялись в появлении новых апологетов индивидуализма.
Этот процесс, вроже бы вполне естественнен, если бы он ограничивался общественной системой, породившей ущербные концепции миропонимания. В конце концов, герои-одиночки "серьезной" реалистической литературы XIX-XX веков зачастую имеют реальные прототипы. Всем со школы до зубной боли надоевшее "Преступление и наказание" (Раскольников - типичный одиночка, не имеющий настоящей опоры в чем-либо) имело своим истоком заметку в газете, точно так же, как и почти никому (к сожалению) не известная пьеса А.Доде "Борьба за существование", имеющая похожий сюжет и отличающаяся от "Преступления и наказания" только характером героя и обстоятельствами действия при одной и той же идеологической основе.
Так же вполне понятно и то, что и во многих мирах фэнтези и фантастики герои часто бывают одиноки в своей борьбе за доброе дело или за свои законные права. Мир фэнтези - это либо мир древнего язычества (миры Муркока), либо мир со Средневековым антуражем, но полностью лишенный христианской благодати: с одними только мечами и суевериями (Кринн), или с вполне современным рационалистическим не только в лучшем смысле мышлением при средневековом техническом развитии (мир "Ведьмака"). Миры же научной фантастики в большинстве своем похожи на наш современный мир с точностью до уровня технического развития и внешнего вида расы. Из особенностей этих миров и вытекают особенности героев, одна же из общих черт - это одиночество. Герой либо связан законами мира (Судьбой, Предназначением) по рукам и ногам и бунтует с целью самореализации и освобождения - и в его бунте мало кто может ему помочь (все муркоковские воплощения Вечного Воителя), либо - единственный умный и обладающий совестью человек на целую орду ограниченных или своекорыстных людей, оттого при реализации своих прав (Шевек из "Обделенных" У. Ле Гуин), защите своих близких (Геральт и Йеннифер из "Ведьмака") или при попытке отразить угрожающую миру опасность, неизбежно оказывается в одиночестве.
Это все вполне естественно, если автор отдает себе отчет в том, как это связано с законами мира и при каких условиях возникает. Но так бывает не всегда. Тогда начинается самое любопытное. И печальное... Не сумев разграничить форму и содержание, авторы начинают штамповать этих ниспровергателей основ, одиноких волков и обреченных мстителей, помещая их в самые разнообразные эпохи и миры...
Эти персонажи органичны лишь в рамках вполне определенной историко- географической общности, и авторы вынуждены в угоду избранному типажу перекраивать чужой мир. И потому Олимпийская Семья у Олди до боли напоминает совсем другую Семью, а Валар Ниэнны - компанию соседей по коммуналке.
Дальше - больше. Под популярный типаж переписываются уже описанные герои, безжалостно лишаемые всего, что не укладывается в схему. И потому появляются на свет весьма странные сюжеты.
В конечном итоге, если автор предпочитает играть штампами - это его проблема, но типаж одиночки постепенно оборачивается своей страшноватой гранью.
Если в описываемом мире имеет место конфликт нескольких сил, герой должен быть на стороне "хороших". Но они же ему помогать будут! Какой он тогда одиночка?! И в ход пускается еще один штамп - бездарное руководство, во имя своих амбиций ломающее планы героя. Или серая масс, не понимающая все того- же героя. Или то и другое вместе... Не потому ли в первой трилогии Dragonlance эльфы Квалинести и Соламнийцы выставлены в таком... хм... неприглядном свете? И в результате спор Добра и Зла превращается очередную месиловку не слишком отличных армий...
Впрочем, если это сделано добротно и имеет помимо штампов хоть одну нетривиально реализованную идею - это неплохо. Миры бывают разные - кто-то любит Нарнию, а у кого-то крыша едет по Кринну. Но если штампы не искупаются ничем - ни добротностью реализации, ни наличием хоть одной свежей идеи, ни наличием Идеала, хотя бы не воплощенного, а лишь незримо присутствующего - тогда оправдания такому проиведению нет и быть не может.
А потом... Потом начинается самое жуткое. Потому что в поисках нового героя-одиночки, противостоящего серой толпе, взгляд автора находит настоящее Зло. И очередным штампом, заезженным до безразличия становится герой-богоборец. То, что для Мильтона или Байрона было средством борьбы с ханжеством и предрассудками, для новых авторов становится самоцелью. И множатся темные апокрифы, романтизирующие Мелькора, Саурона, Люцифера...
Дальше продолжать не хочется. Ибо герои-одиночки новейшего образца во имя своих чистых и благородных (а чаще - приземленных и эгоистических) целей вытворяют такое... Так что же мы удивляемся бессмысленной жестокости наших современников. Скажи мне, кто твой кумир и я скажу, кто ты...
Так что же - отказаться от борьбы, породившей образ героев-одиночек, принять пошлость и ханжество, как меньшее зло? Нет! Есть альтернатива, найденная и реализованная Толкиеном, Льюисом, Честертоном, Метерлинком... Создателями "Star Wars...". Герои христианской традиции, рыцари и святые, мученики и паладины - творящие свои дело не во имя себя, но во имя Идеала, принятого ими, во имя дорогих им людей ("ибо кто положит душу свою, за друзей своих, спасет ее"), и тех, кого соединила с ними судьба. Арагорн и Фродо, Макиэн и Тернбулл, Рэнсом и Люк Скайвокер - вот выход из заколдованного круга...
Надо сказать, выход весьма специфический, базирующийся на допущении, что Идеал, ради которого стоит положить душу, реализуется в мире данного произведения ("Властелин Колец", "Хроники Нарнии"). Это накладывает дополнительные условия на мир, то есть, ограничивает свободу в одном, чтобы дать ее в другом. По крайней мере, положительный герой в таком мире может выбирать - бороться ему в одиночку или нет (впрочем, к чему может привести одинокая борьба - см. все того же Толкиена: хоть борьба феанорингов была против мирового зла, а все ж таки – во имя свое и без чьей-либо помощи; да и судьбе Денетора не позавидуешь – и дело не только в том, что он поддался унынию, а еще и в том, что тайно даже для себя желал бы скорее погибнуть, но не делить ни с кем ни борьбу, ни победу), в то время как в обычном мире фэнтези герой обречен быть либо игрушкой в руках судьбы, либо одиноким волком.
...Либо – просто делать добро, любить и быть любимым, вселенскому злу противопоставить добро… да не вселенское, не великую силу Света или (по вкусу) Тьмы, а свое – простое и незаметное, в своей малости – тем более великое. Противопоставить бесчеловечной Вселенной – не абстрактный гуманизм, не яростную борьбу за свои права, а живую любовь. Агад и Ролери, Ф'лар и Лесса, Берен и Лютиэнь, Ярре и Люсьена (побочная линия, а все ж таки), Волкодав и его подопечные, Морган Аларик и его крестник юный король Келсон… Жалко только, что для этого большинству авторов пришлось бы сменить пол :-)
© Айрелин, Ахтэнер, 2001 гг.
