Садик. Джули приехала из Колумбии, училась на undergraduate, здесь, на Севере. Здесь же встретила своего Хулио (имена я не помню и беру с потолка, конечно), тоже из Латинской Америки, они начали встречаться, она забеременела, но время ее обучения закончилось, и Джули вернулась домой. Пока Хулио думал, как быть дальше, бросать все и ехать за ней, или продолжать карьеру, ей удалось поступить на graduate и вернуться в Централ. Они поженились, теперь ее муж жил и работал в Чикаго (6 часов очень быстрой езды до МП) и приезжал к семье только на выходные, а она доучивалась. Ребенка удалось определить в садик на неполный день на часы учебы. А рассказываю я о них, потому что она была подругой подруги одной из соседок за стенкой, и однажды мы компанией из откуда-то в куда-то заехали за ребенком в садик.

Это была небольшая комната со шкафами и игрушками, раскиданными по полу. Дети сидели прямо на полу на картонках с написанными именами. Никаких развивающих или развлекающих игр или общения. Ни скачущих вокрук крикливых заботливых нянечек, ни игр во дворе и «взялись за руки, а ты куда побежал! Не обижай девочку!» и пр. неизбежных атрибутов социализации,  которые мы так привыкли проклинать. Дети выглядели... покинутыми и одинокими. Я бы сказала – чумазыми, но для детей нормально играться, завазюкаться и быть чумазыми. Но эти не играли, они просто тихо сидели на своих картонках. Это производило какое-то… пугающее впечатление.

Но даже такой садик был за счастье, потому что садики в США вообще не распространены. Если ты богат, то нанимаешь беби-ситтера (до 14 лет), часто это старшие дети соседей. Если денег нет, то сидишь с ними или ходишь с ними везде.

Так, у нас на кафедре была женщина, то ли постдок, то ли ассоц.проф., которая носила дочь в кенгурушке на работу, а на лекциях укладывала ее в переносную колыбельку прямо там же, в аудитории. Может быть, это и не разрешено, я не уточняла, но мы все дружно делали вид, что ничего не видим. Скорее всего, ей разрешили, потому что при развитой там системе стукачества не знать об этом администрация не могла.

После рождения ребенка женщина выходит на работу уже через несколько дней-недель. Ей не предоставляется никаких 3 лет на уход или льгот, связанных с ребенком. Хорошо, если у нее есть муж и деньги на беби-ситтера. Но так бывает не всегда. Вернее, чаще - нет.

Школа. В начале моего третьего года в наш город переехала семья, только что выигравшая гринкард. Муж, жена и дочь-подросток. Оба имели по 2 образования – инженеры и экономисты, оба красивы, целеустремленны, энергичны и готовы к борьбе. Они устроились работать ночными уборщиками в Волмарт (большой сетевой магазин), а меня попросили помочь переводить во время первых встреч с официальными лицами в школе. Поэтому я походила с их дочкой. Девочка поступала в 7 класс, это хай-скул (старшие классы школы). Для определения ее уровня девочке предложили тест по математике. Это были примеры на дроби типа 1/2+1/3=..., 3/3*1/4=... Конечно, она написала этот тест за пару минут. Но начало дробей – и 7й класс!

Потом мы пошли на ознакомительную лекцию для новичков в исполнении завуча, где нам рассказали о школе. Как известно, американские школы разделены на уровни - младшие, средние и старшие классы обычно находятся в разных зданиях, и даже в разных частях города. Тут были только старшие классы. Школьное здание обнесено высоким проволочным забором, вход по электронным пропускам. Обучение в хай-скул длится до 22 лет. Старшие классы, в основном, посвящены получению прикладной рабочей профессии. Это работа автомехаником и еще какие-то 2- 3 специальности. По сути, это не столько школа, сколько ПТУ. При входе в школу дети должны запирать все свои вещи в школьном шкафчике в коридоре. Для каждого урока они должны менять необходимые вещи в шкафчике, т.е. между уроками бегать, что-то запирать, что-то доставать. Телефоны весь учебный день лежат в шкафу. При опоздании в школу на 5 минут ребенок должен идти к специальному человеку за разрешением пойти на урок. В случае сигнала в органы о возможном наличии наркотиков, в школу присылается наряд с собакой и производится досмотр всех личных ящиков. Когда придет наряд, дети должны лечь на пол и не шевелиться.

Это был маленький, тихий городок на 20 тыс. жителей «посреди ничего», где даже стрельба на улицах происходит не каждый год. В те дни я очень мало интересовалась такими вещами, но даже мне тогдашней показалось, что это – несколько перебор. Это же дети. Ну, хорошо, подростки. Ну, ладно, пусть даже среди них будет процент идиотов и хулиганов, как среди любых нормальных подростков. Но – спецназ?!! Против детей? Падать на пол? Это вообще о чем? А где права личности, право на неприкосновенность личных вещей?

Университет.

Как мы теперь уже знаем (тогда у нас не было ничего похожего), вузовское образование в США разделено на уровни. Первый – undergraduate. Он, в свою очередь, делится на несколько уровней по годам обучения, но я не вникала т.к. андеградьюаты живут отдельно и в целом воспринимаются старшими как смешное недоразумение. Этакая броуновская масса сексуально озабоченных подростков, вечномолодых-вечнопьяных, из которых только со временем, может быть, что-то вылупится, а может быть, и нет.

Андеграды живут в специально выделенных общежитиях со своими столовыми, т.к. считается, что они еще слишком безмозглы, чтоб жить отдельно и не попасть в беду. Со своими комендантами, часами прихода и ухода и контроля электронными картами. Все это – очень недешевое удовольствие. За андеградов платят родители, которые, как правило, берут на это кредит. Потом, когда ребенок закончит обучение, он начнет работать и вернет кредит, и тогда подумает, идти ли ему на следующую ступень. Но если еще в 80х на возвращение кредита уходило лет 5, то в 00х все жаловались, что отдают этот кредит 20-30 лет после окончания ВУЗа.

Очень мало студентов переходит на градьюат. Как сказал мне однажды в Детройте один профессор (друг родственников моей неофициальной foster) – только 3% американцев получают высшее образование (graduate). Это слишком дорого, и между имеющими степень (даже мастерскую) и всеми остальными лежит пропасть. Обычному, среднему белому американцу почти невозможно поступить на бесплатное обучение. Для этого надо иметь хорошую подготовку, которой у него, скорее всего, не будет. Ведь он поздно начал читать, поздно познакомился с азами математики, очень мало изучал естественнонаучных дисциплин, историю не-Америки, географию не-Америки, литературу не-Америки, и, конечно, языки. В 22 у нас (в те годы) уже женятся и заводят детей, это активный период по Эриксону для начала профессиональной жизни, амбиций и карьерных стремлений. К 24-25 у нас студенты заканчивают ВУЗы и начинают работать – еще молодые, здоровые, максималистичные, малознающие, но жаждущие оставить след во Вселенной и имеющие некоторый минимальный запас знаний, нужных для работы. В 22-24 американцы только заканчивают школы и проходят тригонометрию в андеграде. К 30, когда они освоят, наконец, интегралы, у них останется мало запала, и уже будут семьи, которые надо обеспечивать. Тут не до науки, даже если бы они могли ее освоить с такой базой.

Но даже если случилось чудо, ребенок был талантлив, усидчив, имел цель и стремился к научной карьере, встает вопрос о деньгах. Квоты на бесплатное обучение выделяются иностранцам и меньшинствам. Хорошие шансы на поступление есть у индийцев и китайцев – там традиционно набирают на естественнонаучные программы, и на них выделяются самые большие квоты. Неплохие шансы есть у умненьких русских мальчиков с просторов СНГ. Среди самих американцев – у негров, членов религиозных организаций (за которых платит их организация), у женщин чуть лучше, чем у мужчин, но желательно, чтоб она относилась к какому-нибудь меньшинству (из грантов, которые я видела, например были такие – «девочки, жаждущие доказать миру свое превосходство в области Х, из тех, кто восходил на водопад Виктория в Африке в память погибшей при восхождении дочери Н.Н. – 5 мест/год»). У белого мужчины шансов мало. Один из моих кавалеров даже однажды предъявил мне на эту тему претензии (ну, вам-то иностранцам, легко, а нам, американцам, не поступить).

Поэтому большая часть американцев не идет работать в офисы, как принято у нас. Это рабочие специальности – заводы, где они есть, столовые, работа механиками, продавцами, своя лавка, у кого есть возможность. Быть механиком – это уже жизненный успех. Быть адвокатом – недостижимая роскошь, и то, у адвоката будет лицензия на выполнение 1-2 конкретных операций, и кроме них он не будет иметь право делать ничего другого. Например, заполнять бланки на возвращение переплаты налогов, и только это. И так во всех областях.

Например, рассмотрим нашу психологию.

Когда немка, с которой мы съездили в садик за ребенком подруги-подруги вернулась в Германию, в тот же блок въехал Эндрю-Гордон. Он один занимал такое же помещение, как мы вчетвером с соседками. Мы сдружились на почве психологии (он учился на counseling), любви к научной фантастике (и каналу SciFi- он приходил к нам смотреть фантастику, т.к. не подписался на канал сам, а у нас он был), Цивилизации 3 и его увлечении моей соседкой по комнате. С соседкой у него не было шансов – он не был похож на Мела Гибсона и был католиком, а она состояла в одной из современных евангелических сект. И иногда он спрашивал у меня что-нибудь из общей психологии, потому что они ее не изучали. По его описаниям, все, что они изучали – это приемы примерно 10 направлений ведения консультирования, но ничего из теории, методов исследования, статистики. Не уверена даже, в каком объеме им давали ВНД и давали ли.

Я училась на экспериментальной, у нас был хороший, крепкий курс ВНД, неплохая возрастная. Однако в рамках возрастной полностью отсутствовали какие-либо упоминания о периодизациях развития. Ладно уж Выготский, но даже ни одной местной. Отдельно изучался период детства, отдельно взрослый и сразу старость, без каких-либо переходов, развитий, перетеканий и обобщений. Раздел детской психологии был заодно объединен с педагогической. Был очень хороший курс когнитивной, там даже уделялась целая глава кибернетике и Хомски, которого вообще стараются замалчивать по политическим причинам. Много статистики – это был основной предмет. Немного поверхностной теории эксперимента и экспериментального дизайна. Чуть-чуть психологии личности без даже следов какого-либо упоминания о структуре личности и психических процессов. И все.

Как учились мы в Киеве? Утром встаешь и чешешь в библиотеку на несколько часов перед парами, 4-5-6 пар/5 дней в неделю (т.е. 20-30 пар в неделю, если без факультативов в выходные), снова библиотека, в выходные – ЦНБ. Как я училась в США – 2 лекции 3 раза в неделю, т.е. всего 6 пар в неделю. И при всем желании я не могла бы взять больше, т.к. моя стипендия покрывала только это количество часов, и их приходилось отрабатывать.

Отрабатывала я, работая на своего профессора, т.н. RA (research assistantship). Есть еще teaching assistantship, и попасть на нее значительно проще, т.к. их примерно в 2 раза больше. Но я изначально подавала документы только на ресерч, т.к., будучи интровертом, испытывала панику даже при мысли о том, чтобы войти в аудиторию, в которой уже кто-то есть – а читать лекции? Ыыыы… (Вообще, если честно, я поступала на графического дизайнера, а на психологию отписалась только для «шоб було», и на дизайнера меня приняли в MIT, но стипендию дали тут). Возвращаясь к профессору – он был японцем. И, наверно, этим уже многое сказано, но я расшифрую. Он был запуган. Он боялся, что его статью отвергнут в редколлегии, и он не сумеет сдать необходимый в год норматив в столько-то статей. Он боялся, что кто-то оспорит его тему, что оспорят его методы. Все свои исследования он подгонял под одну и ту же схему временных последовательностей, даже там, где можно было бы заранее продумать дизайн под что-то поинтереснее. Я подозреваю, что только этот метод он по-настоящему знал, и не рисковал делать что-либо еще. Все три года, что мы работали, он с разных сторон обкусывал реминисценцию, и это было ужасно скучно. (А что происходит с реминисценцией в желтой комнате утром? Так, а теперь рассмотрим, что же бывает с реминисценцией в голубой комнате вечером? А в следующий раз мы обязательно рассмотрим реминисценцию на улице). Он не любил меня за то что я была девушкой и за то, что я была не японкой. Не было во мне этого саларимановского стремления отдать жизнь за бумаги профа или якудзовского рвения отрезать себе мизинец за неправильно переложенный листик. Делая ошибки, я честно в них признавалась, и пыталась отшутиться, а для японцев это святотатство. Потом к нему приехал студент-японец, и он забыл про всех остальных своих студентов. В пику ему, наверно, я взяла своей темой нюховую память. И да, мне удалось доказать, что люди лучше вспоминают те запахи, для которых у них нет готовых лейблочек-слов.

Отсюда автоматически вытекает тема «жизненного пути в науке, карьеры, предопределенности и веры», но я перенесу ее на другой раз, а сейчас вернусь к психологии.

Другой мой приятель-психолог работал медицинским психологом. Он был индусом. Прошел все необходимые этапы студенчества, голодной жизни в НЙ, когда поход в Мак является праздником и делается раз в месяц, а все это время приходится ходить по городу пешком (в смысле – экономить на билетах на автобус). В те годы его подкармливала семья русских нелегалов, в память о чем он пару раз приютил меня на каникулах в Анн-Арбор (проездом из откуда-то в куда-то). По его словам, такие как он, эмигранты первого поколения, работают в полтора-два раза больше местных на значительно меньшую ставку (тут он приводил примеры из своей жизни), дети, эмигранты второго поколения уже становятся «своими» и работают столько же на такую же ставку, а внуки, эмигранты третьего поколения, толстеют, расслабляются и деградируют. В то время он работал таким же counseling в больнице по клинико-психиатрической тематике. И говорил, что очень частой темой обращения оказываются изнасилование и инцесты.

Итак, что мы имеем в психологии. Психология личности без психических процессов – это примерно как… строительство небоскребов без учета сопромата. Консультирование без теорий личности – это как сразу дать штурвал, не научив взлетать и даже не предложив прочитать мануал. Или даже лучше – как отправить организм на бальные танцы, предварительно вытащив из него скелет. Че, пусть потанцует.

Консультирование без теорий личности и психических процессов превращается в шаманский обряд: «а вот тут я кажу «что?» - и он заплачет, а тогда я задеру бровь и пристально посмотрю, и…» Имея базу, консультант при первичном выслушивании может простроить несколько гипотез «что происходит с клиентом, почему это произошло, какова возможная предыстория, как это связано с другими значимыми лицами, что происходит с психикой клиента, на какой стадии он может находиться и вероятные последствия». Задавая уточняющие вопросы, он уточняет диагноз, может выбрать более эффективную технику. Без базы его представление о возможных шаблонах работы значительно уже, чаще всего – в пределах одной-двух методик, которыми он владеет.

Кроме того, при такой системе специалисту практически невозможно резко изменить область специализации. Например, перейти из того же консультирования в юридическую, педагогическую, маркетинг и т.д. Но к этому я еще вернусь.

Что в этой системе хорошего? – организация экспериментов. У них, как и у нас, вся теория делается на крысах и студентах. Только у нас студентов надо отлавливать поштучно и выборка составляет пару десятков человек. У них участвовать в эксперименте обязан каждый андеград хотя бы 1 раз в сессию, причем он может выбирать в каком эксперименте и у какого профессора ему нужен кредит (балл), и идти к нему. А т.к. на андеград-потоках студентов много, их хватает на всех. Несложно набрать выборку в 200 человек за семестр, и это тебе ничего не стоит. Хотя надо написать бумаги с обоснованием эксперимента и доказать, что никто не пострадает в процессе, но это несложно.

Система потока экзаменов. Каждые 2-3 недели сдается какой-нибудь экзамен, потому что экзамены сдаются после каждой важной большой темы. И к концу семестра по каждому предмету ты сдаешь 2-3-4 экзамена, так что итоговая оценка мало зависит от рывка на последних двух неделях сессии. Хотя, как студент, я предпочитаю нашу систему, как бывший препод, понимаю, что это не лишено плюсов. Правда, это не оставляет пространства для талантливых умников, способных наверстать все одним махом в конце, полгода работая, чтобы жить и учиться. Но дисциплинирует оставшихся. Но зато, если сваляешь дурака (заболеешь, влюбишься, забьешь на учебу) хотя бы один раз в течение года, это неизбежно понизит твой итоговый балл, что скажется на стипендии (если она есть) или приведет к отчислению (если балл был и так не ахти).

Простота защиты. Мой тезис (диплом/диссер) состоял всего из 30 страниц и в нем не было ничего из того, что принято писать в первой главе (Моя тема – самая тематическая из всех тем, и ее важность обусловлена ее безусловной важностью, в частности, потому что она родилась тогда-то и мой предмет – это вот какой такой предметистый предмет). Нет, сразу - что об этом сказали НН, ММ, ЛЛ и ХХ. Потом эксперимент, обсуждение и выводы. И никаких взяток и накрытых столов. Работа готова, ее увидели 2 рецензента, назначается день. На защиту приходит твой проф, оба рецензента, ты делаешь короткую 10-минутную презентацию в PowerPoint, и все свободны. Т.к. объявление дается по всему универу, прийти могут все желающие. На мою защиту пришел мальчик, чье воображение я поразила однажды, гуляя по Чикаго и предложив зайти в пиццерию чтобы съесть там чизкейк. («Но это же пиццерия! Это лучшая пиццерия в Чикаго. В нее ходят, чтоб есть пиццу!» - «Да, но сейчас я хочу чизкейк».) Итак, нас было пятеро – я, он и 3 профа; 15 минут позора - и свобода.

Что мне не нравится. Тотальное стукачество. Экзамены, как правило, сдаются в отдельном корпусе, где одновременно сидит человек 100 студентов, все сдают разные экзамены. Им выдаются бланки с тестами (обычно препод дает список вопросов заранее, и ты прорабатываешь их дома, а потом просто зубришь). В отличие от нашего списка, это очень узкие и четко сформулированные вопросы. Никаких «Эмоции», где кратенько, всего на трех листочках, ты пересказываешь содержание этой главы учебника, а «Такой-то утверждал, что эмоцией, связанной с таким-то центром, является: а)… б)… в)…» - и так 90% из 100-200 вопросов. Ответы пишутся карандашом, потому что потом этот бланк считывает специальная машинка, которая по отраженным от графита лучам определяет, в какой клеточке бланка поставлена точка. До сих пор все хорошо. Но. Если где-либо в этом процессе студент задействует особую мнемическую технику, в просторечии называемую «шпаргалка», на него донесет абсолютно каждый окружающий студент. И нарушитель будет отчислен. Что в этом плохого? А вот что.

Американцы исходят из логики денег. Почему я потратил столько денег (или мои родители взяли кредит), выучил и получил не лучший балл, после чего получу не лучшую специальность и меньше денег, а он списал, получит лучший балл, лучшую специальность и больше денег? Мы исходим из логики непредсказуемости. Полученный диплом слабо коррелирует с будущей работой и количеством денег, поэтому для нас важнее, чтобы студент, в массе, был способен к позитивной групповой динамике и принятию творческих непредсказуемых решений. Кроме того, шпаргалки – это лучшая из придуманных мнемических техник. Она позволяет студентам научиться правильно выжимать смысл из материала, обобщать, группировать, ужимать, и тренирует визуальную, логическую и двигательную память. Не люблю я стукачество, в общем.

Единый учебник. При начале каждого курса тебе дают список нужных книг, обычно там есть один, но главный учебник. Его пишет либо тот препод, который сам читает этот курс (и это дополнительный заработок, потому что его обязан купить каждый студент курса), либо кто-то из одобренных прошлых преподов. С одной стороны  - да, хорошо. Вот актуальный современный материал в примерах и с картинками, весь унифицированный и одинаковый у всех. С другой стороны, он выхолощен и подчищен. Если некто выпал из обоймы и стал немоден или табуирован, студенты узнают о нем, разве что, случайно, делая особые раскопки в библиотеке через много лет. Они также не смогут получить представление о динамике предмета, сравнивая учебники разных лет между собой. В редком случае, когда препод предпочитает семинарскую манеру изложения, он отправит студентов в библиотеку за статьями по теме. Но таких за 3 года у меня была аж целая одна – та самая, препод когнитивной пси.

Раздаточный материал. В конце лекции препод сообщает студентам, какой участок общего учебника он будет пересказывать в следующий раз, и к следующему разу студенты должны прочесть эту главу или часть главы. На лекции им выдается раздаточный материал – написанный самим преподом конспект текущей лекции в картинках, а во время лекции тот же текст, или тот же конспект, или сопровождающие его картинки демонстрируются на большом экране при помощи проектора. Все упрощено до такой степени, что студент может за все годы так и не написать конспект самостоятельно. А вы знаете, что хорошо писать конспекты – это (при всей простоте) искусство. Обычно малыши курса до 3-4 просто пишут под диктовку (из соображений: я все равно ни фига не понимаю, запишу все, а потом разберусь. Когда-нибудь. Может быть.). Для того, чтоб научиться сокращать речь до смысла и записывать только содержательную часть, нужно тренироваться. Нужно вырабатывать свой язык скорописи и сокращений. Именно в этом процессе простыни текста сокращаются до кратких заголовков и попунктного перечисления основных составляющих. Сдавая экзамены в конце темы, американские студенты указывают на бланках не свое понимание темы, прошедшее через их мышление, проанализированное и подытоженное, а «как было сказано в учебнике» или «как написал для меня профессор». Это механическое запоминание, без осмысления. К тому же, у них нет устных экзаменов, и значит, невозможно ни выявить степень понимания, ни провести воспитательный втык для направления студента в нужное русло, если он заблудился, ни «вытянуть» против правил того, кто «тонет» из-за проблем с самооценкой и комплексами и нуждается в поддержке  и волшебном пенделе.

Думаю, на сегодня все.

Я не затрагивала тут ни сестринств-братств, ни тему привилегированных школ, ни университетские вечеринки, пьянки и отношения. Все это потом. А в следующий раз мы пройдемся по теме карьеры, жизненного пути и веры.

Ах да, забыла бонус.

Бонусом расскажу одну смешную историю, но уже про наших.

Где-то через полгода после приезда познакомилась я с мальчиком в сети. Мальчик оказался сыном какого-то директора какого-то института в Киеве и учился в Бостоне. Узнав, кто я, что я, откуда, он сказал: «ага!» - и предложил мне поучаствовать в проекте века. Несколько деятелей из Института психологии – нам всем известный Максименко, не менее известный Гончарук и еще один, чью фамилию я не назову, т.к. не уверена за дальностью лет, участвовал он в этом, или его просто подкидывает мне ассоциативная память, якобы разработали теорию третьей сигнальной системы, а теперь искали зарубежных партнеров для продвижения, развития, углубления и расширения. И не могу ли я пойти с этим к декану, чтоб, значит, наладить отношения? В те дни я ничего не знала о правилах оформлений грантов, была романтичной дурой, мне очень хотелось поучаствовать в чем-то настолько великом и романтичном, как аж целая третья СС, я была пост-юнгианкой-оккультисткой и это вписывалось в то мое оккультное мировоззрение, и просто постеснялась отказать. Я сходила посоветоваться с парой, которая в нашей компании считалась самой умной, и кстати, тоже училась на писхфаке. «Это развод», - сказали они мне, - «если ты пойдешь, у тебя будут неприятности». Но, подумала я, разве может врать целый директор ИП? (ха, тот самый, который до того полгода глядя мне в глаза каждую неделю отвечал: вакансий нет, приходите через неделю. Будто он не знал, что они не появятся и через неделю. И тот самый, который берет 5 тыс.дол. за допуск к защите диссертации - не за саму защиту, на минуточку, недостойных работ, а просто за то, что тебе разрешат попробовать защититься, и, вероятно, не с первого раза. Но тогда я этого не знала).

Мальчик пообещал какие-то важные материалы и торопил, чтоб я пошла быстрее. Я договорилась о разговоре с деканом. День приближался, а материалов не было, в чем сторона ИП обвиняла переводчицу. И вот пришел день встречи. Пришли документы. И что я вижу? – это перевод статьи из желтенькой газеты с фото Максименко о том, как велик и крут Максименко и где он работает. Абзац, как говорят в анекдотах о блондинках.

В результате этого разговора я потеряла половину стипендии. А про третью сигнальную что-то до сих пор так ничего и не слышала.

Дополение.

Мне подсказали, что по дырам в моем рассказе сложно что-то понять. Поэтому уточню несколько вещей.

1.Почему это не могло сработать. В принципе. Вообще никак. Потому что подача гранта – сложная процедура, и начинается она со сбора информации: где работают по такой тематике, кто конкретно, кто заинтересован в развитии темы и готов дать на это деньги, на каких условиях. Потом пишутся тонны бумаг, выверенные до запятой и междометия, более завлекательные, чем текст потенциальной содержанки к будущему содержателю и бьющие точно по больным точкам заказчика. В них входит точная пошаговая программа будущих исследований, тонкие намеки на уже достигнутые результаты, подтверждение квалификации всей команды, от руководителя до лаборанта, со сканами дипломов и справок о повышении квалификации. И смета будущих исследований с указанием необходимых материалов, их стоимости, места закупок, проплаты возможным субподрядчикам на каждом этапе. Временной график будущей работы с промежуточными этапами. Рекомендации прошлых партнеров. Это часто не соблюдают даже те, кто знает механику этой работы. А указанная компания в 00-х всего этого либо не знала, либо не хотела принимать в  расчет. Они думали, что такие вещи решаются привычным для них способом: я уважаемый человек, ты – уважаемый человек, мы оба – уважаемые люди, наши дети учатся вместе, договоримся, да? В их представлении почему-то достаточно было просто заслать девочку к декану, и оттуда она точно выйдет со стопицоттыщамиденег для другого уважаемого человека. Этакий феодализм. При этом, разумеется, брать в долю при распиле денег саму девочку никто не собирался. Девочки в таком деле нужны только чтоб таскать каштаны из огня.

2. Почему я потеряла полстипендии. Потому что любой грамотный, знающий процесс человек с характером понял бы это сразу и сказал бы мошенникам «нет». Если ты не понимаешь процессы, или ты слишком слаб и позволяешь себя одурачить, то ты выпадаешь из конкурентного забега в карьерных играх. Это был мой прокол, и я была за него закономерно наказана. Я плохо знала весь процесс, была беспечна, и не умела отказывать мошенникам. Это стоило мне несколько месяцев огорчений бюрократического плана. Были проблемы с жильем. Пришлось взять дополнительную работу (сколько позволял мне мой статус), и я потеряла возможность летать на каникулах к родителям.

3. Почему я ругаю торговлю дипломами, но как-то не так и неправильно. Потому что (не знаю, как где еще, а у нас так) – если ты достаточно погружаешься в научно-образовательные структуры, ты рано или поздно понимаешь, что совсем без торговли не бывает. Кто-то больше, кто-то меньше. Чем громче имя, значительнее организация, тем выше цены и тотальнее распродажа. Я даже не берусь изображать тут что-то такое в белом пальто, потому что, по сути, они делают то же, что те же американцы. В Америке студент платит за будущий диплом сразу, очень большую сумму, потом получает образовательные услуги, и если он не полный дурак и в принципе договороспособен, он свой диплом получает через несколько лет. У нас аспирант платит официально за учебу, неофициально за что-то еще, поэтапно, и если он не полный дурак и  в принципе договороспособен, и способен наскрести нужную сумму, он свой диплом получает. А там уже выпендривается перед студентами, рассказывая, как добился всего сам. И да, я видела кандидатов наук, которые не могли даже сформулировать свою же собственную экспериментальную часть, воровали чужие учебники, переписывая с русского на украинский и называя своей разработкой, обсуждающих свои взятки и свои месячные на кафедре (не то, чтобы их кто-то об этом спрашивал). Я работала с девочками, которые плохо знали даже тот предмет, который преподают сами. И слышала на научной конференции от одной из аспиранток: «чтобы мозга работала, надо читать не менее 5 минут в день». Я даже верю в то, что некоторый процент, даже наверно большой, если защищается в правильном месте, где работают честные руководители, не покупают дипломы и делают все сами. Я даже верю, что их большинство. Но есть небольшая разница. Продажа диплома – это продажа товара. А продажа разрешения постоять на защите – это продажа разрешения подержать товар в руках, покрутить и понюхать. По сути – это торговля воздухом. Учитывая, что при этом аспирант платит (по тысяче каждому) 2 рецензентам, платит за фуршет (не меньше определенной суммы), и на защите, как правило, его прокатывают, с тем, чтобы все повторить (а выйти из дела он не может, потому что уже заплатил за несколько лет обучения и первый этап защиты, и не начинать же все заново в другом месте) – это торговля очень дорогим воздухом. Но у нас не принято говорить об этом вслух. Потому что, сами понимаете, почему.