Традиционно к 23 августа мировые СМИ переполнены материалами на тему «советско-германского пакта» 1939 года и особенно «секретного протокола» к нему. В последнее время интерес к этой теме подогревается еще и в увязке с «имперскими амбициями» России при Путине — начиная от обыгрывания «пакта Молотова — Риббентропа» в качестве имени нарицательного (именно такое «название» поляки и прибалты дали российско-германскому соглашению о строительстве Североевропейского газопровода) и заканчивая отказом Москвы «покаяться» (мол, не каются — значит, одобряют и того и гляди — начнут действовать по сталинско-молотовскому варианту).




У меня не было бы никаких претензий к советскому правительству за «секретный протокол» к Договору о ненападении от 23 августа 1939 года, даже если бы было однозначно доказано, что оный действительно существовал и именно в том виде, в котором он «общеизвестен». Но, как кто-то сказал, нет ничего более тайного и загадочного, чем общеизвестное. Имеются многочисленные вопросы и к т. н. «секретному протоколу».


Итак, в нем содержится разграничение сфер интересов СССР и Германии. На этом основании иные с одной стороны пытаются повесить на Советский Союз ответственность за развязывание Второй мировой войны, с другой — пояснить, почему этот «секретный протокол» отрицался Москвой.


Разграничение сфер обоюдных интересов — обычная практика того времени. Причем это не шаг, направленный на провоцирование войны, а скорее наоборот — чтобы избежать столкновений. В данном случае — между СССР и Германией.


Что было у Москвы перед глазами? Аншлюс Австрии, Мюнхенский сговор, по которому англо-французы презентовали Гитлеру Судеты, далее полное уничтожение Чехословакии в марте 1939-го, осуществленное Германией, Польшей и Венгрией (поляки и венгры «урвали» и свою долю чешской территории), тогда же — аннексия Мемеля и Мемельской области (Клайпеда), затем — выдвижение Берлином территориальных претензий к Польше и т. д. и т. п... Т. е. в Европе полным ходом шло «территориальное переустройство» (осуществляемое Гитлером, но запущенное с благословения англо-французов).


Поскольку развитие этого процесса могло привести к столкновению интересов, а следовательно, и к военному конфликту между СССР и Германией, то, тем более в условиях Договора о ненападении между странами, нет ничего странного в том, чтобы стороны разграничили и сферы своих интересов.


Из той же серии — знаменитое «процентное соглашение», предложенное Черчиллем Сталину в октябре 1944 года. Германия терпела поражение и вытеснялась из захваченных ею стран, сближались армии союзников — советская с одной стороны и англо-американцы с другой, Европа находилась в стадии очередного территориального и политического переустройства. Была велика вероятность, что возникает конфликт интересов союзников.


Например: 5 сентября 1944-го СССР объявил войну Болгарии — бывшей союзнице Германии, но которая перед этим вышла из войны и провозгласила нейтралитет. Москва этот нейтралитет не признала, и советские войска перешли границу. Причем СССР сделал этот шаг без консультаций с англо-американцами. Далее в Болгарии произошел переворот и к власти пришли коммунисты, объявившие войну Германии. Болгария открывала СССР путь к Балканам. Но предпринять что-либо для англо-американцев было уже поздно.


Поэтому реалист в политике и дипломатии Черчилль предложил самый простой вариант, как избежать этого конфликта (который мог перерасти и в военные столкновения): заранее согласовать обоюдные интересы, договориться о сферах влияния великих держав в Европе. Предложение Черчилля (запись беседы Сталина с Черчиллем 9 октября 1944 года, советская версия) заключалось в том, чтобы разделить «сферы влияния на Балканах в следующем процентном соотношении: Румыния — 90% влияния России, 10% — другие; Греция — 90% влияния Англии (в сотрудничестве с США), 10% — другие; Югославия и Венгрия — 50 на 50%; Болгария — 75% влияния России, 25% — другим странам».



Черчилля особенно заботило положение в Греции, где коммунисты уверенно шли к власти. Еще 5 мая 1944-го министр иностранных дел Великобритании А. Иден по поручению премьера запрашивал у советского посла Гусева — согласна ли Москва поддержать британскую политику в Греции в обмен на свободу рук для СССР в Румынии? Из Москвы ответили: согласны — если США не против. Рузвельт предлагал Черчиллю создание некоего консультационного механизма, который бы предотвратил конфликты между союзниками. Но Черчилль, боровшийся за сохранение британской сферы влияния на Балканах, отвечал американскому президенту, что прямые договоренности между государствами (о сферах влияния) были бы гораздо эффективнее. И в конце концов отправился к Сталину выдвигать свое «процентное соглашение».


Собственно, ялтинско-потсдамская система послевоенного мироустройства была не чем иным, как разделом сфер влияния между великими державами. В то же время, как бы кто ее ни ругал, она, созданная на основе концепции баланса сил и сфер влияний, предотвратила новую большую войну с новыми миллионами жертв.


Таким образом, раздел сфер влияния, предотвращающий конфликты между великими державами, не обязательно плохо. При том, что, безусловно, имеются издержки морального плана — ведь под раздел (а случается и под раздачу) попадают «малые» страны...


В своем стремлении не втянуться в мировую войну (или как минимум — оттянуть это) СССР пошел на заключение Договора о ненападении с Германией. Безусловно, шла речь и о разделе сфер интересов/влияния. Другой вопрос — оформлялось ли это «секретным протоколом» к Договору от 23 августа 1939 года?


Один из тех, чья подпись якобы стоит под «секретным протоколом», — бывший советский наркоминдел — до конца жизни категорически отрицал наличие такого документа.


Поэт Феликс Чуев, долгие годы общавшийся непосредственно с Молотовым, издавший записи своих бесед с ним, неоднократно ставил перед экс-наркомоминдел вопрос о «секретном протоколе». Но каждый раз получал отрицательный ответ. Вот характерный диалог: «Чуев: «На Западе упорно пишут о том, что в 1939 году вместе с договором было подписано секретное соглашение...» Молотов: «Никакого». Чуев: «Не было?» Молотов: «Не было. Нет, абсурдно». Чуев: «Сейчас уже, наверно, можно об этом говорить». Молотов: «Конечно, тут нет никаких секретов. По-моему, нарочно распускают слухи, чтобы как-нибудь, так сказать, подмочить... ничего похожего на такое соглашение не могло быть. Я-то стоял к этому очень близко, фактически занимался этим делом, могу твердо сказать, что это, безусловно, выдумка» (Ф. Чуев. Молотов. — Москва, 2000, с. 25—26).


Одно дело, если бы Молотов, отрицая подписание «секретного протокола», отвергал и факт каких бы то ни было договоренностей между СССР и Германией относительно сфер влияния.


Так ведь нет! Молотов не просто подтверждал факт договоренностей с Германией относительно сфер влияния, он прямо указывал, что, используя особенности международной обстановки того времени, СССР пытался укрепить свои стратегические позиции и расширить территорию.


Молотов: «Вопрос о Прибалтике, Западной Украине, Западной Белоруссии и Бессарабии мы решили с Риббентропом в 1939 году. Немцы неохотно шли на то, что мы присоединим к себе Латвию, Литву, Эстонию и Бессарабию» (указ. соч., с. 19).


Молотов: — А Бессарабию мы никогда не признавали за Румынией. Помните, она была у нас заштрихована на карте? Так вот, когда она нам понадобилась, вызываю я этого Гэфенку, даю срок, чтоб они вывели свои войска, а мы введем свои.


— Вы вызвали Гэфенку, румынского посла? — Да, да.


«Давайте договариваться. Мы Бессарабию никогда не признавали за вами, ну а теперь лучше договариваться, решать такие вопросы». Он сразу: «Я должен запросить правительство». Конечно, раскис весь. «Запросите и приходите с ответом». Пришел потом.


— А с немцами вы обговаривали, что они не будут вам мешать с Бессарабией?


— Когда Риббентроп приезжал, мы тогда договорились. Попутно мы говорили непосредственно с Румынией, там контактировали... В 1939 году, когда приезжал Риббентроп... Предъявляю требование: границу провести так, чтобы Черновицы к нам отошли. Немцы мне говорят: «Так никогда же Черновиц у вас не было, они всегда были в Австрии, как же вы можете требовать?» — «Украинцы требуют! Там украинцы живут, они нам дали указание!» — «Это ж никогда не было в России, это всегда была часть Австрии, а потом Румынии!» — посол Шуленбург говорит. «Да, но украинцев надо же воссоединить!» — «Там украинцев-то... Вообще не будем решать этот вопрос!» — «Надо решать. А украинцы теперь — и Закарпатская Украина, и на востоке тоже украинская часть, вся принадлежащая Украине, а тут, что же, останется кусок? Так нельзя. Как же так?»... Никогда не принадлежавшие России Черновицы к нам перешли и теперь остаются» (указ. соч., с. 22).


А вот Молотов вспоминает о беседах с Гитлером в 1940 году: «...во второй нашей с ним беседе я перешел к своим делам. Вот вы, мол, нам хорошие страны предлагаете, но, когда в 1939 году к нам приезжал Риббентроп, мы достигли договоренности, что наши границы должны быть спокойными, и ни в Финляндии, ни в Румынии никаких чужих воинских подразделений не должно быть, а вы держите там войска! Он: «Это мелочи». Не надо огрублять, но между социалистическими и капиталистическими государствами, если они хотят договориться, существует разделение: это ваша сфера влияния, а это наша. Вот с Риббентропом мы и договорились, что границу с Польшей проводим так, а в Финляндии и Румынии никаких иностранных войск. «Зачем вы их держите?» (указ. соч., с. 33).


Опять о спорах с Гитлером: «...Он мне снова: «Вот есть хорошие страны...» А я: «А вот есть договоренность через Риббентропа в 1939 году, что вы не будете в Финляндии держать войска, а вы там держите войска, когда это кончится? Вы и в Румынии не должны держать войска, там должны быть только румынские, а вы там держите свои войска, на нашей границе. Как это так? Это противоречит нашему соглашению» (указ. соч., с.36).


Мог бы сослаться в споре с Гитлером на «секретный протокол» — но не ссылался. А о «договоренностях», которые были с Риббентропом, Молотов говорит постоянно, ссылается на них.


Более того, Чуеву Молотов поведал и о весьма деликатных подробностях присоединения Прибалтики к СССР: «Коммунисты и народы Прибалтийских государств высказались за присоединение к Советскому Союзу. Их буржуазные лидеры приехали в Москву для переговоров, но подписать присоединение к СССР отказывались. Что нам было делать? Я вам должен сказать по секрету, что я выполнял очень твердый курс. Министр иностранных дел Латвии приехал к нам в 1939 году, я ему сказал: «Обратно вы уж не вернетесь, пока не подпишете присоединение к нам».


Из Эстонии к нам приехал военный министр, я уж забыл его фамилию, популярный был, мы ему то же сказали. На эту крайность мы должны были пойти. И выполнили, по-моему, неплохо. Я в очень грубой форме вам это представил. Так было, но все это делалось более деликатно» (указ. соч., с. 19).


Т. е. были договоренности, рассказывает Молотов! Но никакого «секретного протокола», утверждает Вячеслав Михайлович, не было! Хотя какой смысл ему лукавить после таких подробностей-то?


Не делают секрета из договоренностей о разделе сфер влияния и немцы, когда нападают на СССР. И в ноте германского министерства иностранных дел правительству Советского Союза от 21 июня 1941 года (а она тогда же стала известной всему миру) читаем: «Суть этих договоров (имеется в виду договоры от 23 августа и 28 сентября 1939-го. — Авт.) заключалась: 1) во взаимном обязательстве обоих государств не нападать друг на друга и жить в мирном добрососедстве и 2) в разграничении сфер интересов с отказом германского Рейха от какого-либо влияния в Финляндии, Латвии, Эстонии, Литве и Бессарабии, причем области бывшего Польского государства до линии Нарев — Буг — Сян по желанию советской России были включены в ее состав».


Попутно добавлю: 29 сентября 1939 газета «Правда» опубликовала официальное сообщение «К заключению германо-советского договора о дружбе и границе между СССР и Германией», советско-германский договор от 28 сентября 1939 г., «Заявление советского и германского правительств от 28 сентября 1939 года» и карту: «Граница обоюдных государственных интересов СССР и Германии на территории бывшего Польского государства»... И весь мир мог это читать и рассматривать. И, представьте, никто не закричал: дескать, какой ужас, Сталин и Гитлер сферы влияния поделили! Наоборот, Черчилль, к примеру, через три дня, 1 октября 1939 года, по британскому радио заявит, что занятие Западной Белоруссии и Западной Украины советскими войсками было «совершенно необходимо для безопасности России против немецкой угрозы».


Указанную карту (давно известную всему миру!), разграничивавшую сферы интересов СССР и Германии на экс-польской территории, только с автографами Сталина и Риббентропа, предъявлял г-н Яковлев на 2-м съезде народных депутатов СССР 24 декабря 1989 года в качестве «улики», подтверждающей факт «секретного протокола» к т. н. пакту Молотова — Риббентропа (Яковлев, возглавлявший Комиссию по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года, подавал эту карту как якобы «приложение» к «пакту»).


Но вернемся к германской ноте. «...В Москве при разграничении сфер интересов советское правительство заявило (устно? — Авт.) рейхсминистру иностранных дел, что, за исключением находившихся тогда в состоянии распада областей бывшего Польского государства (т. е. даже не в августе, а в сентябре 1939-го? — Авт.), оно не намерено оккупировать, большевизировать или аннексировать находящиеся в его сфере влияния государства. Но в действительности, как показал ход событий, политика Советского Союза в это время была направлена исключительно на одну цель — чтобы везде, где можно, продвинуть на Запад военную власть Москвы в пространстве между Ледовитым океаном и Черным морем...»


Судя по тексту германской ноты, договоренности о разграничении сфер интересов вовсе не предполагали дележ территории тех или иных государств с последующим их захватом. К примеру: «...СССР оккупировал также Латвию и Эстонию. Вся Прибалтика, вопреки заверениям Москвы, была большевизирована, а через несколько недель после оккупации аннексирована... торговые соглашения Германии с этими государствами, которые по московским договорам должны были остаться в силе, были односторонне аннулированы Советским Союзом».


«Оккупировав и большевизировав всю предоставленную СССР на переговорах в Москве правительством Рейха сферу интересов в Восточной Европе и на Балканах, советское правительство явно и однозначно нарушило Московские соглашения»...


Эта германская нота, как сказано, тогда же стала известна всему миру. Но никто не заламывал руки в удивлении-недоумении: как, они сферы влияния делили?! Никто не потребовал разъяснений ни от Москвы, ни от Берлина. Англо-американцы не поднимали этот вопрос перед Сталиным, а вскоре стали союзниками СССР по антигитлеровской коалиции...


Впервые «секретный протокол» был опубликован в 1946 году в захолустной желтой американской газетенке «Сан-Луи пост диспач», что, согласитесь, странно для документа такого значения.


Далее этот «секретный протокол» попытался было использовать в ходе Нюрнбергского процесса адвокат И. Риббентропа Альфред Зайдль. Но Международный трибунал поставил под сомнение его доказательную силу. Подчеркну: не сам Риббентроп, а его адвокат. Причем впоследствии Зайдль в мемуарах напишет: «Я до сих пор не знаю, кто передал мне эти листы (т. е. его подзащитный Риббентроп к этому «документу» отношения не имеет. — Авт.). Однако многое говорит за то, что мне подыграли с американской стороны, а именно со стороны обвинения США или американской секретной службы».


Откуда взялись эти фотокопии «секретного протокола» у американцев? Согласно американской легенде в 1943—44 гг. по указанию Риббентропа якобы были сделаны микрофильмы документов МИД Германии. Весной 1945-го поступило указание уничтожить все архивы. Выполняя это распоряжение, некий советник МИД Карл фон Леш уничтожил документы, но (предусмотрительный мужик!) спрятал микрофильмы (20 катушек с 9725 страницами) в железную коробку, обмотал ее промасленной тканью и зарыл в парке замка Шенберг (Тюрингия). 12 мая 1945-го фон Леш рассказал о микрофильмированных документах английскому подполковнику Роберту Томсону. Тот в свою очередь — американцам. 14 мая коробку отрыли, 19 мая доставили в Лондон, где американцы и сняли копии со всех микрофильмов (см. «Известия», 15.08.1989, Бовин «В августе 39-го»). Вот с этих-то микрофильмов и были сделаны фотокопии, которые стали затем известны всему миру. До 1989 г. никаких иных данных о «секретном протоколе» не было.


В свете изложенного возникает ряд вопросов.


В конце войны, в 1944—45 гг., когда стало очевидно, что Германия терпит поражение, едва ли не главные надежды на спасение нацистское руководство возлагало на развал антигитлеровской коалиции. Спрашивается: почему Берлин не обнародовал «секретный протокол», который-де свидетельствует о том, что ответственность за развязывание Второй мировой войны Гитлер и Сталин несут сообща? Что было терять Гитлеру, прочим нацистским бонзам? Но они почему-то не додумались до такого простого шага.


Тем более ряд лиц из верхушки рейха пытались наладить контакт с англо-американцами (вспомним ту же историю с «Санрайз кроссворд», по мотивам которой был отснят известный сериал «Семнадцать мгновений весны»)? Почему они не подкинули англо-американцам такой «убийственный» аргумент против СССР? Не секрет, что в среде англо-американцев было достаточно желающих тем или иным образом договориться с Германией. Мешало общественное мнение в США и Великобритании. Обнародование «секретного протокола», который бы мог засвидетельствовать, что «между Гитлером и Сталиным нет никакой разницы», было бы очень кстати.


Если англо-американцы обзавелись «секретным протоколом» в мае 1945-го, почему они не организовали соответствующую пропагандистскую кампанию на его основе в преддверии Потсдамской конференции? Опять-таки не секрет, что сменивший Рузвельта Трумэн не был сторонником продолжения той политики, о которой великие державы договорились в Ялте, были попытки пересмотреть ялтинские договоренности о послевоенном устройстве Европы. И какой удобный повод для разворота в англо-американской позиции мог бы дать «секретный протокол». Но нет, не задействовали этот «документ».


Не задействовали его и в конце 1945 — начале 1946-го, когда начала набирать обороты «холодная война». И ключевой проблемой для англо-американского руководства, решившего пойти на противостояние с Москвой, было все то же общественное мнение — американскому и английскому народу следовало объяснить, почему бывший союзник по антигитлеровской коалиции вдруг превращается во врага. Что только тогда ни придумывали для дискредитации СССР, а вот развернуть масштабную кампанию с использованием «секретного протокола» почему-то не додумались.


В октябре 1946-го по приговору Нюрнбергского трибунала был повешен Иоахим фон Риббентроп. Почему он не попытался выторговать себе жизнь у англо-американцев в обмен на сведения о том, как СССР и Германия совместно начинали Вторую мировую войну? Например, Рудольфа Гесса за некие заслуги англо-американцы от «вышки» отмазали. А вот за Риббентропа не заступились.


Потом пришло время перестройки. Стараниями прибалтийских сепаратистов, которым необходимо было обосновать свое желание выйти из состава СССР, на Первом съезде народных депутатов СССР в 1989-м была образована специальная комиссия для политической и правовой оценки советско-германского договора. Через полгода Второй съезд, основываясь на выводах, представленных главой комиссии А. Яковлевым, неприкрытой целью которого было представить Гитлера и Сталина в качестве сообщников, принял постановление «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года», в котором признал «секретный дополнительный протокол» в той редакции, в какой он был известен по той самой немецкой фотокопии фон Леша.


Яковлев рассказывал депутатам, что, дескать, «графологическая, фототехническая и лексическая экспертизы копий, карт и других документов, соответствие последующих событий содержанию протокола подтверждают факт его существования и подписания». Хотя любому эксперту-криминалисту понятно, что установить достоверность документа по фотокопиям невозможно.


Яковлев потрясал картой, о которой шла речь выше, из которой никто не делал никакого секрета. Наконец, представил некую «служебную записку», датированную апрелем 1946 г. (была опубликована в «Известиях» 27.12.1989), в которой шла речь о передаче заместителем заведующего секретариатом Молотова Смирновым старшему помощнику министра иностранных дел Подцеробу «подлинного секретного протокола» и трех его копий на русском и немецком языках вместе с еще несколькими документами.


В «записке», представленной Яковлевым, так и значилось: «подлинный секретный дополнительный протокол». Хотя зачем во внутренней переписке мидовским чиновникам требовалось уточнять эту «подлинность»? Разве в МИДе могли хранить еще и «фальшивый секретный дополнительный протокол»? Лексика («подлинный») явно из конца 80-х, когда, имея сомнительного рода «копии», изо всех сил тщились отыскать подлинники... К тому же явно глупостью выглядело то, что секретные документы передаются несекретными актами. Получается, сталинское руководство за семью замками пытается скрыть даже сам факт наличия этого «секретного протокола» (в т. ч. даже для самых высокопоставленных фигур в руководстве СССР), но два мидовских чиновника средней руки в абсолютно несекретной переписке фиксируют существование этого документа?


Наконец, в октябре 1992-го было объявлено, что найден и подлинник «секретного протокола». Но вопли «переосмыслителей истории» о «торжестве исторической правды» были недолгими. В преамбуле этого якобы подлинника говорилось: «По случаю подписания Пакта о Ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся представители обеих Сторон обсудили в строго конфиденциальных беседах вопрос о разграничении их сфер влияния в Восточной Европе. Эти беседы привели к соглашению в следующем...» Естественно, никакого «пакта» 23 августа 1939 года никто не подписывал — был подписан договор.


Удивительно то, что текст этого «подлинника», в котором, как следовало из самых первых сообщений, фигурировало слово «пакт», перепечатывается и поныне, но в... подправленном варианте — «пакт» все-таки заменили на «договор».


Шумиха вокруг якобы обнаруженных «подлинников» вскоре утихала, а «секретный протокол» этот почему-то опять упрятали для хранения «в условиях особо строгого режима». Хотя какой, казалось бы, смысл — после опубличивания? И когда в середине 90-х, во время работы над договором с Литвой российским диломатам понадобились подлинники секретных приложений к советско-германским договорам, то в архиве президента РФ дипломатов отослали... к журнальной публикации!


Немецкий микрофильм из «коллекции фон Леша» (а именно на его основе, напомню, в декабре 1989 г. съезд принимал постановление о признании факта наличия «секретного протокола») и яковлевско-волкогоновский «подлинник» весьма отличаются. Что само по себе странно. Получается, у немцев был один «секретный протокол», у советского руководства — другой?


На это, в частности, обращает внимание в своих публикациях Валентин Сидак, ранее бывший начальником секретариата КГБ СССР, а ныне — консультант аппарата Госдумы РФ (см. http://www.rusk.ru/st.php? idar=11702, http://kommunar-press.ru/modules.php? name=News&file=article&sid=872, http://www.rau.su/observer/№ 1_2006/ 1_15.HTM). Скажем, в немецкой фотокопии русского текста трижды упоминается словосочетание «обоими сторонами», в тексте «подлинника» используется словосочетание «обеими сторонами». Различаются перенос слов, машинописные интервалы, имеются различия в написании названий географических объектов. В немецких текстах документов фамилия В. Молотова пишется то «W. Molotow», то «W. Molotov». Есть ссылки на «Министерство иностранных дел Союза ССР» в документах, датированных 1939 г., тогда как в то время в СССР были не министерства, а наркоматы...


В 1999 г. на канале НТВ демонстрировался документальный фильм Светланы Сорокиной, посвященный 10-летию I съезда народных депутатов СССР. Значительная часть была посвящена и истории с «секретным протоколом». Спустя десять лет после работы комиссии Сорокина интервьюировала главных ее героев, в т. ч. Михаила Горбачева.


Журналистка спрашивает у Горбачева: «Михаил Сергеевич, Вы были знакомы с документами пакта Молотова — Риббентропа до съезда?» Горбачев: «До сих пор я их не видел». И это в 1999 году! Сорокина: «А почему Яковлев и тот же Лукьянов говорят, что вы были знакомы, то ли в 85-м, то ли в 86-м даже стоит на документах ваша запись «ознакомлен»? « Горбачев: «Как я думаю, что на этот счет существовало две или три папки. Копии, кстати, лежали. Копии! Но подлинников не было. И самое интересное, что копия подписана Молотовым немецким шрифтом». Сорокина: «Подпись Молотова по-немецки?» Горбачев: «По-немецки. Странно для меня это было». Сорокина: «То есть копии вы видели?» Горбачев: «Копии да-а-а... Так копии были у всех. Где подлинники?.. Ну а копии что же, у нас подлинники изобретают, а уж копии... Мастера большие».

Источник : http://www.medianews.com.ua/news-22178.html