В дремучем лесу далёкого севера, под перистыми листьями папоротника, жило большое общество весёлых эльфов, или лесных человечков.
Эльфы жили превесело. Всё у них было под руками и ни о чём им не приходилось заботиться: ягод и орехов в лесу водилось множество, речки и ручейки снабжали эльфов хрустальной водой, а цветы приготовляли им душистый напиток из своих соков, до которого крошки большие охотники. В каждую полночь эльфы забираются в чашечки цветков и с наслаждением пьют капельки душистой влаги, за что каждый эльф должен рассказать цветку интересную сказочку.
Несмотря на изобилие всего, малютки не сидели, сложа руки, — они целый день возились: то чистили свои жилища, то качались на ветках, то купались в лесных ручейках; с птицами наравне встречали восход солнца, слушали, о чём грохочет гром, что шепчут листья и былинки, о чём толкуют звери…
Птицы рассказывали им про жаркие страны, солнечные лучи — про моря, а луна — про глубокие сокровища земли.
Зимою крошки жили в оставленных гнёздах и дуплах, но в каждый солнечный день выходили из своих норок, и тогда лес оглашался риском и визгом, по всем направлениям летали снежки не больше булавочной головки, и стояли снежные болваны с мизинчик маленькой девочки, которые, однако, малюткам казались выше всякого великана, потому что они были впятеро выше их самих.
С первым дыханием весны эльфы оставляли свои зимние помещения и переселялись в чашечки подснежников; отсюда выглядывали они и видели, как чернел снег и таял, как цвела орешина в то время, когда её листочки ещё спали в тёплых почках, как белочка перетаскивала домой последний зимний запас из отдалённой кладовой; видели, как прилетали птицы в свои старые гнёзда (в которых зимою жили эльфы), и как лес мало-помалу покрывался зеленью.
В один лунный вечер сидели крошки у старой ивы и слушали, как русалочки пели про подводное царство.
— Братцы, где же Мурзилка? Его что-то давно не видать! — сказал один из эльфов, Дедко-Бородач, с длинной седой бородой; он был старше всех, все его уважали, и потому он носил полосатый колпак.
— Я здесь, — раздался хвастливый голосок, и с верхушки дерева в круг вскочил сам Мурзилка, по прозванью «Пустая голова». Братья хоть и любили Мурзилку, но считали его лентяем, чем он и был на самом деле; кроме того, он любил щеголять, — носил длинное пальто или фрак, высокую чёрную шляпу, сапоги с узкими носками, тросточку и стёклышко в глазу, чем он очень гордился, между тем как другие называли его пустой головой.
— Знаете, откуда я? Из самого Северного Ледовитого океана! — кричал он громко.
Обыкновенно ему не очень-то верили; на этот раз, однако, сообщаемое было так необыкновенно, что все обступили его с разинутыми ртами.
— Ты там был? Правда? Каким же образом ты туда попал? — слышалось со всех сторон.
Все обступили его с разинутыми ртами…
— Очень просто. Зашёл я к куме-лисе проведать её, вижу — она в хлопотах, собирается в дорогу к своей двоюродной сестре, к чернобурой лисе, что у самого океана живёт. — «Возьми меня с собою», — говорю я куме.
— «Куда тебе, замёрзнешь! Ведь там холодно», — говорит она, — «Полно, — отвечаю я ей, — какой теперь холод, когда у нас лето на дворе». — «У нас лето, а там зима» — отвечает она. — «Нет, — думаю, — неправду говоришь, не хочется тебе меня прокатить», — и, ни слова не говоря, вскочил к ней на спину, да так запрятался в её пушистую шубку, что сам мороз не мог бы меня там отыскать. Волей-неволей пришлось ей взять меня с собою. Бежали мы долго; за нашим лесом потянулись другие, наконец открылась безграничная равнина — топкое болото, покрытое лишаями и мохом; несмотря на сильный зной, оно не совсем оттаяло.
— «Это тундра,» — сказала мне спутница.
