Чтобы разобраться в том, что такое научная фантастика, – в ее прошлом и настоящем, – чтобы понять, в каком направлении она движется, можно углубиться в посвященные жанру исторические труды, прочесть лучшие произведения классиков и современных авторов, узнать мнения критиков и филологов… А можно – пообщаться с великолепным рассказчиком и потрясающе интересным человеком Геннадием Мартовичем ПРАШКЕВИЧЕМ.

Один из патриархов отечественной научной фантастики, лауреат многочисленных литературных премий, автор книг «Братья Стругацкие» и «Жюль Верн», вышедших в серии «Жизнь замечательных людей», Геннадий Мартович всячески подчеркивает, что занимается не только и не столько фантастикой, сколько литературой. О литературе и жизни, с ней связанной, – наш разговор.

– Что в становлении Вашей личности было первичным – интерес к науке (геологии, палеонтологии) или тяга к творчеству (литературе)?

– Конечно, к науке.

Окаменевшие ракушки на речных обнажениях под Тайгой, прекрасные популярные книги Обручева, Варсонафьевой, Д. И. Щербакова, Рея Ланкастера, Мушкетова, Л. С. Берга, Криштафовича, Баранова… С книгами – умными и интересными – тогда было все замечательно.

В пятом классе я от корки до корки проштудировал монографию Вильяма К. Грегори «Эволюция лица от рыбы до человека» (Биомедгиз, 1934). Я был стихийным эволюционистом. Знания мои были безмерны, но, скажем так, несколько беспорядочны. Я восхищался злобными глазами доисторической акулы кархародон, сочувствовал взъерошенному опоссуму, небритое лицо долгопята с острова Борнео не блистало умом, зато привлекало меня придурковатостью. Наконец, был там, у Грегори, среди иллюстраций нахмуренный шимпанзе – не самый близкий, но все же родственник тех несчастных краснозадых гамадрилов, которых позже поставили к стенке грузинские боевики, ворвавшиеся в Сухумский заповедник. Толстая ганоидная рыба, зубастый иктидопсис, обезьяночеловек с острова Ява, римский атлет, триумфально завершающий эволюцию...

– В зрелом возрасте Бунин стыдился вышедшего в 1891 году в Орле своего юношеского сборника «Стихотворения 1887–1891 гг.». Вы же, насколько я понимаю, наоборот, гордитесь своими первыми публикациями – стихотворением «Тёма Ветров» (1956) и рассказом «Остров Туманов» (1957), увидевшими свет в одной из газет провинциального городка Тайга? Тем более что спустя много лет из Ваших детских рассказов вышли повести «Разворованное чудо» и «Мир, в котором я дома», сделавшие Вам имя…

– Гордиться там нечем – это были обычные детские стихи и детские рассказы. Просто Саша Етоев и Володя Ларионов (авторы «Книги о Прашкевиче») почему-то процитировали нечто такое совсем уж раннее. Но, правда, для меня в тех детских стихах и рассказах кое-что уже угадывалось. Вообще-то я мечтал издать три книги стихов – за всю жизнь. Думал, на большее меня не хватит. Но хватило уже на пять.

Стихи определяли мою юность. Вполне возможно, что я и пошел бы по весьма запутанной стезе поэта, но судьба меня хранила. Осенью 1968 года я работал в поле на мысе Марии. Охотское море, пустынные берега. Долгие дни, долгие маршруты. Приятно было думать о возвращении. Вернусь, а в Южно-Сахалинске уже вышла моя первая книга стихов! Буду дарить книгу девушкам, всем будет счастье.




Полностью - здесь.
Беседовал Сергей Коростелев.



Моё (В.Ларионова) примечание:

В последнем абзаце интервью - явная ошибка-опечатка:

– Расскажите о Вашей дочери, внуках. Чем они занимаются? Кто-то из них собирается пойти по Вашим стопам?

– Нет, стопы отца никого не увлекли, и это замечательно. Чудо надо искать там, где именно оно тебе видится. Дочь – врач-педиатр, чудесная вечная профессия. Пациенты ее любят. Старший сын – физик. Младший занимается мобильными системами. Я их люблю, и знаю – у них всё получится. Жена – геофизик. В декабре будет пятьдесят лет с той поры, как мы с нею встретились. Жду поздравлений! (Смеется).

Правильно так - "Старший внук - физик". Я с ним даже немножко знаком (после поездки в гости к Геннадию Прашкевичу). Именно старший внук Мартовича, физик Степан, был нашим замечательным гидом в новосибирском Академгородке во время экскурсии по ускорителю (адронному коллайдеру) в Институте ядерной физики. Это, кстати, самый большой действующий на данный момент коллайдер в Евразии (пока большой в Европе не работает).