Ни русофилия, ни русофобия — это еще не политика. Желание разговаривать с Россией или отказ от диалога не должны превращаться в непременный атрибут этих позиций. В Польше преобладают сейчас русофобские настроения, хотя людей, настроенных в русофильском духе, тоже немало. Русофилы полагают, что за современное отсутствие диалога с Москвой несет ответственность расправляющая плечи русофобия. Я полагаю, что проблема лежит в другой плоскости, хотя меня поражает терпимое отношение первых к современной политике России и непрекращающееся бичевание Варшавы за критику действий Кремля и нежелание с ним разговаривать.

Однако в международных отношениях иногда лучше на какое-то время прервать разговор, иногда стоит помолчать, чтобы осталось время задуматься. Постоянный диалог (а зачастую пустая болтовня) иногда этому мешают. В отношениях Запада и России (не только Москвы и Варшавы) наступил сейчас, как я бы сказал, «момент Кеннана» — да, того самого, со сдерживанием. В своей знаменитой «длинной телеграмме» в феврале 1946 года этот дипломат писал в Вашингтон, что проблемы в отношениях между Западом и СССР проистекают не из дурных намерений или недопонимания, носят не переходный, а фундаментальный характер: их суть заключается в советской идеологии, наложившейся на российскую традицию. И действительно на несколько лет, до смерти Сталина и появления в верхушке советского руководства Хрущева, диалог между Западом и Москвой прекратился.

Сейчас на Западе об этом не помнят и пытаются общаться с Кремлем, не получая от этого ни пользы, ни результата. Кадриль вокруг соглашений Минск-1 и Минск-2 служит здесь одним из многих доказательств. Мы проигрываем в дискурсе с Россией, сопровождающем современную напряженность, а происходит это, в частности, потому, что мы неспособны молчать, отказаться не столько от диалога (так как для диалога с Москвой условий сейчас нет), сколько от разговоров как таковых. Демократии стали сейчас нервными: на них давят мнения, комментарии, движения противоположной стороны, которые создают иллюзию возможного успеха в переговорах и собственного стремления добиться перелома. Противоположная сторона умеет молчать, а если она ищет повод для разговоров, то только затем, чтобы готовить пропагандистское наступление, цедить правду и полуправду (как недавно президент Путин на форуме в Петербурге), подрывать нашу решимость и сплоченность. Это отчасти удается. По крайней мере, у Путина получается создавать впечатление, что он наступает, что правда на его стороне, а Россия выйдет из противостояния с Западом победительницей. И такая вероятность есть.

***

Поэтому ожившая у нас ностальгия по диалогу с Россией вызывает удивление. Она звучала в тексте Анджея Бжезецкого «Когда-нибудь нам придется вести с россиянами диалог» (Gazeta Wyborcza, 20.06). Я не отказываю автору в добрых намерениях и ценю, что он называет себя «волнующимся русофилом». Кроме того, он замечает, что конъюнктуру для приверженцев России в Польше уничтожила сама Москва. Однако острие своей критики Бжезецкий направляет против польской русофобии. Одновременно он не говорит, с кем в России следует разговаривать, о чем, и к чему это должно привести. Можно лишь догадываться, что с официальной российской стороной, потому что с неофициальной контакты продолжаются, хотя Москва старается их ограничить, запугивая наших потенциальных собеседников. Полемикой с Бжезецким может служить текст россиянки Лилии Шевцовой (Gazeta Wyborcza, 27.06).

Бжезецкий цитирует «одинокие» голоса людей, тревожащихся по поводу состояния отношений с Россией: «в эти голоса следует вслушиваться», а не обвинять их авторов в том, что они выступают «пятой колонной» Кремля. Шевцова как раз много пишет об этой «пятой колонне». Это не польская выдумка. «Одинокими» чаще всего выступают левые интеллектуалы, публикующиеся в интеллектуальном печатном органе польского левого движения: серьезные профессора, известные философы и политологи. Некоторых из них я ценю и уважаю. А они, в свою очередь, не жалеют эпитетов в адрес неудачников и врожденных русофобов, занимающихся сейчас внешней политикой Польши, в особенности на российском направлении. Они насмехаются над простаками, которые не ценят величие России и ее культуру, игнорируют ее естественное право на угнетение других народов, которые не понимают тонкость русской души и ее извечные чаяния (в особенности геополитические).

***

Я мог бы все это понять, если бы эти люди не представляли левый фланг. Ведь сегодняшняя Россия — это не СССР, в экономическом плане она напоминает олигархический капитализм XIX века. Единственное сходство — присутствие во власти людей из спецслужб, расходы на вооружения и роль пропаганды. Москва не предлагает перспективы лучшего мира или, по крайней мере, мира, который бы соответствовал левым идеалам. Путин и его Россия неслучайно стали любимцами националистических правых движений «настоящих» французов или венгров. Кроме того, левые стояли (или должны стоять в идеале) на стороне слабых, битых, оказывающихся против своей воли под чужим господством, стремящихся к свободе. Так что левые интеллектуалы, в особенности польские, должны, скорее, стоять на стороне Украины, а не великодержавной России. Но так не происходит. У левых есть все причины скорее дистанцироваться от России Путина, чем клясть польское руководство или президента, которые перед лицом российской агрессии стараются обеспечить безопасность Польше, мир Европе и помочь восточноевропейским народам в их стремлении к самоопределению и сближению с лучшим миром — объединенной частью европейского континента.

Меня не удивляет Союз демократических левых сил (SLD), так как в его подходе к России дают о себе знать гены, но в случае левых интеллектуалов это выглядит изменой своим идеям. Мне понятно огорчение Бжезецкого, но непонятен вывод: «все же следует разговаривать». Это не русофобия и не польские комплексы, а вопрос оценки ситуации и того, чего в данный момент можно добиться.

Мы пытались разговаривать. Президент Коморовский выступал хозяином во время позитивного визита Медведева и вел многообещающие переговоры (декабрь 2010). Казалось, что появились шансы на нормализацию польско-российских отношений, на искренний диалог. Возвращение Путина все изменило. Сейчас разговаривать бессмысленно.

Я помню, какие громы и молнии метали американские интеллектуалы в адрес Рональда Рейгана за его подход к СССР. Он был для них «неотесанным простаком». Но он был прав. Он настойчиво отказывался от бесплодных контактов и перешел к диалогу, когда появился Горбачев. Дальнейшие события нам известны.

Нужно найти ключ к пониманию того, почему левые интеллектуалы так яростно критикуют нашу позицию в отношении России Путина и с легкостью жесткого реалиста Джона Миршаймера (John Mearsheimer) принимают тезисы Москвы, требуя вести с ней переговоры на ее условиях. Между тем, стремящаяся к свободе, демократии и освобождению от всевластия пророссийских олигархов Украина получила поддержку Америки. Хуже того, левый, но все-таки американский президент усилил присутствие НАТО в Польше. Этот мотив их критики мне понятен, хотя я его не разделяю.

Роман Кузьняр — политолог, советник президента Бронислава Коморовского (Bronisław Komorowski).