Кризис на Украине бушует вот уже больше года. Ситуация зашла в тупик, и в ней есть лишь одни проигравшие. В первую очередь Украина. Она лишилась Крыма и части восточных регионов, дорого расплачивается за последствия Майдана. Ее экономика рушится, несмотря на западную помощь, а политический климат в Киеве обостряется, о чем свидетельствуют недавние законы о «памяти» или же зачастую трагическая судьба политиков и экспертов, которые не поддерживают курс новой власти. Перспектива вступления в Европейский Союз и НАТО далека как никогда.

Россия тоже в числе проигравших. Ее экономика не развалилась на части, как неосторожно заявил Барак Обама осенью прошлого года, и хотя об изоляции на международной арене тоже говорить не приходится, блестящей ситуацию все равно не назвать. У Кремля нет долгосрочной стратегии, он подпитывает консервативную струю, которая явно противоречит модернизации страны. И так пострадавший образ России на Западе сейчас скатился ниже, чем когда-либо еще за много десятилетий.

Третья жертва украинского кризиса — Европейский Союз. Породив необоснованные надежды Восточным партнерством в 2009 году (шведы, поляки, прибалты и многие брюссельские чиновники представляли его собеседникам как первый этап нового расширения на восток), сейчас он позорно трубит отступление, как это было видно на недавнем саммите в Риге. Такая политическая непоследовательность дорого ему обойдется в политическом плане. В Киеве возникло ощущение, что Брюссель сдает позиции, а Кремль видит в этом предзнаменование своей геополитической победы. Европейский Союз многое теряет и в экономическом плане. Западные санкции и российские контрмеры способствуют формированию новых направлений сотрудничества, зачастую в пользу стран БРИКС или таких государств, как Турция и Южная Корея.

Причин этой европейской размолвки наберется немало. Историки, без сомнения, с удивлением и суровостью рассмотрят упущенные возможности для объединения континента в начале 1990-х годов, после 11 сентября 2001 года или во время президентства Медведева в 2009-2010 годах. Элита Западной Европы, в том числе и Франции, потеряла интерес к России. Ее воспринимали как некую остаточную державу, угрожающую сначала из-за слабости, а потом из-за, как считалось, непомерных амбиций, и странную своей европейской наружностью при открытом неприятии западных методов и правил игры. Нацеленное на сенсации освещение ситуации в западных СМИ надолго отформатировало общественное мнение, а потеря исторической и стратегической памяти и многих высокопоставленных чиновников и политических руководителей доделали дело. На России и Владимире Путине тоже лежит большая ответственность за то, что некоторые наблюдатели называют (надеемся, что преждевременно) расколом между Россией и Западом. Критика Москвы касательно двойных стандартов, непоследовательности Запада на Ближнем Востоке и подъема ультраправых течений в Восточной Европе выглядела бы куда более веской, если бы сам Кремль было не в чем упрекнуть.

Некоторые справедливо отметят, что нынешний кризис — не первый серьезный конфликт между Россией и остальной Европой. За периодами конфронтации всегда следовали фазы более-менее устойчивого сближения. Однако полагаться на один лишь эффект маятника я бы не стал. Нынешний украинский кризис пришелся на особый геополитический момент, период смещения центра тяжести мира в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона. Внимательные наблюдатели отмечают кардинальные изменения на московской сцене, в частности в головах людей: для многих россиян Западная Европа перестала быть точкой отсчета с точки зрения экономического развития, общественных преобразований и поведения на международной арене. В таких условиях возможны две манеры поведения. Первая означает принятие существующих линий разлома и рассмотрение границы между Украины и России как настоящей границы Европы. Такое мировоззрение прочно закрепилось в европейской политической мысли и занимает доминирующее положение в Америке: оно подразумевает вытеснение России как можно дальше на северо-восток континента. Второй подход подразумевает, что Россия, несмотря на все кризисы и перипетии истории, является частью Европы. От исхода этого титанического противостояния идей (западные неоконсерваторы и российские евразийцы только усиливают друг друга) будет зависеть геополитический расклад на континенте на десятилетия вперед.

В этих условиях на Германии и Франции лежит особая ответственность. На Берлине — из-за его экономической мощи и особых отношений с Москвой после Второй мировой войны и объединения. На Париже — в связи с тем, что он является единственным постоянным членом Совбеза ООН, которому доверяют как россияне, так и украинцы, и что ему на примере собственной истории знакома опасность постимперских поползновений. Франции и Германии нужно действовать по пяти направлениям. Прежде всего, работать с другими государствами-членами ЕС для сохранения единства по украинскому вопросу. Далее, вести жесткий и реалистичный диалог с Россией. Затем, надавить на Украину, которая тянет с реализацией политической части (в частности децентрализации) вторых минских соглашений. Потом, вывести из игры тех (их наберется немало в НАТО и американском Конгрессе), кто выступает за поставки оружия на Украину. Наконец, и это, наверное, самый главный момент в долгосрочной перспективе, помочь Варшаве и Москве справиться с историческими ранами и недавними разногласиями, потому что стабильность континента невозможна без их примирения (оно было начато в 2009-2010 годах).

Препятствий наберется немало, но ряд моментов все же дают надежду на лучшее. В первую очередь, ни Россия, ни Европейский Союз не заинтересованы в том, чтобы Украина превратилась в «черную дыру» у их границ.