Начало: http://www.liveinternet.ru/users/la_belle_epoque/post257157929/
В период правления Николая I поздний классицизм становится все более официозным стилем, противореча социальным процессам, происходившим в стране. В этот период постепенно сокращается дворцовое строительство. В городских и загородных особняках появляются новые хозяева – на смену потомственной аристократии постепенно приходят преуспевающие финансисты, разбогатевшее купечество.
Наиболее типичным зданием в промышленно развитых городах становится доходный дом. Естественно, городские квартиры сильно дифференцировались – от богатейших, убранство которых не уступало особнякам, до тесных квартир, выходивших окнами во двор, часто сдававшихся внаем покомнатно.
Однако именно на базе доходных домов началось формирование интерьера городской квартиры, одной из главных особенностей которого было стремление к комфорту при ограниченном числе комнат.
Античность перестала восприниматься как единственное и вечное выражение эстетического канона. Теперь в поисках прекрасного взоры людей обратились и к другим стилям прошлого – к торжественной строгости готики, к пышности барокко, изысканности и прихотливости рококо.
Это способствовало проявлению большей индивидуальности и свободы при создании интерьера. Отказ от классической строгости ощущается буквально во всем. Это прежде всего новый, гораздо более свободный порядок расстановки мебели. Предметы обстановки отрываются от стен, группируются в так называемые «уголки».
Вот как описывался один из московских салонов того времени у Д. Благово: его хозяйка «одна из первых отступила от общепринятого порядка в расстановке мебели: сделала в гостиной какие-то угловатые диваны, наставила, где вздумалось, большие растения... В то время это казалось странным».
Важной особенностью становится обилие тканей – различных драпировок, ламбрекенов; художественный многодельный паркет постепенно вытесняется коврами, закрывающими всю поверхность пола, а также шкурами зверей, в том числе экзотических – леопардов и тигров, часто клавшимися поверх ковров. Не менее характерным со второй четверти ХIХ века стало и обилие зелени. Живые цветы постепенно заполняют все комнаты. Они группируются у окон, располагаются на жардиньерках; входят в моду трельяжи – разнообразные решетчатые перегородки, увитые плющами и лианами. Зимние сады получают все более широкое распространение.
Важнейшая черта интерьеров периода историзма и эклектики середины – второй половины ХIХ века – их предельная насыщенность. Обилие мебели, заполнявшей все пространство комнат, дополнялось множеством бытовых мелочей. Распространение фотографии также сказалось: фотографические снимки покрывали стены особняков и квартир, заполняли письменные столы. Предметное изобилие отождествлялось с красотой и уютом. «Всего должно быть много» – этот принцип стал необходимым условием «стильного» и комфортабельного жилища. Сумрачный колорит, свойственный этому стилю, довершал общее впечатление.
Характерным признаком эклектичности дома или квартиры являлась обстановка комнат в разных стилях. Описание такого богатого особняка, относящееся к третьей четверти ХIХ века, дает В.В. Крестовский в романе «Петербургские трущобы»: «Давыд Георгиевич... в первый раз парадно принимал гостей в своем вновь отделанном доме. <…> Его самого слишком сердечно занимали и радовали переходы от ярко освещенных зал к умеренным гостиным, украшенным настоящими гобеленами, китайскими болванчиками и этрусскими вазами, дорогими бронзами и еще более дорогими картинами... Но более чем гостиные во вкусах Людовика ХIV, ХV, Ренессанса и Империи, более, чем маленькая комнатка со стрельчатым сводом и разноцветным окном, в стиле Moyen âge, освещенная сверху одним фонариком, Давыда Георгиевича занимала обширная столовая, вся из резного дуба, в русском вкусе, с полками, где теснились севрские фарфоры, богемский хрусталь, старое, тяжелое серебро и золото в стопах, кубках и блюдах, – столовая, украшенная картинами Снайдерса и медальонами, из которых выглядывали чучела медвежьих, кабаньих, лосьих и оленьих голов. Еще более радовала его диванная в персидском вкусе, мягкая, низенькая мебель которой, составляя резкий переход от дубовой столовой, в соединении с приятным розовым полумраком, господствовавшим в ней, так манила к лени, неге, послеобеденной дремоте. Этой последней в особенности помогал ровный и тихий плеск фонтанов, бивших рядом с диванной, в роскошном зимнем саду...»
К концу ХIХ века Европу захватила идея поисков нового стиля, синтезировавшего в интерьере и его предметном наполнении все направления художественной жизни. Модерн в области декоративно-прикладного искусства и мебели возник в эпоху бурного развития индустриализации и декларативно противопоставил себя все более обезличивавшейся фабричной продукции. Именно это пробудило у художников-живописцев разных стран интерес к бытовой вещи, к поискам художественного единства в обстановке дома. Средневековое ремесло, индивидуальность предмета, созданного мастерами прошлого, стали во многом основой разработки нового стиля в европейском декоративно-прикладном искусстве.
В России предтечей модерна также стало обращение к национальным художественным традициям – начало этому было положено в 1880-х годах в подмосковном Абрамцеве. Деятельность абрамцевского художественного объединения в области декоративно-прикладного искусства не может не вызвать ассоциаций с европейским Движением искусств и ремесел. Завершился расцвет русского национального романтизма в 1900-х годах в художественном объединении Талашкино, в имении княгини М.К. Тенишевой под Смоленском. Опиравшееся на традиции древнерусского и народного искусства, это направление подарило нам множество ярких произведений, созданных выдающимися художниками-живописцами своего времени – Врубелем, Серовым, Рерихом, Коровиным, Малютиным и многими, многими другими.
Их декоративное творчество отличалось подлинно ренессансным подходом, домашняя обстановка имела для них не меньшее значение, чем произведения «высоких искусств». Хотя декларативно модерн и противопоставлял фабричное производство эстетической значимости вещи, внутри него зрела и прямо противоположная идея: машина, выражаясь языком выдающегося архитектора ХХ века Ф.Л. Райта, может быть орудием в руках художника. Это стремление к соединению прагматической функциональности вещи и художественной идеи стало целью художников ХХ века, устремленных в будущее.
Признаком стиля стала безорнаментальная форма предметов, новая эстетика вещи, рожденная машинным производством, – это осознавалось как «красота целесообразной формы». Все это сочеталось с проникновением в жилые дома достижений передовой технической мысли, начавшимся еще в ХIХ веке, – от электрического освещения и газовых плит до телефонов и холодильников. Новые идеи нашли отклик и в душах художников советского авангарда 1920-х годов. О процессах, параллельных в советском и западноевропейском искусстве, свидетельствуют, в частности, проекты советских художников и архитекторов с использованием металлических трубок, татлинский стул из гнутой клееной фанеры. Этот проект Владимир Татлин создал в стенах ВХУТЕИНа, профессором которого стал в 1927 году.
В Советской России велись поиски по освоению новых материалов – пластмассы, звукопоглощающих покрытий для пола, проводились эксперименты по рациональной окраске стен, расширяющей пространство. Творческая мысль художников находила выражение и в проектировании встроенной обстановки, делающей небольшое жилое пространство более функциональным. Влияния на бытовую сторону советской жизни, однако, эти поиски не осуществляли, поскольку для них не было не только практических условий, но и производственной базы. Взоры художников обратились к проектированию обстановки общественных зданий. Это – одна из ярких страниц советского искусства 1920-х – начала 1930-х годов.
Однако большинство проектов так и осталось на бумаге. Те, которые удалось реализовать, почти все утрачены. Так случилось с проектом знаменитого интерьера рабочего клуба, созданного Александром Родченко в 1925 году для Международной выставки декоративных искусств и художественной промышленности в Париже. Заказ Академии художеств был выполнен Родченко в виде чертежей и макета, а реализован лишь в Париже, где получил серебряную медаль. Впрочем, борьба с украшательством вскоре закончилась. Этот поворот стал очевидным в интерьерах дома на Берсеневской набережной, построенного в начале 1930-х годов.
Мебель по проекту Б.М. Иофана, с ее простыми рациональными формами еще дышала эстетикой советского авангарда, но выполнялась из дорогого мореного дуба. Разительный контраст представляло сочетание ее аскетичных форм с архитектурным оформлением интерьеров. Стены в квартирах были расписаны под шелк или греческие колонны, плафоны на потолках изображали экзотические фрукты и заморские пейзажи. В этом активном вмешательстве декора, основанного на стилях прошлого, еще недавно так бурно предававшихся анафеме, ощущается наступление новой эстетики. В последние предвоенные и в послевоенные годы она стала характеризовать интерьеры привилегированной части советского общества.
Советский интерьер за последующие десятилетия своего существования продемонстрировал всю палитру отношения к вещи – от господства строгих аскетических форм обстановки индустриального жилья начала 1960-х годов до восприятия предмета как художественного объекта, не обязательно несущего функциональность и практическую пользу. Меняющийся мир сделал в наше время постоянно совершенствующийся и быстро устаревающий компьютер одним из символов эпохи. Из многих интерьеров уходит книга – овеществленный знак духовной культуры: литература стремится уйти в виртуальный мир, из квартир вытесняются библиотеки. Однако мир изменчив. Часто то, что, казалось, навсегда забыто, возвращается. Не уйдут из повседневной жизни и вещи, парадоксально соединяющие традицию, сиюминутность и отражение нашей индивидуальности.
Источник: Журнал "Русское искусство" III'2011.
Текст опубликован
здесь с разрешения автора и издателя.
Сайт журнала: http://www.rusiskusstvo.ru/
Рекомендую
Все рубрики блога "Прекрасная эпоха модерна" 
La_belle_epoque
La_belle_epoque
