И когда он спал, ему приснился сон, и вот что ему приснилось.

   Ему привиделось, будто он стоит в длинном зале с низким потолком, под самой крышей, среди жужжания и грохота множества ткацких станков. Тусклый свет сочился сквозь зарешеченные окна, позволяя различить измождённые фигуры, склонившиеся над работой. Бледные, болезненного вида дети сидели, скрючившись, на поперечных балках. Когда челноки проходили через основу, они поднимали тяжёлые кросна, а когда челноки останавливались, они их отпускали, и те, падая, прижимали одну нить к другой. Их лица осунулись от голода, тонки ручки тряслись и дрожали. У стола сидели несколько измождённых женщин, они шили. Ужасное зловоние наполняло пространство. Воздух был тяжёлый и смрадный, на стенах каплями проступала влага, струйками стекала вниз.

   Юный Король подошёл к одному из ткачей и остановился, наблюдая за ним.

   Ткач сердито посмотрел на него и сказал:

-Ты чего наблюдаешь за мной? Ты шпион, которого хозяин прислал следить за нами?

- Кто твой хозяин? - спросил юный Король.

Наш хозяин! - воскликнул ткач с горечью. - Он такой же человек как и я. Право, между нами только и разницы, что он носит прекрасные одежды, тогда как я хожу в отрепьях, и, в то время как я слабею от голода, он едва ли не страдает от обжорства.

- Это свободная страна, - сказал юный Король, - и ты не раб.

- На войне, - отвечал ткач, - сильные превращают в рабов слабых, а в мирное время богатые превращают в рабов бедняков. Чтобы жить, мы должны трудиться, а они дают нам такую скудную плату, что мы умираем. Мы корпим на них целый день, а у них груды золота в сундуках, наши дети вянут до времени, и лица тех кого мы любим, грубеют и становятся злыми. Мы давим виноград, а вино пьют другие. Мы сеем хлеб, но наш стол пуст. Мы влачим цепи, хотя они и невидимы глазу, и, хотя нас называют свободными, мы рабы.

   -  И это относится ко всем? - спросил юный Король.

- Ко всем, - отвечал ткач, - как к молодым, так и к старым, и к женщинам так же, как к мужчинам, к малолетним так же, как к престарелым. Торговцы сдирают с нас шкуру, и нам поневоле приходится делать, что они велят. Приедет священник, прочитает молитвы, перебирая чётки, а до нас никому нет дела. По наши улицам, что  не знают солнца крадётся Нищета с голодными глазами, а за ней по пятам - грех с испитым лицом. еда будит на по утру, и Стыд сидит с нами по вечерам. Но что тебе до всего этого? Ты не из нашего числа. У тебя слишком счастливое лицо.

 И  отвернулся, нахмурившись , и запустил уток на своём станке и юный Король увидел, что в него вложена золотая нить.

...

Оскар Уайльд

     Много забавных историй рассказывали о нём в эту пору. Говорили, будто дородный Бургомистр, явившийся, чтобы произнести цветистую речь - приветствие от имени жителей города, - застал его коленопреклонённым и замеревшим в истинном восхищении перед огромной картиной, которая была только что доставлена из Венеции и, видимо, предвещала поклонение каким-то новым богам. В другой раз он пропадал несколько часов, и после длительных поисков его обнаружили в маленькой комнатке в одной из северных башен дворца - он словно в трансе рассматривал греческую гемму с фигурой Адониса. Ходила молва, будто видели, как он своими тёплыми губами припал к мраморному челу античной статуи, которую нашли на дне реки при сооружении каменного моста и на которой было высечено имя вифийского раба императора Адриана. Он провёл целую ночь, созерцая игру лунного света на серебряном изваянии Эндимиона.

     Его, безусловно, очаровали все редкие и дорогие вещи, и, сгорая от желания получить их, он разослал повсюду множество купцов: к диким рыбакам северных морей за янтарём, в Египет - за той странной, зелёной бирюзой, что находят лишь в царских гробницах, а Персию - за шёлковыми коврами и расписными сосудами, в Индию - за кисеей и разрисованной слоновой костью, за лунным камнем и браслетами из яшмы, за сандалом, голубой эмалью и шалями из тонкой шерсти.

     Но больше всего занимали его сотканная из золотых нитей мантия, которую ему предстояло надеть на коронацию, корона с рубинами и скипетр, усыпанный жемчугом, выложенным рядами и кругами. Об этом он как раз и думал в ту ночь, раскинувшись на роскошном ложе, глядя на огромное сосновое полено, догоравшее в камине. Много месяцев назад ему доставили эскизы, принадлежавшие кисти знаменитейших художников того времени, и он повелел, чтобы ремесленники трудились день и ночь, стараясь их воплотить, и чтобы по всему свету искали драгоценные камни, которые были достойны их работы. В своём воображении он увидел себя перед высоким алтарём в соборе в прекрасном королевском облачении, и улыбка заиграла на его детских губах и не сходила с них, ярким сиянием озаряя его тёмные лесные глаза.

...

Оскар Уайльд

     Во всяком случае, такую историю передавали шепотом люди из уст в уста. Несомненно лишь, что на смертном одре старый Король, то ли движимый раскаянием в содеянном им грехе, то ли не желая, что бы королевство досталось человеку чужого рода, велел послать за мальчиком и перед лицом Совета провозгласил его своим наследником.

     И кажется, будто с первого  мгновения, как он был признан, в нём проявились признаки того странного влечения к красоте, которому суждено было так сильно повлиять на его жизнь. Те, кто сопровождал его в отведенные ему покои, часто рассказывали, какой восхищённый возглас сорвался с его губ, когда он увидел приготовленные для него изысканные одеяния и дорогие украшения, с какой неистовой радостью он сбросил вою куртку из толстой кожи и грубый плащ из овечьей шкуры. Правда, временами он тосковал о своей привольной лесной жизни, и его неизменно сердили утомительные дворцовые церемонии, отнимавшие ежедневно столько времени, но чудесный дворец - дворец Joyeuse, как его называли, - владельцем которого он теперь стал, казался ему новым миром, заново украшенным по его велению, и, как только ему удавалось ускользнуть с заседания Совета или из зала аудиенций, он сбегал вниз по парадной лестнице с бронзовыми позолоченными львами и ступенями из чистого порфира и бродил по комнатам и переходам, словно человек, который надеется обрести в красоте некое утоляющее боль снадобье, своего рода исцеление.

    В этих путешествиях за открытиями, как он сам их называл, - а для него это и впрямь были дивные странствия по дивной стране, - его иногда сопровождали стройные белокурые пажи в развивающихся накидках и ярких трепещущих лентах, но чаще он ходил один, каким-то чутьём, которое сродни пророческому дару, угадав, что тайны искусства лучше всего постигаются втайне и что, подобно Мудрости, Красота любит одиноких почитателей.

...

Оскар Уайльд

      В ночь на кануне того дня, когда была назначена коронация, юный Король сидел в одиночестве в своих прекрасных покоях. Все придворные попрощались с ним, отвесив, по обычаю того времени, земной поклон, и удалились в Большой зал дворца, что бы выслушать последние наставления от Профессора Этикета, поскольку некоторые из них всё ещё держались совершенно естественно, а это, надо вам заметить, весьма серьезный проступок со стороны придворного.

     Их уход не вызвал сожалений у мальчика - ведь он и был всего только мальчиком шестнадцати лет от роду, - с глубоким вздохом облегчения откинулся он на мягкие подушки своего расшитого узорами ложа и лежал с испуганными глазами и приоткрытым ртом, словно смуглый лесной Фавн или молодое животное из заповедной рощи, только что пойманное охотниками.

     А его и впрямь отыскали охотники, случайно повстречавшие его, когда он, босоногий, со свирелью в руках, гнал стадо коз бедного пастуха, который его вырастил и сыном которого он всегда себя считал. Ребенок единственной дочери старого Короля от тайного брака с человеком много ниже её по своему положению - чужеземцем, как утверждали одни, который волшебством - чудесной игре на лютне - внушил любовь юной Принцессе; другие поговаривали о художнике из Римини, которому Принцесса оказала большую, может быть чересчур большую, честь и который внезапно исчез, так и не закончив своей работы в Соборе - итак, ребенок единственной дочери старого Короля, когда ему исполнилось всего неделя, был похищен прямо от матери, пока она спала, и отдан на воспитание простому крестьянину и его жене, не имевшим своих детей и жившим далеко в лесу, откуда до города и за день не доедешь. Горе ли, или болезнь, как утверждал придворный лекарь, или же быстродействующий итальянский яд, подмешанный в бокал пряного вина, как полагали другие, убили невинную, что произвела его на свет, через час после её пробуждения; и когда доверенный гонец Короля, увезший ребёнка на луке седла, ещё только склонялся с утомленной лошади и стучал в дверь убогой хижины пастуха, тело Принцессы уже опускали в свежевырытую могилу на заброшенном кладбище за городскими воротами, где, как поговаривали, будто бы покоилось другое тело - того юноши дивной чужеземной красоты, и руки его были связаны за спиной веревкой, стянутой узлом, а на груди зияло множество кровавых ран, нанесенных кинжалом.

...

Оскар Уайльд