Зачем вы делаете им лица? Чтобы они больше походили на людей? © Я, робот.

Почему мы любим кукол? Совсем не правда, что только девочки любят с ними играть. Мы все в них играем. Я не хочу сейчас разбирать всю историю кукол. От простых детских плетенок из соломы, до невероятных сексуальных полу роботов. Так же опущу страхи, которые нас с ними связывают. Оставлю и очевидные реализации материнства и чувства полного хозяина. Кукла просто всегда идет рядом с человеком. Это антропологический факт.

Куклы. Они исполняют ту роль, которую мы им сами даем. Одеваем их, сажаем в домики и смотрим. Нас восторгает их красота. Некий наш идеал. Ведь мы их подбираем под себя. Может потому так ужасно для нас, когда мы теряем или разбиваем свою любимую игрушку. Эта иллюзия убийства, когда фарфоровая головка разбивает о кафель или через совершенное лицо пробегает трещина. Мы чувствуем себя виноватыми за этот деструктивный акт. Хотя нет ничего в нем. Сознанием мы понимаем, что это просто вещь, но чувства стонут, и скребет по душе сожаление. В кукле всегда есть иллюзия, что она сейчас оживет и заговорит. Наш идеальный акт творения. Наша попытка приблизить себя к Богу. Это сублимация творца в нас самих. И поэтому какая-то наша неосторожная глупость кажется нам столь фатальной.

То как мы играем, определяет нашу суть. Неизвестно, что именно нами движет в том или ином случае, но то, что мы делаем с куклами, все равно будет олицетворять наши общие желания и отношения. Она, кукла, эта аллегория на нас самих. Не мы для нее, но она для нас. Это всегда понимается, но всегда остается за гранью принятия. Мы ждем большего, чем они являются на самом деле. Но мы их любим – любим за нас самих.

Я как копилка. Ты наполняешь меня собой, но потом разобьешь, чтобы посмотреть на свое богатство. © 


Внутри все обрывается. В голове шум от коктейля. Две части мечты, одна часть уязвленного самолюбия, несколько капель любви, чтобы создать характерный цвет, украшаем это все взбитой иронией и коктельной вишенкой. Ни в коем случае не готовьте его в шейкере, тогда потеряется неповторимый узор от медленного растворения густой любви среди кубиков льда. Только в бокале. Назовите на свой вкус. Могу предложить «Разбитые мечты» или «Последний экспресс», но тут кому как больше нравиться. Я для себя так и не придумал.

«Мне жалко, Карл, что ты тратишь свое время», - попытка достучаться до меня, ушла в молоко еще давно. Мне просто не жаль времени и теоретических возможностей. У меня другое понимание времени. Это не то, что заставляет дышать и наполняет каждый вздох ощущением жизни. Я не буду сожалеть. Ни тогда не сожалел и сейчас не буду. Это слова о другом. О потере себя в другом человеке. Кантовский постулат.

…
Шарль: Я рад ошибаться. Только вот - редко это бывает. (встав из-за стола и направляясь к выходу)
Шарлота: Я переспала с Яном.
(Шарль не отреагировав, прошел мимо и ушел)
Шарлота: (вслед Шарлю) У него чудесные длинные пальцы!
(Шарль закрыл за собой дверь в офис)
…
 

Осень - это ты. Прохладная. Одинокая. Липкое шуршание мокрых шин. Крупные капли на опавшей листве. Озноб ветра пробившегося под куртку. Тепло свитера и грога. Смытые краски улицы за стеклом. Черный твидовый плащ.

Ты идешь по золоту. Кровавому золоту парковых дорожек.

— Словно это уже было раньше.
— Было.

Хочется что-то написать. Хочется, но почему-то не получается сфокусироваться на образах, что проносятся в голове. Они размыты и быстротечны. Не один из них не вызывает желания остановить его и углубиться. Сам процесс их смены вызывает куда больше удовольствия, чем попытка их разобрать. А если бы я взялся это описать? Даже не знаю… Получилось бы что-то похожее на телевизор с бесконечным количеством каналов и залипшей кнопкой их переключения. Иногда одна фраза, иногда даже слова не найдется. Это сумбурная чехарда, в которой иногда узнаются знакомые лица, старые картины, разговоры, рекламные ролики, вставки музыкальных каналов, мысли дня, часто не сегодняшнего.
Вот так стоишь у окна, смотришь на промокший асфальт и цветные зонтики прохожих, а эта перспектива кадров внутри тебя создает ощущение полного погружения в нереальное. И зонтики эти уже были тысячу раз, и вот эта картинка уже мелькала минут десять (а может и больше) назад, и асфальт когда-то точно так же был мокрым, когда-то очень давно, но точно так же. Словно ты на пороге сна и пробуждения. Ты вот-вот должен проснуться и уже даже начинаешь понимать, что это просто сон, но он тебя не отпускает. Надо открыть глаза и скинуть одеяло, ведь это только сон, и там тебя ждет реальный мир. Но пробуждение не приходит. Ждешь минуту. Другую. Зонтики все так же идут по мокрой мостовой, а ты все так же стоишь прислонившийся лбом к стеклу.
Потом я сажусь и открываю документ. Смотрю на чистую страницу. Забиваю первую фразу. Меня переполняет ощущение важности чего-то большего. Но я ее стираю и опять смотрю на чистый лист. Так происходит несколько раз, пока я не пресеку в себе эти попытки. Все что я не написал бы, тут же теряет свою сущность. Каждая последующая фраза кажется мне уже совершенно бестолковой и пустой. Да она таковой и является.
Мне важна динамическая картинка. Созерцательная и одновременно бессмысленная. Момент вырванный из контекста и направленный только на перцептивные ощущения. По сути это тот же рисунок, но выполненный как набросок в голове. Книжка раскраска для детей.

Рабы не могут понять, что такое свобода, для них доступны только два варианта - или ты холоп, или господин, или трахают тебя - или трахешь ты. ©

Жизнь - это такое древнее искусство, которое началось едва прородилась первая протоклетка-эукариот на нашей планете, и даже они поняли: самое умное что можно предпринять в этом идиоцком мире — это целый день показывать вид что ты не идиот с ещё более идиотским видом. И не ебать никому мозги. И себе не давать ебать мозги, потому что бесполезно. Чтобы все поняли: сколько тебя ни напрягай — толку не будет, так что пусть себе идёт.
Такая полезная мысль у меня сейчас появилась. Потому что остальные выебаны в мозгу Жизнью. И если Смерть - это старуха с косой, то Жизнь - это, бля, белобрысая размалеванная дура! Мало того, что ты на ее капризы все деньги протратишь, так еще и ум твой поседеет от ее припонов.
 © Тоиди

Буэнос Айрес. Карлос и Паула.

***

Солнце уже не играло в листве деревьев за окном, но вечер не торопился принести прохладу. Знойный день все еще продолжать донимал своей духотой. Через открытый балкон небольшой ветерок больше приносил мух, чем прогонял жару.

Лежа на кровати, я смотрел на ее обнаженное тело. Она красиво прогнулась, лежа поперек меня, воруя виноград из пиалы. Из-за ее зрения ей приходилось немного щуриться, чтобы разглядеть, что за группу показывали в данный момент по музыкальному каналу. Вместе с ее резковатыми движениями рук и то, как она на доли секунд вертела в пальцах виноградину, думаю как ее лучше съесть, она мне почему-то напомнила лису из какого-нибудь мультика Диснея. И еще больше подчеркивала это впечатление довольная полуулыбка, которая не сходила с ее губ.

Провел кончиками пальцев по ягодице. Ощущая поверхность бархатистой кожи невероятно четко. Она еще чуть больше прогнулась, подставляясь под ласку, потом повернулась и предложила виноград. На ее «Будешь?» я ответил отказом, покачав головой. Нет, только не сейчас. Сейчас я любуюсь телом, которое было сделано на заказ. Немного утомленный сексом, совершенно спокойный и довольный. Хочется ее о чем-то спросить, но совсем не хочется что-то говорить. Приподнявшись на подушке и закинув одну руку за голову, другой я повторяю линии, словно еще раз ее рисуя.

И времени нет. Его просто не ощущаешь. Этот момент мог быть минуту, может две. А мог продолжаться годы. Оно потерялось для меня тогда, и сейчас я его уж точно не смогу найти. Ты словно погружен в совсем другое пространство, в котором нет томительного ожидания, когда секундная стрелка часов отсчитает очередные десять делений, и начнется другая жизни. Мое вчера, сейчас и завтра это только Паула, которая ест виноград, а мои пальцы скользят по ее коже. Пусть даже тот душный вечер будет вечным, ведь он совсем не мешал.

— Нравиться? – повернувшись посмотреть на скольжение руки.

— Ограниченный тираж. Таких поп сейчас не делают, - пошутил ухмыльнувшись.

— Точно! – гордо приподняв голову, - О чем думаешь?

— Если честно, то ни о чем. Мысль просто блуждают, играя неясными образами. Мне хорошо.

— Ты такой довольный, что даже немножко смешно.

— А ты хотела, чтобы я плакал? – и дальше играя роль – О, Паула, за что мне такие мучения на которые ты меня обрекла тем, что я получил то, что хотел? Я теперь никогда не смогу быть счастливым! Мне нечего больше хотеть! И дальше сплошные рыдания.

— Дурак! – смеясь.

— Я хочу завтра прогуляться.

— Хорошо. Уже придумал куда?

—  В прошлый раз уже вроде был везде, где только можно было быть. Думаю просто пройтись. Может заглянем в кафе или пройдемся вечером в центре?

— Нет. Не хочу. Ты же знаешь, я не люблю когда много людей.

— Ну значит поедем за город или просто прогуляемся в парке.

— И займемся там сексом! – скорее все же вопросом, но все равно восторженно.

— У тебя мысли только о сексе, - хватая за руку и увлекая к себе для поцелуя.

— А что тут такого?

— Должен же кто-то из нас двоих быть старым и ворчливым? Этим кем-то буду я, так как ты совсем еще молода и глупа.

— Ну! – с наигранной обидой.

Завалив под себя, сажусь сверху. Держа ее за запястья одной рукой, вторую просовываю между ее ног. Она не сильно вырывается и дает себя целовать. Секс начинается как продолжение разговора, без лишних договоренностей и условностей. Я знаю, когда она испытает оргазм. Почти каждый раз я останавливаюсь, лишь только для того, чтобы несколько секунд погодя сильным движением вызвать еще одну волну, которая раскрывает ей губы в немом вздохе. Когда я наигрался ее удовольствием, она садиться сверху. Мягко и плавно двигая бедрами. Она сама выбирает тот ритм, который ей сейчас хочется. Каждое движение с наслаждением, словно она ест десерт. Что-то именно в этом вызовет во мне через несколько минут дикое и неконтролируемое желание ей обладать полностью. Поддаваясь этому желанию, я свалю ее с себя. Прижму за плечи и с нарастающим желанием начну ритмично выжимать ее стон. Мне уже станет не достаточным просто дрожи ее бедер. Она должна задыхаться, хватая ртом воздух. Я тот, кому она должна принадлежать! Это смешивается с ее стоном. Это сжимает мои пальцы на ее шее. Это вырывается в моем хрипловатом полном выдохе.

***