Дочитала дневник N.
Влюбленность и презрение, осознание превосходства и своей слабости, гадливость и интерес - что же дальше, досада и ёрничание... все чувства которые могу испытывать волнами прошлись по мне. Разрушительное цунами в стакане моей души.То ли N в последних постах не матерился, то ли я уже мыслить стала по иному. Сегодня пришло личное послание от N. Ответить не смогла. У меня нет слов. Цветы, слова, чувства - все впало в кому. И веселенькие сообщества, на которые подписалась недавно, не радуют.

зной. Уже который день печет. Небо стало особенно высоким, бездонным. Оно выцвело и обесцветилось. Земля высохла и превратилась пыль, которая покрыла размягченный асфальт. Трава пожухла. Лето - райское время. Но картина унылого выжженного пейзажа и бледного анемичного неба не радует. Это небо, как глаза голодающего ребенка вваливаются и блестят бледными каплями на сероватом лице. И становится стыдно за то, что этот сирота(?) испытал.
Много недель ничто не омрачало эту голубизну неба. И вот наконец, оно наполнилось влагой. Цвет неба стал ярче и этот пронзительно голубой, так контрастирует с перистыми облачками. Пропитанный зноем воздух, колыхнулся ветерком. Воздух, насыщенный удушливым ароматом лета, бензина, гнилых фруктов вызывает приступ дурноты.
Облака густеют с каждым днем, обещая пролиться дождем. Так пусть будет дождь. Слава этому ливню смывающему пыль с листьев тополей, уносящему разводы бензина и тормозной жидкости в стоки.
Однажды утром я выйду на улицу и возликую. И радости обновленной жизни не будет конца. Асфальт порадует меня цветом мокрого пепла и в лужах на нем будет отражаться запоздавший осенний рассвет. Зелень воспрянет и станет безумно жалко уходящего лета.

Настроение сейчас - облачно, местами дождь

Тебя тяготит ребенок? Да тяготит. Ты могла запретить прокалывать брови! Но как? – Ну не знаю, как, но могла. Ребенок – это не муж, выбранный из любви, или из любви к золоту. Ребенок – это родственник, которого не поменяешь в супермаркете. Да эта нудная баба – моя тетя. И другой у меня не будет. И терплю, и прощаю, но встреч избегаю. Дочь. Дочь. Отдельное, свободное создание. Своя судьба, своя воля (рада, что приложила силы к тому, что бы культивировать, а не сломать волю), свои друзья (это моя недоработка – пытаюсь разобраться в хитросплетениях общения этих фриков, но не поспеваю; не различаю их кличек, изменений настроений, новых увлечений, названий новых музгрупп) и что-то еще мне не доступное. Оно злится на меня. У нас принято, в маленьком кругу моей семьи менять пол, обсуждаемому объекту, так уж повелось (будет круто, если моя дочь станет лесбиянкой и обвинит меня в этом). Так вот оно злится. Оно злится часто. Я жаворонок (ленивый, но жаворонок) – она сова (агрессивная, но сова). С утра у нее нет настроения. Ее будить – своему здоровью вредить. С утра – это примерно до 6 вечера. Она встает в 3-4, пьет чай, через 2 часа завтракает. И после завтрака с ней можно разговаривать. Это если завтрак подан удачно.
Да оно меня тяготит. Боюсь потерять. Знаю, что вся моя жизнь в этом хрупком теле. Все мои надежды в хитросплетениях этой судьбы. Смысл моего существования, следы моего пребывания здесь, мое прошлое, будущее. Все. Все сконцентрировано в ней. Она несет эту ценность легко. Вернуться в 8 вечера. Запросто. В 11. Да легко. Главное вовремя с меня потребовать деньги и еду. Молодой организм всегда чего-то хочет.
А еще она меня обвиняет. Мне и так хреново. Я и так не в ладу со своей совестью, а тут еще она

Поэты, писатели, как они сортируют, то что важно. Да стихи рождаются из сора, понимаю. Но как прервать это стремление выплеснуть все, что связано со словом, выражением, понятием. Как продолжить мысль, не отвлекаясь на второстепенные линии. В другой истории второстепенные линии станут на передний план.
Но теперь я пытаюсь рассказать не о голубе живущем на чердаке двоюрной сестры брата моей прабабушки по материнской линии, а о пере подаренном напарницей, не являющейся моей подругой и находящейся в дружеских отношениях с другой сослуживицей, занявшей свое место временно на период декретного отпуска другой сослуживицы, впрочем декретного отпуска не существует, существует декретное время – время определенное декретом, но мы живем не в декретное время, а во временных поясах и теперь во Франциско полночь и павлин грациозно взлетает, его хвост опущен, а под декретом понимают время ухода за новорожденным, чудесная девочка у сотрудницы… НО Я ТО ХОТЕЛА РАССКАЗАТЬ О ГУСИНОМ ПЕРЕ. И мне его подарили и я попросила дочь его окрасить. И она покрасила перо в серебро. При этом пострадал линолеум и стекло на балконе. А за окном балкона рябина и мусорка полная бутылок. Опять пьяная компания гудела под окнами всю ночь. А дома коты бегали как оглашенные под утро, уронили стул и напугали меня. А теперь я хочу спать. А дворник почему-то до сих пор не убрал мусор со двора. Но.. Перо. Оно мне не нужно. И зря я его просила. И зря мне его привезли

[PHP][CODE]

Весна. Земля скалит свои гнилые зубы. Почерневший от копоти снег подтаивает, обнажая разбитый аккумулятор. Видно заботливый мужичишка нёс эту гипербатарейку для своей ласточки, да на неверном весеннем льду поскользнулся. Уронил свой ценный груз. Проматерился и пошел домой. И ржаветь теперь этой ласточке в гараже, и ждать этой самой весны.

Ножки инфантильной девицы стыдливо спрятались в черные чулочки, смущаясь своей первозданной синевы, нетронутой весенним солнцем. Веет холодом. И глядя на эти ножки, прохожие покрываются гусиной кожей.

Серое низкое небо прохудилось и из него сыплется крупка. Снежинки затейливым узором ложатся на пожелтевшее от времени, давно вышедшее из моды, клетчатое пальто пенсионерки, спешащей спозаранку на оптовый рынок за битыми яйцами; соскальзывают с болоньевых плеч бритоголового мальчика, так жадно курящего первую сегодня сигарету; путаются в клочковатом меховом воротничке моднящейся вечной тридцатилетки с морщинистыми мешками под глазами и потухшим взглядом. У края мостовой стайки снежинок тщетно пытаются закрыть прошлогоднюю листву. В воздухе витает необъяснимый, незабываемый запах жухлой листвы, земли, еще не до конца оттаявшей и не готовой к материнству.

Слякоть. Мокрый снег, прихвачен льдом. Капель действует не нервы, обостряя и так обостренные чувства шизофреников. Безумные люди с горящими глазами выворачивают из темных подворотен, пугая прохожих.
Машины, силясь выбраться из ледяных капканов, шипами зимних шин, рисуют линии на асфальте. Водители-подснежники, что всю зиму держали свои запорожцы на стоянках, заводнили улицы. Аварии на каждом третьем перекрестке. Владельцы, столкнувшихся машин нервно курят, тоскливо смотрят на раскуроченные ласточки.

Весну ассоциируют с юностью, расцветом. Мне она видится беззубой старухой в обветшалой одежде из прошлогодних листьев, клочьями свисающей с ее немощного тела и обнажающей обвислую грудь. Только глаза алчущие голодные горят из впалых глазниц и говорят о безудержной жажде жизни. Назвать весну бесполым природным катаклизмом – не просто ошибка, не бездумное заблуждение – это романтический бред. Бред в Ульяновском тупике.

Еще один день оказался напрасной тратой макияжа.

Я люблю свою работу, люблю часами на нее смотреть.

Изможденный человек полулежит на боку. Грудная клетка разодрана. Он макает в рану перо и пишет. Это абсолютный образ писателя. Если успокоиться и позволить ране зажить, то "чернила" иссякнут. Если слишком рьяно писать, то сердце не выдержит потери крови.
Бог – это не просто абсолютная любовь. Это ощущение боли от каждого такого пера. Нестерпимая боль и понимание беззащитности каждого "подчиненного", понимание невозможности унять эту боль.

Друзья остановились за городом в палаточном лагере на три дня. Меня уговорили присоединиться. Я согласилась на один день без ночевки приехать к ним. Доехала. Природа. Красотища.

И понеслось: прогулялась по лесу, съела тарелку супа, попила чая, поплавала на лодке, а малые проверяли садки для ловли раков, шашлычок пожарили, съела порцию шашлыка, поплавала на матрасе, а малые ныряли в поисках раков, выпила чая, а малые наловили рыбок руками, съела маленького карасика зажаренного на костре, поболтала и день кончился.

Дверь приоткрылась чуть-чуть и захлопнулась. Снова приоткрылась и в нее проскользнул проситель. Щуплый. Среднего роста, но из-за сутулости он кажется еще ниже.

Читать далее...

Два летних месяца моя мама требовала, что бы я отослала дочь к ней за Волгу. Мама работает в летнем лагере в Зеленой роще. Моей дочери 15 лет. Я тяжело переношу этот ее возраст. Мне страшно. Я хотела бы оградить ее от реальной жизни. Но не могу. Понимаю, что 

Читать далее...