волосы выпадают
вылезают
лезут в рот
застревают между зубов
пробиваются через горло
к лёгким
мечут в глаза
под веки
вьются вокруг глазных яблок
вся кожа будто покрыта сладким
липким новообразованием
я приклеиваюсь
прирастаю к собственной коже
не прикасайся ко мне
всё болит
блять
блять
блять
ночью станет легче
завтра будет проще

как бы мне не было страшно нужно брать себя в руки и готовиться к встрече с лерой. надо понять, что она уезжает не на неделю, месяц или год, а на всю жизнь. в другую страну, на другой материк. от мыслей о том, что она больше не сможет мне звонить и, в чём я уверен, скоро вообще забудет обо мне, начинает болеть позвоночник. осталось около трёх недель и она уедет. навсегда и никогда не вернётся. ни-ког-да. что может быть страшнее этого слова.
но вот она меня увидит, а я же такое чмо чмошное, и у моей самооценки случится судорога и я опять, как это было после встречи со стэф, буду думать, что она обо мне подумала, разочаровалась ли. может мне закинуться чем-нибудь перед встречей, напиться водки, надышаться дыма. руки дрожат. сейчас я не жалею ни о чём так сильно, как о том, что когда-то не спёрла мамины антидепересанты, которые она всё равно не принимала.
моя милая, джорджия, как же мне взять себя в руки..

пчёлы впутываются в мои волосы, будто они не высушенная болезнями  солома, а медовые нити в сахарном песке. вы обязательно, хоть раз в  жизни, должны подержать в руках пчёлку, только осторожно, если она  вас укусит, то умрёт, а вы разозлитесь. они на ощупь такие пушистые,  мягкие и жужжат, вибрируют, в моих неловких и мокрых пальцах. может  мне это конечно всё кажется, но из-за них всё во дворе пропахло  мёдом и пчелиным воском. мои пальцы, волосы, воздух на улице всё  пахнет мёдом. в то время, когда я, сидя на пороге дома, мою старый  дерматиновый саквояж, найденный на чердаке овчарни, и отгоняю от  себя взбешённых пчёл, дедушка благим матом поносит соседку, которая  вздумала стоять возле вылетевшего из улья роя пчёл и теперь злиться, что её покусали.
в глаза светит совершенно не горячее, а ласковое, будто запутавшееся и включившее осенний режим обогрева, солнце, прислушиваюсь к пению птиц, пропускаю мимо ушей ругань дедушки и причитание бабули. от воды с мылом кожа на пальцах стянулась и потеряла чувствительность. я бы могла вечность вот так просидеть на улице, если бы не прохожие. возвращающие с работы взрослые и радующиеся скорым каникулам дети. они так громко разговаривать, что их можно услышать заранее и успеть спрятаться от любопытных взглядов в доме. но я сегодня не обращаю на них внимание, они мне кажутся такими хорошими, такими добрыми, всему виной пыль, забившаяся глубоко в ноздри и заставляющая меня время от  времени чихать.
наши чердаки такие пыльные и такие заваленные. мешки со старой одеждой, стеклянные банки, ящики, с непонятными предметами, старый фотоприбор. мы семья ненужных, но крайне необходимых в будущем,  вещей. 
 

вот сидишь так, сидишь за столом и представляешь, как разбиваешь себе о голову пустую чашку чая. один раз разбиваешь, второй, третий, четвертый. а по обездвиженным рукам в это время разливается ненависть и злоба на свою инвалидность. руки ноют, а голове не становится легче, тогда берёшь и повторяешь свои действия уже в реальности, с одним только отличием, кружка не разбивается и даже не даёт красивую трещину сквозь свой внутренний цветок. мне просто становиться немножечко легче и плакать хочется не так сильно как минуту назад.

все мои слова это такая огромная чушь
я говорю говорю говорю что люблю их
и это звучит так глупо, ведь им не нужно
все мои внутренности что я раскладываю
как кишки перед ними пытаясь объяснить
что я чувствую, что меня тревожит. не зная
самая не зная что там у меня внутри
им так же противно как и мне когда я
впервые видела таз со свиными внутренностями
надо перестать говорить, вырвать себе язык
мои плечи надо пустить на жир и свечи
 

если настоящая жизнь это постоянные конфликты, платежи по коммунальным услугам, вечерние чаепития со ссорами и пустой почтовый ящик, то я хочу выйти из неё, с тихим скрипом, прикрыв за собой дверь.
теперь, моё состояние по утрам, можно сравнить с хождением по иглам, когда бесчувственные и онемевшие ноги подкашиваются в бессилии всего тела перед стеной проблем. разбиваюсь в дребезги перед зеркалом, мне бы лишится глаз, только бы не видеть своего отражения. стекаю на пол лужей талой воды, добитая количеством выпавших волос на расчёске. разные мелочи, занозами, цепляются за меня, а во внутрь будто забрались сотни букашек, копошащихся и заставляющих меня медленно раздирать кожу.
тишина и спокойствие, вот всё, что теперь не принесёт боли, но где же они..

у меня есть одна неприятная, но очень зудящая внутри меня, история, поэтому - лека, если ты это читаешь, остановись немедленно и закрой страницу.
начнём с того, что я, всегда проснувшись, умываюсь холодной водой и только с недавних пор эта традиция приобрела смысл. я всегда жду пока спускающаяся вода из крана с холодной водой станет ледяной, до того, что бы пальцы хрустели от холода. возможно у многих есть такой ритуал, но, наверное, мало у кого есть такое объяснение всему этому.
прошлой зимой, когда меня положили в больницу с пневмонией и даже не смотря на то, что мне уже к тому времени было семнадцать, меня положили вместе с мамой, скоро вы сами поймете почему. нас положили в пятую палату, прямо напротив одиночной шестой. в такие одиночные палаты ложат детей после трансплантации косного мозга или с лейкозом, так как им нельзя контактировать с людьми из-за опасности чем-нибудь заразится, ведь анализы у них очень плохие. так вот в этот момент там лежала семнадцатилетняя девочка после трансплантации, я знала её ещё до этой зимы, так как в прошлый раз, а именно этой же весной мы попали почти одновременно в больницу. её переводили в одиночку, а меня ложили на койку рядом с ней, куда переводили мальчика из реанимации. её мама была уже старой, это была её младшая дочь. дома ещё оставалось семь детей или около того, я уже точно не помню. её называли мамойбабушкой, она была замкнутой и очень нервничала, хотя почти не подавала виду. она часто подходила ко мне и говорила, что всё будет хорошо, будто уговаривая саму себя поверить в это, а её глаза были полны слёз, но опустим всё это. ко времени, о котором я рассказываю прошло уже почти пол года, она пролежала всё это время в больнице, прошла лечение химеотерапией и трансплантацию мозга. ей повезло и костный мозг брата подошёл, но не захотел приживаться. все мамы удивлялись, как иногда костный мозг от чужого донора может прижиться хорошо, а мозг от родного брата начал отторгаться.  в общем, организм этой девочки начал отторгать себя, она гнила заживо, у неё отказывали лёгкие. реаниматоры, хирурги приходили к ней почти каждый день. а ещё, ещё она кричала, диким голосом, когда по утрам её приходили перевязывать, моя мама в эти минуты белела, ей становилось плохо. мне приходилось давать ей свой плеер, что бы она ничего не слышала или отправлять в буфет на первый этаж купить мне чего-нибудь, только бы она не слышала её криков. наверное, я за время болезни стала циником, но я не боялась и не пряталась от эих криков, а даже наоборот прислушивалась. я хотела запомнить это, что бы ни кричать самой при обострениях, что бы мне было стыдно за свои слабости. ведь она такая сильная, она почти не просила обезболивающих, мужественно терпела всю боль и страдание и так редко срывалась на крик.
моя история с холодной водой случилась, когда одним утром я ушла на ингаляцию, вернувшись обратно я не застала маму в палате и, подумав, что она вышла в буфет, ушла в ванную, чтобы умыть руки, после прогулки по больницам и соприкосновениям с перилами, ручками и кнопками вызова лифта. мама вернулась в палату белая и будто постаревшая на десять лет. она начала истерически мыть руки тёплой водой с мылом, и сказала, что бы я не трогала её. но так как я отличаюсь въедливостью и не могла пройти мимо такого маминого состояния, я её заставила говорить. как оказалось мамабабушка попросила помочь поменять постель этой девочке, мама рассказала, что её кожа просто истекает кровью и сукровицей, она раздувшаяся и вся покрыта красной коркой из сыпи. в этот момент мама выглядела хуже нашей соседки только что вернувшейся из морга, где помогала подготавливать девочку умершую этим же вечером. она мне могла не рассказывать о ней, так как я уже видела все, когда нас вместе везли в операционную ставить подключичный катетор. её всегда возили на кровати, так как она даже сидела с трудом, я же стояла в это время у её головы и прекрасно видела её всю. мама никак не могла, успокоится, тёрла руки, чуть ли не рыдая, рассказывала, как поднимала её. её надо было как-нибудь успокоить и я сказала первое, что пришло на ум, что ей надо умыться холодной водой. я включила на полную кран и начала спускать воду, она будто не слышала меня. но я всё-таки заставила её ополоснуть лицо первый раз, а потом вышла из ванной, что бы дать ей побыть одной. после того, она сказала, что это ей помогло и ей стало лучше. не знаю, сказала ли она так из вежливости, что бы не обидеть дочь или ей действительно стало лучше, но теперь всегда по утрам и когда мне плохо, я умываюсь только холодной водой и вспоминаю ту девочку, говоря себе, что не имею права показывать свою слабость.

толстяк страдает от головной боли
будто к вискам приставили по револьверу
*не двигаться, никаких резких движений*
спасибо дождю за отсутствие неба над головой
и слепящего солнца в глаза
можно сидеть не укрываясь от него пледом
вязать дурацкий шарф, который хуже конфет
не остановится, но успокаивает. отвлекает
и одеть новую тёплую пижаму

её безразличие притягивает меня как запертая дверь с большой замочной скважиной, за которой слышен далёкий шум морского прибоя, крики голодных чаек и тихая мелодия саксофона. моя любовь к ней чиста и не порочна как простыни для новобрачных, она тайна и покрыта пылью мёртвых ночных мотыльков, которых она боится. она ни за что не прикоснётся ко мне, побрезгует, скривив губы в гримасе отвращения, пройдёт мимо.
вылюбить бы её до искусанных губ, сбитых коленей, изодранных ладоней, но нельзя.

у меня дома есть кухонная вытяжка, она не такая как в других квартирах или домах. воздух из неё выходит не в вентиляцию, а прямо на улицу через трубу на крыше. точно такую же через которую выходит дым из печи. мне нравится слушать, как она разговаривает, иногда я могу подолгу прислушиваться к завыванию ветра в трубе или разбирать голоса людей которые доносятся из неё, забывая о турке или чайник на плите. она будто большой  радиоприёмник ловит все, что происходит на улице.
у моих друзей определённо есть рядом люди намного лучше меня, а я держусь за них. они уже устали от меня, я так чувствую.
моя бабушка часто в моём присутствии начинает причитать, как она бы хотела попасть к своем маме на небо, как страдает моя мама на работе, как бы она хотела, что бы все мои болезни перешли к ней. я лишь тяжело вздыхаю на это и стараюсь быстрее уйти или включаю громче музыку, если это происходит в моей комнате. мне совсем не плевать на неё, но я знаю точно, как бы я её не успокаивала или убеждала, что всё будет хорошо, она всё равно будет жаловаться и, скорее всего, начнёт плакать. марина говорит, что она уже стала энергетическим вампиром, которыми со временем становятся почти все старики. ещё она говорит, что ими становятся все больные люди, скорее всего и я продолжаю эмоционально жить только потому что присосалась к маминой шее.
моя кошка ежи, почти чёрная с мягкой шерстью, любит кусать меня, когда просит что бы ей насыпали корма. трется о ноги, когда я сижу в уборной, потягивается, опираясь о мои колени, и всё время пытается запрыгнуть на руки. вилка же спит у меня на руках, когда я сижу за компьютером, мурлычет и стонет когда я глажу её больной живот. сейчас вилка печальная, потому что недавно убили её новорождённых котят, поэтому живот ей и болит.
никогда не мешайте кофе с молоком и овощной салат с оливковым маслом в своём желудке.
уже около трёх лет я мечтаю о сестре близнеце. в идеале мне бы хотелось, что бы мы были сиамскими близнецами, сросшимися ладошками и волосами. её бы звали джульетта.
недавно мне приснилось, что я забыла про танин день рожденья, было довольно неприятно придумывать оправдание и слышать плевки безразличия в ответ. проснувшись, первые минуты я действительно думала, что забыла про её день, но оказалось, что до него ещё три дня. май не задался с самого утра.
моё православное имя - александра, а мама говорит, что сейчас я больше влада. не могу понять её логики. я же джек.