Лин фон Паль. Битва за Шамбалу. НКВД против Аненербе (продолжение 4)

Русские  экспедиции  в  Тибет

Русские действительно хотели усилить свои позиции на Востоке. Поэтому все экспедиции, самые, казалось бы, безобидные, проходили при прямом участии военного ведомства. Ни один шаг этих научных экспедиций не мог быть сделан без приглядки господ из русской разведки. Особенно в Тибете. Тибет — это название ласкало слух военных чинов. Ведь Тибет — это не просто Крыша Мира, не точка на карте, это степень влияния на мировую политику во всём азиатском регионе. Японцы недаром говорили так: кто владеет Тибетом — владеет Китаем, а кто владеет Китаем — владеет всем миром. И все, кто шёл тропами Центральной Азии, составлял карты, изучал быт и обычаи местного населения — сообщал о своих наблюдениях в далёкий Петербург. Иначе и быть не могло.

Пржевальский, Певцов, Потанин, Козлов, Роборовский, Громбчевский — все они были не только путешественниками, но и секретными военными агентами России в Тибете. Успехи русских учёных, посланных в Центральную Азию, были столь велики, что в 1899 году даже была создана международная ассоциация по изучению Средней и Восточной Азии, которая субсидировала экспедиции в этот район из разных стран — Англии, Франции, Германии, Швеции, Китая. Это были как групповые экспедиции, так и одиночные. Но то, что учёные работали на свои правительства, — сомнений не вызывает. Так было всегда в этом слишком закрытом регионе. На Британию работал индийский путешественник Наин Сингх, необычайно мужественный человек, которому первому в мире удалось картографировать Тибет и с точностью до половины градуса широты определить географическое положение Лхасы. На Америку работал Уильям Рокхилл. На Швецию — Свен Гедин. На Канаду — Сьюзен Райнхард. На Францию — Дютрейль де Рен. На Японию — Екай Кавагуци. Только не стоит их называть шпионами. Прежде всего они были географами, зоологами, ботаниками, археологами. Но в некоторых случаях они выступали разведчиками. Например, в одной из экспедиций Роборовского в Центральной Азии была создана метеорологическая база, где на два года остался сотрудник экспедиции. Так удалось «закрепиться» в стратегически важном районе с минимальными подозрениями. И в то же время метеорологические исследования были даже важнее сбора разведданных, поэтому однозначно трактовать действия участников экспедиций как шпионские, наверно, нелепо. Скажем так: учёные выполняли свою работу, а мимоходом фиксировали какие-то сведения. Придётся отметить ещё одну деталь: чаще всего такие наблюдения оказывались невостребованными. А вот добытые этим сотрудником уйгурские древние рукописи из развалин заброшенного города потрясли научный мир.

Это были очень сложные и опасные экспедиции в труднопроходимой горной местности с заснеженными пиками и перевалами. В этих местах Тибета дуют страшные ураганные ветра, температура опускается до 40 градусов ниже нуля, постоянно поджидают ледяные ловушки в виде скрытых снегом пропастей и трещин. В других местах на протяжении долгого пути нет ни источников воды, ни растений, к тому же на большой высоте сильно разреженный воздух и многих путников настигает горная болезнь, не выдерживает сердце. Но даже не это препятствовало успешному освоению Тибета. Местные чиновники зорко следили за всеми, кто стремится в горную страну. Чужих они всеми силами стремились не пускать. В XIX столетии Тибет вёл политику изоляции.

Иностранцам труднее всего было попасть в сердце Тибета — Лхасу. Лхаса была закрытым городом, там на непродолжительное время (1905-1920) смогли прижиться только властители Индии — англичане, и то они чувствовали себя не слишком уютно. Экспедиции, как правило, до Лхасы не доходили, их заворачивала охрана, вынуждая либо долго и безнадёжно ждать разрешения на дальнейший проход, либо отказывая в проходе сразу, если возникало даже малейшее подозрение, что участники изыскательской партии могут оказаться секретными агентами. Никакие бумаги от правительства не помогали пересечь этот невидимый барьер. Поэтому экспедиции, конечно, собирали очень важный материал — этнографический, биологический, ботанический, но пробиться в центр ламаизма удавалось совсем не многим. Тут гораздо успешнее действовали путешественники-одиночки, которые выдавали себя за паломников. На роль таких паломников-агентов обычно отбирали людей восточного происхождения, потому к европейским буддистам в Лхасе относились с большим предубеждением. Иностранцам в Лхасу вход был воспрещён, если же они каким-то образом проникали, то исход тоже был прост и очевиден — смерть.

В этом плане русскому путешественнику Гомбоджабу Цыбикову очень повезло. По национальности он был бурятом, мог легко выдавать себя за жителя Монголии, владел тибетским языком. Так что ему удалось совершить вполне успешные путешествия в Лхасу. За свою жизнь он написал более тридцати научных трудов, составил грамматику тибетского и монгольского языка и первым из всех иностранцев привёз и опубликовал 11 фотографий Лхасы. Фотоаппарат Цыбикову приходилось прятать: снимать древнюю Лхасу было запрещено. Рассказывают, что он придумал для этого хитроумное устройство, поместив громоздкую камеру в не менее громоздкую древнюю книгу! Этот фотоаппарат — не личное имущество Цыбикова, это, так сказать «казённый инструмент» Генерального штаба, вручённый через Русское Географическое общество. Как пишут историки, «руководство РГО воспользовалось этой уникальной возможностью, снабдив путешественника ручным фотоаппаратом «Self-Worker» парижской фирмы Пипон (Pipon) с объективами-анастигматами Герца (серия III, № 00) и значительным количеством английских пластинок «Эмпресс» (Empress) фабрики «Ильфорд» (Ilford) размером 6´9 см. Цыбиков достиг Лхасы в начале августа 1900 г. и уже осенью того же года начал снимать виды «запретной» столицы Тибета». Именно эту конструкцию, при помощи которой можно было снимать без штатива, и использовал Гомбоджаб. А для того чтобы сохранить какие-то записи, пришлось попросту писать между строк другой книги...

Гомбоджаб Цыбиков был сильный, мужественный и преданный своей вере человек. Об этом говорит такой простой факт его биографии. Цыбиков не был обеспеченным человеком, поэтому платить за образование не мог. Но он был хорошим студентом. И когда познакомился со своим соотечественником Бадмаевым, тот охотно принял в нём участие. Гомбоджаб благодаря ему прошёл хорошую языковую школу — он в совершенстве овладел тибетским и монгольским языками, казалось бы — можно продолжать дальнейшее обучение. Но... Бадмаев потребовал, чтобы юноша перешёл в православие. Вот тут Цыбиков сделал свой выбор: он отказался. Естественно, стипендии он тут же и лишился. Но потрясённые такой преданностью вере отцов земляки поддержали его. И в дальнейшем на восточном факультете он учился на «коллективные» деньги: сбрасывались все, кто сколько мог, и платили за Цыбикова...

Его путешествие в Лхасу началось 25 ноября 1899 года, ему было 26 лет, себя он выдавал за монгольского ламу-паломника, в столицу Тибета добрался только через несколько месяцев тяжелейшего пути. Лхаса его потрясла. Не красотой своих дворцов и не величием древней веры. Он увидел Лхасу, погрязшую в стяжательстве. Приученный с детства к строгому вегетарианству, он был поражён, что в горах Тибета охотятся на антилоп, охотно едят мясо и угощают им путников, что тибетцы пьют вино, варят пиво, в некоторых районах «живут как скоты», то есть мужчина со многими женщинами или женщина с несколькими мужчинами, а иногда и без всякого разбора, что в священных горах существует проституция, а тибетские чиновники не просто берут, но требуют взяток и открыто грабят тех, кто взяток не даёт. Его поразила нечистоплотность жителей Лхасы и страшная грязь на улицах, и женский практически рабский труд, когда мужчины предпочитают молиться, но не работать. Он был ошарашен, увидев, как преступникам отрубают руки, ступни ног или выкалывают глаза, а убийц сажают в колодки, затянутые на коленях, и на целый день отпускают из темницы. Не менее неприятные чувства вызвали и публичные порки провинившихся — как женщин, так и мужчин, без всякого снисхождения к полу или возрасту. От святой земли он ждал совершенно иного.

Но больше всего его разочаровало, что священная наука Тибета практически деградировала. Он обошёл множество монастырей и сталкивался с тем, что многие монахи не знают грамоты, и не то что не могут толковать священные тексты, но не умеют их даже прочесть, И в то же время монастыри Лхасы хранят огромное количество редчайших текстов, забытых, неизучаемых, ненужных.

Книги, священные книги и привез Гомбоджаб в Россию в 1902 году. Он лично отобрал эти тексты, боле трёхсот наименований, и они были отпечатаны методом ксилографии — единственным, которым пользовались в Тибете. Их он и переводил, вернувшись в Россию, трактовал, снабжал комментариями. Был ли он шпионом? Конечно — был. А кто бы ещё смог пройти в Тибет, провести там более года и вернуться живым? Только я не думаю, что сведения, которые он принёс, имели какое-то стратегическое значение...

Посольство  Тибета  в  Петербурге

Если уж говорить об агентах царя, то им был Агван Дорджиев, специально внедрённый в Лхасу для того, чтобы ориентировать тибетских правителей на дружественную Россию. В Тибет он попал паломником, девятнадцати лет от роду, вместе со своим наставником Пенден Чомпелом. Дорджиев тоже был бурятом. В Тибете под именем Чоманг Лобсанг он закончил весьма престижную школу — Гоман-Дацан в Дрепунге и получил высшую учёную степень «геше-лхарампа», став таким образом хамбо-ламой. Это открывало огромные перспективы, с этой минуты он был приближенным к высшей духовной власти Лхасы, точнее — цаншабом, то есть учителем и участником философских диспутов с Далай-ламой. Именно ему было суждено стать ближайшим советником юного Далай-ламы Тринадцатого. Очень многие специалисты считают, что Дорджиев систематически обменивался информацией с царским правительством через агентов, приходивших в Лхасу под видом паломников. А самого Далай-ламу он настраивал на сближение с Россией, чтобы не позволить англичанам укрепиться в Тибете. Ему даже удалось собрать вокруг себя тибетских лам, которые благодаря умелой пропаганде стали испытывать к России нежные чувства. Дошло до того, что в 1905 году сам Далай-лама Тринадцатый вдруг захотел навсегда переселиться в Россию! Николай Второй, с которым для решения вопроса связался Дорджиев, в замешательстве (только Далай-ламы ему не хватало!) ответил, что «буддисты в России могут чувствовать себя как под крылом могучего орла», однако изо всех сил стремился процесс переселения задержать, ибо проблема возникала катастрофическая: живой символ буддизма на берегах Невы — это вторая государственная религия России, однако... Третьему Риму стоять, Четвёртому — не бывать! Задержала переезд сама история: сначала Первая русская революция, потом — Первая мировая война, ну а потом было уж и вовсе не до желания Далай-ламы...

Особым агентом самого Дорджиева был калмык Овше Норзунов, он и курсировал между Петербургом и Лхасой. Норзунов перевозил не только письма Дорджиева, но занимался и разведывательной деятельностью. Одним из его заданий было сделать снимки столицы Тибета. К тому времени Цыбиков ещё не успел вернуться на родину, они даже пару раз виделись в Лхасе, причём прятали друг от друга свои фотокамеры! О том, чтобы это дьявольское изобретение увидели бы ламы или простые жители столицы, — и речи не было. Самому Дорджиеву, который после визита в Париж привёз с собой граммофон и фотоаппарат, пришлось прилюдно последний уничтожить: тибетцы считали, что проклятый чёрный ящик отнимает у них душу, а Дорджиев — колдун. Пришлось разбивать дорогое приобретение, а ламы за процессом уничтожения с благоговением наблюдали. Так что его агенту Норзунову пришлось придумать хитроумное приспособление в виде ящика, только так можно было незаметно сделать снимок, иначе смерть, потому что «было запрещено, даже буддистам, улавливать образы людей в маленький чёрный ящик, чтобы затем увезти их на Запад»... Как он сам рассказывал, чтобы перейти без проблем английские посты на подступах к Тибету, «я поместил фотографические пластинки в маленький ящик, который я обшил снаружи материей и закрепил с помощью верёвки на поясе под одеждой. Остальные фотографии я спрятал в сосуде с поджаренной тибетской мукой. Что касается моего русского паспорта, то я положил его под стельку в один из башмаков». Чем не секретный агент?! Англичане к Норзунову относились весьма настороженно, пару раз, когда он пытался попасть в Тибет со стороны Индии, его ловили, сажали в тюрьму и высылали со скандалом на родину. Но свою миссию связиста между Лхасой и Петербургом он исполнял исправно.

Да и сам Дорджиев считался в Англии «врагом номер один», поэтому, выбираясь из Тибета в Европу или Россию, он был вынужден переодеваться в нищенские лохмотья и двигаться окружным путём — через Калькутту, Нагасаки, Владивосток. Дорджиев стремился уговорить русского царя принять Далай-ламу. Царь же всеми способами оттягивал развязку, но вынужден был сдаться (с лишком настойчив был его подданный), и аудиенция состоялась. Дорджиев объяснил, что Далай-лама боится стать заложником англичан. Николай обещал помощь, но ничего и не думал предпринимать. Ссориться с Великобританией из-за Далай-ламы?

В 1904 году Далай-ламе вместе с Дорджиевым пришлось оставить Лхасу — британцы уже рвались в самое сердце Тибета. Теперь столицей ламаизма стала Монголия, Урга. Сколько из Урги ни взывали Дорджиев с Далай-ламой к нерушимому царскому слову, ничего не помогло. За черепом русского монарха уже охотилась женщина-птица, богиня неведомой страны Шуби. Скоро, скоро она утащит его в подземное царство. Единственное, чего довелось добиться, — начать строительство в Петербурге буддистского храма. Храм мыслился как посольство Тибета в России. Это был первый такой храм в Европе. Так что Дорджиев практически переселился в Петербург. Он-то и был послом Далай-ламы, его голосом на далёком севере.

Знаменательное событие, покупка земли, случилось 16 марта 1909 года. Земля под дацан находилась на берегу Большой Невки в районе Старой Деревни. Тогда это была окраина города. В строительный комитет будущего храма вошли известные в столице востоковеды — Радлов, Щербатской, Ольденбург, князь Ухтомский, участвовали в строительстве инженеры Барановский и Берзен, художники Рерих и Шнейдер. При храме собирались построить буддистскую школу, но затея так и осталась только на бумаге. Строительство завершилось лишь в 1915 году. Храм получил название «Источник Святого Учения Будды Всесострадающего». Название было ко времени. Уже год шла Первая мировая война. А впереди ждала и православных, и буддистов Февральская революция, затем октябрьский переворот, Гражданская война, военный коммунизм, продразверстка, красный террор, белый террор — и всё это должно было свершиться в течение ближайших пяти лет...

На время войн и потрясений о Шамбале если кто-то и вспоминал, то не иначе как о конце света, который происходил буквально у всех на глазах. Брат шёл на брата, кровь лилась потоками — полная, однако, Шамбала...

ЧАСТЬ   ТРЕТЬЯ

ПУТЯМИ   ЧИНТАМАНИ

Великие  посвящённые

«Наука занимается только одним физическим миром; нравственная философия потеряла всякое влияние над умами; религия ещё владеет до некоторой степени сознанием масс, но она уже потеряла всю свою силу над интеллигентными слоями европейских обществ. Всё ещё великая милосердием, она уже более не светит верой. Умственные вожди нашего времени все — либо неверующие, либо скептики. И хотя бы они были безукоризненно честны и искренни, всё же они сомневаются в своём собственном деле и оттого смотрят друг на друга улыбаясь, как древние августы. И в общественной жизни, и в частной они или предсказывают катастрофы, для которых у них нет лекарства, или же стараются замаскировать свои мрачные предвиденья благоразумными смягчениями. При таких знаменьях литература и искусство потеряли свой божественный смысл», — так писал Эдуард Шюре о настроении в умах людей конца девятнадцатого — начала двадцатого столетия. Россия в этом плане ничем не отличалась от других стран. И Россию так же, как другие страны, в противовес уничтожающему надежды будущему, окутал влажный мистический туман. Так что совсем не удивительно, что разочарованные соотечественники взялись за поиски прародины человеческого знания. Первой вестью для тех, кто готов внимать сверхъестественным голосам, были сочинения Елены Петровны Блазатской. Взамен «науки о божественных предметах» — теологии она предложила готовую снизойти на каждого желающего «божественную Мудрость» — теософию. Теософские общества строились по всем хорошо известному масонскому образцу. Впрочем, и масонские общества, которые перед Первой мировой войной росли в России, как грибы, строились с явным уклоном в теософию. Тут, конечно, огромную роль сыграли розыски Нотовича, который нашёл в Индии следы пребывания там Иисуса Христа. По этим розыскам получалось, что церковь сознательно скрыла некий этап жизни этого великого богочеловека, а именно с его двенадцати лет и до тридцати, когда он вновь появляется в земле Иудейской и начинает учить людей Новому закону. Где же был Иисус в течение столь длительного срока? Почему Евангелия об этих годах умалчивают? Нотович считал, что был он в Индии, где обучался у Великих Посвящённых. Именно от них он получил истинное знание, именно после Индии он обрёл способность преодолевать физическую смерть и возвращаться к жизни. И именно после индийского периода Иисус смог учить других тем знаниям, которыми стал обладать. В качестве доказательства он ссылался на древние индийские книги, которые якобы сохранили все перипетии жизни Иисуса. В отличие от церковной версии, индийские трактаты говорили, что Иисус не был богом, а был пророком, посвящённым, таким же, как и Мухаммед и Гаутама, то есть все они в этом плане черпали знания из одного источника, были людьми, которым удалось особым развитием духа достичь высшего совершенства и потому присоединиться потом к бессмертным учителям.

Эта версия отлично устраивала всех, кто был склонен к мистике. Если смог Иисус, сможет и любой человек, готовый к самосовершенствованию, нужно только найти Учителей или Великих Посвящённых, или Белое Братство. В общении с ними откроется свет истины и над миром воссияет Солнце Правды. Где искать-то? В Индии. Но Индия к тому времени была отлично изученной англичанами колонией, и никаких особо посвящённых там не примечали. Тогда был указан более вероятный адрес: в Гималаях, на Тибете. Это направление было разработано, как вы уже убедились, куда хуже. И поиски на Тибете, в силу невероятной трудности, могли длиться вечно. Однако, оказалось, не нужно тибетских поисков и блуждания по горам в сложной политической обстановке. Все эти волшебные знания можно получить, как говорится, с доставкой на дом. Если научиться входить в особые трансовые состояния, то знание само найдёт своего адресата. Великие Посвящённые заинтересованы в благополучном развитии событий на Земле, поэтому они охотно выходят на мысленный контакт. Обратимся к Шюре, который был уверен, что при особой настройке собственного мозга совершенный человек способен достичь истинного знания, приобретая его в некоем готовом виде, как её достигали греческие и восточные мудрецы: «Но истина являлась совсем иною для мудрецов и теософов Востока и Греции. Они также знали, что её нельзя установить без общего понятия о физическом мире, но в то же время они сознавали, что истина пребывает прежде всего в нас самих, в началах нашего разума и во внутренней жизни нашей души. Для них душа была единая божественная реальность и ключ, отмыкающий вселенную. Сосредоточивая свою волю в своём собственном духовном центре, развивая свои скрытые способности, они приближались к тому великому очагу жизни, который назвали Богом; свет же, исходящий из Него, освещал их сознание, приводил их к самопознанию и помогал проникать во все живые существа. Может возникнуть вопрос: не были ли эти теософы лишь отвлечёнными созерцателями и бессильными мечтателями? Нечто вроде факиров, взобравшихся на свои столбы? Нет, мир не знает более великих деятелей, говоря в наиболее широком и наиболее благом смысле этого слова. Они сияют, как звёзды первой величины на духовном небосклоне. Имена их: Кришна, Будда, Зороастр, Гермес, Моисей, Пифагор, Иисус; это были могучие формировщики умов, энергичные будители душ, благие организаторы обществ. Они жили только для своих идей; всегда готовые на всякое испытание и сознавая, что умереть за Истины есть величайший и наиболее действительный из подвигов, они создавали науки и религии, литературу и искусство, и их живая сила до сих пор питается и живит нас».

Если мы хотим владеть Истиной, то нужно отбросить приёмы науки, которая способна не только разлагать, но умеет порождать, и вспомнить о духовном способе получения знаний. Во все века и у всех народов он был одним и тем же — соединение с высшим разумом или Великими Посвящёнными. Это священное знание в своё время получили индийские брахманы, египетские и вавилонские жрецы, иудейские каббалисты, греческие мудрецы. Это знание — великое наследие древних ариев, забытое и недоступное их потомкам в силу того, что им уже стала непонятной сама основа этого знания.

«Каждая сфера бытия, — писал Фредрик Амьель, — стремится к более высокой сфере, ибо до ней достигают откровения и предчувствия Высшего. Идеал, в какой бы форме он ни проявлялся, есть лишь предвидение, пророческое прозрение в это высшее существование, к которому стремится каждое живое существо. Это высшее существование бывает всегда и более внутреннее во своей природе, т.е. более духовное. И как вулканическое извержение выбрасывают на поверхность тайны земных недр, так же и энтузиазм и экстаз — только мимолётные взрывы глубин внутреннего мира души. И вся жизнь человеческая только приготовление и преддверие к этой жизни духа. Ступени посвящения неисчислимы. Поэтому бодрствовать должен ученик жизни, тот, который несёт внутри себя будущего ангела: он должен работать над ускорением расцвета своей души, ибо божественная Одиссея не более как ряд метаморфоз, где каждая форма, результат предшествовавших, является одновременно и условием для последующих форм. Божественная жизнь есть ряд последовательных смертей, когда дух сбрасывает свои несовершенства и свои символы и отдаётся растущей силе притяжения, исходящей из неизреченного Центра всех сил — „из Солнца разума и любви"».

Шюре, исходя из смешения рас и — следовательно — способов получения Знания, отмечал, что каждый народ овладевал этим Знанием, исходя из своей природной основы, из типа мышления: «Семетический гений спускается от Бога к человеку; арийский гений восходит от человека к Богу. Первый символизируется карающим Архангелом, который спускается на землю, вооружённый мечом и молнией; второй — Прометеем, держащим в руках похищенный с неба огонь и гордым взором измеряющим Олимп. Оба эти гения мы носим внутри себя. Мы думаем и действуем поочерёдно под влиянием то одного, то другого. Они переплетены, но не сплавлены в нашем разуме. Они противоречат друг другу и таятся в глубине наших чувств и в тончайших изгибах наших мыслей, так же как и в нашей общественной жизни и в наших учреждениях. Скрытые под сложными формами, которые можно обозначить родовым именем спиритуализма и натурализма, они господствуют над нашими разногласиями и над нашей борьбой. Оба кажутся непримиримыми и непреодолимыми, а между тем истинный прогресс человечества и его спасение зависят от примирения и слияния обоих начал в едином синтезе».

Великое Знание едино и люди должны найти к нему путь!

Итак, изучать забытое знание. Как? Ждать, что тебя позовут? А если не позовут? Ответ для мистиков был простым: самим стремиться нащупать контакт с Великими Посвящёнными, Белым Братством, Космическим Разумом, или — как позже эту область бессмертного духа, хранящего всё, что было и всё, что будет, назовёт Вернадский — Ноосферой. Пример перед глазами: госпожа Блаватская нащупала контакт, и с ней тут же установили полноценную двустороннюю связь. Николай Рерих, о котором мы не раз ещё упомянем, тоже верил в такую передачу мыслей из неизвестного источника: «Бывали случаи, когда тот или иной автор с изумлением находил свои выношенные внутри себя образы на каком-то отдалённом произведении. Автор мог совершенно искренно сказать, что того произведения он никогда не видал. На это скептики могли возразить, что, может быть, и видел когда-то, но забыл. Не будем исключать и такой забывчивости, когда из давних хранилищ сознания вдруг выплывают образы, давным-давно там схороненные. Но сейчас, в век радиоволн и передачи мыслей на расстояние, можно найти и другие причины такого единомыслия. Именно назовём эти неожиданные проявления, часто так сходные между собою, единомыслием. В пространственных своеобразных радиоволнах носятся идеи и концепции, и люди одинаковой восприимчивости подхватывают их часто в самых удалённых углах земли. Ещё недавно такое рассуждение о силе мыслей считалось бы идеалистической сказкой. Но сейчас благодаря новейшим научным достижениям можно вполне убеждаться, что без всяких обвинений в заимствованиях и в подражаниях можно утверждать, что разновременно и в различных местностях могут мощно выявляться совершенно схожие образы. Художники, писатели, учёные могут подтвердить, как часто они бывали обуяны одними и теми же заданиями. Это явление и есть превосходное единомыслие, о котором человечеству следует неотложно подумать. Пространство полно идеями и приказами».

Теософы выступали против примитивного способа контакта — через спиритические сеансы, потому что чаще всего этим делом занимались люди, не подготовившие себя, несовершенные. Выходить на контакт нужно, полностью овладев техникой. И такая техника была известна — восточные медитации. Поэтому теософия приобрела явный буддистский колорит. Такое соединение очень характерно для всех кружков, с большом количестве создававшихся в России того времени. Если высшая государственная власть и слышать не хотела о столь высоких материях и в засылаемых ею в страну Великих Посвящённых превалировал политический момент, военная разведка, то мистики там действительно жаждали найти утраченное знание. Не новые виды растений и животных, не антропологические типы гималайского региона, не исторический обзор развития Тибета — а спрятанные сокровища, Великое Знание.

Так что совсем не случайно, что с приходом новой власти эти общества и кружки стали искать с нею связь, надеясь пробудить интерес к этому скрытому от народа Знанию. Ведь новая власть строила новый мир. И те, кто не сбежал от кошмаров этого строительства, хотели сделать власть не только деятельной, но и разумной. Власть тоже этого хотела, потому что оказалось, что сломать гораздо проще, чем построить. И первое время, пока она себя ощущала неуверенной, в каких-то вопросах полностью беспомощной, она стремилась искать способ, как бы побыстрее вразумить доставшееся ей негодное общество и найти новые научные или даже какие-то иные, неведомые пути для создания мощного и прекрасного мира. Только те мистики, которые стремились к такому сотрудничеству, просто не понимали, что эта власть решила сначала действительно уничтожить весь старый мир вместе с его культурой, историей и людьми. Она желала строить новое на обломках. И из новой породы человека. Недаром символом своим эта власть избрала пентаграмму — полную победу человека над силами природы и врагами, алую пентаграмму — потому что эта победа была невозможна без моря крови.

Но как создать эту новую породу? Человеческий материал очень плох и ненадёжен, стоит дать ему волю, он тут же стремится «омещаниться», то есть отойти от коллектива. Василий Налимов пишет: «Нацизм также откуда-то из европейского эзотерического подполья заимствовал идею создания новой расы, придав этой идее резко националистическую окрашенность. Появилось два подхода к одной и той же великой Идее — созданию нового человека: один социально-классовый, другой — генетический. Оба возникли на германской почве».

Нет! Не на германской — на родимой, отечественной. И если уж разбираться, то и немецкие идеи были извлечены всё из того же безразмерного русского чулана. Только наши идеи были, скажем, ещё патриархальнее. И как бы большевики ни открещивались потом от этого древнего деревенского сознания, но пятна общинности, она же соборность, выступали даже под самыми новейшими идеями, якобы абсолютно марксистскими. Идеалом нового общества был пчелиный улей, где каждый знает своё место и своё задание. Но руководить-то приходилось совсем не пчёлами. Так что совсем не удивительно, что идея управления массами очень занимала умы стоявших у власти. К тому же, такая беда, многие старые кадры оказались неспособными воспринять новый порядок и либо сбежали, либо оказались контрой, и их судьба была решена, чтобы не портили пригодный человеческий материал, а бывшие кухарки, которые должны были их заменить, оказались к овладению знаниями неспособными, сколько лекций им ни читай. Нельзя ли устроить так, чтобы Великое Знание само снизошло на русскую землю, и мигом встали бы прекрасные дома, мощные заводы и электростанции, а земля смогла бы дать в коллективной собственности небывалые урожаи? В бога новая власть не верила, так что свечку ставить было некому. Вот тут-то её главный карающий орган (он же и поисковый) и стал хвататься за все идеи, которые при прежней власти считались безумными и отвергались с ходу, без какого-либо рассмотрения. Так в объектив „чрезвычайки" попал один гражданин, мистик, по одним слухам — масон, по другим — буддист, по его собственному заверению — учёный, — Александр Васильевич Барченко.

Товарищ  профессор  Барченко

Александр Васильевич Барченко заинтересовал «органы» как своими нетрадиционными идеями, так, скажем, и кругом знакомых, и упорным стремлением отправиться на Тибет. Там, именно там, убеждал Барченко, и сокрыты все тайные Знания. Это был весьма любопытный человек. Родившийся в провинциальном Ельце, он между тем успешно прошёл гимназический курс в Петербурге, немного поучился сначала в Казанском, потом в Юрьевском университете, на медицинском факультете, но платить за обучение было нечем, поэтому на какое-то время образование оставил и скитался по стране. А после этого, уже в более сознательном возрасте, получил образование на геофаке Педагогической академии. Вероятно, он тоже мог бы сказать, что настоящим университетом стала для него сама жизнь. Кем он только не работал! Одно время даже занимался гаданием по руке! А в свободное время писал. Писать — это стало для него настоящей страстью, вне литературного труда он себе будущего не представлял... Однако, если честно, то все его книги, написанные в молодые годы, имеют не столько литературные достоинства, сколько научные. Точнее, как мы теперь говорим, несут научно-фантастические идеи.

Александр Васильевич Барченко сочинял своего рода проекты будущего. В этом списке того, чему должно научиться человечество, стояли все те замечательные идеи, которыми и по сей день занимаются разные НИИ и лаборатории, связанные с парапсихологией. Чтение мыслей на расстоянии. Воздействие на поведение человека, тоже на расстоянии. Применение неких колдовских книг для улучшения мира. Изобретение особых лучей, способных передавать изображение. Открытие Атлантиды и получение великих знаний. Между прочим, свои идеи он пропагандирует не только в рассказах и романах. Очень много времени он уделял очеркам, в которых уже более научно рассматривал какие-то аспекты изучения мира. Многие эти идеи стали потом отправными точками для других исследователей. Я думаю, существует связь между ранними очерками Барченко и работами Чижевского (скоро они окажутся практически в одной команде). Барченко очень интересовало наше Солнце. Он считал, что существует особое солнечное вещество (а мы сегодня знаем уже о солнечном ветре), чем-то сходное с эфиром, которое и способствовало рождению жизни на планете. Он упоминал о периодах активности и спада солнечных циклов, из-за чего возникают пики активности и спадов жизни всех обитателей Земли. Через какое-то время Чижевский подсчитает, что таковые периоды активности возникают через каждые одиннадцать лет и в это время происходят эпидемии и катастрофы. Он считал «лучистой энергией» не только солнечный свет, но и электричество, звуковые волны, тепло, радиацию (только ещё открытую в его время Марией Кюри), и какие-то неведомые N-лучи, которые испускает человеческий мозг. Эти-то лучи его и интересовали больше всего. Недаром он в 1920-е годы близко сошёлся с кругом Бехтерева, изучавшего мозговую деятельность. Впрочем, до революции Бехтерев провёл несколько экспериментов и не смог доказать существования подобных мозговых волн. Но — и, вполне вероятно, не без настойчивого влияния Барченко, а тот умел быть невероятно настойчивым, едва ли не навязчивым — к этой теме вернулся. И в его институте и на основе кружка дрессировщика Дурова такие опыты проводились. Не меньше чем неизвестные волны мозга его занимает и возможность применения гипноза, и при большевиках он начинает даже экспериментировать с гипнотическим управлением человеком.

Все, кто знал Барченко в дореволюционные и первые революционные годы, в один голос называют его мартинистом. Барченко действительно был последователем Сент-Ива д'Альвейдра. Близкий друг Гурджиева (того самого, который напророчил Сталину великое будущее и впоследствии стал весьма знаменитым гуру) Успенский именует его не иначе чем «оккультист-шарлатан». Очевидно, явившийся для знакомства с заезжей знаменитостью Барченко произвёл не слишком приятное впечатление. Но своё близкое окружение он очаровывал, заговаривал, как кот-баюн. И ему удалось очаровать даже товарищей из «чрезвычайки». Тут, очевидно, виновата судьба. В прежние, дореформные, годы Барченко подружился с Константином Владимировым, который был увлечён графологией, то есть определением по почерку характера человека. После Октября Владимиров нашёл идеальное место для применения своего дара — «чрезвычайку», там он исследовал собственноручные записи подозреваемых и на этой основе выносил свои решения. Как он сам хвалился, по почерку он может точно установить рост, вес, темперамент, болезни, конституцию, национальность, характер, талант, моральный облик, недостатки. Привычки, аномалии и дефекты. Возраст, особенности мимики, жестикуляции, словарный запас, пристрастия в еде, питье и даже ношении одежды... Естественно, с таким даром самое правильное место службы — ведомство Дзержинского. Тем более что работал он в отделе по борьбе с контрреволюцией, а уж там практически любой почерк приводил к стенке. Сам Владимиров своё место службы объяснял только материальным интересом, и можно его понять — восемнадцатый год был для Петербурга страшным.

Как бы то ни было, но именно в 1918 году Владимиров снова стал захаживать к Барченко, а в 1919 того позвали на Гороховую. Следователи объяснили, что вынуждены проверить товарища Барченко на предмет анонимного доноса, но разговор как-то шёл в сторону и в сторону, заговорили об исследованиях, и скоро в кабинете сидели не чекисты и подследственный, а три добрых приятеля, неспешно и обстоятельно ведущие беседу о происхождении человечества и тайнах, сокрытых в земле Шамбале. Следователей звали Эдуард Отто и Александр Рикс; это были прежние подчинённые Владимирова... Очевидно, именно в это время Барченко и стал «своим» среди чекистов. И — если верить запискам Ямщиковой (писавшей под псевдонимом Ал.Алтаев) — слишком своим. Но об этом немного погодя.

В этом же замечательном девятнадцатом году Барченко познакомился с астрономом Кондиайном, который посвятил себя исследованиям древних трактатов, пытаясь привязать изложенные в них события к расположению звёзд на небе в отдалённые от нас эпохи. Наука эта называется палеоастрономией, и её зачинателем в России был Николай Морозов, народоволец, отсидевший двадцать пять лет в одиночной шлиссельбургской камере. Там ему давали для чтения лишь Библию, и, соотнося события Библии с картой звёздного неба, соответствующего описываемым эпохам, он пришёл к выводу, что хронология, которой мы пользуемся, совершенно не верна, и история, которую мы знаем, — подделка или ошибка переписчиков. Словом, весь товарищ Фоменко и его школа вышли на самом деле из моментальных сочинений Морозова. С одной разницей, что их-то никто в одиночку на четверть века не сажал! Так вот, Барченко познакомился и с Морозовым, и они нашли общий язык, и скоро он уже чувствовал себя совершенно своим и в кругу общества «Мироведения». В этом обществе он прочёл свой доклад об Атлантиде, доказывая, что это не вымысел и не миф, а реальная древняя земля, которая погибла в результате катастрофы. С той поры «атлантическая идея» прочно поселилась в стенах «Мироведения», доклады об Атлантиде неоднократно читались и другими учёными.

А начиная с двадцатого года он твёрдо решил отправиться на поиски Агартхи. Барченко был почему-то убеждён, что Шамбала и Агартхи — разные имена одной и той же скрытой земли. Он даже убедил в необходимости «достать из-под земли» древние знания балтийских моряков, которым читал лекции на самые разные научные и околонаучные темы. Желающих немедленно раскопать Шамбалу нашлось немало. Беда лишь, что питерская «чрезвычайка» не могла самостоятельно финансировать такой проект, требовалось постановление НКИДа. А там были свои желающие, две научные экспедиции в Тибет ожидали своей участи. Так что с Шамбалой в 1920 году ничего не получилось. Вместо Шамбалы товарищ профессор Барченко отправился в Лапландию, изучать странное психическое явление — мерячение.

Лапландская  Гиперборея

Итак, в феврале 1921 года профессор Барченко отправился по заданию бехтеревского Института мозга в экспедицию на Кольский полуостров. Там происходило что-то странное: среди местного (нерусского) населения распространялись припадки, которые православная церковь связывала с нападениями бесов, в народе их именовали кликушеством, а учёные считали, что происходят какие-то психические сбои, связанные с особенностями жизни и быта коренных народов Севера. Барченко сильно заинтересовался этим явлением, потому как оно было очень похоже на вселение «духов», то есть на подключение людей к некоему пространственному передатчику, транслирующему приказы «оттуда». Что это возможно, он не сомневался. Да и вообще институт как раз этим явлением и занимался, пытаясь создать приборы, чтобы воздействовать на мысли людей, теперь мы называем это «психотропным оружием».

Чижевский, например, не сомневался, что такое воздействие вполне осуществимо. Спустя годы он писал об опытах, проведённых вместе с Ларионовым и Чеховским: «Вопрос передачи мыслей входит в мир науки после столь долгих и особенно ожесточённых споров, какие вряд ли в истории науки пришлось выдержать какому-либо другому вопросу. Вопрос вызвал столько недоумений и часто такое непонимание основных стремлений занимавшихся им, что, прежде чем перейти к теме, я считаю необходимым изложить вкратце своё кредо по вопросу и подходы, которые были положены мною ещё в 1922 году в основу применённой методики исследования. Излишне говорить, что я стою на чисто позитивной и опытной точке зрения и ни к какому одностороннему или «мистическому» освещению экспериментально установленных фактов не склонен.

С другой стороны, для меня как экспериментатора и прагматика факт — экспериментально установленный — является непреложным. Моя задача: научно, совершенно объективно и честно попытаться если не разрешить, то наметить путь к разрешению проблемы непосредственной передачи мысли на расстояние и произвести над этим явлением ряд необходимых для его изучения и научного объяснения наблюдений. Остаётся совершенно невыясненной природа (сущность) явления, но это нисколько нас не должно смущать, так как можем ли мы себе сказать, что нам вполне ясна природа электричества и бесконечного ряда сил и явлений природы, свойства которой мы всё же не только научно исследуем, но и практически используем.

По предложению А.И.Ларионова и В.К.Чеховского первоначальные опыты были намечены следующим образом: кто-либо, пользующийся доверием и, по возможности, знакомый всем присутствующим в качестве передающего „агента", зарисовывает на контрольном листке простую фигуру, которую желательно „передать"», концентрируя на ней внимание в течение 2-3 минут. В это время остальные присутствующие в качестве воспринимающих «перцепиентов» стараются мысленно воспринять фигуру и зарисовывают её на своём контрольном листке.

Наблюдение результатов первых опытов показало, что способность к передаче и восприятию наблюдается у лиц по большей части противоположной психической конституции. Люди в жизни предприимчивые, энергичные, мужественные — являются лучшими агентами; натуры более пассивные, мечтательные, женственные — лучшими перцепиентами; кроме того, лица с общим внутренним миром, общими интересами в жизни — обладают некоторым предрасположением к мысленному общению друг с другом (сонастроенность); при этом более активный является агентом более пассивного перцепиента. Часто распределения активных и пассивных способностей более равномерно, тогда передача возможна в обоих направлениях почти одинаково. Сонастроенность часто обнаруживается в явлениях «вторичной передачи», при опытах с одним агентом и многими перцепиентам когда кто-либо из перцепиентов, воспринимает фигуру не от агента, а от другого перцепиента у которого зарисованная фигура вызвала, по-видимому, невольное активное сосредотачивание.

Планомерно организованные групповые опыты дали к концу работ процент успешности 75-80%, включая все опыты группы, в том числе и те, из которых видно, что идущие в один и тот же день и при тех же обстоятельствах неудачи являются следствием ряда факторов, которые в данных условиях не допускают установления передачи мысли. Между тем иногда опыты именно своей неудачей подтверждают несомненность передачи мысли. Они всегда следуют периодами, всегда связаны одинаковыми условиями опытов в течение всех неудач: настроением перцепиента, методом передачи, одним и тем же днём и т.д. Когда передача не устанавливается, совершенная невозможность частых совпадений бросается в глаза и становится ясной невозможность объяснения других, удачных опытов какой-либо случайностью. Если же исключить эти опыты, то процент удачи составил бы около 88-90% ».

Барченко, конечно, опытов со своими одержимыми поморами не ставил, зато нашёл подтверждение, что существует некое Тайное Знание, и им обладают лопари. Когда с ним случился тяжёлый сердечный приступ, лопарская знахарка вылечила его весьма странным способом: ввела в транс, затем направила прямо на сердце острие кинжала — и приступ прошёл. Теперь он знал, что мерячение имеет длинную историю, связанную с трансовыми практиками шаманского образца, и что каким-то образом на «одержимость» влияет сама северная земля. В поисках ответа он провёл вместе с семьёй и преданными учениками два года на Русском Севере. Исследовал он самые разные стороны поморской жизни — состав воды, животный мир, геологические породы, историю, которая сохранилась лишь в виде фольклора, верования, бытовавшие здесь до христианства. И Лапландия интересовала его всё больше и больше. Деньги кончились. Возвращаться он не желал. Зато много выступал и всех уговаривал финансировать экспедицию. Один такой случай вспоминает Гаген-Торн, которая в те годы была студенткой:

«На шершавых досках помоста, рядом со столом президиума, у рыжей кафедры толстый седой человек указывал на карту Лапландии.

— Датировка геологических пород определяет древность этих изображений примерно в две тысячи лет до нашей эры. Значит, культура создалась здесь раньше, чем в Греции, — говорил он бархатным голосом. — Легенды о древней северной культуре известны давно: сюда приходили скандинавы. Может быть, правильнее сказать: отсюда они вышли. У нас ещё нет достаточных данных, чтобы утверждать, но есть основания предполагать... — он провёл рукой по воздуху, — что Лапландия является столь же древним очагом культуры, как Малая Азия. — Толстый человек обеими руками поднял чёрные роговые очки, откинулся назад и положил на кафедру полные, в перемычках, руки. Серебрились волосы серебристым бобром. — Товарищи! — он медленно обвёл глазами скамьи. — Задача советской науки найти и изучить эту древнюю культуру!

Брови его поднялись.

— Мы должны обследовать древние памятники, указать, чем была Лапландия, и найти пути новой социалистической культуры, — брови опустились, ставя точку.

Люди на скамьях курили махорку и ждали дальнейшего. Председатель, заворожённый плавностью речи, не спускал глаз с докладчика. Худой сероглазый парень в президиуме прицелился в докладчика блестящими глазами, ноздри его подпрыгивали. Он быстро глянул на меня, на минуту смягчилось лицо, и опять насторожился. Недоумевая, оценивал услышанное: взгляды докладчика были неожиданны и головокружительны.

Александр Семёнович Барченко был опытен, умело вёл аудиторию. Плыла волна слов, звучных, убедительных, не совсем понятных. Непонятность казалась понятной его убедительной ясностью и сердечной открытостью. Барченко, стоя на солидных ногах, опирался о кафедру. Солидностью веяло от пышных волос. Он немного покачивался от солидности. Председатель смотрел на него, не отводя глаз. А сероглазому парню докладчик не нравился. Барченко это заметил, понял, что надо переходить к конкретному.

— Облисполкому, я полагаю, надо взять в руки инициативу по изучению местного края. Важность этого я постарался выяснить в докладе. Ваше дело, товарищи, решить: сможете ли вы, в добром вашем желании я не сомневаюсь, найдёте ли средства помочь советской науке? Затраты на экспедицию невелики, на предварительное обследование мне и моим двум помощникам, я полагаю, будет достаточно 50 червонцев. Мы дойдём до Ловозера и, обследовав древние памятники, дадим общий очерк. — Барченко снял очки, скрестил их чёрные ножки и положил их на кафедру. Обвёл взором комнату. На скамьях покашливали. Сероглазый в президиуме прицеливался. Председатель оглядел скамьи:

— Кто желает высказаться?

Сморкались и кашляли» Задумчиво глядели в окна: за окнами вода залива, лиловые горы, какие-то мачты.

— Н-да! — сказал кто-то, вздыхая, — Говори, Спиридонов, ты.

— Больше нет желающих? Начинай, Егор! — Председатель спустил сероглазого, точно лайку на лося.

Егор Спиридонов спросил:

— По каким данным рисовали вы картину древней культуры, уважаемый товарищ докладчик?

— На основании старинных скандинавских рукописей, — с любезной важностью отвечал Барченко, поднимая очки, как щит. — Потом — по опросам лопарей и моим предварительным исследованиям. Изучая биологию белки, я собирал и археологические материалы. Лопари в один голос говорят, что от Ловозера в океан идёт древняя, когда-то мощёная, дорога. Они уверяют, что строили её великаны. Изображения этих великанов, в виде барельефов, стоят над Ловозером. Это я и предлагаю проверить,

— Так! — сказал Егор. — А по-лопарски вы говорите?

— M-м, я понимаю их язык, — замялся немного Барченко.

— Так! — сказал Егор, постукивая пальцами по столу. — Наука — прекрасная вещь! — Егор сжал губы. — Она должна служить на пользу пролетариата. Научное освоение нашей страны — наше оружие; мы переделываем мир с помощью знания. Это так. Но мы ещё бедны и не имеем права на роскошь. Здесь, в Мурманске, надо строить город и порт; переделывать — по существу, создавать заново — рыбные промыслы. Нужно геологическое изучение края, чтобы узнать его богатства. Археология — роскошь в наших условиях. Мы не можем отпускать деньги на роскошь, уж не говоря о том, что предложение товарища Барченко и его взгляды кажутся мне несолидными...

Барченко рванулся к кафедре, простирая руку, но спохватился и спокойно покачал головой, застывая в величии. Егор быстро глянул на меня и продолжал:

— Всякое исследование должно иметь конкретное, практическое значение. Зачем тратить средства на голословные предположения? Я — против! — Егор посмотрел на меня и повторил: — Да, я против! Если это действительно нужная вещь, пусть её организует центр. Мы можем помогать экспедициям, направленным на то, что нам по плечу: изучение современных нужд, а не отвлечённых теорий. Они — вещь спорная».

Однако в «центр» обращаться не пришлось. Деньги на исследование лапландской Гипербореи дал облисполком. И Барченко отправился исследовать окрестности Ловозера и Сейдозера. Там он обнаружил множество интересных артефактов. Оба озера у местных жителей не пользовались любовью, местные считали, что в них таится нехорошая, чёрная сила, у многих возникала головная боль, нарушалась работа сердца, появлялись галлюцинации. Некоторые впадали в трансовое состояние, очень похожее на то мерячение, изучать которое он и был послан: они становились нечувствительны к боли, выкрикивали странные слова на странных языках, изгибались дугой (как при клонических судорогах), а затем впадали в сон, похожий на обморок.

Экспедиция переправилась на парусной лодчонке через Ловозеро и вышла на широкую просеку, с которой было видно второе, Сейдозеро, названное так потому, что по его берегам очень много древних мегалитических построек — сейдов.

Вот что записал в путевом дневнике участвовавший в экспедиции Кондиайн: «С этого места виден ко одну сторону в Ловозере остров — роговой остров, на который одни только лопарские колдуны могли ступить. Там лежали оленьи рога. Если колдун пошевелит рога, поднимается буря на озере. По другую сторону виден противоположный крутой скалистый берег Сейдозера, но на этих скалах довольно ясно видна огромная, с Исааккевский собор, фигура. Контуры её тёмные, как бы выбиты в камне. Фигура в позе „падмаасаана". На фотографии, сделанной с этого берега, её можно различить без труда».

Как он позже выяснил, местные жители называют эту фигуру «Старики». Позже он ещё раз вернулся к её описанию: «„Старики". На белом, как бы расчищенном, фоне выделяется гигантская фигура, напоминающая тёмными своими контурами человека. Мотовская губа поразительно, грандиозно красива. Надо себе представить узкий коридор версты 2-3 шириной, ограниченный справа и слева гигантскими отвесными скалами до 1 версты высоты. Перешеек между этими горами, которыми ограничивается губа, порос чудесным лесом — елью, роскошной елью, стройной, высокой до 5-6 саж., густой, типа таёжной ели.

Кругом горы. Осень разукрасила склоны вперемешку кущами берёз, осин, ольх.

Вдали раскинуты ущелья, среди которых находится Сейдозеро. В одном из ущелий мы увидели загадочную вещь. Рядом со снегом, там и сям пятнами лежавшим на склонах ущелья, виднелась желтовато-белая колонна, вроде гигантской свечи, а рядом с ней кубический камень. На другой стороне горы виднеется гигантская пещера на высоте саж. 200, а рядом нечто вроде склепа.

Вечером, после короткого отдыха, идём на Сейдозеро. К сожалению, мы пришли туда после захода солнца. Ущелья уже были закрыты синей мглой. Очертания „Стариков" смутно выделялись на белом плафоне горы. К озеру через Тайболу ведёт роскошная тропа. Вернее, широкая проезжая дорога, кажется даже, что она мощёная. В конце дороги находится небольшое возвышение. Всё говорит за то, что в глубокую древность роща эта была заповедной и возвышение в конце дороги служило как бы алтарём-жертвенником перед „Стариками"».

Итак, эта фигура на скале, огромная, в семьдесят метров высотой, мощёная дорога с возвышением на конце, колонна, странный вход в странное сооружение, которое Кондиайн назвал «склепом», огромные скалы совершенно пирамидальной формы — что это? Какое имеют происхождение — искусственное или природное? Барченко был уверен, что всё, что они увидели, — дело рук человека, древнего человека, владевшего Универсальным Знанием предков. Местные газеты, писавшие об изысканиях Барченко, взахлёб сообщали: Лапландия — древняя страна! Профессор нашёл пирамиды, которые древнее египетских!

Когда экспедиция вернулась, доклад на тему о «северной Гиперборее» был предоставлен чекистам. То, что Барченко обнаружил, их очень заинтересовало. Как «потерянная страна универсального Знания», так и возможность воздействовать на человеческий мозг (если лапландцы могут — чекисты просто обязаны научиться!). И проект стали активно разрабатывать: Барченко при Бехтереве, Чижевский в московской Практической лаборатории. Последний сделал такой вывод: «Сила внушения — влияние единичных лиц на массы — возрастет с усилением пятнообразовательной деятельности Солнца. Анализ многочисленных исторических событий показал, что влияние на массы ораторов, народных вождей, полководцев не всегда имеет одинаковую силу и колеблется не только периодически по этапам солнечного цикла, но даже и по временам года... Поэтому возникает предположение, что усиление пятнообразовательной деятельности Солнца, связанное с увеличением его электрической энергии, оказывает сильнейшее влияние на состояние электромагнитного поля Земли, так или иначе возбуждая массы и способствуя внушению».

Все эти работы, естественно, велись под зорким оком «органов».

Однако с Чижевским-то не всё так просто. Как вспоминает Мирзалис, уже после смерти Сталина академик признавался: «Но эти работы позволяли скрывать иную, весьма опасную деятельность. Еженедельно по четвергам, вечерами, на квартире Чеховского, проживавшего на Лубянке, с соблюдением строжайших правил конспирации собиралась чёртова дюжина людей — единомышленников хозяина, включая его самого. В молчании они набрасывали на плечи некие мантии, надевали странные головные уборы и в определённом порядке рассаживались вокруг удлинённого стола с закруглёнными краями. Перед каждым из них лежала книга с неведомыми письменами. В центре стола находился искусно вылепленный из воска бюст... самого Сталина! Голову бюста покрывали волосы, принадлежавшие оригиналу. Они за сумасшедшие деньги покупались у сталинского парикмахера. Иногда вместо бюста в центре стола лежала фотография головы Сталина, снятая со спины. Получить её было столь же трудно, как и его волосы, но собравшимся было нужно изображение именно затылка вождя. Затем начиналось само действо. Оно состояло в том, что под аккомпанемент особых словесных формул-заклинаний стальной иголкой пронзалось фото затылка вождя или затылок воскового бюста. Именно там, в затылочной области, у человека расположены продолговатый мозг и центры, отвечающие за дыхание и сердцебиение. Собравшиеся страстно желали поразить эти жизненно важные центры вождя. Через какое-то время об этом уголовно наказуемом желании стало известно соответствующим органам. В один из четвергов преступное сообщество было нейтрализовано. Внезапно нагрянули представители этих самых органов и арестовали всех, как они посчитали, участников преступного деяния. В квартире оставили засаду. И когда на второй день в той пустой квартире вдруг появился какой-то необычно одетый человек, сидевшие в засаде в панике бросились вон из странной квартиры. Оказалось, что один из участников действа успел спрятаться в каком-то закутке, затаился там, и его не заметили. Когда же таиться стало невтерпёж, он решил — будь что будет, и вышел из своего тайного укрытия, до смерти напугав сбежавшую засаду. И оказался на свободе. Так о том случае стало известно на воле».

Исследователь масонства А.Никитин к этой прекрасной картинке добавил некоторые уточнения. Дело в том, что квартира Чеховского, в которой собирались для колдовского обряда инвольтации, находилась в подвале, точно по соседству с застенками Лубянки. «Как показывал на очной ставке с Чеховским его ближайший сотрудник по оккультной практике В.В.Преображенский, „когда я в первый раз был приведён в подвал дома № 16 по ул. Малая Лубянка вместе с руководителями организации Тегером и Чеховским и спросил их, почему для работы избрано такое неблагоустроенное помещение, то получил ответ, что подвал, во-первых, находится в центре города, во-вторых, он расположен рядом с подвалами ОГПУ, где проливается кровь расстреливаемых, а как известно, кровью умерших питаются лярвы, создающие царство мрака и тьмы, которое должно быть разрушено токами света от магических операций в генераторе подвала"...»

Чеховской, Чижевский, Ларионов — все они были масонами.

С товарищем профессором Барченко А.В. всё ещё запутаннее.