-Поиск по дневнику

Поиск сообщений в IrRegaliA

 -Подписка по e-mail

 




Натюрморт II

Четверг, 16 Октября 2014 г. 11:02 + в цитатник
На лавочке возле дома меня караулил Васьков. Он схватил меня двумя руками и притянул к себе. Таким злым, нет, взбешенным, я его еще не видел. Даже когда его во второй раз исключили и он, бесновавшись, угрожал неведомым профессорам. Я испугался: не буду притворяться, что я невозмутимо отцепил его и повел светскую беседу.
 
- Ты обманул меня! – Стас тряхнул меня, как большую плюшевую игрушку.
 
- Постой, погоди… - пытался я урезонить его.
 
- Я видел труп в квартире! Чем ты вообще занимаешься?! А?!
 
- А с хрена ты туда поперся! – я перешел в контрнаступление, - Мы же, вроде, счастливо разъехались!
 
- Книжки я пришел забрать! Свои книжки! Понял?! А наткнулся на какой-то адский морг! Я видел гипсовую заготовку, ты собрался сделать чучело из живого человека?!
 
- Она уже была мертва.
 
- Так это еще и девушка! – взревел он и с силой кинул меня на скамейку. Я чуть-чуть не долетел и ударился о деревяшку спиной. Очень больно.
 
Такая вот встреча старых боевых товарищей. Огромный Васьков, раздувающий ноздри, в метре от меня и я, стекший на дорожку со скамейки. Он слегка успокоился, но по-прежнему оставался крайне враждебно ко мне настроен. Я не знал, что делать в этой ситуации. Мелькнула мысль, что стоило бы его и вправду сдать громилам Корсинина: пусть уберут с дороги. 
 
Неужели мы прожили вместе четыре года? А теперь вмиг стали абсолютно чужими, будто и не были знакомы вовсе. Я подтянулся и плюхнулся на скамейку, спина нещадно саднила.
 
- Что тебе нужно? – неожиданно спокойным и равнодушным тоном спросил я, - Хочешь забрать свои книжки – так забирай, мне они не нужны. Тебе, в принципе тоже.
 
- Это ты о чем? – подозрительно взглянул на меня Васьков.
 
Мне захотелось отмстить ему. За удар, за четыре года немощной нищеты среди заспиртованных тараканов. За то, что он так любил женщин, и ничего не достиг в жизни. Я медленно поправил воротник, чтобы это смотрелось поувереннее, и выплеснул на него, все, что накопилось за долгое время:
 
- Я говорю, что тебе не нужны эти книги, поскольку ты их листаешь, но ничему не учишься. Вот, ты прочитал свою дрянную умную книжку, которую купил на последние гроши из своего худого и смешного на вид рыжего кошелька, - стал ты умнее? Стал ты счастливее, успешнее, богаче? Если ты, так умен, черт возьми, то почему не распят?! Мне осточертело твое самодовольное самокопание! Сидишь на шее у своих родителей, трахаешься с любой дурой, какая только согласится, а потом, мать твою, не сходишься с ней характером! Ты нахлебник, неуч, каракатица!
 
- Зато я не убиваю людей, - я увидел старого Васькова, замявшегося и слишком грузного, чтобы воевать со мной. Вода потекла, осталось открыть все краны и увеличить напор.
 
- Ты – бессмысленная нюня! Я до сих пор поражаюсь твоей безответственности, неспособности принимать решения! Ты видел там спущенную кожу, но откуда тебе знать, что происходит на самом деле?! Ты не знаешь ни Иру, ни Корсинина, ни меня! Ты турист в моей жизни, им и останешься!
 
- Я думал, что знаю тебя.
 
- Да?! И каким же я был?
 
- Не таким. Он много заплатил тебе, да? Ты бы не стал так швыряться деньгами в противном случае.
 
- Да, - осекся я.
 
- Я думал, ты не продашься, - произнес он, и я ощутил, будто меня зажало дверями от лифта и давит с разных сторон.
 
- Ты ошибся. Я же говорил, ты меня не знаешь.
 
Васьков сел на уголок скамейки. Я отодвинулся, но опасаться было нечего, он стал совсем безобидным.
 
- Помнишь наш разговор? Когда я учился на режиссерском? Я спрашивал тебя, ради чего ты пошел учиться на скульптора.
 
- Ну?
 
- Ты сказал, что хотел бы служить красоте. Быть жрецом искусства, как тебе тогда это виделось. А сегодня я нахожу тебя, вымачивающим человеческое лицо в тазике, ради баксов. 
 
- А что мне дало это искусство? Что я получил, кроме страданий. Я тебе больше того скажу: оно до сих пор преследует меня и издевается надо мной. Я устал работать без отдачи. Мои усилия утонули в жиже унылости этого городка. Кому здесь нужен Давид? Ты можешь остановить любого прохожего, и он скажет, какой сейчас курс доллара, но никто не знает, кто такой Лисипп.
 
- Ты мог бы творить для себя.
 
- А ты подумал, нужна ли вся эта мишура мне самому? Нет, не нужна. Я такой же, как и все эти твари, разве что в юности мне навязали какую-то глупую мечту о красоте и блаженстве вечной любви. В моей жизни этого не будет, мне нужен мой супчик по нечетным дням – все. Это ты возишься со своими книгами, боясь признать, что ты из того же теста. Расслабься, Стас, ты не хуже и не лучше меня. Легко противостоять искушению в пустыне, а вот в городе – ой как тяжко!
 
- Ты знаешь, что поступаешь очень плохо с этой девушкой? Кто она?
 
Я тяжело вздохнул и потер спину: меньше всего я хотел бы обсуждать это с моим бывшим постояльцем, которого повело на морализаторство. У Стаса такое бывает. Если он считает своим долгом донести до собеседника светлую миссионерскую мысль, то тут уж он не отступит, будьте уверены. Он так и расставался со своими девушками: сначала допытывался чуть ли не с пассатижами, почему у них так все хорошо сложилось, потом, почему она его избегает, а потом, почему они расстались. У него есть все шансы стать маньяком, не будь он таким раздолбаем.
 
- Жена одного бизнесмена. Умерла пару дней назад. Он заказал сделать из нее памятку.
 
- И ты сделал?
 
- Еще нет. Но за работу взялся, если ты об этом.
 
- А ты не думал, что ты навеки пленяешь душу человека? Ты хоть знаешь, кто она, чем жила?
 
- Я думал об этом, - честно ответил я, - Но мне почти ничего неизвестно. Слушай, какая разница, кто она? Ее уже нет. Девушка, которая стала завязкой этой истории, умерла.
 
- И теперь идет бой за тело Потрокла? – опять он выудил книжное имечко, которое мне ни о чем не говорило, кроме того, что он выпендривается, - Тело в роли трофея?
 
- Не знаю, о чем ты, но звучит правдоподобно. 
 
- Никто ее не любил. Один видит в ней куклу, навеки прикованную к домашнему острогу, второй исполнение своих творческих амбиций, - его вновь охватил жар красноречия, – Она потрясающе несчастный человек. Не познала любви. Умерла, а шакалы продолжают разрывать ее на куски! Ужасающая степень вещизма! Вы лживые твари, один от искусства, второй от коммерции. Один доводит девушку до смерти, а другой увековечивает труп как идеал красоты. Мерзко! Вы любите только то, что достижимо: что можно пощупать, поставить в коридоре слева от ботинок, съесть! Неужели ты, Глеб, забыл, что настоящая красота не привязана к объекту?! Она где-то там!
 
Он широко дернул рукой, целясь в небо. 
 
- А мы здесь, на загаженной лавке, - холодно ответил я.
 
Стас мне надоел. Пусть катится отсюда в книжку и захлопнет за собой страницу. В его словах было слишком много жгучей правды, которую я не собирался терпеть. Я не думал ничего ему объяснять, мотивируя это тем, что он не станет меня слушать. На самом деле, мне просто было нечего ему сказать. Я понимал, какие ничтожные доводы остались у меня, но продолжал гнуть свою линию. Я уже принял решение – некуда отступать. 
 
- Я не вернусь к тебе на квартиру – после долгого молчания произнес Васьков, - Я не могу жить в морге. Ты превратился в антипигмалиона. Он оживил статую, а ты превратил в статую живую девушку.
 
- И чья пассия проживет дольше? – усмехнулся я.
 
- Чучельник…
 
- Стас, ты все-таки был мне другом, поэтому не буду мучить тебя… убирайся.
 
- Пошел к черту! – крикнул мне на прощание Стас и поднялся со скамейки.
 
Я, напрягая глаза, долго смотрел, как он уходит. Я очень хотел, чтобы он обернулся и простил меня. Еще я очень хотел свои сто тысяч. И супчик вне очереди. И вместе с тем, я всего этого не хотел. Даже не знаю, что творилось со мной на лавке под собирающимися дождевыми тучами.
 
Ударили первые крупные капли. Дождь зарядил в полную силу. Моим брюкам уже все равно – так почему я должен куда-то спешить? Я сидел и думал об Ирине. Никто не любил ее – верно. А вот в том, что никто не полюбит ее, Васьков ошибался. 
 
Я полюблю ее.
 
Надо только закончить работу. Кирсанов может думать, что угодно, но она будет принадлежать мне, а не ему. Впервые за многие годы я вновь почувствовал себя творцом, а не ремесленником. 
Мое творение, мое искусство, моя красота.
 
Моя любовь.
 
* * *
 
Декабрь. Я сижу и ем супчик в новом заведении. Сегодня важный день, и я нервничаю. Корсинин должен был забрать свою жену три часа назад, но не сделал этого. Неужели струхнул? Честно говоря, я сам боюсь предстоящего разговора. Все дело в том, что...
 
А, к черту... Есть только я и мой жидкий, набитый овощами и мясными обрезками друг, в очередной раз спасающий меня от внутреннего разложения. 
 
За соседним столом сидит студентик и что-то пишет. На мой взгляд, он забежал сюда погреться, взял кофе для вида, а теперь начал строчить что-то в блокнотике. Что именно? Если судить по его одухотворенному и пристальному взгляду, пишет он стихи. Да, да, выводит свои вирши, строчку за строчкой. И стоило ради этого занимать столик?
 
Я задумался, а в чем же заключается мое искусство? Что пытаюсь изобразить я? Дома меня ждут мертвые звери, оскалившиеся, выпустившие когти и готовые разорвать меня на части. Такое у меня творчество. Мой удел работать в компании лесных тварей, отживших свой век. Меня нельзя допускать до людей: я в них ничего не смыслю. 
 
Патологоанатом, а не художник. Моя мастерская больше напоминает лабораторию алхимика, чем пристанище живописца. Там я провожу опыты над мертвыми тканями, спрыскиваю их реагентами, разрезаю по пунктирным линиям. Что может создать потрошитель? А что может создать студентик за соседним столом? Ничего. Мы оба бесполезны, зато я не тешу себя иллюзиями и не пытаюсь играть на флейте, если не умею.
 
Меня город породил, а этого мальчишку город убьет. Через несколько лет он поймет, что его стихи не нужны никому. Пусть ужас проткнет его всеми крючками сразу, когда он осознает, что и сам уже не верит в причудливую магию слов. А потом он будет составлять агитки и рекламировать хлеб. И вот тогда мы сможем говорить друг с другом на одном языке. На мертвом языке холодца.
 
Почему не идет Корсинин? Петя, ау! Куда ты запропастился? Выключил телефон и делаешь вид, словно мы с тобой не совершали общего преступления. Нехорошо забывать подельников. 
 
Я знал, что он сорвется. Предчувствовал это. Образ его жены перетекал ко мне. С каждой минутой к нему возвращалось обыденное сознание: он уже не был обезумевшим от горя человеком. Или понял, что не получится таскать в постель новых девок, пока в прихожей стоит она. Хотя, как я уже говорил, девушки не дают счастья – счастье появляется в случае, если что-то тратишь, а не берешь. Что бы там ни было, мертвых любить сложнее, чем живых. Это удел горстки идеалистов.
 
Корсинин идеалистом не был. Он был купцом. Спешу обрадовать: Ира возврату или обмену не подлежит. Он заплатил, теперь она – его собственность. Все чин чинарем. 
 
Если он решил кинуть меня, то я пущу лодку ко дну вместе с ним. Мое чувство юмора давно уже пришло в негодность. Пусть милиция разбирается, кто из нас больший извращенец. Даже если срок впаяют только мне, он уже не сможет смотреть в глаза тем, кого обманывает, и изображать при этом святого. Пусть весь мир узнает о нашем любовном треугольнике!
 
Честно говоря, это все напоминает сто грамм для храбрости, в роли водки выступает мое злословие. Мы оба боимся смотреть в глаза друг другу. Они как зеркала. Точно знаю одно: ожидание томительно, хочу одним движением разорвать веревки, не отпускающие мои мысли дальше комнаты с формалином.
 
А студентик все пишет. Черкает, якобы ищет. Даже вырвал страницу и кинул скомканную бумажку в пепельницу. Это он так на публику играет? Изображает предродовые муки великого поэта? Как он мне отвратителен. Вне зависимости от того, притворяется он или и впрямь насилует музу. Здесь не кабинка общественного туалета – творческие потребности надо справлять у себя дома при свечах. А тут я, между прочим, ем. Запутывает рукой вихры на голове, жрет ластик с карандаша, пачкает губы кофе – это кожистое способно породить стих? 
 
Разве я когда-нибудь выкаблучивался, как это юное дарование? Я работаю с плотью, с гноем, с тем, что есть под рукой. Мои работы неоспоримы. Я стараюсь облагородить то, что облагородить нельзя в принципе, пока не вынешь кишки, заменив их крепким каркасом. Причем, стержень никто не должен видеть, иначе это будет признаком халтуры. И этот чистюля хочет меня превзойти? Нет, дружок, тебе не довелось преображать. Работая с грязью, надо умудриться создать Аполлона.
 
Вот он встал, расплатился и сбежал. Наверно, мои колкие мысли мешали ему ровно сидеть на стуле. Меня разобрало любопытство: над чем же так страдал местный самородок? Я подкрался к пепельнице и развернул обрывок. Это и вовсе что-то вроде афоризма.
 
«Искусство подобно груше, висящей на самой высокой ветке дерева, и ругательства людей, столпившихся внизу, не испортят вкуса плода для того, кто сможет до него дотянуться».
 
Груша? 
 
Спасибо, что не тазик пельменей.
 
* * *
 
Звонок в дверь. Все-таки решился. Сейчас проведу его в студию и преподнесу каравай. Я скажу ему: «Поприветствуйте великолепную Дарью!». 
 
Потому, что Ирой тут даже не пахнет, – я вытравил ее запах химикатами. 
 
У меня в студии стоит совсем другая женщина. Я изменил все: от осанки до цвета волос. Я купил краску и покрасил ее: сделал шатенкой. Купил новое платье, обруч и лак для ногтей. Корсинин даже не догадывался, на что выдает мне деньги. 
 
У нее новые глаза, ярко-синие ей идут больше, чем серые. Специально заказал у знакомого мастера-стекольщика. Он еще шутил: «Людей потрошить начал?» - а я кивал в ответ с абсолютной серьезностью на лице. Он нашел это остроумным и даже пытался что-то мне посоветовать.
 
Не подумайте, что я действовал в пику Корсинину - я работал по наитию. Я увидел ее, лишь нанеся последний штрих. Она должна была быть такой. Фотографии – ложь, а он еще хотел, чтобы я восстановил ее, ориентируясь на эти снимки! Увольте. 
 
Я сотворил Иру, которая бы разбила притязания Корсинина, как вазу об пол. Если бы она была такой на самом деле, этой гнусной истории не случилось бы. Глупая женщина, не решившаяся проявить характер, обречена остаться женщиной. А я уловил человека. Это мой ход, скажем так, использование небольшого художественного эффекта. Чучело выглядит величественнее Клеопатры.
 
Я знал, что Петр не обрадуется. На этот случай я припас две вещи: речь и нож.
 
Когда он вошел, я не стал церемениться, а сразу провел его к обновленной Ирине. Он смотрел на нее, силился что-то возразить, но не мог. Думаю, это был первый и последний случай, когда она победила в споре с мужем. Водитель, по счастью, остался в машине. По-моему, он не питал любви к моим мертвецам.
- Что вы сделали?! – с особым упором на «вы» произнес Корсинин. 
 
Он даже не стал осматривать Ирину: быстро отвернулся и все. Поэтому я встал так, что, обращаясь ко мне, Петр видел и ее. Он был одновременно взбешен и до смерти напуган. Как раз страх и мешал ему в гневе проломить мне череп табуретом. Он до сих пор не понимал, что тут происходит.
 
- А что вы ожидали? – Я начал запланированную атаку, - Вы думали, что я безропотно склепаю для вас копию? Думали, что я стану принтером ваших идей? Вы недооценили меня, Петр. Да, я продался. Из-за ваших денег я лишился друга. Я могу продать вам этот стол или, если пожелаете, циркулярную пилу – но я не могу продать вам себя! Вы хотели заставить меня потакать вашему пошлому вкусу! Вы – бездушный делец и тиран! Немудрено, что вы свели свою жену в могилу!
 
- Ах, ты! – с ревом бросился на меня Петр. 
 
Я предусмотрел такой вариант и выхватил из рукава скальпель.
 
- Прочь! Прочь от меня! – прикрикнул я.
 
Вид ножа подействовал на Корсинина отрезвляюще. Он снова стал вежливым деловым господином, осуждающим меня за вспышку насилия.
 
- Постой, ты с ума сошел! – сообразил он.
 
- А кто из нас собирался жить с трупом? Слушайте, что я вам говорю. Вот ваша Ира, и вы не посмеете оставить ее! Я вижу, что вы не станете любить то, что выпадает из вашего предпринимательского мирка. Если вы вздумаете оставить ее у меня, я живо выведу вас на чистую воду! Забирайте свою жену! И не вздумайте избавиться от тела, вы обречены жить с ней под одной крышей! Либо так, либо похороны. Ты все равно не удержишь ее. Никто не удержит. В том смысл красоты.
 
Денег я не получил. Я и не рассчитывал, что моя наглость будет оплачена. Хватит и того, что он был вынужден играть по моему сценарию. Я наблюдал за отъезжающей машиной и гадал, в какую из ночей мою мастерскую спалят его подручные. Или вдруг он что-то поймет за время этой поездки?
 
Лично я что-то понял. Мы провели с Ирой много времени. Достаточно для того, чтобы кое-что угадать. Я постоянно пялился на эти фотографии, не понимая, кем была эта девушка. А потом я понял – чепуха. Главное, кем она станет. Я чувствовал, что поступаю плохо, когда следовал инструкциям Корсинина. Будто я создавал дубликат ключей. А мне посчастливилось работать с самым неуловимым материалом в мире. Куда тоньше и ярче золотых нитей.
 
Я разучился общаться с людьми за эти годы, но я пока еще представляю себе, как должен выглядеть человек. Ведь именно тому и учат в художественной школе.
 
Учат лепить человека.
 
* * *
 
Тридцать первое декабря. Я слоняюсь по улицам в поисках подарка самому себе. Больше поздравлений ждать не приходится. Никто не подозревает о моем существовании, а Васьков навсегда уехал из города. Может, позвонит какой-нибудь подлиза, но сегодня я не буду снимать трубку. 
 
С момента нашей последней встречи моя жизнь радикально изменилась. Я стал есть супчик по четным дням недели. 
 
А в остальном все та же туфта: звери, туши, разделка, набивка. Денег хватает ровно на то, чтобы встречать рассвет. С новым охотничьим сезоном моя работа вновь оказалась востребована. Я подзабыл историю с Корсининым и уже не просыпался от каждого шороха, боясь, что Ира ожила. 
 
Новый год! Зачем мне тратить время на эти мелочи? Я уже доказал, что могу прыгнуть выше головы. Не вижу смысла делать это каждый день. Так что, если вы ожидали, что на меня снизойдет откровение, или, что я повешусь, словом, катарсиса какого-нибудь, как бы сказал Стас, то вы так и не поняли, с кем имеете дело. Меня зовут Глеб Плахин, а таксидермия – моя работа. Вот и все, что вам нужно знать.
 
Кстати, вот и подходящий подарок. У меня осталось сто рублей в кармане после того, как я купил хорошей еды и шампанского под куранты. Надо потратить их на какую-нибудь милую безделушку. И вот я наткнулся на палатку, в которой среди прочего продавались брелоки для ключей. Один мне очень понравился – в виде земного шара, симпатичный такой кругляш. Чучело Земли. Я сразу нацепил его на свою связку. 
 
Один щелчок, и мир завертелся.
1377923696_1377753182_30 (640x426, 26Kb)

Метки:  

Понравилось: 23 пользователям

Натюрморт I

Четверг, 16 Октября 2014 г. 10:59 + в цитатник
Здравствуйте, меня зовут Глеб Плахин. Глеб «Чучельник» Плахин, как они меня называют. Меня это нисколько не смущает, поскольку слово «таксидермист» действительно режет ухо. Да и, по-моему, даже есть такая болезнь. Хотя, в наше время-то, каких только болезней не бывает?
 
Я человек разносторонний: в прошлом был скульптором, а теперь набиваю паклей зверей, убитых олигархами в лесах, где нельзя охотиться. Ладно, как всегда преувеличиваю, они не олигархи, но по уровню достатка стоят выше среднего. А вот относительно законности добычи у меня всегда возникали вопросы, но я был умен настолько, чтобы их не озвучивать. И даже когда мне приносили животных, занесенных в красную книгу, я молча делал свое дело, а потом заказчики, так же молчаливо, вручали оплату. И все были довольны и счастливы.
 
К слову, денег мне систематически не хватает. Не то, что я живу не по средствам, скорее, не по средствам организован мой бизнес. Мало клиентов, а материалы для работы становятся все дороже. Только мне все равно лень переустраивать дело на другой лад. Я живу в четырехкомнатной квартире, две комнаты отведены под студию, в третьей живу я, а в четвертой – Стас Васьков, мой квартирант. Как уже было сказано, я постоянно существую чуть ли не на мели, и в периоды застоя Васьков составляет центральный источник доходов. Хотя у него самого постоянно нет денег: беден, как университетская крыса. Потому и согласился жить под одной крышей со мной, я ведь недорого беру за постой. От скуки мы много общаемся, но всегда поверхностно.
 
В данный момент я сижу в кафе и ем отвратительный суп. Выбирать между плохим и дорогим не приходится: в кармане одна скомканная тысячерублевая купюра, на которую мне существовать до конца недели. Я бы поел дома, но там нет кухни. Еще одно следствие плохо организованного бизнеса. В том помещении, где она должна бы по идее находиться, стоят реагенты, набивка и холодильник для дичи. Васьков как-то приучился жить впроголодь, а у меня хронический гастрит, поэтому я не смею пропускать свой супчик по нечетным дням. Двадцать пятое ноября. Месяц назад закрылся охотничий сезон, и уже месяц я, как идиот, сижу без денег.
 
Кафе постепенно набивалось людьми, пока я неспешно хлебал постную жижу с тонко нарезанной капустой, похожей на ленточных червей. Когда в зале не осталось свободных мест, а под потолком повис сизый туман сигаретного дыма, ко мне подошел мужчина в деловом костюме. Темно-коричневый пиджак, кремовый галстук, короткие темно-русые волосы. Ординарная внешность, но вел он себя странно: стоял, мялся перед моим столиком: то на часы взглянет, то телефон проверит, как будто договорился с кем-то о встрече, а глазами так и стреляет на свободный стул. Потом переломил себя и как можно скорее уселся за мой столик, а уж после этого спросил:
 
- Я присяду, вы не против?
 
- Уже не против, - взмахнул я рукой, не в силах отрицать свершившееся. 
 
Мне не понравился этот тип: нервный какой-то, озирается все время, такой крутой костюм, а у официантки стесняется меню взять. И поделом ему: у невротиков всегда есть деньги, но такую цену за успех я бы платить не стал. Он взял себе кофе и салат. Я мрачно пялился в убывающий суп, опасаясь спровоцировать ответный взгляд моего нежданного соседа. Еще не хватало, чтобы он вторгся в мой маленький чучельный мирок.
 
У меня зазвонил мобильный. Я взглянул на экран: звонок от Васькова. Ничего хорошего это не предвещало. Разумеется, я угадал: когда имеешь дело с Васьковым, не угадать тяжело.
 
- Мммм, Глеб, я тут, - невнятно промычал он.
 
- Что?
 
- Я тут банку задел на кухне, ну, она разбилась, - облегчил душу мой постоялец.
 
- Косолапый дебил, - фыркнул я, - Что тебя вообще туда понесло?
 
- Ну, извини, - стал оправдываться он, - Тут лампочка перегорела, не видно ж ничего!
 
- Да какая мне разница, что там с лампочкой?! Тебя там вообще быть не должно! Понимаешь?! Я запретил тебе там появляться! Как будто я не знаю, к чему это приводит. Что ты там кокнул?
 
- Банка с краю стояла.
 
- Самая крайняя?
 
- Вроде да, - не слишком уверенно протянул он.
 
- Шикарно, это был мой формалин. И как мне теперь чучела делать?! – разозлился я. Сколько можно разорять мои запасы!
 
- Так сейчас же заказов нет!
 
- А без формалина, Стас, их и не будет! Все, отбой. Потом возместишь из своих.
 
Он попытался что-то возразить, но я вовремя отключил телефон. Вернулся к супу: он совсем остыл и перестал походить на самого себя. Две ложки я съел в молчании, на третьей незнакомец полез ко мне с расспросами. Таксидермия вызывает интерес у всех, кроме красивых девок.
 
- А вы таксидермист?
 
- Да, я таксидермист, - ответил я как можно более безапелляционно, чтобы у него не осталось ни малейшего желания продолжать беседу.
 
- И как вам эта работа? – мужчина оказался более упрямым, чем я предполагал. Терпеть не могу отвечать на глупые, общие вопросы.
 
- Нормально. А вы почему интересуетесь, вы что, охотник? – чем черт не шутит. 
 
- Я бы не сказал, - после этой фразы я мгновенно потерял к нему интерес и вернулся к супу, - А что у вас все клиенты только охотники?
 
- Один раз я набивал тетерева для краеведческого музея. В остальном, да, охотники. Знаете, все желают увековечить свои трофеи. Потом хвастаться друзьям, какого зверя они подстрелили. 
 
- По-моему, это не очень хорошо, - покачал головой мой собеседник. Если он еще вздумает читать мне мораль, то я точно напомню ему о правилах поведения за моим столиком, - Разве нужно оставлять вечную память об убийстве?
 
- Вы часом не из этих, не из фонда дикой природы? 
 
- Нет, я просто хочу понять.
 
- Это хорошо, а то они как-то раз подожгли мне дверь. Кажется, это были обычные хулиганы, которые не желали признавать, что они хулиганы, - он испортил мне обед. Хорошо, я расскажу ему об этих людях, раз уж он так просит, - Моими клиентами, как правило, являются богатые люди. Жаль, что деньги не являются признаком хорошего вкуса. В этом городе они его опровергают. Так вот, для них эти чучела – добыча. Трофей, то, чем они обладают. В стеклянных глазах волков и оленей они отражаются настоящими мужчинами, охотниками. Это властные люди, они предпочитают, чтобы шкуры их жертв лежали под ногами, а головы врагов торчали из стены. Может быть, они бы и не охотились, если бы потом не могли продемонстрировать чучела. Это для них важнее всего. Их статус, их мощь. 
 
- А разве не для красоты?
 
- Ха! Из красоты! – перебил я его, - Да они даже картины по такому принципу не покупают! Вы что, не знаете, чем живут люди вокруг вас? А теперь, извините, вынужден вас оставить, у меня дела в студии.
 
- Погодите! – остановил он меня, - У вас есть что-то вроде визитки? Возможно, я захочу воспользоваться вашими услугами.
 
Я, не глядя на него, положил карточку на стол и быстро вышел из кафе.
 
* * *
 
Дома я застал Стаса с тряпкой ползающего по комнате. Он вытирал остатки формалина. Прошло больше часа, а он так и не удосужился убраться. Наверно, услышал мои шаги на лестничной клетке и теперь пытался умилостивить меня, воссоздав видимость уборки. Даже лампу не поменял, так и ползает в темноте, нараспашку оставив дверь, чтобы светило из другой комнаты.
 
- Хоть осколки собрал? Не хотелось бы распороть себе ногу. 
 
Стас бодро закивал. Не могу долго сердиться на людей, а на этого обормота в частности. Он очень грузный и неуклюжий, такой тяжелый, что под ним жалобно скрипят половицы. Ростом он почти под метр девяносто, но голос очень тихий и неожиданно высокий. Вечный студент. В третий раз на втором курсе. И постоянно его метает: то медицину изучает, то режиссуру, то право (то лево). Сейчас он готовится стать юристом, но я-то вижу, что все идет к очередной проваленной сессии. Я не знаю, какой величины нужно иметь мозг, чтобы трижды провалиться в этом провинциальном институте. Он ищет, а что – сам не знает. Стас остается веселым балагуром, получающим ежемесячные денежные вливания от своих родителей, половина из которых уходит на оплату комнаты.
 
Мы вместе уже четыре года, ровно столько, сколько я являюсь чучельником. Он иногда приводит женщин и уединяется с ними в комнате. Он имеет успех у женского пола, но только на одну-две встречи, поскольку дальше дамы понимают, с кем имеют дело. Иногда я ему завидую, но быстро успеваю себя одернуть.
 
Я отправился к себе. У меня небольшая и не очень уютная комнатка. Никак не могу привыкнуть к ней и убедить себя, что мне тут нравится. Все же у меня нет дома, есть только студия, где я и обретаюсь. Стены с подгнивающими обоями, пожелтевшая штукатурка над головой. И тараканы - самая главная напасть.
 
Было время, когда и дня не проходило, чтобы я не раздавил двух-трех прусаков. Мог давить и десятками: ночью они выползали из щелей и отправлялись жрать мои заготовки. Еще страшной напастью была моль, любившая откладывать личинки в звериные шкуры. Сейчас, как мне кажется, я поборол насекомых, хотя тараканчиков иногда замечаю, должно быть, у них гнездо где-то неподалеку.
 
А от тараканов я избавлялся следующим образом: набирал их в банку (прямо руками, я не брезгливый), а потом ставил в микроволновку на тридцать секунд, пододвигал стул и наблюдал за их метаморфозами. Некоторые разбухают, и из них начинает течь что-то белое (должно быть, самки), остальные дохнут без видимых эффектов. Можно было их, конечно, банально давить, но они так крепко засели у меня в печенках, что я прекрасно понял смысл фашистских крематориев.
 
Развлечений тут, скажу честно, маловато. Только трепаться с Васьковым, да морить тараканов, придумывая все новые изощренные способы казни. У меня есть полка с книжками, но читать я не люблю, смысл быстро растекается по странице, а я от этой мешанины в голове и перед глазами быстро засыпаю. Зато Васьков читает постоянно, а прочитанное сует под кровать – у него там уже склад целый. Правда, не вижу, чтобы они шибко ему помогли в жизни или в учебе; иногда блеснет какой-нибудь цитаткой, а по жизни – дурак-дураком.
 
Ненавижу оставаться без работы. Делать нечего. Сразу гастрит обостряется без видимых причин. Иногда так скрутит, что и не пойдешь никуда. А я, между прочим, очень люблю гулять по городу. Когда заказов нет, я так и поступаю. Хожу по центральным улицам, пялюсь на витрины, разглядываю прохожих: дамочек, в основном. Иногда захожу в эти отвратительные дешевые забегаловки за супом, хорошо, если там висит телевизор, хоть можно посмотреть рекламу. Дома у меня телевизора нет. Продал три года назад. Остался только старенький радиоприемник, настроенный на новостную волну: монотонное бурчание ведущих расслабляет мозг лучше, чем музыка. Ах да, новомодная-интернет-штука тоже прошла мимо меня. 
 
Зазвонил мобильник, я не стал включать свет, а просто пошарил рукой по тумбочке: такой кирпич все равно не пропустишь. 
 
- Алло, - сонно произнес я, пытаясь угадать, кому приспичило звякнуть мне полпервого ночи.
 
- Здравствуйте, - услышал я незнакомый голос.
 
- Кто вы?
 
- Меня зовут Петр Корсинин, мы сегодня с вами завтракали в кафе. 
 
Какое самомнение: подсел ко мне, значит уже «завтракали вместе». Ну, допустим.
 
- Я тут подумал, и решил воспользоваться вашими услугами.
 
- Ну, я счастлив просто. Кого хотите замариновать? Птичку? Зайку? 
 
- Скажем так, этот заказ немного… специфический. Поэтому я хотел бы поговорить с вами непосредственно у меня дома. 
 
- Как скажете, завтра подъеду, только адрес оставьте.
 
- Подъехать надо сейчас, - жестко произнес он.
 
- Если вы не заметили, на дворе глубокая ночь, а я в пижаме и хочу спать. Я никуда не поеду, - достал меня этот «хозяин».
 
- Машина уже стоит возле вашего дома. Вас отвезут. А чтобы придать моим словам вес, я заплачу вам сто тысяч долларов, десять тысяч – аванс. Все расходы на вашу работу я беру на себя.
 
- Вы там мамонта подстрелили? – я по-прежнему оставался скептичен, хотя ногой уже шарил по полу в поиске ботинка.
 
- Приезжайте и все узнаете. И поторопитесь, водитель долго ждать не будет.
 
Корсинин повесил трубку. Ненавижу этих полупреступных бизнесменов. Думают, что деньги позволяют им управлять миром и всеми людьми вокруг. С другой стороны, сто тысяч перевешивали не только мою секундную вспышку гнева, но и все мои эмоции за последний год.
 
Стас поймал меня в коридоре, когда я накидывал куртку. Я рассчитывал ускользнуть тихо, но он, как обычно, допоздна читал очередную книжку. 
 
- Куда намылился?
 
- Клиент зовет.
 
- Посреди ночи? Не заметил, когда ты сменил профессию на более древнюю.
 
- Ты лучше деньги за банку приготовь, - напомнил ему я, - И ничего тут не разбей. Все, бывай.
 
Я вышел на улицу. Перед домом действительно стоял автомобиль с шофером, ожидавшим меня. Старенький, потертый BMW. Я открыл дверь, устроился на мягком сидении. Водитель выехал из закрытого дворика, и я, прижавшись виском к холодному стеклу, стал следить за мелькающими фонарями. Я не думал, что ждет меня у Корсинина. И хорошо, поскольку с моим убогим воображением я все равно бы не угадал, из чего мне придется делать чучело.
 
* * *
 
Машина остановилась перед большим загородным домом. Трехэтажный, окруженный дорогим витиеватым забором. Все на сигнализации. В пристройке дежурил охранник-мордоворот, быстренько открывший нам ворота. Я разглядывал дом и огромный сад, подсвеченный светло-голубыми фонарями, пока водитель не вышел и не попросил меня выйти. Негромко хлопнув дверью, я ступил на бетонную дорожку, которая расползалась по участку, как паутина. От меня требовалось немного: следовать за молчаливым водителем. Мы прошли через несколько комнат. Я бегло разглядывал обстановочку: жил Корсинин небедно, но слегка пошловато. Слишком много тяжелых, громоздких вещей сражались за взгляды гостей. Однако дом оставлял теплое впечатление из-за большого количества дерева и преобладания темно-коричневых цветов.
 
Корсинин ожидал меня в своем кабинете, уже восседал там, будто готовясь встретить какого-нибудь инспектора и ошеломить его своей важностью и значительностью. На меня эта спесь не произвела никакого впечатления – я вспомнил, как беспомощно он крутился в кафе, и его образ рухнул, словно разбитое стекло. Он протянул мне руку, я пожал ее. Ничего нового.
 
- Рад приветствовать вас в новом качестве, - начал он, - Теперь я вижу в вас человека, который может мне помочь.
 
- Взаимно, - буркнул я, растекаясь по спинке мягкого кресла. Только камина не хватало, ну и еще этого выскочку убрать.
 
- Не буду тянуть, сразу перейду к делу - время дорого. Видите ли, проблема эта имеет характер деликатный и сложный. Нельзя допустить, чтобы о ней стало известно.
 
- Подстрелили зверя, которого стрелять нельзя, но чучело все равно хотите? Мне плевать, это не проблема.
 
- Если бы все было так просто… - мрачно вздохнул он. Корсинин был уже не властный, а задумчивый и слегка печальный.
 
- Так что там у вас? – он сумел меня заинтриговать, хотя, скорее, у меня, только и всего, пробудилось полночное любопытство.
 
- Я хочу, чтобы вы… смогли сохранить тело одного человека… - наконец смог сформулировать он.
 
- Я не занимаюсь бальзамированием, - мне стало скучно. Неужели зря меня везли через весь город? Было бы очень досадно упустить гонорар. Пожалуй, зря я сказал, что не занимаюсь – мог бы и заняться.
 
- Как бы сказать… А я и не хочу бальзамировать тело. Мне нужно именно… ваши услуги. Речь идет о моей жене. Она умерла этим утром.
 
- Вы хотите, чтобы я сделал из нее чучело, которое можно поставить в коридоре?! – я был до крайней степени удивлен. Даже хотелось сбежать отсюда, немедленно. Может, он маньяк какой-нибудь. Привозит людей и запирает их в подвале: пытает, насилует, съедает.
 
- В целом, да. Хотя я бы не стал так грубо представлять затею. Как вам мое предложение?
 
Я не знал, что сказать. Руководствуясь здравым смыслом, следовало бы сразу отказаться. Но сумма в сто тысяч долларов навязчиво маячила на горизонте, как корабль, проплывающий мимо человека, выброшенного на пустынный остров. Да и чутье подсказывало, что если правильно себя вести, он добавит еще. Счастье, что ни он, ни я точно не знали, сколько должна стоить такая услуга. Только я чувствовал, что Корсинин переплачивает, а он – нет. Он мог обратиться к кому-то еще: те же ребята из морга или похоронного бюро. Они и за полставки сделают из нее куклу, да еще красивое платье от себя сошьют.
 
Мое молчание он принял за тяжелые сомнения, поэтому продолжил:
 
- Как я уже сказал, расходы я возьму на себя. Проблем с законом у вас не возникнет, я обещаю. Я дам вам аванс, десять тысяч, прямо сейчас, когда вы согласитесь взяться за работу. Мне нужно только одно: качественно выполненная работа. По-моему, вы лучшая кандидатура, но далеко не единственная.
 
- Можно взглянуть на нее?
 
- Да, пожалуйста. Она в спальне, это соседняя комната.
 
Он открыл дверь, и я увидел на кровати симпатичную мертвую девушку. Ей было лет двадцать пять. Она лежала в белой ночнушке, шикарные русые волосы рассыпались по подушке, как в каком-нибудь фильме. Будто и не умерла, а уснула тяжелым сном. Глаза закатились под веки, полуоткрытый рот замер в предвкушении поцелуя, да и вообще, пахло от нее духами, будто собиралась на свидание.
 
С момента смерти прошло около двенадцати часов. Это слишком много. Она расползется у меня в руках. Хотя за такой приз можно было и побороться. Но мороки столько, что эти сто тысяч покажутся заслуженными.
 
И все же девушка меня приятно удивила, поскольку была по-настоящему красива. А я, что уж таить, редко так говорю, тем более о мертвых. Вот только на ней еще при жизни была его печать, и даже после смерти, она оставалась его трупом, что он и хотел подтвердить посредством моих услуг.
 
- Что скажете? – Корсинин прервал мое трупосозерцание.
 
Я хотел сказать ему, что не одобряю некрофилию и вообще выхожу из игры, но почему-то получилось: «Я согласен. Мне потребуется гипс, для начала килограмм сорок».
 
Корсинин улыбнулся. Я уже видел эту улыбку: с ней меня обвешивали на рынке ушлые продавцы.
 
* * *
 
Мне не доведется забыть поездку обратно. С того момента, как на заднее сидение уложили мертвую девушку (складывать ее в багажнике было неэтично по отношению к вдовцу), одетую в ее лучшее платье, я все помню крайне детально. Хорошо, что окна у машины были затонированы. Хотя я был уверен, что даже если бы возникли проблемы, водитель Корсинина легко бы уладил их деньгами.
 
Я все принюхивался, пытаясь понять, тянет мертвечиной или нет. Под конец я настолько запутался в своих реальных и мнимых ощущениях, что перестал тратить время на подобную ерунду. На коленях у меня лежала стопка кассет: семейный архив Корсининых. Он сам дал мне их, а заодно несколько фотоальбомов, чтобы я получше «уловил пластику», как он выразился. Девушку звали Ириной. Я время от времени оглядывался на нее. Мне доводилось встречать трупы и раньше, но происходило это в более официальной обстановке. От тряски ее рука, лежащая на поясе, немного подрагивала. Просто уснула от долгой дороги. Чуть пьяная. 
 
Все же на фонари смотреть полезнее.
 
Когда мы приехали к моей студии, начался тихий дождик, который всегда ассоциировался у меня с кладбищем. Похоже, мой дом превращается в склеп.
 
- Можно заносить? – поинтересовался водитель, стоило выйти из машины. Так грузчики спрашивают, тягать ли им холодильник.
 
- Да... то есть, нет. Нет! – вспомнил я про Васькова.
 
Мой квартирант был главной загвоздкой. С психологической точки зрения избавиться от него нетрудно: я не привязываюсь к людям, пусть даже мы прожили вместе четыре года. Но как, черт побери, решить этот вопрос на практике?! Я оставил шофера с сигаретой окуривать салон автомобиля, как бы воздавая почести умершей, а сам двинул к Стасу.
 
Он уже дрых, но пинком под зад я привел его в бодрствующее состояние. Не переживайте, я всегда его так бужу. Он сел на кровати, зевая, как удав под димедролом.
 
- Как прошла поездка? – Васьков потирал глаза, намереваясь отрубиться в ближайшие секунд десять. Разумеется, в мою обязанность входило ему помешать.
 
- Ты съезжаешь с квартиры. Немедленно.
 
- Да-да, а ты отправляешься за золотом на дикий запад.
 
- Я не шучу.
 
- Ты что, правда, выгоняешь меня? – грозно зыркнул на меня Васьков. Что-что, а права свои он отстаивать умел и любил.
 
- Да, вот две тысячи долларов, возьми. Будем, считать, что это неустойка. Пристроишь себя где-нибудь, а обо мне даже вспоминать не надо.
 
- Ты что, друга выгоняешь?! – возмущению Васькова не было предела.
 
- Мы не друзья и никогда ими не были. Так, ютились в одной квартире.
 
Он был буквально ошарашен моим заявлением. Кажется, Васьков и впрямь считал меня своим корешем. Что ж, он ошибался. Он с обиженным видом наспех собрался и вышел в коридор.
 
- А книги? – спросил он.
 
- Потом заберешь, - я уже чуть ли не выталкивал его за дверь, - Позвонишь, договоримся, и заедешь за ними на неделе. Если надо, могу еще немного денег накинуть.
 
- Глеб, а что случилось-то хоть? Скажи мне, - обратился он ко мне, зашнуровывая ботинки, - Ты сам не свой. Может, какие-то проблемы? Ты скажи, может, я помогу чем.
 
Проблемы? Да, конечно. Так ему и скажу, чтоб отвязался.
 
- Проблемы? Да, конечно. На меня наехали какие-то барыги и поставили на счетчик, понимаешь? Они мне сначала заплатили, а теперь говорят, что я их кинул, и требуют вернуть сумму в несколько раз крупнее! – главное не переигрывать – Слушай, я ничего о них не знаю, но на вид они отмороженные дальше некуда! Они сказали, что сожгут мастерскую! Видишь, там под окном машина черная стоит? Я сейчас отдаю им пару тысяч из загашника, а что потом делать, даже не знаю. Я не хочу, чтоб ты меня грузил сейчас. Если все уляжется, то можешь вернуться.
 
- Тогда я денег не возьму, - Стас уверенно протянул купюры обратно, - Тебе нужнее.
 
- Предлагаешь выгнать тебя на улицу без гроша в кармане? – мне стало совестно, что я пользуюсь доверием этого большого наивного ребенка.
 
- Почему на улицу? Есть одна девушка, я у нее поживу немного. На, держи. Звони, если что.
 
- Спасибо, - я забрал деньги.
 
- Удачи, я надеюсь, все рассосется.
 
- Я в этом почти уверен. Знаешь, заходи в декабре. Если буду жив – открою.
 
Он пожал мне руку и вышел за дверь. В другой руке остались две тысячи долларов, которыми я хотел откупиться от человека, считавшего меня своим другом.
 
* * *
 
Я смотрел в окно, как Стас обходит машину с трупом и исчезает в пелене ночных улиц. Я опасался, что он может броситься на водителя, чересчур проникнувшись моей байкой. Пронесло.
 
После мы вдвоем затащили Ирину в мою студию. Я отпустил водителя и немедленно принялся за дело. Я поспал всего часа два, но нервное возбуждение от того, что я собирался сделать, действовало сильнее крепкого кофе. Время играло против меня: честно говоря, с ней уже нельзя было работать как с образцом. Прошло больше двенадцати часов, а крупную дичь (наверно, я не ошибусь, если отнесу ее к крупной дичи) вообще надо потрошить на месте. 
 
Я превратился в хладнокровного специалиста. Больше она не была красивой девушкой, у которой когда-то была своя жизнь и своя судьба. Нет, передо мной на столе лежал очень неудобный кусок мяса, который надо было разделать, чем скорее, тем лучше. Натянул латексные перчатки: в ней должно было быть столько микробов, что я избегал лезть внутрь голыми руками. Одна ранка, и я сдохну, как Базаров.
 
Я раздел ее (хорошая фигурка), снял мерку для будущего каркаса, затем положил на большой стол, настроил лампу и критически оценил происходящее. Так, чучело будет стоять к Корсинину лицом, поэтому шрамы должны быть сзади. Я перевернул ее на живот. Нет, не так. Я перевернул ее обратно. Вечно я, когда волнуюсь, много суечусь и делаю лишние движения. Я достал нож из ящичка с инструментами и сделал то, с чего положено начинать любую работу: вырезал ей глаза. Теперь можно и перевернуть.
 
Дальше все, как по учебнику: надрез от основания черепа до заднего прохода. Потом надрез по внутренней стороне ног и рук. Я взялся за кожу и потянул в разные стороны. Я раскрыл ее. Теперь требовалось выгрести мясо, удалить кости и органы. Мясо я отрывал прямо руками, лишь в редких случаях подрезая ножом сухожилия. В пальцы я делал инъекции остатков формалина, которые уцелели после нашествия Васькова: так с них было легче снимать плоть. 
 
Рассвет я встретил, когда начал вынимать органы. Это было довольно трудно сделать через спину, так как мешались ребра и позвонок. Мне пришлось расширить надрез и перечеркнуть ей спину крест-накрест. Я полагал, что Корсинин догадается одеть ее, а не выставлять в голом виде, иначе эти шрамы будут видны с любой позиции. Я бы порекомендовал роскошное вечернее платье: так оно и красиво, и незаметно. 
 
Заодно на этом этапе закончилось мое хваленое хладнокровие. Я уже с трудом преодолевал отвращение, возникшее у меня впервые за долгие годы работы. В комнате было нестерпимо душно, пахло разлагающимся и гниющим мясом. В тех кусках, которые я отложил в самом начале, уже что-то копошилось. Эта мошкара поистине вездесуща, доставалось всем моим заказам, - этот не исключение. Я сбрызнул все окисью серы и пошел на перекур. 
 
Вернувшись, я продолжил возиться с органами. Когда я извлекал матку, меня аж передернуло: думал, вырвет, но чудом сдержался. Женщины устроены немного сложнее, однако, с точки зрения таксидермиста, вся эта внутренняя набивка – мусор. Кстати о мусоре, мяса скопилось столько, что терпеть дальше было нельзя. Я нагрузил ошметками пару ведер и, прикрыв крышкой, выставил в дальний угол коридора. О нет, сам я от них избавляться не буду, пусть корсининский шофер кумекает, а я не хочу попасться с этой требухой.
 
К утру я снял кожу и аккуратно замочил ее в слабом уксусном растворе. Пусть промаринуется немного, а потом можно продолжить. 
 
Теперь череп. Теоретически, я мог бы вылепить голову из гипса, но лица, в отличие от тел, у меня почти никогда нормально не получались. Поэтому я соотнес возню с черепом и возню с гипсом и решил, что первое все же предпочтительнее. Отдельный геморрой был с губами и ушами девушки, но я разобрался довольно быстро. Подобные ткани необходимо сохранять, их почти никак не воссоздать искусственно. Затем я вынул из ящика хирургическую пилу, перепилил основание черепа и снял его со скелета.
 
Надо выдернуть зубы, потом прилеплю обратно на эпоксидку, главное, чтобы они не потрескались. Улыбка, конечно, уже не будет белоснежно-белой, но по моему плану стоять Ирина должна была с закрытым ртом. Повыдергивал зубы, стараясь не раскрошить их, прочистил носовую полость. Потом положил черепушку в кастрюлю с холодной водой и поставил огонь на максимум. Прокипятил с минуту и вынул череп. Счистить остатки мяса было легко, под сильной струей воды они отваливались сами. 
Тут уж, не знаю почему, я не удержался и выловил из кастрюли небольшой кусочек. Немного пожевал и выплюнул, потом даже прополоскал рот марганцовкой. Мясо, как мясо, будь я поваром, сочинил бы рецепт какого-нибудь рагу, но готовлю я бездарно. И все же, оставляет впечатление. Не от вкуса, а от самого факта, что ты жуешь человека. Думаю, Корсинин бы меня убил, если бы узнал. Поэтому он и не узнает.
 
А вот мозг я достать не смог. Отверстие от позвонка оказалось слишком маленьким. Можно было просунуть туда проволоку и, вращая ей, как миксером, сделать эдакий гоголь-моголь, но мне как-то не улыбалось весь день перемешивать ее покойный разум. Проклиная про себя всю эту затею, я принялся отпиливать черепную коробку. Сзади, разумеется. Отпилил, выгреб остатки недоваренных мозгов (оказывается, у красивых девушек тоже есть мозги) и склеил череп заново. Почти, как новенький.
 
Все на сегодня: шкуру снял и замочил, череп обработал. Теперь спать. Я очень боялся, что мне приснится гротескное продолжение анатомического театра. Я снова не угадал: мне вообще ничего не снилось. Я рухнул на кушетку и, ткнув подушку два раза, провалился в тягучий мир темноты.
 
* * *
 
Разбудил меня шофер Корсинина, подвезший мне гипс. Я обменял его на ведра с мясом. Мне почудилось, будто бы он даже меня побаивается. Да, точно, смотрел на меня, как на таинственного и могущественного египетского жреца, в чью компетенцию входит не только мумификация фараоновых жен, но и тесное общение с миром мертвых. 
 
Я сварил кофе. Надо было побыстрее придти в себя и начать делать каркас. В буфете у меня завалялся пакетик курабье, мое любимое печенье. Со всем этим я организовал себе завтрак, хотя нормальные люди в это время полдничают. Во время еды я люблю уткнуться глазами в какой-нибудь ненавязчивый текст, лучше всего газетный. Бегать за свежей прессой меня ломало, так что я придумал кое-что более подходящее. Я принялся разглядывать фотоальбомы. Те несколько кассет были бесполезны: я только сейчас вспомнил, что мне не на чем их просматривать.
 
Что за девушка Ирина Корсинина? Не знаю, сложно понять из десятка заученных фотопоз. Вот фотографии с Красного моря, раз уж в этом же альбоме попадаются фотографии пирамид, резонно предположить, что они ездили в Египет. Я заметил одну закономерность, на большинстве фотографий она была одна: Корсинин любил снимать свою жену. Всего несколько фотографий вместе с ним, остальное – она в одиночестве, предоставленная сама себе. 
 
Я нашел всего несколько фотографий, на которых фигурировали другие люди. Снимали на встрече одноклассников, как я понял, и Корсинина там не было. Эти снимки понравились мне больше египетских. Тут Ирина была другая. Не пошлая, если пытаться подобрать слова. Она сидела отдельно от компании подруг и этих пьяных парней, грустная и задумчивая. О чем же ты думала, Ира? Наверно, тяжело веселиться, когда дома тебя ждет тиран, вроде Петра Корсинина, наложивший на тебя знак товарной и, я почти уверен, интеллектуальной собственности. Да посмотрите же, она боится. Зажата в угол, и опасается сделать что-то не так, словно муж продолжает за ней наблюдать. Интересно, предполагала она, что будет стоять в углу его спальни даже после смерти?
 
Самым занятным был последний альбом. Тут они приобрели загородный дом, куда я заезжал. Оказывается, Корсинин купил его только этим летом. Так вот, тут она выглядит так, словно предчувствует свою смерть. Я уверен, что Петр мне что-то недоговаривает: люди не умирают вот так вдруг, безо всяких причин. Может, она чем-то болела, - это все умозрительно. Может, моя работа нужна, чтобы скрыть следы преступления. В любом случае, выглядит она все хуже, но при этом, ее взгляд все более проясняется. Иру в Египте от Иры на даче отделяют сотни скандалов, разочарований, осознаний и несправедливых ревнивых упреков. Это взгляд птицы, осознавшей себя в клетке. Она была обречена умереть, потому что не любила того, кто посадил ее под замок. Что же тогда, дурочка, толкнуло тебя выйти за него? Неужели ты не знала, что гордые охотники всегда чучелизируют свою добычу? 
 
Что ж, по крайней мере, она умерла несчастной. Меня занимал вопрос: а что в ней нашел Корсинин? Почему она пленила его до той степени, когда объект любви превращают в бледную фарфоровую куклу, стоящую в стеклянном серванте? Он понимал, что все больше отдаляется от того, чтобы быть окончательным хозяином всех ее помыслов? Видимо, да. И заказ, который я получил, - последняя, отчаянная попытка этот контроль восстановить. Он свихнулся не от любви, а от потери власти. 
 
Что, Ира, думала, что умереть – это очень хитрый план побега? О нет, мир слишком изощренно реагирует на любые попытки избежать своей судьбы. Я, например, свою судьбу знаю: я уловил ее очертания уже очень давно. 
 
Кофе закончился. По-моему, я заляпал обложку альбома чем-то липким.
 
Пора за работу, Глеб «Чучельник» Плахин. Пора приниматься за то, что приносит тебе деньги, славу и покой. А именно, разводить гипс, скручивать проволочный каркас и совмещать все воедино. 
Я создаю человека.
 
* * *
 
Двадцать девятое ноября. Я сижу в том же кафе, где встретил Корсинина четыре дня назад, и ем свой диетический супчик. Он так же отвратителен, как и всегда. Порой мне кажется, что гастрит является единственной упорядочивающей вещью в моей жизни. Я могу терять счет времени, особенно, когда нет работы, но я всегда знаю, какое сегодня число, четное или нет. Я могу спать целыми днями, могу слоняться ночами по улицам, но супчик неизменен – догма.
 
Гастрит я нажил в студенческую пору. Вообще-то тогда у меня открылась настолько жуткая язва, что второй курс я питался только кашей и отварной рыбой, от которой меня воротит до сих пор. А все из-за того, что у меня не было денег. Не хватало даже на еду. Жил в общаге за бесплатно, и на том уж спасибо. Родители мне не помогали, так как, по сути, у меня их и не было. Мать сбежала, когда мне было пять лет, отец окончательно спился, когда мне было двенадцать. Я жил с дедушкой, потом поступил в художественный. Тогда мне удалось на время уехать из этой дыры. А на четвертом курсе меня выперли – вот еще один финт судьбы, который я не мог предугадать.
 
Мне пришлось вернуться: уже на платформе я понял, что жизнь кончена, и я буду вечно гнить в этом болоте. Здравствуй, родной город! Наверно, мне следовало нажраться и пустить все на самотек, как делал мой батя, но произошло еще одно событие. Умер дедушка и оставил мне четырехкомнатную квартиру. Отец пытался обжаловать завещание, но не успел: загнулся от цирроза за неделю до заседания. Так я и зажил в дважды чужом городе: одинокий, нелюдимый, бесперспективный, недоучка, зато с огромной квартирой. Я решил организовать там студию и заниматься тем, чему научился в институте. Сперва я пытался делать могильные камни, но дело как-то не пошло, да и мрачно оно слишком. Потом мне попался на глаза охотничий магазин. Сквозь витрину я смотрел на голову оленя, привинченную к стене, и смутно осознавал, что я могу сделать не хуже. И я смог. 
 
Мне не нравятся люди, сидящие со мной в одном зале. Они тараторят, мерзко чавкают и много курят. Чтобы не встречаться с ними взглядом, я пялюсь в тарелку. Тогда меня начинают терзать другие мысли. Глядя на ложку, размешивающую постную жижу, я не могу не задуматься над тем, как закопал свой талант. Я был очень хорошим скульптором. Мне всегда удавалось передать то, что другие забывали вкладывать в свои творения. А потом я начал служить трупам. Да, именно так, как тот египетский жрец. Я думал, что буду творить, создавать, внесу что-то новое в искусство – да кто так не думает? – а вышло так, что в своих работах я увековечиваю смерть. Апофеозом абсурда стала Ира. 
 
Получу деньги и… Даже не знаю. Хочу уехать. Неважно куда. Лишь бы никогда не видеть эту унылую сибирскую осень, этих охотников и их жертв. Может, в Испанию? Поближе к Гауди.
 
Я основательно замерз, пока шел сюда, а супчик меня совсем не разогрел. Я заказал себе кофе. Мысли вернулись к Ире. Каково жить в тюрьме? Я все еще не мог понять, что у нее было общего с Корсининым. Где они встретились? Как они поженились? Если отталкиваться от даты первого фотоснимка в альбоме, то они прожили вместе три года. Но без детей. Уверен, что Корсинина это жутко бесило: такие, как он, хотят обладать еще и наследником, миниатюрной копией себя. А она не хотела детей. Может быть, дело в нем, может, в ней. Тяжело представлять жизнь человека, опираясь на его тело. Корсинину не нужны ее эмоции, ее переживания, ее любовь, ему нужна она. 
 
Если через каркас провести провода, а в рот ввинтить лампочку, то Иру можно поставить вместо торшера.
 
Иногда я удивляюсь собственному цинизму. Раньше его не было. Я верил, что красота спасет мир. Теперь вижу, что сохранить мир можно единственным образом: сделав из него чучело.
 
- Черт!!! – не удержался я. Да вы бы тоже не удержались, если бы с подноса вам на бедра грохнулась чашка с горячим кофе.
 
- Ой, простите, простите, - суетилась официантка, - Чем помочь?
 
- Черт! Черт! Черт! – я встал из-за стола и, отпихнув официантку, хотя она не мешала пройти, направился в туалет.
 
«Тупая дура» - размышлял я, отмывая брюки водичкой из раковины, - «безмозглая самка, которая не заслуживает даже шакальей должности официантки в дешевом кафе на окраине!» 
 
Я натирал брючину мылом, а сам мысленно разделывал неуклюжую девушку на куски. Ира продемонстрировала, что внутри женщин нет ничего особенного, ничего такого, ради чего стоило бы писать сонеты и покупать цветы. Груда мышц, кожи, жира и половых органов. Вот, кто меня облил: докторская колбаса в передничке!
 
Впрочем, в том, что женщины не могут дать того, что нужно в жизни, я убедился очень давно. Была у меня в институте одна любовь, из-за которой, в общем-то, я и вылетел, завалив сессию. Она училась со мной на потоке, только на художницу, а не на скульптора. Она рисовала портреты, и получалось у нее очень хорошо. Она даже меня изобразила в своей большой тетрадочке. Она сказала, что меня трудно рисовать, и ей нравятся такие люди. Ну, а она нравилась мне. Не могу сказать в ответ, тяжело или просто ее лепить – не пробовал. 
 
А потом она сгорела, кончилась как художник и как человек по причине, из-за которой погибают девяносто процентов творческих людей: у нее появились ублюдочные друзья. С ними она узнала, что нужно принимать наркотики, когда кончается вдохновение. Она зачастила с ними по клубам и блатным выставкам, но рисовать перестала, словно бы гулянки заменили ей погружение в мир красок. Как вы уже угадали, компания этих (гы-гы-гы) парнишек и (а-ха-ха) девчушек перевесила мою скромную персону. Она ушла и растворилась в киселе. Ей недоставало профессиональной гордости, снобизма и элементарного самоуважения. Человек, взявший на себя ответственность рисовать других, не должен уподобляться свиноматке. 
 
Насколько мне известно, она ничего не достигла, кроме двух скоропостижных браков. Поделом.
Я взглянул на свои штаны: прелесть! Как будто я страдаю энурезом, и меня только что напугали. К тому же пятно осталось не только мокрое, но и подозрительно темно-коричневое, что мне особенно нравилось.
 
Я вышел из кафе, не заплатив. Отныне буду есть супчик в другом месте. Надо было оттаскать официантку за волосы, да я сглупил.
 
Возвращаюсь домой. Мне не терпелось взглянуть, как поживает моя девушка. В смысле, Ира. 
В смысле, Ира.

Метки:  

Голод

Воскресенье, 12 Октября 2014 г. 04:41 + в цитатник

Есть у меня подруга. И пару месяцев назад, когда только ввели продуктовые санкции, ей дали редакционное задание. В общем, нужно было прошерстить блогосферу, а конкретно ЖЖ и FB, и найти положительные отзывы на санкции. "Разлюблю я сыр дорблю", патриотизьм и тому подобное. И знаете, ей это не удалось (хотя я бы нашла без особенных проблем). Все ныли и плакали. Кричали, что страна катится в пропасть, что от нас все отказались, что Путин - автократ.

Кстати, лично я, что характерно, запрещенную еду после санкций стала есть чаще, а не реже. Во-первых, все знакомые, возвращающиеся из загранки, считают своим долгом привести контрабандный продуктовый набор. Во-вторых, работает замещение импорта. Часть продуктов мы делаем сами. Например, почти все нормальные сыры (моцарелла, конечно, не такая веселая, но мне, человеку с выжженными вкусовыми рецепторами, жаловаться не на что). Часть импортируют другие страны. Часть проходит под видом "белорусских мидий". Короче говоря, полки не пустуют.

Я отношу себя к среднему классу (по московским меркам). И более чем уверена, что эти раскрученные жлобы точно своих деликатесов не лишились. Более того, я уверена, что у них все было нормально в 90-е.

Помните веселые 90-е? У меня уже очень смутные воспоминания. Я из военной семьи. Оба деда дошли до Берлина. У меня до сих пор висят на стене и прекрасно ходят трофейные немецкие часы. Интересно, хоть один новодел сможет столько протянуть? Потом один дед пошел по линии партии, а второй стал военным инженером и делал патроны. Родители - тоже военные, и мать, и отец. Когда начался весь этот бардак, их гоняли по гарнизонам. Родилась в Москве, потом три года в Чите, которую я, слава Богу, даже не помню, а потом обратно под Москву.

Жрать было нечего. Мне еще были нужны лекарства - их не было в принципе. Выжила по статистической погрешности. Так вот, насчет еды, мы держались только за счет отцовского офицерского пайка. В нем были банки тушенки и сгущенки. Иногда какое-то пресное печенье. Как я радовалась сгущенке... Смотрю я сейчас на Ferrero Rocher, и они меня не вдохновляют. А сгущенка в те времена - вдохновляла.

Еще у нас не было денег. И если еду государство худо-бедно поставляло, то денег не было, то есть вообще. По вечерам мы с отцом ездили калымить на жигуленке. Я очень любила эти ночные поездки и всегда напрашивалась. До сих пор вижу какую-то прелесть в том, чтобы сесть в машину или хотя бы в трамвай и уехать в никуда, прижавшись лбом к стеклу. А еще мы воровали. Как же без этого? Мой отец имел доступ к списанной связистской аппаратуре. Он приносил домой платы, и мы вместе вынимали детальки кусачками. Я до сих пор помню, что платина содержится в зеленых пластинках и в рыжих подушечках. На них должен быть полый ромбик, что означало присутствие драгметалла. А еще были сороконожки с золотыми ножками. Резисторы, кажется, спросом не пользовались.

Военные тогда были совсем нищие. Я провела детство в жилгородке на отшибе. На Google maps моя часть до сих пор стыдливо замазана. Я не ходила в садик. Я не ходила в школу. Я стреляла из ПМ (отвратительно мажу) и каталась на броне.   

Я мало что помню из того периода. Но мне въелось в память чувство какого-то перманентного унижения. Когда ради выживания каждый день приходится идти против совести. Унизительно было понимать, что вчера мы были Империей, а сегодня о нас вытирают ноги, и мы клянчим милостыню у фондов. Депрессивные, обшарпанные дома, раздолбанные дороги, пакеты с клеем, быт без воды и электричества. Я однажды среди гаражей нашла труп мужика с проломленной головой.

Полагаю, многие господа, осуждающие эмбарго на красную рыбу, тогда воровали, как и мы. Но в отличие от нас, они воровали, скажем, лес, нефть, газ, оружие, стройматериалы, зерно. И, снова полагаю, питались они не армейскими сухпайками непонятной годности.

И мы не вопили, как они. Ельцина, Примакова и Чубайса, разумеется, все ругали, но была какая-то отрешенность от этого голода, от этой разрухи. В этом были остатки, крохи достоинства спившегося и побирающегося народа.

И как я должна относиться к либеральной тусовке, покуда я помню 90-е?

Как они смеют оскорблять мой голод? Мою нищету? Мою изоляцию?

Я готова отказаться от бизнес-ланча, чтобы их расстреляли.

foto_164 (700x468, 72Kb)


Метки:  

Понравилось: 1 пользователю

Город бесцветных индивидуальностей

Пятница, 10 Октября 2014 г. 02:52 + в цитатник

1266278000_japanese-art009 (525x700, 36Kb)

Меня всегда занимал вопрос: почему все эти яркие индивидуальности не сбегут из города, который их индивидуальности стирает? Не судите по мне, я знала на что шла и сознательно хотела содрать лицо до костей. Я стремилась воссоединиться с машиной, с гротескным механизмом из шестерней, проводов, поршней и турбин. Поэтому здесь мне самое место.

Могут ли тем же похвастаться остальные жители города? Очень сомнительно. Хитрый еврей Клайненберг выдвинул теорию, что общество ожидает дальнейшая атомизация, расслоение традиционных семей и групп на одиночек, рассованных по квартирам. Он, конечно, прав в предпосылках, но не прав в выводах. О нет, мы столкнулись с гиперсоциальным обществом. Благодаря развитию СМК (средства массовой коммуникации - куда интереснее этих ваших СМИ) люди стали больше общаться друг с другом, никак не меньше. Даже наши забитые социофобы и шизоиды начали подавать голос. Хотелось бы думать, что у людей, которые постят фоточки в FB, на самом деле нет жизни, но факты говорят об обратном. Есть прямая корреляция между активностью человека в реале и в виртуале.

Проблема в ином - в организации труда. Я уважаю Маркса и признаю, что трудовая деятельность играет важную роль в жизни человека и в социуме. Скажите, разве у вас никогда не возникало желания делать что-то своими руками? Шить одеяла, делать мебель из дерева, чинить машины, печь ржаной хлеб? Офисная жизнь чудовищно абстрактна и трудоемка одновременно. Офисные люди много впахивают, но фактически не видят результатов своего труда. Разве можно считать реальной продукцией PR, журналистские заметушки, которые завтра никто не упомнит, юридические договора и перегонку туда-сюда спекулятивных электронных капиталов? Это все фикция, симулякры и надстройка над объективной реальностью.

В Сети мало кому нужна информация. Пользователи не готовы полтора часа кряхтеть и вдумчиво читать умное исследование. Нет времени. В лучшем случае они прочитают дайджест-выжимку с прикольной картинкой. Сообщения и заметки становятся все короче и эмоциональнее. Так учат вести корпоративные страницы: коротенький текстик, попсовые истины, яркая картинка и песенку или ролик по вкусу. Получите репосты и лайки.

Я, кстати, категорически протестую против этого и отказываюсь писать SEO-тексты для своих нужд. Я не хочу участвовать в информационной вакханалии. Медиакультура не настраивает на содержательный лад. От вас не требуется сложного анализа - просто реакция понравилось \ не понравилось.

"Как вам кинцо?" - "Понравилось" - "Наш человек!"

Так вот, в мире абстрактной экономики человек пытается компенсировать отсутствие реальных результатов за счет создания имиджа в сети. Образ в сети дает свободу. Возвращает значимость словам и жестам. Проблема самоидентификации, в конечном итоге, неизбежно ведет к проблеме самовыражения. И чем меньше человек понимает, кто он таков, тем сильнее он пытается выставить свое Эго на публику. Пусть люди одобрят. Пусть люди направят и подскажут. Не только кем быть, но и как быть. Легкость социального взаимодействия ведет к растрате времени. Потрепаться с аватаркой в Сети проще, быстрее и приятнее, чем посмотреть длинный фильм или (не дай Бог) взять длинную книгу. Люди сегодня испытывают реальный стресс, понимая, что им придется убить много часов подряд, чтобы что-то понять или выучить. И потому они эти же часы убивают с иллюзией продуктивной деятельности и коммуникации.

Наверно, это ненормально, но сейчас даже преступники делают сэлфи на месте преступления и выкладывают фото украденных смартфонов. Это за пределами моего понимания. Сегодня, если вы хотите стать идолом, вам сперва придется стать абсолютно публичной личностью. Их жизнь издалека кажется аляповатой, неестественной конструкцией из дешевого пластика. Соцсети провоцируют зависть. Мы завидуем успешным медиаперсонам не меньше, чем успешным банкирам и разведчикам. Пожалуй, даже больше. Все эти хипстеры, креативная прослойка, медийщики и просто неравнодушные к самим себе люди — идеальная мишень для продвижения брендов, с одной стороны, и организации протестов и флешмобов, с другой. Ибо являются то восторженными, сиюминутными потребителями, то фрустрированными, забитыми клерками.

Люди добровольно отказываются от тайны частной жизни. Это, как если бы государства добровольно отказались от суверенитета, сняли все визовые и таможенные ограничения. Когда люди не могут найти вашего двойника в Сети, они злятся и недоумевают. У вас должна быть представительская копия.

Сеть поощряет взаимный нарциссизм. Процветает реципрокный обмен симпатиями. Опять незнакомое слово? Ну, в общем, это ситуация "ты мне - я тебе". Социальные сети - это огромная масса людей в позиции 69. Внешний мир дает вам деньги, еду, кров и оптоволоконный кабель. Игры и виртуальная коммуникация дают людям то, чего они лишены в повседневности - Смысл. В игре есть миссия. Квесты. Можно спасти мир. А в реальном мире - мир спасти нельзя, увы.

Социолог Зигмунт Бауман придумал термин liquid modernity – «текучая современность». В своей лекции он сказал: "Кризис идентичности теперь состоит в том, что так как большинство общественных задач осуществляется через магазины, так же и отличия вас от других можно достигнуть с помощью магазинов. Трудностью является поддержание этого, мода меняется очень быстро, господствующие взгляды о том, что такое хорошо и что такое плохо, меняются быстро, открывается Интернет — все меняется, заголовки газет служат цели вытереть из памяти заголовки вчерашнего дня. По-моему, то, что происходит сегодня, — это не то, что людей волнует проблема идентификации, нет, их в большей степени волнует проблема реидентификации: как сохранить возможность стать каким-то другим. В действительном понятии идентичности сегодня уживаются два желания: я хочу быть собой и я хочу быть кем-то иным".

Вернемся к тому, с чего мы начали. Возвратимся в великий город. Как вы думаете, что в Сети главное? Нет. Тоже нет. А правильный ответ - право голоса. Каждый может говорить и найти себе слушателя. Даже если мнение банально или некомпетентно. Писатель найдет себе хоть одного читателя. Даже самый задрипанный неудачник и самая экзальтированная графоманка на свете. В реальности они не имеют права разевать рот. Общество мало кому позволяет высказываться по важным вопросам. Чтобы подняться над уровнем кухонных посиделок, надо быть кем-то в теме. Надо быть Фурсовым, чтобы выступать на конференции. Если, скажем, ко мне подойдет какой-то герр и начнет втирать про Украину, про культурологию или вообще про литературу, то продержится он где-то две фразы, после чего пойдет по адресу, который не дом и не улица.

Кому вы пишите рецензии? Кому вы строчите стихи? На кого и ради чего выливаете мысли ведрами?

Без зрителя уже никак? Применение принципа наблюдателя в рамках одной частной жизни — пока никто не смотрит, ничего и не происходит.

А нужны ли эти мысли, стихи, рецензии там, по ту сторону монитора?

Разумеется, глупо использовать СМК для борьбы с СМК же. Поэтому будем считать, что я только информирую, а не коммуницирую. Мне не нужна обратная связь, поскольку, будем честны, ничье мнение в Сети меня не интересует. Может быть, поэтому я не тянусь к другим пользователям.  Потому что нет тут людей, кроме меня. И для вас, кроме вас и знакомых, перетащенных с реала, тоже не должно быть.  Пустяк, призраки. Возмущение статического электричества.

Впрягаться в эти отношения, верить в их серьезность - виртуальное рабство. С кем-то спорить можно до посинения, благо у каждого в кармане экспертное мнение. Можно полгода бросаться друг в друга философскими категориями или творческими работами, но все это не сравнится по эффекту с одной душевной пьянкой. А уж рассчитывать и надеяться на эфемерных, виртуальных друзей...

Я могу понять зависимость в реальности. Но когда человек привязывается к интернет-сообществу, в котором он пару лет тихонько трендит о чем-то под присмотром таких же пользователей... Нет дружбы и обмена мнениями по Сети, как и нет завтрака по телефону. Слишком быстро. Слишком просто. Слишком поверхностно и обесценено. Я скучаю по эпистолярному жанру. Потому что письма шли неделями. И что-то значили. Надо было выверять написанное. Отвечать за слова.

Я стою на карнизе высокого дома. Подо мной шагают одинаково зажатые люди. И дома они будут одинаково раскрепощаться и расправлять перья в Сети. Двадцать первый век расслоил людей надвое. И вместо одной банальной судьбы, у каждого их теперь по две. Мне не нужны жалкие имиджевые уловки. Для кого? Гораздо важнее запустить маховик машины. И я добьюсь этого через любые подвиги или унижения.

P.S. Не утруждайтесь якобы отстаивать якобы свое мнение. В сети слишком велико искушение громко говорить от своего имени. Это трата времени. Лучше прочитайте нормальную книгу, попрыгайте через скакалку или сварите борщ. Это инвестирование времени.

 

 


Метки:  


Процитировано 1 раз
Понравилось: 2 пользователям

Полоса плановых взрывных работ

Вторник, 07 Октября 2014 г. 15:05 + в цитатник
На секунду задумалась, кем бы я хотела стать. С детства у меня был уникальный талант разрушать и создавать новое. Может быть, это дурной глаз, но войдя в комнату, я вижу слабые узлы и знаю, как их расшатать. У меня быстро вызревает понимание, как развалить любую компанию, любую группу людей. Я замечаю уязвимости. И меня тянет ткнуть в критическую точку, поскольку она меня раздражает. 
Потребуется разрушить старый мировой порядок прежде, чем построить новый. И я вижу его незащищенный броней участок. Это - вы. Люди, которые доверяют ему.
Следовательно, мне придется выбить из-под ваших ног доверие к современному миру, веру в его правила, согласие на его мораль. Мне снова придется стать мифологом и разоблачать мифы.
Мы с вами живем в условиях информационного и коммерческого хаоса. Управляемого хаоса. Представьте себе суп. Суп - это вообще универсальная картина мира, примите к сведению. Наш бульон постепенно закипает. И довольно давно стоит на огне. Внутри кастрюли может происходить что угодно. Самые удивительные и самые чудовищные вещи. Это неважно - лишь бы суп не убежал.
Мы с вами внутри кастрюли. И мы свободны в ней. Можем делать, что хотим, думать и печатать, что хотим, покупать, что хотим. И все это дозволено по одной простой причине: мы берем то, что есть, но не требуем чего-то качественно иного. Все, что мы хотим, - кипеть в бурлящем супе.
Я была по ту сторону нержавеющей стенки: там все по-другому. И я хочу организовать побег. Массовый.
Мы поговорим об этом понятнее и подробнее в ближайшее время. Просто спрашивают меня, какие у нас планы на новый квартал. Что ж, мы займемся демифологизацией и деконструкцией ваших ценностей. 

thumb2-23be980e8260bfec00d23e94364318c4 (700x437, 113Kb)


Метки:  

Камни внутрь опасно

Среда, 01 Октября 2014 г. 06:14 + в цитатник

Итак, мы прожили еще один квартал. Давайте подобьем итоги и наметим будущее.

Процесс трансформации успешно завершился. Я сижу в кресле и легонько попинываю выползок, который уже не является мной. Поэтому мне наплевать на то, что с ним будет.

Я избавилась от клейма прокаженной. Я могу без опаски войти в любой дом, будучи уверенной, что хозяева не погонят меня поганой метлой. Они признали меня равноправной жительницей города. Они больше не сторонятся меня, не стесняются. Хотя, конечно, им интересно, как я умудрилась выжить в пустыне. И какие страны я повидала.

Пустота начинает заполняться. Смерть на моей стороне, и она, не таясь, указывает на это. Я все еще в состоянии выдумать себе дворец или хибару в порту. Началось обустройство дома. Персонификация пространства. Действительность, как теплый пластилин мнется под моими пальцами.

Все пришло в движение. Люди, события, мысли. Прекрасная констелляция. Я чувствую потребность разогнаться еще больше. Нарастить скорость и массу, чтобы инерционные силы стали моими союзниками. Гистерезис. Любые дела требуют времени и терпеливого подхода. Но потом, однажды запущенные, они еще долго будут катиться по шоссе сами по себе.

Я открыла дверь закрытую много лет назад. Закрытую для того, чтобы остановить вторжение того мира в этот. Они переступают через меня, как через порог. Сперва я впустила ее. Возобновила наше общение, прерванное восемь лет назад. Пришлось, надрываясь, разбирать баррикады и искать выброшенные ключи. Вслед за ней придут и другие. Не то что бы я хотела их видеть, но так уж получилось. Снова буду вращающейся дверью. Уже почти забыла, каково это.

Caché с вироспорами тоже стоит подле моих ног. Его я попинывать не рискну. Слишком хрупкое и ценное содержимое. К этому нельзя относиться легкомысленно. Какое-то время уйдет на подготовку, но это качественно иное время. И если раньше я сидела сложа руки и ждала погоды, то теперь в моей деятельности наметится активное созидательное начало. Даже если созидать придется вирус, убивающий плоть.

На днях захвачена телебашня. Я сдерживаю свои обещания. Но только те, которые даны не людям. Пока мы транслируем белый шум, но даже это куда содержательнее праймтаймовых мыльных опер или липовых новостей о войне. Полагаю, скоро мы начнем свое вещание. И к радио IrRegaliA FM можно будет смело добавить канал IrRegaliA+.

В связи с перераспределением нагрузки мое присутствие в дневнике несколько снизится. Если раньше я считала своим долгом шмалять по записи каждый день, то теперь они будут появляться пару раз в неделю. Обещаю, что это не скажется ни на стиле, ни на качестве.

Мы - радикальные мечтатели.

Мы шагаем по земле параллельным курсом.

 

1239371375_013 (700x415, 26Kb)


Метки:  

Понравилось: 1 пользователю

Спутник Луны

Вторник, 30 Сентября 2014 г. 12:18 + в цитатник

Изможденная дневным зноем земля приготовилась встретить освежающую ночную прохладу. Со стороны залива подул теплый и сильный ветер, пустив по лугу волны. Средиземноморские сосны отрешенно указывали на небо, по которому быстро бежали рваные клочки облаков. Горизонт окутала сине-зеленая сумеречная шаль, быстро расползавшаяся во все стороны. В неожиданно наступившей тишине море оглушительно выбрасывало волны на каменистый берег.
Богиня Селена взошла на небо на серебряной колеснице. Вокруг нее жемчужной россыпью горели звезды. Леса, бухты, равнины преобразились, залитые мерцающим, призрачным светом. Все, что днем казалось обыденным и скучным, было окутано манящей тайной. Природа переродилась, чтобы раскрыть свои секреты тем, кто в эту лунную ночь потерял покой и сон. Селена взирала на землю: она покровительственно рассматривала людские хижины, в которых мирно и безмятежно сопели спящие. Мужья обнимали жен, дети – игрушки; животные жались друг к другу, обдавая овин теплым дыханием. Стражники неспешно прогуливались по крепостным стенам, иногда опираясь о копье и вглядываясь в далекие огоньки на небе.
В эту ночь луна нависла над землей так близко, словно хотела разглядеть, что творится в каждом доме. Пастух, по имени Эндимион, оставил стада в высокой траве и поднялся на утес, желая получше разглядеть свою вдохновительницу. Она всегда вызывала в нем чувство тревожного ожидания, затаившееся на самом краю души. Когда одиночество становилось невыносимым, он брал свою свирель и начинал наигрывать мелодии, рождавшиеся в голове – песни беспричинной и сладкой тоски. Иногда он сочинял стихи, которые, все до одного, посвящал луне.
Достигнув вершины, Эндимион бросил быстрый взгляд на овец. Пастух чувствовал, что сегодня его стадо убережет кто-то другой, - у него были более важные дела. Эндимион увидел полную луну, отражавшуюся в дрожащей воде. Зрелище настолько тронуло его красотой и обрадовало, что он откинул голову и звонко рассмеялся, до слез растроганный встречей, которую ждал целый месяц. Лунный свет озарил его прекрасное лицо. Эндимион улыбался в ответ.
Стоя перед морем, он начал читать стих, сам собой сложившийся на пути вверх по извилистой тропе. С утеса он возвещал о неразделенной любви, о красоте своей бледной и гордой госпожи, о снах и о мечтах, тянущихся с земли к бесконечной небесной глубине.
Селена стояла у него за спиной, завороженно слушая новую оду в свою честь. Богиня с трепетом следила за пастухом, чьи стихи и музыка заставляли ее вновь и вновь возвращаться на этот утес, выдающийся в море, как нос корабля. Она склонила голову, не зная, что сказать, как отблагодарить поэта за безответную преданность. Селена каждый раз протягивала руку, чтобы коснуться его, но, испугавшись чего-то, отдергивала. Ни разу бессмертная богиня не осмелилась показать себя простому пастуху.
В его лицо, отмеченное нездешней красотой, она старалась не смотреть, зная, что потом не сможет отвести взгляд до самого утра. Нелепая скованность охватывала Селену, стоило ей приблизиться к Эндимиону.
-Не можешь решиться? – раздался за спиной вкрадчивый голос.
Селена обернулась, заранее зная, кого она обнаружит. Там стояла Нюкта, названая сестра. Смуглая женщина с бездонными черными глазами, познавшими время, вечность и смерть. Она укуталась в расшитую замысловатыми узорами черную накидку. Нюкта чуть улыбалась. Богиня луны стыдливо отвернулась, будто не хотела демонстрировать слабость.
-Ты – мое ночное солнце, сестра. - приблизилась Нюкта. - Я люблю тебя, и сердце не выдерживает, когда я вижу твои мучения. Меня удивляет твоя робость.
Селена продолжала молчать. Пастух тем временем дочитал поэму и присел на крупный валун. Он зачарованно следил за луной, опускавшейся в морскую бездну. Волны беспокойно шумели.
-Я завидую тебе. - продолжила Нюкта, обняв Селену за плечи. Даже богиня вздрогнула от прикосновения этих властных рук. - У меня нет таких обожателей. Имя мое славят лишь грабители и убийцы. Даже если найдется среди людей ополоумевший поэт, который возьмется посвящать мне стихи, он замолкнет навеки, когда я укрою его своим плащом, сотканным из девственной тьмы. Почему ты не поцелуешь его? Или тебе нравится пребывать в любовной истоме, стоя в метре от того, чьи вздохи не навевают скуку, но, напротив, пробуждают ото сна? На твоем месте я бы давно получила его.
-Не хочу. - покачала головой Селена. - Я боюсь, что тогда прекратится его музыка. Я не умею сочинять таких песен. Не понимаю, что он увидел во мне? Что толкнуло его написать эти чудесные строки?
Нюкта нежно и крепко обняла сестру и начала растолковывать ей:
-Твоя красота не уступает красоте олимпийских богинь. А кротость и целомудрие делают тебя даже прекраснее развратной Афродиты, жестокосердечной Геры и самодовольной Артемиды. Человек, влюбившийся в тебя, обречен творить: только так он уймет вспыхнувшую страсть. Пойдем домой, перестань отравлять себя ядом напрасной привязанности. Есть сотни поклонников, готовых целовать подол твоего белого платья.
-Я выбрала его.
Селена поддалась уговорам сестры и вернулась на колесницу, запряженную неповоротливым волами. Нюкта поддерживала ее за локоть, помогая направлять поводья. Селена не думала ни о чем, кроме прекрасного поэта, оставшегося на утесе. Влюбленный юноша, она много их повидала. Чем же Эндимион лучше?
-Отправимся на Олимп? – Нюкта перебила ее ход мыслей. - Быть может, праздник развеселит тебя. Не могу больше видеть блестящие дорожки слез на твоих щеках.
-Я не хочу туда… - Вздохнула Селена. - Отвези меня домой, в грот.
-Как пожелаешь, сестра.
Нюкта, окончательно перехватившая поводья, направила колесницу в сторону побережья. Заря, расцветая, подобно алому цветку, гнала темноту прочь. Усмешка Эос, изгоняющая ночное беспокойство. День был лишен очарования лунной мистерии. Лавочники и ремесленники открыли двери. Праздная и шумная толпа собралась на рынке. Седой учитель таскал за ухо непослушного сорванца.
Эндимион спал после ночного бдения и не видел, как люди, ради которых он охранял стада, поднимали пыль дневной суеты: пустой, безвкусной, суматошной. Он жил ночным вдохновением и, не зная о полуденных склоках возле торговых ларьков, был счастливейшим человеком. Горожане не подозревали, что простодушный Эндимион пишет оды. Он никогда не читал им стихов. Ведь он вставал, наскоро перекусывал куском козьего сыра и кувшином молока в поздний час, когда его друзья погружались в цветные сны, в которых с ними происходило все, что не успело свершиться днем.
Селена со странной смесью ненависти, презрения и безысходности смотрела на вечно улыбчивую и румяную Эос. Та всегда побеждала. Одним взмахом позолоченного копья разрывала серебряную паутину волшебства, давая отсчет новому дню. Нюкта недовольно завернулась в накидку, от которой исходил черный дым, и стегнула волов, чтобы те двигались быстрее.
Таков порядок. Таков цикл.

* * *
Селена сидела на коленях перед маленьким подземным озером. Богиня зачарованно водила пальцами по поверхности воды, в воспоминаниях обращаясь к прекрасному юноше. Точно так же она бы могла гладить его скулы, если бы набралась храбрости. Селена знала, почему не любовь, а щемящая тоска заполняла ее сердце при взгляде на пастуха-поэта, читающего свои гимны, которые никому не нужны. Только ему. Только ей.
Время от времени богиня переводила взгляд на напыщенно-синее небо, просматривавшееся сквозь небольшое отверстие в своде пещеры. Селена нетерпеливо ждала вечера. Сумерки, настойчивый ветерок, треплющий волосы, и свежесть, как после дождя, - вот, что она любила. Свобода и одиночество. Не потому ли она так редко показывалась в чертогах Олимпа, где ни на минуту не прекращались пир и веселье?
В редкие моменты боги затевали распрю по поводу судьбы какого-нибудь героя или города, но уже совсем скоро вновь вместе напивались, забыв о былых обидах. Дионис подливал вино в чашу Аполлона, а потом со смехом наблюдал, как тот рвет струны на кифаре. Вокруг этих двоих неизменно водили хоровод музы. Они только что не висли на плечах у художников и музыкантов, страстно нашептывая им пьяные обещания грядущей славы.
Звук воды успокаивал и уносил далеко-далеко. Серые облака объяли небо над пещерой. Капли мерно падали о камни, эхо многократно умножало их монотонную дробь.
-Опять плачешь? – донесся вкрадчивый голос Нюкты.
-Я не слышала, как ты пришла.
-Никто не слышит.
Богиня тьмы присела рядом, задумчиво наблюдая за падением крупных капель. Селена отвернулась. Нюкта подвинулась ближе и взяла сестру за запястье:
-Чего ты боишься? Мне можно открыть – я и так ведаю, что у тебя на душе. Только скажи сама. Назови свой страх, и он пропадет, словно раскрытый толпой мошенник.
Селена долго молчала, всхлипывая и переводя дыхание. Нежные белые плечи вздрагивали, когда она пыталась побороть новый приступ рыданий. Нюкта с внимательностью строгого родителя ждала ответа. Селена перестала плакать, зачерпнула горсть озерной воды, протерла глаза, которые вновь засверкали серебряным льдом, и тихо сказала:
-Он смертный. Придет время, и мой любимый сойдет в царство Аида, став лишь невесомой тенью себя прежнего. А мы, мы никогда не умрем. Это наше проклятье. Эндимион умрет, а я, ничуть не изменившись, продолжу освещать ночную мглу призрачным светом. Зачем?
-Таков порядок вещей, сестра. Ты любишь ночь, любишь взирать на людские дома. Не пытайся поставить себя на место твоего возлюбленного. Он – человек, ты – вечная богиня. Вы живете по разным законам: жизнь и смерть доступны только людям. Мы же существуем. И сколько бы поколений людей не сменилось, ночью на них будет наползать мрак, единственной прорехой в котором будешь ты, сестра. Я видела, как умирали тысячи, сотни тысяч людей. Цари, жрецы, воины, ремесленники – все они уходят в мир теней. Им уже все равно, они ничего не чувствуют, кроме тоски и жажды. Да, я видела, как умирают люди, но представь, что будет, если человек увидит гибель бога.
-И Эндимион тоже умрет? Его любовь, его стихи и мечты ничего не значат? Он станет тенью, как эти вечно спящие? Знаешь, они для меня никогда и не жили. Но почему его постигнет та же злая участь?! И не говори мне о законе!
-Ночь забывает тех, кто ее славит. Им предстоит умыться огнем и войти в холодную, пробирающую до костей Лету. Я говорю о постоянстве: полуденная слава скоротечна, а вот забвение – это навсегда. Да, Эндимион лучше любого жителя города. Они окружили себя стенами, пытаясь спрятаться от смерти. Тщетно: время живет внутри них, разрастаясь и забирая.
-Если ты говоришь, что он лучший, то почему он умрет, подобно любому другому человеку? – Селена резко встала и всплеснула руками от ощущения бессилия. - Почему он будет скитаться тенью былого?
-Он хорош. - продолжила Нюкта. - Но хорош для людей и среди людей. И мне жаль, что он удостоился твоей любви, а не любви какой-нибудь прекрасной смертной. Чувствую, что эта история плохо закончится, но я попробую тебе помочь.
-Не надо… - прошептала богиня. - Лучше оставь меня наедине с горем. Я сейчас никого не хочу видеть, только его. И ночью я снова поведу колесницу к тому утесу.
Нюкта поднялась и отряхнула каменные крошки с покрова. В ее бездонных, как колодец, который никогда не удовлетворит жажду, глазах читалась уверенность что-то изменить. Когда она решительным но легким шагом направилась к выходу, Селена позвала ее:
-Знаешь, чего я боюсь еще больше, сестра? Что однажды Эндимион вернется в дневной город. Сейчас он молод, красив и наивен. Он может проводить ночи, созерцая красоту моих волшебных владений. Но вдруг он забудет стихи ради того, чтобы заведовать мясной лавкой, разрубать тесаком мертвые туши и продавать их, обманывая покупателей с весами? Если это произойдет… пожалуйста, забери его. И смерть не так страшна, как предательство.
Нюкта едва кивнула и вышла. А Селена продолжила водить пальцами по воде, в ожидании свидания со своим возлюбленным. Она не знала, что задумала ее сестра: ей никогда не хватало света, чтобы выхватить из ее темной души истину. Ничего кроме очертаний, смутных догадок. За это Нюкта и любила свою сестру: та не боялась просто потому, что жила в мире волнующих снов. И ночь берегла ее покой.

* * *
На Олимпе царило пьяное веселье. Здесь никогда не утихал смех, застольные песни, которые боги перепевали вслед за людьми, Ирида, раболепствующая слуга богов, подавала пирующим золотые кубки с вином и нектаром. Всюду боги потешались над людьми, рассказывали истории, в которых глумились над бессилием смертных. Аполлон, захмелев, в который раз начал с улыбкой вспоминать о том, как содрал с Марсия кожу. Зевс расписывал братьям свои любовные похождения, давно уже всем известные, не забывая мельчайших подробностей. Дионис с хмельным довольством наблюдал за ходом пира, подавая жест выкатить еще бочку вина.
Треск разрываемого, как пергамент, воздуха прервал ход пиршества. С клочьями сажи и черной пыли на Олимп ворвалась Нюкта, возникнув из самых мрачных глубин небытия. Ирида поднесла кубок незваной гостье так быстро, что сама не успела сообразить, для чего это сделала. Богиня ночи ударила ее, и вестница в слезах убежала прочь. Из упавшего кубка разбежались черные пауки. В тишине, тяжелой, словно каменная глыба, отчетливо раздался вкрадчивый голос Нюкты, который всегда проходил насквозь, как ледяной ветер.
-Лучше бы я навеки сгинула в недрах Тартара, чем явилась сюда еще раз. Нет сил лицезреть ваше пьяное и самовлюбленное распутство. Ужели на Олимпе нет места тем, кто трезв и размышляет о грядущих переменах? Где поэты, способные писать, не приникая к грудям девяти продажных муз? Где царь, который следует собственным уставам?
-Замолкни, Нюкта. - угрюмо произнес Зевс. - Хватит и того, что ты помешала нашему отдохновению. Зачем пришла, когда я настрого запретил тебе вылезать из отвратительной и тоскливой гробницы, в которую ты превратила свое царство?
-Я желаю, чтобы вы пригласили на свой нескончаемый праздник одного человека. Эндимион, пастух из Карии. Один из лучших людских стихотворцев.
-Почему же я его не знаю? – удивленно воскликнул Аполлон.
-Он чурается городских площадей, где рифмуют на потеху толпе. А ты, Аполлон, другую поэзию и слушать не желаешь.
-Почему это мы, бессмертные боги, должны допускать до себя людей, какими бы даровитыми они не были?!
-Это наш мир, куда нет хода даже многим героям! А ты ведешь речь о простом пастухе!
-Я скажу, Зевс-громовержец, и пусть мои слова не пугают и не портят аппетит никому из присутствующих. Видите накидку на моих плечах? Она соткана из самой тьмы. Моя накидка старше любого из вас и, когда люди совсем позабудут ваши имена, я по-прежнему буду укрывать их сон тонкой пеленой ночи. Однажды люди зададутся вопросом, отчего за их счет на Олимпе пируют какие-то непонятные боги. И они посвятят гекатомбы себе, сами начнут предаваться праздному и ежедневному разврату, который стал для вас нормой. А кто вы без веры тех, кого так презираете? Не будет уже у человека других богов, кроме него самого. Но даже тогда самые смелые и самые могущественные будут трепетать, как беззащитные лани, перед моим царством тени и безвестности. Не допуская людей до себя, вы очень быстро обнаружите, что они позабыли ваши имена и перестали натирать ваши статуи маслом.
-Я понял тебя, Нюкта. Ты сеешь раздор и смуту лучше своих проклятых дочерей. Твои слова пропитаны ложью и ядом гидры. Я исполню твою просьбу, если только ты немедленно уберешься и не будешь впредь докучать нам своим кликушеством.
-С превеликой радостью.
-А чем он тебе так мил? – развязно окликнул ее Дионис. - Или и до тебя дотянулись стрелы Амура?
По залу пробежал легкий смешок.
-Моя любовь сокрушит мир. Поэтому я сдерживаю себя. - ничуть не смутившись, ответила богиня ночи.
-Только сама домчишь его на Олимп. - предупредил Зевс. - Кажется, ты обидела Ириду.
Дружный гогот поддержал его реплику. Боги наперебой обсуждали, в каком безумии Эндимион явится к ним после путешествия с Нюктой. Но открыто оскорблять богиню никто не решился. Она в последний раз презрительно обвела пирующих взглядом и исчезла, оставив богов упражняться в сочинении шуток о ее пассии.
Селена сидела возле воды и слушала голос ночи. Тихий и настойчивый шепот неустанно твердил:
«Никто не знает, как я люблю тебя, сестра».

* * *
Эндимион проснулся от ужасного холода, пробежавшего по полу, на котором лежала его подстилка. Стояла глубокая ночь, а он даже не помнил, как его сморил сон. Юный пастух хотел было побежать к стадам, которые ждали его, как вдруг заметил, что в углу его ветхой хижины стоит женщина в черном хитоне, расшитом золотом. Она, не мигая, глядела на Эндимиона. Холод исходил от нее.
-Кто ты? – Эндимион встал прямо и с опаской взглянул на гостью.
-Имя – Нюкта. Пойдем, смертный. Нам пора.
-Я не закончил… - смиренно произнес Эндимион.
-Что?
-Поэму. Я хотел посвятить ее Луне, прячущейся от меня за облаками, как робкая возлюбленная.
-За дверью стоит колесница. Я вознесу тебя на небо, и ты найдешь нужные слова, чтобы ее закончить.
-О, могущественна богиня, разве ты не уносишь в царство теней?
-Не думай о смерти. Ты ничего о ней не знаешь.
-Тогда я буду думать о стихах.
-Пусть так. Они мне неподвластны.
Эндимион, ничего не понимая, последовал за ней. Перед хижиной уже стояла колесница, запряженная четырьмя черными конями. Юный пастух трепетал перед бессмертной богиней: больше всего он боялся неизвестности, в которую она готовилась его увезти. Что это? Куда она направит колесницу? И что станется с его стихами?
Очень много вопросов. И нельзя с уверенностью дать ни одного ответа. Но, глядя в глубокие черные глаза Нюкты, Эндимион понимал, что привычная жизнь уходит из-под ног. Сердце сжалось, помяв картины бескрайних лугов, прекрасных заливов и мирно пасущихся овец. Только образ луны не померк, напротив, стал четким, как никогда. Это было последнее, за что он мог уцепиться перед бесстрастным лицом смерти, чтобы не чувствовать свободного падения в никуда.
-Почему ты медлишь? – строго спросила Нюкта, взявшись за поводья.
-Не знаю. - опустил голову поэт. - Быть может, я еще не готов. Не привел в порядок хозяйство, не завершил дела, не понял чего-то важного. Как другим удается сделать все это?
-Я всегда не вовремя. Из года в год вижу одно и то же выражение растерянности, страха и удивления на лицах людей. Да, бывали герои, встречавшие меня мужественно и практически на равных. Таким я ничего не говорила, а жестом приглашала совершить долгую поездку. Исключения так редки. Остальные дрожат всем телом, плачут, умоляют, вскидывают руки к небу и просят богов дать им еще один день сходить в храм и распределить наследство, еще один час попрощаться с семьей. Веришь, некоторые даже пытались обмануть меня или убежать. Поэтому я очень устала: от богов с их прихотями, от людей, жалких в своих соленых слезах, и от времени, которое ничего не меняет. Но ты можешь не бояться, смертный, я сказала, что не для того приехала за тобой. Единственная причина заключается в том, что тебе назначили встречу, свидание. И только я могу доставить тебя на место.
Эндимион в нерешительности шагнул вперед и занял место рядом с богиней. Нюкта стегнула коней, и они помчали колесницу, перебирая копытами по воздуху и унося ездоков ввысь.
Ночной воздух становился чище и холоднее. Поэт с изумлением смотрел на землю с высоты птичьего полета. «Так вот, как видят мир боги, рассекающие небо на своих быстрых колесницах» - подумал Эндимион. Конечно, ощущение полета нельзя забыть и невозможно от него отказаться. И он понял, что если ему еще хоть раз доведется ступить на мягкую землю, поросшую изумрудной травой, он уже никогда не забудет, что испытал во время поездки со Смертью. И все будет выглядеть иначе, как будто он по-прежнему парит над реками и равнинами. Сверху люди казались маленькими и суетными букашками. Эндимион понял, что ему пыталась объяснить Нюкта, и тогда он спросил:
-А как можно подготовиться к встрече?
-Совсем не сложно. - не оборачиваясь, произнесла Нюкта. Хотя свистящий ветер заглушал ее слова, они пульсом раздавались у поэта в голове. - Вот, тот человек, который молил дать ему время попрощаться с семьей, - почему он не сделал этого заранее? Почему он, поселившийся в богатом и роскошном доме, разрыдался, словно двадцать последних лет, пока он был сборщиком податей, не жил вовсе?
-И ты знаешь ответ?
-Да, я знаю ответ, смертный. - Нюкта направила коней к высокой снежной горе, возвышавшейся впереди. - И никто лучше меня не объяснит тебе, как испускают дух люди. Поверь, они начинают делать это задолго до моего прихода. Когда я в последний раз заглядываю умирающему в глаза, в них читается история всей его жизни. Отвратительные, скучные повести. Наверно, потому я столь равнодушна, что пришлось отвезти Харону так много невзрачных и тусклых душ. Не душ даже - теней. Так вот, тот сборщик плотно наелся жареной свинины с луком. Съел так много, что у него разболелся правый бок, а я поняла, что пора прекратить эту никчемную пьесу. Из-за обжорства он не стал подниматься по лестнице на второй этаж, где была спальня его дочерей. А ведь, если бы пересилил себя, мог бы поцеловать каждую из них на ночь. И жена, к которой он давно охладел, поскольку предпочитал ходить в веселый квартал. Он сам решил написать такую повесть. Ее тошно читать, но писать, как мне кажется, было очень увлекательно. А драхмы и амфоры с вином с собой не увезешь: в колеснице очень мало места, как видишь. Меня часто называют жестокой, бессердечной, немилостивой и даже алчной. Но разве могла я позволить ему в последний момент всех оболванить? Как может нетленная богиня не устать за тысячи лет?.. Мы приехали…
-И ты не отдыхаешь?
-Вот как люди воскресать начнут, там и отдохну. А теперь ступай, не задерживай меня.
Едва Эндимион сошел на облицованную плиткой площадку, как Нюкта повернула коней, стегнула их плетью и пропала в проползавшей внизу грозовой туче. Юный пастух огляделся: здесь было поистине прекрасно. Ни один царский дворец не сравнился бы величием и роскошью с владениями богов-олимпийцев. Он шел, разглядывая высокие колонны, чудесные фонтаны, вокруг которых прогуливались необыкновенные птицы, которых ему никогда не доводилось встречать. Вдоль дорог причудливым узором были разбиты клумбы с цветами, одурманивающими своим тягучим и сладким ароматом.
Эндимион добрался до самой вершины горы. В божественных чертогах не было снега и грязи, воздух чистый и теплый. Поэт дышал полной грудью, удивляясь тому, что все тут отличается от земной суматохи: куда запропастились раскричавшиеся торгаши, нищие и суровые стражники? Мир расцвел в гармонии. Сердце Эндимиона замерло: он ведь, возможно, встретит тут свою любовь, Селену.
-Я же не дописал поэму! – с досадой воскликнул он.
Юный пастух остановился и пообещал себе, что не ступит в храм, где пировали боги, до тех пор, пока не закончит посвящение Луне. Ему неожиданно стало стыдно, что он прогуливался, словно бездельник, вместо того, чтобы подготовиться к встрече с любимой. Он боялся предстать перед ней грубым, неотесанным чурбаном. Разве может деревенщина претендовать на равенство с богиней, считающей звезды? И тогда лишь эта поэма поможет ему объясниться. Эндимион не боялся отказа: чего еще он мог ожидать? Но куда страшнее было опозориться перед ней, погубить сказочное чувство, которое он испытывал, глядя на свою избранницу, на единственную светлую точку в безнадежной и чуждой человеку мгле. Ему не нужна была взаимность, ему нужна была луна. Пусть она проходит по ночному небу, уже счастье.
Стихи складывались с огромным трудом. Эндимион вдруг понял, как сильно мешает настойчивый цветочный запах, так и лезший в ноздри. Назойливость видов начала раздражать, от них нельзя было отвести взгляд. Несколько часов мучился пастух, нанизывая слова, словно жемчужные бусы на тонкую нить. Никогда ему не было так тяжело выражать свои мысли, но никогда прежде они не были столь ясны и возвышенны.
Закончив, Эндимион поднялся с холодной каменной скамьи и вновь огляделся. Как в таком месте можно жить вечно? Оно очаровывает и дарит неземное блаженство, окружает красотами и чудесами. Однако нельзя все время пировать: иногда следует пасти овец, обжигать кувшины и толкаться в очереди на рынке. Праздники теряют смысл, когда исчезают будни, наполненные трудами и рутиной. «Должно быть, поэтому Боги пристально следят за людьми, бросают их из стороны в сторону, как щепу. И по той же причине так яростно проливают кровь в человеческих войнах» - размышлял Эндимион. Край фонтанов и беспросветной скуки.
Шум веселья слышался все ближе. До зала, в котором собрались боги, оставалось несколько ступенек. Эндимион, набравшись смелости, вошел внутрь. Он увидел длинные столы, приставленные друг к другу. За ними теснились боги. Во главе стола на золотом троне восседал величественный седовласый Зевс. Он ударил о пол скипетром, и грохот удара эхом отозвался под сводами. Боги замерли, разглядывая гостя. Юный пастух очень волновался и старался не показывать этого: держался прямо и смело. Дионис, прислонившийся спиной к одной из колонн, с хитрой усмешкой поднял кубок в приветственном жесте. И тогда боги разразились хохотом, вернулись к своим сплетням и спорам; крики, ругань и звяканье драгоценной посуды заглушили музыку арфы.
Эндимион растерянно стоял на пороге, не понимая, что происходит, и почему никто не обращает на него внимания. Он даже оглядел свою одежду, опасаясь, что боги смеются над ним, над его внешним видом. Так скромный пастух встретился с бессмертными олимпийцами.


* * *
-Зачем ты так часто приходишь ко мне? – спросила Селена, уловив присутствие сестры. Она по-прежнему сидела у озера, погруженная в печальные думы.
-Я волнуюсь за тебя. - Нюкта постелила покрывало на покатые камни и опустилась перед ней на колени. - Ты всегда такая грустная, такая одинокая. Никем не понятая и не принятая. Я знаю, почему ты не находишь себе места. И вижу, почему ты не прогоняешь меня. Если в чьем-либо сердце есть дурное, я с корнем вырву это. Они боятся меня, поскольку при моем приближении злоба, поселившаяся в них, начинает трепыхаться и исходить ядом. В тебе этого нет. Ты не прячешься от меня, и я люблю тебя за честность и смирение.
-Знаешь, как они называют меня? Бесплодная. Мерзлая и пустая. Эос издевается надо мной, говорит, что мой свет холоден и равнодушен. Он не греет. А ее все живое встречает с восторженным пробуждением.
-Ее свет греет тело, твой – душу. И пойми: сколько тех, кто живет кожей, а не разумом? Они водят головой за солнцем, как подсолнухи, ночью храпят, а днем поедают. Наши олимпийцы тоже решили жить кожей и брюхом. Они ненасытны. А верующие похожи на своих богов. Сытость временна, опьянение сменяется похмельем, а стихи Эндимиона потерять нельзя. Их не срежет на базаре вор, и их не уничтожит пожар. То же самое я хочу сказать о любви. Не плотской, а лунной. О твоей бескорыстной и самоотверженной мелодии.
-Перестань, сестра. - Селена оставила на камне серебряный браслет и вошла в воду. Она легла на спину и держалась на поверхности, раскинув руки. - Я плыву. Стоячая вода никуда не торопит. Кто я? Отражение. И у меня нет ничего своего, все чужое.
-Отправляйся со мной на Олимп. Я покажу тебе кое-что.
-Зачем?
-Ты забудешь обо всем. Неужели ты желаешь иного?
-Нет, ничего кроме. Я поеду с тобой, сестра. Я хочу раствориться. И тогда увези меня выше звезд, глубже Тартара, дальше памяти. Увези домой.


* * *
Эндимион был готов развернуться и сбежать, если бы к нему не подошел Аполлон с самым доброжелательным видом. Бог положил руку на плечо пастуху и повел его с собой.
-Ты, говорят, стихи пишешь? – панибратски осведомился он.
-Да, пытаюсь, время от времени.
-Прочтешь нам? А то эта музыка навязла на зубах. Хочется чего-нибудь новенького! Расскажи, что для тебя искусство?
-Я не творю искусство. - оправдывался Эндимион. - Я пасу овец. Порой у меня возникает желание рассказать о той красоте, которую я вижу. Вижу каждую ночь, когда отправляюсь со своими стадами за черту города. Я не показываю стихи своим друзьям: они не видят того, что вижу я, а потому не верят, называют выдумщиком. Да и какой из меня поэт? Не дано мне сравниться с тобой в мастерстве, златокудрый бог.
-Верно говоришь. - весело согласился Аполлон. - Ну-ну, захочешь познакомить нас со своими поэмами – только скажи. Обещаю, мы будем снисходительны к творениям человека.
А сам хмыкнул под нос: «И ему-то Нюкта хочет жаловать бессмертие? Она совсем выжила из ума».
Аполлон любезно уступил пастуху место за столом, после чего отправился на охоту с надменной Артемидой. Эндимион сел между Герой и Афродитой. Богини многозначительно переглядывались и посылали друг другу знаки.
Зевс отлучился со своими братьями решить сложный военный вопрос. Они никак не могли прийти к соглашению, кто же должен победить: осаждающие или защитники города. Как только ее муж скрылся, Гера подвинула кресло ближе к Эндимиону и шепнула ему, почти касаясь щекой:
-А ты и впрямь симпатичный. У нее хороший вкус. - Афродита прыснула и отвернулась. - А что ты там сочиняешь, мне не важно. Я женщина, а не творец.
-Где Селена? – забеспокоился пастух. - Мне нужно увидеть ее.
-Не озирайся так. Волчонок… Если ты познаешь вкус амброзии, то будешь жить вечно. И ты поймешь, что тебе ничего не нужно на самом деле. Зачем тебе эта унылая ледышка? Хочешь вина?
-Я люблю ее. - признался Эндимион, - И посвящаю ей стихи.
-Вот как. - Гера внезапно приобрела серьезный вид. - Так вот почему сюда приходила эта скандалистка. Ее сестра даже двух слов не сумеет вымолвить в нашем присутствии. Что за рохля!
Гера отставила вино и положила руку на колено юного гостя. Длинные пальцы сжали бедро и стали забираться выше.
-А что есть любовь? Я не знаю. Вон, Афродита тебе скажет, что это то, чем я хочу с тобой заняться. Вы, смертные, не можете прожить жена с мужем и десяти лет. А я вижу рожу моего супруга столько, сколько существуют небо и молнии. Он изменяет мне с кем попало – я плачу той же монетой. Ты еще различаешь нас? А я уже не вижу лиц. Мне все равно, кто любит меня – лишь бы не останавливался.
Эндимион убрал руку богини и отстранился:
-Не надо. Я еще чувствую разницу.
-Не надо? С каких пор человек ведает, что надо, а что не надо?! Тебя ласкает богиня, а ты смеешь ей отказать? Подумай, пастушок, я бываю очень злопамятной. Не знаю, что ты нашел в своей Селене, но ты просто не пробовал вкуса настоящей страсти.
-Я ухожу. - Эндимион со скрипом отодвинул кресло. - Здесь еще хуже. Вам неведомы поражения.
-Ты пожалеешь! – крикнула богиня удаляющемуся пастуху.

* * *
Нюкта почуяла неладное, не успев сойти с колесницы. Боги стояли на лестнице и ожесточенно спорили. Оставив Селену позади, богиня ночи ворвалась в нестройную толпу.
-Где он!?
-А, это ты, знаешь, что учудил…
-Где он!!? – Нюкта кричала и металась черной тенью ворона.
-Он хотел соблазнить мою жену! – прервал ее стенания Зевс, боги почтительно отступили на шаг, предоставив слово вождю. - Он покусился на ее непорочность при первой же моем отъезде! Так разве предписывают вести себя обычаи гостеприимства?! Ты привела к нам жулика и прохвоста!
-Это неправда! – возмутилась Нюкта. - Вы его оболгали!
-Умолкни, черная тварь! – вновь перебил ее Зевс. - Довольно и того, что ты хлопочешь о бессмертии для гнусных отребьев! Но я – Зевс, и слово мое нерушимо. Я пообещал, что сделаю его бессмертным, и я сделал это! Ты найдешь его в одном из гротов Карии. Он будет вечно молодым, вечно красивым, как ты и просила. Но он уже никогда не проснется. Я погрузил его в сон, который никогда не кончится.
-Мне постыла ваша злобная тирания!
-Что тут творится? – подошла Селена, непонимающая, из-за чего случилась перепалка. Она хотела поскорее закончить с распрями и пойти за сестрой дальше.
-А твой развратник ко мне домогался! – опередив всех, влезла Гера.
-Что? – вздрогнула Селена.
-Да, да, луноликая. - выступила вперед Афродита. - Твой пастушок знает, куда пристроить свирель. Ты ж его не за поэмы приметила, да?
-Поэмы, кстати, полный бред, мне не понравилось. - со знанием дела добавил вернувшийся с охоты Аполлон. - Правильно мы его усыпили.
-Что они говорят, сестра? – с надеждой обратилась Селена.
-Ложь.
-Давай уйдем… Уйдем!
Селена бросилась от них в горьких слезах. Ее преследовал жгучий, мерзкий гогот олимпийцев. Им нравилось представлять Селену, чуравшуюся их общества, особой того же склада характера, что и они. Кто-то из толпы метнул в нее кубок, но Нюкта укрыла сестру тьмой и благополучно довела до колесницы. Она правила поводья, а Селена рыдала у нее на плече. Она поклялась никогда не возвращаться на Олимп.
-Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Над морем возвышалась кровавая луна.

* * *
-Он не проснется?
-Нет.
Селена стояла перед каменным ложем, на котором лежал ее возлюбленный. Ровно поднималась его грудь при вдохе. А на лице сохранилось спокойное и доброе выражение с чуть заметной счастливой улыбкой. Селена обняла его и поцеловала. Но Эндимион не проснулся. Богиня аккуратно уложила его на парчовую подушку.
-Прости меня сестра… - тихо произнесла Нюкта. - Я не ведала что творила. Меня вела надежда помочь.
-Ты не виновата в том, что желала мне добра больше, чем я того заслуживала. Наверно, мы с ним созданы для одиночества, а не для любви. У меня нет спутника, я сама обречена следовать за солнцем, будто нищая племянница, родства с которой никто не признает.
Селена нежно гладила его волосы. Она всматривалась в его лицо: зачем она сгубила Эндимиона? Наобещала ему того, что не могла дать. И ради чего юный поэт погубил себя? Он и сам не успел понять. Селена жалела, что так и не открылась ему там, на утесе. Богиня луны бросила взгляд на Нюкту, молчаливо несшую пожизненный траур. Она сильная: живет делами и поступками, а не фантазиями с размазанными очертаниями. Бессмертная богиня, неужели она не смогла бы пережить его гибель, если бы решилась подарить любовь, на которую он рассчитывал? Ведь Эндимион полюбил прекрасный образ, который можно было уловить только сердцем. Так почему она не могла пронести в себе память о нем после его смерти? Глупо, глупо. У настоящей любви всегда все глупо.
Эндимион заворочался, но улыбка не сходила с его уст.
-Что ему снится? – спросила Селена.
-Ты.
-И он там со мной?
-Да, теперь он не расстанется с тобой никогда. Там, в стране прекрасных снов, он держит тебя за руку. Как в стихах, теперь он живет ими.
Селена вновь поцеловала Эндимиона:
-Я люблю его.
-Я рада, что вы встретились.
-Спасибо… Пожалуйста, оставь меня с ним.
-Теперь ты никогда не будешь одна.
-Сестра…
Богиня ночи направилась к выходу и сказала на прощание:
-Не буду мешать. Пришло время мне вернуться к делам. Но на каждом шагу, в каждом переливе ночного неба, каждый миг, я буду славить вас. За любовь.
-За мечту. 

moon (539x700, 39Kb)

Метки:  

Тульповодство

Понедельник, 29 Сентября 2014 г. 05:37 + в цитатник

Приветствую вас на волнах IrRegaliA FM. Мы снова в эфире и сегодня обсудим одну увлекательную тему. У меня за стенкой вовсю говорят о тульпах, и я тоже чувствую потребность высказаться. Но, в отличие от того, что там обсуждается за стенкой, мы будем не практиковать, а анализировать. Психологически. Социологически. Логически.

Знаете, что такое тульпа? Этот термин ввели тибетские монахи. Они называли так ментальную или духовую проекцию, воздействующую на все пять органов чувств. Например, можно вообразить себе ламу (хотите монаха, хотите верблюда - принцип тот же), и если вложить в воображаемое много энергии, то оно частично материализуется. Используются техники медитации и визуализации. Считается, что сознание тульпы сравнительно автономно от сознания создателя. Говорят, тибетские монахи могли создавать таких крутых тульп, что их видели даже окружающие. Современным подросткам достаточно просто завести себе "невидимого друга". Важно, что тульпа не является плодом психиатрически больного разума, поврежденного мотыгой мозга и не относится к религиозным или наркотическим откровениям. Тульпы - вполне себе светские тварюшки.

Тибетские монахи так бы и занимались своими делами, никому не мешая, но, как обычно, вмешался великий Интернет, и техники создания тульпы пошли по рукам. В данный момент есть два самых сильных сообщества тульповодов - американское и, что характерно, русское. Насколько мне известно, сообщества в Москве и Омске даже устраивают личные встречи для обмена опытом. За рубежом этого почти нет. Тульпы, как правило, антропоморфны, либо являются понями из мульта Friendship is a magic. Фанаты этого мультфильма являются одними из самых активных форсеров тульповодства в сети.

Зачем создают тульпу? Чтобы ее трахать! Нет, я не шучу. Подавляющий процент тульповодов создает себе воображаемого друга, чтобы было с кем переспать. Даже если это яро отрицается в начале пути, крамольные мыслишки все равно проскакивают и реализуются. Это касается даже поней (особенно поней). По двум причинам. Как было сказано на одном форуме: "А смысл заводить тульпу и потом ее не трахать? Тем более, она и сама не против". И вторая причина была обозначена так: "Секс - это лучший способ формирования индивидуальности тульпы: обмен энергией и информацией". Мы, конечно, учтем эти объяснения, но в уме будем держать, что подростковое недержание можно пытаться рационализировать как угодно, но суть не изменится. Бритва Оккама. Впрочем, некоторым действительно нужен друг (которого еще и трахать можно!), а познакомиться с кем-то в реале не удается по причине робости и застенчивости. Социофобия. Чаще всего это свойственно шизоидным личностям, которых вообще подстерегает множество ловушек разума.

Чтобы стать хорошим тульповодом, необходимо прокачать две характеристики. Абсорбцию, то бишь предрасположенность к измененным состояниям сознания (ИСС), и суггестию, то есть внушаемость, в том числе и гипнотическую. Обе характеристики считаются скорее отрицательными. Судите сами: абсорбция отрицательно коррелирует с положением в социуме, самоконтролем и самооценкой, а подстегивают ее слабость и ригидность нервной системы. Суггестия сопутствует тревожным, эмоциональным людям с легким флером неполноценности. То есть, желательно быть забитым фантазером-неудачником, который готов променять внешнее на внутреннее. Однако нельзя отказать им и в упорстве - как бы ни была расшатана нервная система изначально, визуализировать все равно придется долго и часто. 

Насколько реальны тульпы для своих мастеров? Мне тут месяц назад по подписке пришло интересное исследование. Взяли выборку - 166 тульповодов из 16 разных стран и прогнали их по некоторым вопросам. Оказалось что 37 % тульповодов ощущали тульпу как реального человека (или трахабельную поняшку), 50,6 % тульповодов сообщили, что не чувствовали тульпу физически, но она существовала автономно от их сознания. 4,6 % тульповодов (они практиковали более двух лет) рассказали, что тульпа была очень реальной, неотличимой от живого человека, а ее голос раздавался вне головы тульповода. В дополнение к тульпе мастера, обычно, додумывают еще и дом для нее, воображаемое место. Первое время встречи проходят там. Затем тульпу постепенно вытаскивают в реальный мир. 76 % тульповодов объясняют феномен психологическими средствами, и лишь 8,5 % видят мистическую подоплеку.

Интересна и статистика по тульповодам. Большинству из них от 19 до 23 лет. 75 % тульповодов - мужчины. Хотя 10 % из них вообще считают себя агендерами. Расовая принадлежность - классический белый человек. Возможно, у негров и азиатов просто нет времени заниматься тульповодством, поскольку они трахаются с реальными людьми. Большинство из них имеют неоконченное высшее, но треть респондентов уже работают. Как правило, в IT-секторе. Городские жители (в селе-то настоящие поняши есть).

Я вам даже картинку нашла по геораспределению. Вот:

Средний тульповод происходит из семьи среднего класса с неплохим достатком по стране. Он считает себя талантливым, но не имеет адекватных социальных каналов, чтобы как-то реализоваться среди других людей. Многие обладают развитой синестезией. Опережая ваш поисковый запрос, сообщаю: синестезия это свойство органов чувств. Когда сигнал по одному органу восприятия порождает ассоциации в другом. Например, некоторые видят цвет музыки. Или ощущают вкус запаха. Можете посмотреть работы нашего композитора Скрябина, посвященные созданию цветомузыки. Что любопытно, никакой связи с эмпатией установить не удалось.Также в исследовании отмечено, что опыт тульповодства значительно повысил самооценку и уровень счастья респондентов, равно как и уровень изоляции.

У многих тульповодов диагностирован синдром Аспергера. Это, почти как аутизм, но в гораздо более легкой и социализированной форме. Так что, если вы решили этим заняться, и особенно, если у вас хорошо получается, - проверьтесь.

Отмечаются проблемы с частыми и интенсивными головными болями. У многих создание тульпы порождает еще большее отторжение реального мира. Особенно, если есть сексуальные отношения с тульпой. Поэтому на некоторых форумах есть табу на интим.

Но самое главное, самая фишка в том, что призвать тульпу можно, а вот отослать ее обратно - кукиш. Некоторые умудрялись создавать по две-три тульпы, которые перманентно скандалили и заглушали своего создателя. Они очень часто вырываются из-под контроля. Тогда они становятся похожи на бесов, которых я описывала чуть ранее.

Больной разум не может создать здоровое существо. Оно все равно получит какой-то критический изъян, какую-то порчу. И мы все помним, во что превращалась алисина Страна Чудес по версии господина McGee. И чтобы запечатать открытую банку червей, приходится воспользоваться банкой большего размера. Тульпу почти нельзя убить, или порвать с ней связь. Можно лишь проглотить обратно.

В общем, это занимательная тема. Однако праздный интерес к психологическим опытам всегда карается. И если вы надумали создать тульпу... дело ваше, но помните: мы уязвимы перед тем, что для нас важно. И не надо про то, что есть пониебы, а есть нормальные тульповоды. Нормальных там нет при любом раскладе.

С вами была IrRegaliA, не переключайтесь.

 

347 (700x553, 437Kb)


Метки:  

Новый

Воскресенье, 28 Сентября 2014 г. 02:44 + в цитатник

Новый альбом Сплина. Он издевается?

Почему опять новый?

Почему нельзя хоть один нормальный?


Метки:  

Алая чума

Воскресенье, 28 Сентября 2014 г. 02:22 + в цитатник

Oui, mon cher, я подтверждаю доставку caché. Образец вируса у меня на руках, и теперь мы можем подумать, как использовать его наилучшим образом. Я бы хотела доработать две вещи. Сперва необходимо увеличить контагиозность вируса. Я понимаю, что пока он не передается от человека к человеку, то легче поддается контролю и локализации. Но мы ведь сжигаем все мосты, верно? Нам не нужен контроль. Это, как держать в кулаке ветер или сдерживать ход времени. Во-вторых, я бы хотела увеличить число емкостей с вирусом. Скажем, не одна пробирка, а пять. Ну, хотя бы три. Если вирус одновременно пойдет из нескольких очагов, то это значительно увеличит его эффективность. Что касается патогенности - меня все устраивает. Ровно такой инкубационный период я и хотела.

Слышали про Тифозную Мэри? В этом мире одна информация так быстро перекрывает другую, что выудить что-то с дна завала становится проблематично. Поэтому слушайте. В конце 19-го века некая Мэри Маллон переехала из Ирландии в Нью-Йорк. В те времена многие ирландцы переезжали в США, сформировав многочисленную, но полунищую диаспору. Госпожа Мэри устроилась поварихой и прислугой. Что характерно, семьи, где она работала, заражались брюшным тифом. К тому моменту, когда началось расследование, она успела сменить семь пристанищ и заразить 22 человека. Забавно, что официальным властям было глубоко покласть на эти вспышки болезни. Расследование началось как частная инициатива семьи Томпсонов, которые не могли продать дом до тех пор, пока не будет установлен источник заражения.

За дело взялся инженер Джордж Соупер. Он почти сразу заподозрил кухарку, покинувшую Томпсонов за три недели до начала расследования. Собственно, Мэри Маллон. Инженер отследил ее трудовую деятельность и окончательно уверился в ее виновности. Ему удалось найти ее в доме Уолтера Боуэна, опять же в роли кухарки. Он попросил у нее образцы крови, мочи и кала, и тогда Мэри схватила разделочный нож и начала угрожать ему. Инженеру пришлось ретироваться.

К слову, у Мэри Маллон были весомые причины психануть. В те времена мысль о том, что тиф может распространять человек, не страдающий от его симптомов, казалась нелепицей. Кроме того, в те времена власти прессовали ирландских иммигрантов, как хотели. В том числе до них доматывались по линии санэпиднадзора. Немудрено, что она решила, будто все эти люди давят на нее из-за расистских установок.

Однако Соупер не собирался сдаваться. Он выследил Мэри до ее дома, а потом вернулся но уже с ассистентом. Впрочем, даже поддержка помощника не помогла: Соупер был послан примерно по той же схеме, что и в первый раз. Тогда он направился в инспекцию здравоохранения и слил все свои подозрения доктору Германну Биггсу. Биггс подошел к вопросу более обстоятельно и взял с собой пятерых полисменов. Дальше произошло нечто особенное: то ли Мэри Маллон была уникальным человеком, то ли полисмены - не менее уникальными раздолбаями, но ей удалось сбежать, по пути едва не заколов доктора Биггса обычной вилкой. С трудом ее удалось поймать.

Формально никаких законов она не нарушала, поэтому американская юриспруденция заскрипела-заскрипела и сформулировала понятие "бессимптомного носителя", которого следует изолировать, как и обычных больных, если речь идет о тяжелых заболеваниях. На три года Мэри упекли в карантин. В конце концов лечащий врач подписал ей освобождение, при условии, что она откажется от карьеры повара. Маллон пришлось стать прачкой. Долго это не продлилось, поскольку среди всех чернорабочих повара были одними из самых высокооплачиваемых. Она взяла псевдоним Мэри Браун и поступила поварихой в женский госпиталь, где заразила еще 25 человек. Тогда ее взяли окончательно и заперли до конца жизни.

До того, как ее задержали повторно, общественное мнение относилось к Мэри сочувствием. А потом развернулось на 180 градусов. Сложно сказать, почему ее имя стало нарицательным. Были и другие носители, даже более вредоносные. Наверно, это связано с конфликтом между Мэри и системой здравоохранения. Она была слишком заметной жертвой: ирландка, женщина, прислуга, из низших слоев, бездетная, незамужняя. Пыталась бороться. Как с чиновниками, так и с нищетой, в которую ее бросил Нью-Йорк. И система демонстративно размазала ее по стеклышку, как препарат для микроскопа. 

Мы отвлеклись. Давайте вернемся к вирусам. При осаде Карфагена варвары запускали через стены раздутые трупы животных и свои экскременты. Монголы, осаждавшие Кафу, на прощание запустили генуэзцам несколько чумных трупов. Это косвенно дало начало европейским эпидемиям чумы. Индейцам подарили оспяные одеяла, ведь ткани великолепно держат бактерии (а вот на деньгах они почти не живут - слишком сухо). В Японии отдел 731 выдумывал такие штуки, что сразу после войны США нежно и любовно эвакуировали каждого ученого, каждую пробирочку, куда-то на свою территорию. А глава отдела, принц Такэда, заморивший три тысячи человек, даже возглавил японский Олимпийский комитет в 1964. Ну а наши облюбовали остров Возрождения (поэтично, не правда ли?), где в сотрудничестве с первым всадником Апокалипсиса делали удивительные вещи. Вот так. Это у нас в крови. И вирусы, и любовь к ним.

Создать биологическое оружие не так-то просто. В этом есть своя философия: нужно соблюсти определенный баланс. Вирус не должен убивать слишком быстро. Иначе зараза поест сама себя, не успев поразить достаточное число людей. Вирус не должен слишком уж сильно мутировать. Конечно, если вы работаете в спецслужбах, то мутации вам выгодны, поскольку они затрудняют поиск уникального первородного штамма, который мог бы привести в вашу лабораторию. В целом же, быстро мутирующий вирус стремительно вырывается из-под контроля: адаптируется к любой среде, развивается и наращивает резистентность к антибиотикам. В этом случае почти невозможно создать вакцину. Вирус Эбола, ага, тот самый, на первые 78 зараженных имел 300 мутаций.

Передо мной стоит куда более простая задача. Это русским\американцам надо думать, как потравить американцев\русских, не потравив заодно русских\американцев. А мне все равно. Я рада любым новым людям. На горизонте темнеет бактериальная туча. Вирусный ливень. Моровое поветрие.

Мне плевать. У меня - антитела.

Поймите нас правильно, мы долго шли к цели. Почти десять лет. И вот теперь у нас появился шанс перекроить мир по нашим лекалам. Разве мы упустим его? Разве будем мы цепляться за старый уклад, когда уже существует модель утопии? Осталось только смахнуть с доски фигуры, застывшие в патовом оцепенении. Китайская ничья. И новый дивный город-сад с башнями до самого неба на месте стерильно-чистых развалин.

Как назовем наш штамм?

Пожалуй, "R(êverie)-189".

 

biohazard_symbol_650 (650x488, 26Kb)


Метки:  

Если вены плачут, так то пройдет...

Суббота, 27 Сентября 2014 г. 10:38 + в цитатник

Если вены плачут, так то пройдет.
Положи телефонную трубку.
Передай, пожалуйста, с полки йод:
Обработаю эту зарубку.
Недостаточно песен о грустном,
Я сама, как струна, натянута.
Остальное идет своим руслом.
Ты сумел бы ровнее, с пьяну-то,
Из точки "А" провести в точку "В"
Линию? Знаешь, соединятся
Вчера и завтра, как двери купе,
И ты увидишь во мне паяца,
Ты увидишь, как я несерьезна,
Что я привлекаю внимание,
Засыпать разучилась бесслезно.
Разумеется, это мания.
Одного сейчас не выпытывай,
Почемучай кого-то другого.
Не дождешься искры пиритовой:
Чтобы я объяснила толково,
Отчего завывания вьюги
Разбудили во мне беспокойство.
Я! Ненавижу! Твои! Потуги!
Найти первопричину расстройства.
Не кори и не пытайся понять,
Завтра я уже буду трезвая.
У ножа удобнее рукоять,
Но мы держим его за лезвие.
 

Dark_Queen_ (477x700, 42Kb)

Метки:  

Лузовые люди

Пятница, 26 Сентября 2014 г. 05:22 + в цитатник

Меня все время удивляла одна штука. Думаю, она повсеместно распространена. В общем, когда я еду до метро на автобусе, мы движемся по такому маршруту: сначала долгая прямая дорога с несколькими перекрестками по пути, затем резкий и очень крутой поворот, сразу после которого автобус паркуется возле метро. Приехали. Так вот, независимо от степени забитости салона люди начинают вставать с сидячих мест до крутого поворота. Три четверти сидячих вскакивают перед поворотом, смешиваются с толпой в проходе, а потом дружно заваливаются. Пассажиры падают друг на друга, мнут ноги себе и окружающим, толкаются. Короче говоря, это явно не лучший момент, чтобы слезть с удобного сидения. И такую картину я наблюдаю каждую поездку. Системно.

Мне кажется, речь идет об импульсивности. Этим людям недостает терпения. Ну пересиди ты этот поворот, потом вставай и иди к выходу, как белый человек. Это примитивная бытовая иллюстрация, но за ней скрывается очень значимая проблема.

Давайте поговорим о терпении. Не о таком терпении, которое необходимо, чтобы достойно выждать очередь в туалет, и не о терпении-смирении в христианском понимании, когда на все беды надо реагировать, подобно Иову. Речь пойдет о том, почему люди не могут дождаться наилучшей возможности, а хватаются за первую попавшуюся.

В психологии существует термин delayed gratification. Отсроченное вознаграждение. То есть, у респондента есть выбор: взять печеньку сейчас или получить три печеньки, но завтра. Существует довольно известное исследование, так называемый "Зефирный эксперимент". Суть в том, что добрый доктор Уолтер Мишел минут на пятнадцать оставлял четырехлетних детей один на один с вкусной, сочной, сладенькой зефиркой и говорил: "Можешь ее, конечно, съесть, но если она доживет до моего возвращения, то я дам тебе аж две зефирки". Самые хитрые дети ложились спать и, таким образом, не мучились искушением. Сама люблю так делать и всем рекомендую, как успешную жизненную тактику.

Потом добрый доктор Мишел нашел тех же детей, когда они уже повзрослели и сравнил их оценки по SAT экзамену. Вы ведь не знаете, что это такое? Scholastic Assessment Test - академический оценочный тест. Что-то типа нашего ЕГЭ для поступления в вузы. Математика, грамматика и работа с текстом. За каждую дисциплину можно получить максимум 800 баллов. Так вот, те дети, которые дождались зефирку, были в среднем на 210 баллов успешнее детей, жадных и импульсивных. То есть, примерно на 10 %. Мелочь, но приятно.

Однако добавьте сюда усидчивость, лучший самоконтроль, толерантность к стрессу и отсутствие вредных привычек. Пьянство, курево, а то и вещества - это бич импульсивных личностей, которые не умеют отказывать себе в малом, ради чего-то большего.

Играете в покер? Я играю. Нетерпение в этой игре наказывается очень жестко. Часто у игроков нет внятного объяснения, почему они взялись играть недостроенной рукой и делают необоснованные коллы. "Инстинкт" - отбрехиваются они. "Мне повезет", "Я контролирую ситуацию", "Надо воспользоваться этой комбинацией". Да-да. А все дело в том, что желание остаться в игре перевешивает желание играть хорошо. Им тяжело сбрасывать руку за рукой. Они чувствуют себя выкинутыми на берег китами-импотентами. А потому цепляются за откровенно метафизический шанс на победу. Вскрытие покажет.

И мне кажется, что люди, которые не могут спокойно проехать поворот перед метро, и люди, не умеющие выжидать в игре, - это одни и те же чуваки. Это под них писали стратагемы №13 и №15.

Господин Рубинштейн считал, что есть три вида действий. Рефлекторные, импульсивные и волевые. Как вы знаете, рефлекторные действия зависят от внешней среды. Я зажгу у вас перед носом Zippo - вы отшатнетесь. А волевые действия - это поступки самосознающей личности, целиком продуманные и осмысленные. Импульсивные действия находятся где-то посередине. Они уже не рефлекторны, но еще не осмысленны. Объективных внешних причин, вроде моей зажигалки, нет. Однако сказывается внутреннее нервное напряжение. Импульсивное действие - это аффективная разрядка. Запомните, дети мои: импульсивные поступки вызваны не целью, а причинами и поводами. Люди вскакивают со своих мест не потому, что так они не опоздают на работу. Они просто не могут усидеть на месте, им нужно снять тревогу видимостью поступка, а не сутью.

Специалисты по кредитам очень любят импульсивных покупателей. Потому что им кажется, что если покупку не сделать ПРЯМО ВОТ СЕЙЧАС, то шанс будет безвозвратно упущен. Должно быть, они верят во все эти скидки, акции и спецпредложения. Они не умеют планировать, их стратегии спотыкаются о первую же провокацию. Будь то халява, возможность выиграть пару копеек денег или пару минут времени, или, как им кажется, удачная идейка, только что возникшая в мутном сознании.

Знала я одного человечка. Он был забавен. Курьер и разнорабочий, он мечтал открыть свой бизнес. Пытался калымить, контрабандой возить белорусскую картошку, потом ему вперилось пойти работать в кремлевскую охрану. И многое другое. В каждую из этих идей он истово верил и скандалил с теми, кто его уверенность не разделял. Он был страшно далек от концепции устойчивого развития.

Особенно тяжело выждать последние дни, часы, секунды, в зависимости от того, сколько вы уже ждали. Фальстарт, когда спортсмены начинают движение до поданного сигнала. Охотники не выдерживают паузу и стреляют раньше, чем толково прицелятся. Полководцы проигрывают, погнав солдат на мнимую брешь, не дождавшись подкрепления. Чем ближе момент Х, тем сильнее дрожат руки и тем больше вероятность срыва. Тем сильнее нервное напряжение. Чем ближе реальная возможность, тем крепче следует держать себя в узде.

Закончим цитатой Александра Покровского: "Нет такого пожара, чтоб не нашлось у тебя пары секунд, во время истечения которых можно было бы поправить себе галстук и кое-что на роже и в душе".

fire marshmallow Web (700x555, 582Kb)


Метки:  


Процитировано 1 раз

Великое переселение

Среда, 24 Сентября 2014 г. 03:08 + в цитатник

Помню это внезапное ощущение самостоятельности, обернувшееся странной пустотой. Я очень рано обзавелась собственной (не съемной) квартирой и стремительно слиняла туда при первой же возможности. Сколько мне тогда было? Девятнадцать, в лучшем случае. Это была очень своеобразная квартира. В ней были всего три предмета - кровать, микроволновка и игровой компьютер (ну и санузел, само собой разумеется). Все, больше не было ничего. Не буду лукавить, мне нравилась эта аскетичная обстановка. Ничего лишнего. Что еще нужно человеку, кроме как спать, есть и заниматься своими делами?

Так началась моя эмансипированная жизнь. Меня донимали звонками, но это было ничто по сравнению с тем, как прежде меня донимали лично. В этой бетонной коробке происходили самые удивительные метаморфозы. Мне кажется, что пребывание в этой комнате, в этом гробу полностью уничтожило во мне инфантильность и многие другие пороки, которые так и не выросшие дети носят за собой остаток жизни. Засыпала и просыпалась в одиночестве. Комната была выморожена. Даже зимой (особенно зимой) я оставляла открытые окна, а сама укрывалась пустым пододеяльником. Там я несколько дней валялась в лихорадочном бреду, когда организм сломался и подхватил воспаление легких. Никому не говорила. Лечила сама себя самыми убойными антибиотиками, какие можно было достать без рецепта. Играла в Доктора.

Там же я выставляла пустые коньячно-текильные бутылки вокруг кровати. Ровным и красивым пунктиром, почти по фэн-шую. Мне нравилось смотреть на них, они символизировали прогресс в моей жизни. Я лежала посреди кровати и смотрела в потолок. Утром и вечером я видела в окно стену другого дома и жуткую промзону по краям. Ночные прогулки из эпизодической радости стали систематическим ритуалом. Я знала каждый кирпич в районе, поскольку ночью никто не мешал изучать его.

Из института меня не выперли по двум причинам. Во-первых, я была умна. Во-вторых, талантлива. Оказалось, что на всем потоке вязать слова в строку умею только я. А еще я вытягивала наш институт по шахматам. По научным конференциям. Вообще по всем фронтам, кроме посещаемости. Утром я садилась в трамвай и уезжала до конечной. Там пересаживалась на следующий. И так далее. А потом возвращалась в пустую комнату.

Вчера я вдруг поняла, что не понимаю проблем окружающих. В смысле, они не кажутся мне проблемами. Вот на это надо забить, вот это сделать так-то и так-то, здесь отказаться от прожектерства, здесь перестать себя жалеть. В Комнате я сама себя оперировала, с восторгом переставляя органы местами. Скажем, вместо сердца у меня была печень. Я внимательно исследовала малейшие движения своей психики. К любой эмоции я подходила, как следак из ФСБ, и задавала пять W-вопросов, потом спрашивала прописку и предлагала свалить из головы по-хорошему.

Жизнь очень проста, если не загромождать Комнату вещами. Только minimum minimorum.

 

К чему это я? Ах да, у меня снова открылось посольство в VK. Приходите.

https://vk.com/irregalia

waiting (700x466, 37Kb)


Метки:  

Основы художественного произведения

Вторник, 23 Сентября 2014 г. 22:59 + в цитатник
42 (525x700, 125Kb)

 

Похоже, все, кому не лень, строчат свои литературные мастер-классы. Что ж, мне тоже не лень. И я бы хотела поговорить о самых базовых понятиях в литературе: фабула, сюжет, монтаж, конфликт.

Итак, что есть фабула и сюжет? Эти неразрывно связанные понятия отвечают на вопрос "о чем это произведение". Только отвечают по-разному. Фабула — это непосредственное описание того, что происходило в книге: кто куда ходил, кто чего сказал, кто кого убил и так далее. Напоминает краткий пересказ самых важных моментов. Сюжет — это главная идея произведения, то, на какой вопрос оно отвечает. Например, «Моби Дик», по фабуле, — противостояние полубезумного капитана Ахава и белого кашалота, но, по сюжету, это противостояние вырастает до боя с природой, с судьбой, плюс множество библейских аллюзий. А «Незнайка на Луне» поверхностно рассказывает о космическом вояже двух коротышек, а на глубинных пластах критикует капиталистическое общество и свойственные ему пороки: жадность, неравенство, несправедливость, равнодушие.

Что бывает от переизбытка фабулы? Бессмысленное и перегруженное действием и пустыми диалогами произведение. Да, мы видим, как герой ходит туда-сюда, что-то делает, как-то выживает. Однако персонажи остаются деревянными болванчиками, никаких серьезных эмоциональных переживаний не раскрывается. Это марионеточный театр. Обычно, чем больше объем, тем сильнее риск свалиться в ловушку фабулоцентризма.

А что дает переизбыток сюжета? Нечитаемый псевдофилосовский абсурд. Обычно это пара страничек чистейшего бреда (на большее, к счастью, редко кто способен. Иначе получается что-то вроде очень плохо написанной «Миссис Дэллоуэй»), который автор выдает за некие глубинные экзистенциальные переживания. Это селевой поток бессвязных мыслей и свободных ассоциаций, интересный психологу, а не читателю.

Отсюда вывод: необходимо выдерживать баланс между фабулой и сюжетом. Разумеется, не надо делить их поровну. В ряде (пост)модернистских работ сюжетная часть превалирует над фабульной, ломая линейную логику повествования, как в кортасаровской «Игре в классики». Всегда отдавайте себе отчет в том, что внешнее и внутреннее должны как-то присутствовать в произведении. Иначе вы протяните жаждущему хорошей истории человеку либо пустой кувшин, либо бесформенную воду, текущую сквозь пальцы.

Далее уместно поговорить о том, что такое монтаж. Термин пришел из режиссуры, но актуален и для писателей. Представьте, что я начала снимать фильм на любительскую камеру. Я включила ее и весь день ходила, записывая все подряд. Потом я прямо так отослала ее в жюри. Дадут ли мне «Оскар» — боюсь, что нет. Глупо снимать все подряд (хотя это еще можно выдать за концепт), но еще глупее писать все подряд.

Вспомним слова светлого Эйзенштейна: «Сопоставление двух монтажных кусков больше похоже не на сумму их, а на произведение. На произведение - в отличие от суммы - оно походит тем, что результат сопоставления качественно (измерением, если хотите, степенью) всегда отличается от каждого слагающего элемента, взятого в отдельности… два каких-либо куска, поставленные рядом, неминуемо соединяются в новое представление, возникающее из этого сопоставления как новое качество». Вот это свойство, когда между двумя рядом поставленными эпизодами, рассказами, героями возникает связь, называется корреляция. Автор должен понимать, что в этом мире все коррелирует со всем: персонажей будут сравнивать друг с другом, произведения автора — с произведениями другого автора. Если я поставлю на стол стакан кефира, это будет просто стакан кефира; а если приложу маковую булку, то получится вполне сформированный завтрак, либо натюрморт.

Монтаж позволяет регулировать атмосферу, нагнетать любимый Хичкоком саспенс. Последовательно ставьте усиливающие друг друга эпизоды, либо устройте читателю американские горки из разных сюжетных поворотов. В то же время, мало что вызывает такое же раздражение, как неуместно вставленный эпизод или слишком рано раскрытая интрига.

Но что привносит развитие в произведение? Это определенно конфликт, внешний или внутренний. На мой взгляд, конфликт должен так или иначе коррелировать с некоторыми конечными вопросами бытия, то есть затрагивать вечные, архетипичные темы: долг и предательство, любовь и эгоизм, ответственность и эскапизм. В этом случае герои уже не просто марионетки, а носители определенных идей. Люди-идеи окружали Раскольникова, предлагая ему самые разные выходы из внутреннего конфликта: идея Свидригайлова, идея Сонечки, идея Порфирия Петровича. Все эти идеи вступают в бой за душу Раскольникова — за его окончательное решение.

Выводя конфликт следует задать три его стадии. Во-первых, зарождение конфликта. Я буду смеяться в обложку каждой книжке, в которой существуют только конфликты внешних сил, затягивающие безвольного героя — ведь он попадает в водоворот событий как живой человек, а не как тело. Изначально герой стремится либо решить противоречия в себе самом, либо во внешнем мире. И даже внешние, посторонние события должны проблематизировать его систему ценностей. Вторым этапом идет развитие конфликта. Герой понимает, что он должен либо как-то разрешить конфликт, либо отступить назад, признав поражение перед слишком сложной проблемой. Третья стадия — собственно, какой-то выход. Нет более страшного греха, чем наметить конфликт и не развить его до логического завершения.

С моей точки зрения, фабула, сюжет, монтаж и конфликт составляют ядро любого произведения. Начните с сюжета, придумайте подходящий конфликт, смонтируйте сцены и набросайте фабулу. Voilà!


Метки:  


Процитировано 1 раз
Понравилось: 2 пользователям

Вертекс

Понедельник, 22 Сентября 2014 г. 20:16 + в цитатник

- работа;

"Arbeit macht frei" - такую надпись он наклеил на стену слева от монитора. В этом послании чувствовались вызов и насмешка. Только пришел, а уже взялся за самых сложных клиентов. Вставал ни свет, ни заря, два часа трясся в поездах, приходил и сразу бросался отвечать на почту. Не ходил с нами обедать. Сперва виновато улыбался, а потом перестал отрывать взгляд от экрана. Сидел допоздна и уходил последним, поставив офис на сигнализацию. И снова поезд через темные пустоши, два часа. Дома он что-то ел и ложился спать. В шесть прозвенит будильник.

- страх;

Я никогда не любил эти самолеты. Тревога начинала одолевать меня уже в аэропорту. Как можно успокоиться, когда вокруг тебя носятся пассажиры с огромными чемоданами? Тогда приходиться сесть где-нибудь в уголке и ждать. Я оказался перед информационным табло. Номера рейсов сменяли друг друга с пугающей безысходностью. В тот момент, когда мой самолет высветился в списке, меня продрала дрожь.

Я пытался напомнить себе, что, согласно статистике, авиатранспорт - один из самых безопасных средств перемещения. Но на каждый довод в голове появлялись новые картинки с кадрами из новостей: пропавший Боинг, сбитый Боинг, самолет разбился в Иране, самолет выкатился за пределы полосы. Ужас - это отсутствие контроля. За рулем - я бы смог затормозить в последний момент. На корабле - я бы вцепился в плавучий обломок и боролся бы за свою жизнь. Но что я могу сделать в самолете? Сковавшее меня оцепенение длилось ровно столько, сколько на табло отображался мой рейс. Когда он пропал, я вздохнул с облегчением.

- время;

В детстве кажется, что время ползет медленно, как волосатая гусеница. В один день успеваешь погулять, поиграть, почитать, посмотреть мультики, поспать, а потом обнаруживаешь, что еще и четырех нет. Урок длится долго, как ожидание у дантиста. Лето, девяносто два дня свободы - это целая жизнь. Успеваешь найти друзей, любовь - и расстаться с ними. И ты не умеешь говорить о времени: смотришь на пластиковые часы, нацепленные на маленькое запястье, и говоришь: "Семнадцать-сорок-пять", не зная, что это уже без пятнадцати шесть.

А потом время с улыбкой подходит к тебе и ударяет под дых, показывая истинную сущность. И за ним не угнаться. Будто едешь на лифте, но вместо этажей - месяцы. Как выдержать этот ритм? Надо закрыться и перестать меняться. Время, как хороший боксер, сразу заметит, что ты ослабил блок, и треснет тебя в уязвимое место. Время - бурная горная река. И она пощадит лишь тех, кто не задумывается о том, куда несет течение. Гораздо важнее уметь сгруппироваться и не налететь на камни.

Когда приходит старость, время обрывается. Бурная река вынесла тебя в застоявшееся болото. Больше не происходит ничего путного. В записной книжке появляются зачеркнутые фамилии. Я знаю, когда за тобой придет смерть, - ты сам перестанешь отрывать листки календарика.

- лживые друзья;

Раздался звонок. Он встал с дивана и дошел до телефонной трубки, ощущая растущее недовольство жены. Она делала вид, что смотрит телевизор, а сама навострила уши. "Алло" - произнес он. "Привет, Витя! Слушай, можешь мне помочь?" - это голос Семена его институтского друга. Жена вновь строго посмотрела на него и поднесла два пальца к горлу изображая, как ее это достало.

"Да, что такое?" - он предпочел удалиться на кухню, чтобы спокойно договорить там. "Помнишь ты говорил, что можешь спросить относительно того, требуются ли вам программисты? Не довелось ли? А то у меня сейчас такая ситуация, очень нужна работа". Виктор ненадолго замялся: он и не думал ни у кого уточнять. Да, они искали программиста, но уж точно не такого, как Семен. "Было дело, обсудил. Знаешь, нет. К сожалению, нет. Там у директора своя кандидатура".

- Кто звонил? - бдительно спросила его жена, когда он вернулся водрузить трубку на базу.

- Да опять этот мудак.

- стереотипы;

-Поглядите-ка, кто тут у нас! - воскликнул Джот, добравшись до капкана.

Остальные продирались через заросли, ориентируясь на его голос. Да уж, в этот раз в ловушку попалась ценная добыча. Это был молодой коловерианец, совсем парнишка еще. Его выдавали жесткие русые волосы, голубые глаза и светлая кожа. Точно - коловерианец. Наверняка шастал по лесу, пытаясь разведать, где наш лагерь.

Он потерял много крови. Умер бы к нашему приходу, если бы не догадался перетянуть ногу брючным ремнем. Теперь он только тихонько стонал и смотрел сквозь нас, будто не замечая. Тервио приказал добить этого выродка. Не знаю почему, но мы остались стоять, где стояли, и молча взирали на эту картину.

Быть может, начинала сказываться усталость от войны. А может, этот парень не выглядел, как коловерианские солдаты. У него не было ни броского темно-синего мундира, ни винтовки. Что если он плутал по лесу, пытаясь найти выход из осажденного города? Или собирал грибы, ягоды? Ведь мы довели их до голода. Обычный мальчишка, каким был каждый из нас лет десять назад. А сейчас он перед нами подыхает с полуоторванной ногой. Я вспомнил сына. Как он там? Ведь и паренек, истекающий кровью, - чей-то сын. Сердце отца лопнет, когда он узнает. Его сердце защемят клыкастые дуги капкана.

- Что вы медлите?! Он бы медлить не стал на вашем месте! - прикрикнул на нас Тервио, и сам вынул из кобуры пистолет. Он выпустил две пули. Первую в живот, чтобы коловерианец напоследок ощутил адскую боль, а вторую в голову, на добивание, - Вот так-то! Мы утопим Коловерию в крови!

- ненависть;

-Что, снова куришь, сука! Когда же ты уже сдохнешь от рака легких! - мой муж не переносит, когда я курю. К тому же вернулся с работы подвыпившим, а потому сразу завелся, - Детей мне еще потрави!

Я сразу же притушила сигарету и включила воду, чтобы смыть пепел в раковине. Окурок я выкинула в форточку. Он ожидал от меня то ли извинений, то ли виноватого взгляда. Что я прогнусь, как это традиционно бывало раньше. К черту! У меня тоже был уродский день. И эти скандалы из-за неправильного переучета товаров. Неужели я не имею права покурить в собственном доме? Ото всех запершись и отгородившись. В магазине - я рабыня, мужу - прислуга. И он хочет отнять единственную минуту покоя - за сигаретой.

-Ну-ну, - угрожающе заявил он и удалился. Я осталась на кухне: следовало домыть оставшуюся посуду.

Через минут пять когда я уже решила, что инцидент исчерпан, муж ввалился на кухню. В его руке я заметила свою пачку Winston и желтую пластиковую зажигалку. Он рылся в моих вещах?! Я хотела высказать недовольство, но быстро увидела, что дело принимает крутой оборот. Муж стремительно приближался. Подойдя вплотную, он зажег сигарету и резко ткнул меня в шею. Я завизжала: как раскаленными углями проехались. На коже остался кровавый волдырь. Он попытался повторить это, но я вцепилась ногтями в его руку. Так разодрала, что он выронил сигарету. У него проступили глубокие царапины.

-Царапаться вздумала, блядь?! - он совсем выжил из ума.

Муж несколько раз ударил меня по лицу, зажатой в кулаке зажигалкой. Рот наполнился вкусом соленой крови. Затем он намотал мои волосы на руку и приложил меня о кухонную тумбу. Я успела схватить нож, которым всего пару минут назад резала хлеб. Не знаю, откуда взялось столько силы и ловкости, но я вогнала нож ему в бок по самую рукоять. Он сразу ослабил хватку и захрипел. "Мама! Мама!" - из комнаты выбежала пятилетняя дочка.



- зависть;

Она в очередной раз нажала "обновить". Ни единого плюсика. Но ведь есть же просмотры - почему нет плюсиков? На этот рассказ ушло несколько дней. Некоторые абзацы она самокритично переписывала по нескольку раз. И все для того, чтобы уж в этот раз точно поймать несколько восхищенных читательских комментариев. Еще одно обновление - снова ничего.

Против воли она перешла в раздел популярного. Зеленые плюсики и синие кристаллы завораживали ее. Неужто она до их пор не заслужила ни одной регалии? Она пыталась комментировать чужие работы, но быстро устала из-за отсутствия должной ответной реакции. Пыталась массово добавляться в читатели к успешным авторам, но опять разочаровалась и в итоге поудаляла всех до одного. А чей-то тупой драббл набирает уже вторую сотню плюсов.

Возможно, стоило написать слэш по популярному фэндому, как это советовали в разделе статей. Она пролистнула страницу со яоем. Да, комментят много и сразу. И как они умудряются набирать столько подписчиков. Вырываются в модераторы, дарят друг другу подарки. Как проиться в их круг?

Ведь дело же явно не в качестве рассказов. Она видела, что ее тексты гораздо лучше, чем весь этот мусор. Надо быть проактивнее? Социальнее? Надо стать лгуньей? Она открыла профиль популярной фикрайтерши. Да, ей повезло. Обосновалась тут несколько лет назад, уже куча связей, все к ней тянутся. Да для нее несколько глупеньких девочек даже рисунки рисуют!

Пока она обновляла профиль, заметила, что несколько верхних рассказов фикрайтерши получили по паре плюсов. Как же это бесит! Она вернулась к себе - серый ноль. А что если писать статьи и стихи? Там конкуренция меньше. Она знала, что сумеет творить с тем же талантом в любом жанре. Просто где-то ее скорее заметят. Даже те жанры, которые раньше казались противными и мерзкими, уже не казались ни противными, ни мерзкими. Она успокаивала себя тем, что даже в эти жанры и предупреждения сможет принести искреннюю частичку себя.

Обновила страничку с текстами - все по-старому. Сходить что ли в магазин? Это полчаса. За это время наверняка что-то изменится, да и она не будет нервно закликивать кнопку "обновить". Напоследок она вновь открыла профиль той фикрайтерши: "В чем твой секрет? Чем ты лучше меня хоть в одной сфере? Ты давно тут сидишь - вот и все".

Уже одевшись, она не выдержала и подбежала к компьютеру. Кто-то добавил один плюсик. Ее охватила злорадная уверенность в себе: скоро они будут лизать ей стопы.

- идолы;

- Восславим же волю Отца Вседержителя и Всеустроителя, направляющего наши шаги по истинному пути!

- Славься! Славься!

- Наш духовный Отец подобрал нас в тот момент, когда от нас отвернулся весь мир! Он дал нам Свободу, дал нам Покой и взял на себя грехи наши и ответственность за наше бремя земное!

- Славься! Славься!

- Вы помните, как мы корчились в грязи, словно скользкие черви? Мы были никем до того, пока не стали едины с Ним. Его лик отпечатался не только на этих стенах, но и в наших сердцах. Мы отдались Его благости, принесли в жертву искушавшие нас материальные блага, чтобы взамен обрести самих себя! Мы были слишком привязаны к своим вещам! Мы были слишком привязаны к своим семьям! Тлен и пыль земная сковали нас по рукам и ногам. А потом Он явил нам свет!

- Славься! Славься!

- Люди, у которых нет Учителя, неизбежно падут перед силами разрушения! Зло внешнего мира противно нам! Но Отец наш даровал нам Огненную Силу, через которую мы обрели Суть! Мы наполнились энергиями Света, Жизни, Радости, Творчества и Созидания! Примите это вино, братия! Примите кровь нашего Отца! Ведь через это мы уподобляемся ему!

- А-о-и-м Тот Сат!

- общество;

- Фанеру - к бою! - весело крикнул Остапчук и вломил мне прикладом автомата в грудь. Дыхание перехватило, но я хотя бы удержался на ногах. От места удара начала расползаться тупая ноющая боль.

Первые полгода духанки были сущим адом. Мне припомнили, что я москвич, что я "интеллигент" и врожденная крыса. Хотя питерские - те все равно паскуднее. Сержант Остапчук старался доебаться до меня по каждой мелочи. Особенно из-за подшивы, которая всегда получалась криво. "Старый знает! Старый видел! Старый был!" - приговаривал он, загнув большие пальцы за отвисший ремень.

- А вообще, ты неплохо шаришь, - гораздо более миролюбиво добавил Остапчук, - Не то что некоторые чмыри. Знаешь, Куркин, тебе уже полгода. Пора определяться, кто ты: мальчик или девочка? Ну, в смысле, будешь ли ты нормальным исполнителем, который чтит устои нашего боевого товарищества, или станешь летуном и будешь летать до конца службы. Как тебе перспективочка-то?

-Уж лучше черпаком, как все нормальные, - ответил я, растирая болевшую грудь.

-Еще бы! - рассмеялся он, - Конечно лучше! Но одного желания мало. Не желание нужно, а понимание. Во! Чувствуешь? Система работает только до тех пор, пока верхние пиздят нижних. Но ты не подумай, что есть какие-то другие варианты. Или так, или здесь вообще начнется сущий ад. Так что, если хочешь влиться в наш коллектив, ты должен понимать, что обязанности у тебя не исчезнут. И если раньше ты летал по казарме, то теперь ты сам будешь гонять салабонов. Въезжаешь? На какой бы ступени ты ни находился - не шатай лестницу. И тогда, может быть, - может быть! - ты заберешься повыше. Вот что, иди-ка опусти этого чмыря Комарова. Опять не стирается, гнида вонючая. Скоро вошики от него начнут расползаться. Я уже старый стал, не с руки об него мараться.

Остапчук швырнул мне автомат, и я без проблем поймал его. Намек был абсолютно прозрачен. Комаров ни у кого из нас жалости не вызывал. Даже те, кто был ниже по статусу, не испытывали к нему ничего, кроме брезгливости, естественной для любого, кто вдруг оказался тет-а-тет с куском говна. Он был неряшлив: потный, сальный, вонючий. Деды поначалу пытались вбить в него основы гигиены, но тот начинал борзеть, опускаясь все ниже и ниже в глазах сослуживцев.

Я крепко сжал автомат. Перед глазами промелькнули ужасы моей былой жизни: бессонные ночи, отнятые посылки, постоянные "купи-это-принеси-то". И вот я оказался на рубеже. Один шаг - и я поднимусь на ступень выше. Остапчук был прав в одном: эти ступени существовали лишь при условии, что большинство из нас поддерживают правила игры, то есть эту приставную лестницу, которая так или иначе упирается в глухую стену. Я видел, как нескольким борзым удалось выйти из игры. Их били, но они отбивались. Никто не смог их сломать. И сейчас они жили вне системы. Никто их не трогал, но и они не были обязаны прессовать кого-то, чтобы поддерживать свой статус.

Остапчук заметил мои колебания. Я не хотел провоцировать его. В конце концов, сколько мне еще осталось? Год-полтора. И лучше прожить их по-человечески. В том смысле, что человек - царь природы, а не наоборот. В конечном счете, идея лестницы проста и понятна. Именно такие идеи завладевают умами, поскольку предлагают реальные результаты. В ответ на реальные действия.

- Фанеру - к бою! - весело крикнул я и, прежде чем Комаров успел сгруппироваться, нанес ему удар прикладом в грудь.

- последствия;

- Ты действительно думала, что я не узнаю? Ты обманывала меня пять месяцев, спала с ним у меня за спиной. Совсем забросила нашу семью. О чем ты только думала?

- Я не думала. Говорю же, он был моей первой любовью. Еще в школе. Потом мы резко расстались, да так, что я толком не поняла, что произошло. И в марте мы списались с ним в сети. Все будто вспыхнуло заново. Не знаю, как будто мы и не прерывали связь. Прости, меня так закружило, я не справилась.

- Это тебя не оправдывает. Ты могла бы остановиться. Ради нас. Ради семьи. Измены случаются, черт, да так во всех семьях, но ты изменяешь мне уже полгода! Я не хотел замечать! Хотел верить тебе! Вот почему у нас все расклеилось!

- Саша, успокойся. Мы можем придумать что-то. Ты способен меня простить?.. Не молчи, мы сможем быть вместе?

- Я не знаю... Давай уедем. В другой город, в другую страну - подальше от него. И ты поклянешься никогда о нем не вспоминать. Тогда я смогу тебя простить. Начнем все заново. Но сможешь ли ты снова полюбить меня?

- О чем ты?

- Ты знаешь, о чем я! Это ведь началось не вчера и даже не с его появлением в нашей жизни! Ты не любила меня и до того. Поэтому с такой готовностью нырнула в объятия этого паскуды. А я заботился о тебе. Я любил тебя, и я из-за своей любви вынужден прощать тебя. Меня убивает эта ситуация!

-А знаешь, как я мучилась?! Знаешь, через что я сама прошла?! Как страдала, как разрывалась на куски! Мне уже все равно, да, я виновата, я поступила непростительно. Но твои условия мне противны. И я себе противна. Господи, как я не хотела, чтобы это день настал. Прости, если сможешь, никуда я с тобой не поеду. Я не вынесу рядом с тобой и дня - даже твое присутствие в соседней комнате изгложет меня до костей. Пусть мне будет плохо! Я хожу к нему.

- Сколько судеб ты сломаешь этим решением? Будь проклята.

- случайность;

У Аэлины в кармане лежал серебряный доллар конца девятнадцатого века. На аверсе изображена свобода, а на другой стороне - имперский орел, сжимающий в лапе пучок стрел. Эта монета неднократно помогала в самые трудные моменты. Она даже имя ей дала - Мюнца.

Сперва ей просто хотелось иметь хорошую вещь и в чем-то подражать Двуликому. Однако скоро выяснилось, что монета советует неглупые вещи. Причем, это не было банальное "да-нет". Если Мюнца показывала свободу - это означало свободу от всех обязательств. Если монета выпадала этой стороной, значит, имело смысл прокатить окружающих с их бесконечными просьбами. Удариться в крайний эгоизм и поступить исключительно по-своему. А вот имперский орел символизировал долг. Надо было покориться обстоятельствам и поступить так, как этого требовали другие.

Само собой, иногда бывали ситуации, когда желаемое и необходимое совпадали. Но ведь тогда и монету подбрасывать не надо, так?

Она любила эту монету не только за ее проницательность: та ни разу не дала указаний, приведших к плохому итогу. Мюнца чувствовала, когда кто-то пытался сесть на шею владелице, и показывала свободу. Важнее другое, Аэлина научилась понимать себя. Она научилась чувствовать конфликт между желаемым и действительным.

Кто может разрешить спор лучше абсолютно беспристрастного судьи? В древности многие суды сводились к бросанию жребия. Побеждала случайность, возведенная в ранг абсолютной справедливости. Кроме того, это снимает ответственность и вину со всех участников. Судью можно заподозрить в предвзятости, подкупаются защитники и прокуроры, двенадцать присяжных вносят еще большую сумятицу. А решение Мюнцы нерушимо. Как подать апелляцию к ее вердикту - перебросить во второй раз, что ли? Сразу видна несостоятельность этой идеи.

Случай творит суд над миром. Она распределяет богатства, сталкивает будущих друзей, отнимает жизнь. Слепая Фемида - это случайность.

Этим вечером Аэлина встречалась со своим парнем. Он неожиданно повел ее в дорогой ресторан. Подсознательно она понимала, куда он клонит. Как только он открыл перед ней коробочку с изящным золотым кольцом, девушка резко побледнела. Она попросилась отойти на минутку. Наверно, он решил, что она разволновалась. Аэлина закрылась в туалете и вытащила из сумки Мюнцу. Она подбросила ее, и монета быстро закружилась в воздухе. В этот раз Аэлине было наплевать на результат - ей хватило уже того, что, увидев кольцо, она собралась отдать все на откуп случайности.

И это явно не случайно.

- иерархия;

- Собака должна быть омегой, запомни это. Она должна ощущать себя самым затравленным членом семьи. Даже дети должны стоять выше, чем она. Установи строгий порядок, бей ее, если откажется подчиняться. У одного моего знакомого был бультерьер, и раз в полгода пес начинал сходить с ума и бросаться на домашних. И тогда хозяин, неслабый, кстати, мужик, застегивал буля в боксерскую грушу и минут пятнадцать отрабатывал на нем все известные удары. И пес был паинькой еще полгода.

Эти разглагольствования знакомого дрессировщика сторожевых и бойцовых собак, надолго осели в памяти Петра. Именно о них он вспомнил, когда купил кобеля добермана. Кличка не слишком оригинальная: "Спайк".

Когда Петр привез щенка домой, он первым делом отругал детей, полезших обниматься с псом, - это не игрушка. Новоявленный хозяин ввел систему запретов. Он крепко бил пса за малейшую провинность. Самое главное наказание назначалось за попытку огрызнуться. Если пес проявлял хоть каплю агрессии к Петру, тот нещадно хлестал его тугим кожаным поводком так, что даже дети бросались защищать Спайка: "Папа, не надо!". Он грубо отталкивал их. Они не понимали, что это нужно для их же безопасности.

Животные заслуживают жестокости. Это их язык. В стае собаки грызут друг друга за малейшее нарушение иерархии. Люди придумали паритет, но в царстве зверей нет такого понятия. Они признают лишь силу, а если видят, что хозяин прогибается, то сразу пытаются навязать свою волю. Человек - умнее и сильнее многих животных. Что будет в природе, если один зверь будет задирать другого, более мощного? Так почему человек не может всыпать собаке или кошке десятикратно за любую причиненную боль?

Спайк быстро понял, что в этой стае ему не подняться. Несколько месяцев избиений (а поднять на него руку могли даже дети) сломили в некогда поджаром и жизнерадостном псе любые попытки к сопротивлению. Он мог лишь завалиться на спину и жалобно просить не трогать его. Вместо пса-убицы Петр воспитал нервного и трусливого кобелька, которого обижали окрестные собаки.

Два года спустя Спайк умер. У него развилась тяжелое заболевание на фоне постоянного стресса. После смерти пса в квартире стало чересчур просторно. Отношения обострились. Семья привыкла, что под рукой есть омега.

- Па-ап, давай купим еще одну собаку, - капризно протянул сын спустя пару дней.

- ложь;

Ты умеешь лгать с младенчества. На первых годах жизни ребенок осознает, что если будет орать, то его покормят и приласкают. Это вызывает шок, ведь мать для младенца - Бог, и ты думал, что ей известны все твои мысли и потребности. И ты начинаешь спекулировать ее вниманием.

Ты вырос, прочел детскую библию и наслушался от взрослых, что врать - это плохо. Но в глубине души догадываешься, что тебе врут и взрослые, и эта цветастая книжица. Да, врать плохо - лгать не плохо.

Люди лгут по многим причинам, и многие делают это из благих побуждений. Избежать наказания, предположим, - в этом есть определенная доля эгоизма. Но когда ты врешь любимой, что она хорошо выглядит, хотя сам засматриваешься на чужие ножки на улице, - это явно добрый поступок. Ложь позволяет сглаживать острые углы нашего совместного существования. Если бы все кругом говорили правду, демонстрировали истинные чувства, то человечество бы развалилось. Ложь - это надежный клей цивилизации.

Будь лукавым ветром. Изгибайся, извивайся и перетекай, словно капелька ртути. Тогда ты достигнешь успеха. Знаешь, творчество - та же ложь. Все писатели - талантливые лгуны. Так и представляю, как у Флобера спрашивают: "Гюстав Ашиль-Клеофасович, а где рукопись вашего нового романа?" - а он им: "Я вам неделю назад курьером отослал. Не дошло, что ли?" И все ему верят.

Лги о себе. В том числе и себе самому. Ведь, по правде говоря, ты скучный и бесперспективный тип. Но создай себе маску, узнаваемый и востребованный образ, и сразу заметишь, как люди начнут здороваться с тобой еще на подходе. Верь в свою ложь. Ложь оживает и очаровывает только в том случае, когда лжец хотя б наполовину сможет поверить в ее истинность. Ложь принесет тебе удачу и счастье.

Думаешь, я обманываю тебя? Нисколечко.

- фатализм;

- И что, ты действительно увидишь мое будущее? - он скептически взглянул на колоду гадальных карт в руках Мирста.

Мирст только кивнул и молча продолжил тасовать карты. Он никого не подпускал к своим мантическим инструментам. Если кто-то из неаккуратных посетителей дотрагивался до его карт, жребиев или рун, Мирст заставлял его выплатить полную цену предмета, да еще и грозился взять "дополнительную" плату. Парелий давно дружил с ним, но даже ему, приятелю, приходилось делать хотя бы символический взнос за гадание. "Иначе я сам возьму что-то из твоей судьбы. И тебе это не понравится" - говаривал Мирст.

Прорицатель разложил карты рубашкой кверху. Он долго держал руку над самой левой картой и наконец, не открывая ее, произнес:

- Жизнь - это длинный коридор. Мы обязаны пройти по нему насквозь. Знаешь, когда ты впервый раз оказываешься в чужом доме, то ты не знаешь его планировку. Ты ходишь из комнаты в комнату и с удивлением обнаруживаешь то детскую, то кухню, то спальню. Но ведь они были там до твоего прихода. Представь, что ты попал в музей картин великих художников прошлого. И ты идешь по вытянутой галерее и смотришь на полотна. Что до меня - то я хранитель музея. Я вожу любопытных зевак по просторным залам. Я делаю это очень давно и мне наизусть известны все картины. Я знаю, что за поворотом нас ждет портрет предыдущего императора, а сразу за ним будет пасторальный пейзаж. Точно так же я знаю, что будет в твоей жизни. Ведь будущее уже существует. Мы идем ему навстречу.

Сказав это, он перевернул первую карту, и Парелий увидел высокую башню из слоновой кости.

- гордыня;

Ждешь, что я буду каяться? Не буду. Я все делал ровно так, как мне представлялось справедливым и верным. И если это неправильно по твоим меркам - очень жаль, у нас разные понятия о том, как устроен этот мир. Да, я творил зло, но творил и добро. Стремился к нему, как умею. А зло, которое мне приходилось совершать - было вынужденным. Господи, ты наполнил мир отвратительными людьми и дал им слишком многое в жизни земной. Я же стал воздаянием для них.

Разве я не просил сделать меня твоей дланью карающей? Это в моем характере. Да, я презирал убогих и нищих - ведь они сами виноваты в том, что загнали себя на самое дно. Они с большой охотой разрушили собственные миры, почему я должен был им сочувствовать? Почему я, уяснивший законы, должен был жалеть этих неудачников? Почему я должен был отдавать им последнюю рубаху, чтобы они ее пропили?!

Нет, господи, ты отстал от нашей жизни. Помнишь, как ты мучил Иова? Как бросил своего сына? Как нарушал один завет за другим? И ты смеешь судить меня? Я хотя бы не предавал тех, кто был мне близок. Честность, преданность - что значат для тебя эти слова? Ведь тебе нужна личная преданность, граничащая с раболепием.

Что ж, я отказываюсь поддерживать это скоморошье судилище. Если хочешь, брось меня в огненное озеро. По праву сильного, но не по праву правого. И геенна огненная станет лучшим подтверждением того, что я в тебе не ошибся.

- надежды;

Дженни примерно вела себя всю неделю, поэтому отец выдал ей в субботу десять долларов. Девочка крепко сжимала заветную бумажку. Родители не спрашивали, как она распоряжается деньгами, и это очень хорошо, иначе пришлось бы соврать. Они бы никогда не одобрили покупку лотерейных билетов.

Она очень хотела выиграть. А потом сделать со своим выигрышем что-нибудь эдакое, к примеру, отдать сироткам или пожертвовать больнице. Ведь все равно еще много останется - и маме, и папе! И они будут хвалить ее. Не за то, что она всю неделю помогала по дому и ложилась спать без лишних уговоров. Больше всего она любила бордово-красные билетики "Твэнгл" с шероховатым серебристым покрытием, стирать которое было самым захватывающим занятием на свете. Еще чуть-чуть - и она выиграет.

Несколько долларов она все равно оставляла на сладости и кино. Оставшегося хватало на два-три билетика. "Два "Твэнгла", мистер!" - попросила она у толстого лысого продавца. Первое время тот задумывался, а стоит ли позволять маленькой девочке играть в эти безнадежные игры, но потом плюнул и стал отпускать билеты: ее счастье. Дженни достала из кармана шорт монетку и стерла три заветных квадратика. Пусто. Она не расстроилась, но почувствовала легкую обиду. "Давай, "Твэнгл"! Мы же так давно вместе!" - мысленно упрашивала она. Стерла квадратики на втором билете. Ей достался малый приз - возможность получить дополнительный билетик. "Может быть, в этот раз повезет" - продавец меланхолично вынул для нее еще один шанс.

- инстинкты;

Секс разрушает одиночество. Желание блуда выгоняет на улицу и бросает в объятия первого встречного. Неважно с кем, неважно когда. Тела сливаются и переплетаются. Плутоватые глаза с поволокою внимательно следят за твоими глазами. Мужчины, женщины - какая разница. Я врываюсь в женщин, как варвар в осажденный город, а с мужчинами иначе: мы скрещиваем члены, как шпаги, это напряженный фехтовальный поединок, с неминуемым излиянием в конце. Все размывается, кроме объекта желания. Жгучего и властного желания.

Я люблю любить. Одурманенные страстью, алкоголем и кокаином они просят забрать их в страну грез. В мир, где пропадут все мысли, оставив только сладострастное удовольствие. Как прекрасно быть зверем, и помнить людей не по фамилии, а по запаху. Они покидают мою спальню ошарашенными и опустошенными. А в их плоти уже расползается болезнь всех влюбленных.

- собственное Я.

Она встала перед зеркалом и придирчиво посмотрела на отражение. "Вот, как они меня видят" - пронеслось в ее мыслях. Она принялась разглаживать одежду, но поняла, что это бесполезно. Она всегда была такой, никуда от этого не денешься: жирные бока, свисающие над джинсами, ушки на бедрах, отвисшая кожа рук. В детстве они смеялись и обзывались. Двадцать лет спустя - перестали обращать внимание. Она хотела бы быть другой, но судьба распорядилась иначе. "Ну почему ты такая жирная?!" - крикнула она своему отражению, как чужому человеку, и так треснула ладонью по зеркалу, что оно жалобно задрожало вместе с дверцей шкафа.

187876 (638x649, 83Kb)

Метки:  

О людях и картошке

Воскресенье, 21 Сентября 2014 г. 15:10 + в цитатник

Демоны, да, я знаю о них. Мы недолюбливаем друг друга. Очень сильно. Начнем с того, что можно выделить два типа демонов. Пусть эта типология будет грубой. Есть демоны наемные и хаотичные. Наемные демоны, как правило, это высшие чины. От прочей бесовской мелочи их отличает то, что они вполне договороспособны. На первых стадиях. Они могут казаться умными, могущественными, красивыми, свободными. В общем, ровно такими, какими их желает видеть соблазненный глупец. Идеализация. Они могут быть привлекательными. И пользуются этим.
Наемные демоны склонны к заключению контрактов и договоров. Они четко прописывают, кто, что и за что получает. Порой, они даже выполняют обещанное, в противном случае их слово ничего бы не стоило. К хорошему быстро привыкаешь. Услуги демонов ведут к тому, что человек не может представить себя без них. Кроме того, многие контракты приходится пролонгировать. Хочешь причинить вред человеку - плати, хочешь избежать обратной силы - плати, хочешь уберечься от ответной порчи - плати. Или, может быть, хочешь богатства? Заплати и держи. Но платить придется регулярно, иначе богатство растает. И каждый раз сумма платежа растет, пока человек не окажется на длинном и остром крючке. У них много подобных схем. Можно сравнить с психологией потребкредитов. Они сделают все, чтобы вы продолжали и продолжали обращаться к ним.
Хаотичные демоны - это и не демоны вовсе, это шваль. Бесы. Это те сущности, которые почти в ста процентах случаев приходят на зов неопытного демонолога. С ними нельзя договориться. Их можно только подчинить. Причинить им боль. Я встречала немало гримуаров, где от вызывателя требуется не только вызвать бесов, но и, так или иначе, нанести им увечья. И лишь после этого они прислушаются. Наверно, в аду это у них стандартная практика. Это звери, и понимают они только по-звериному.
Да, их можно заставить работать на себя. Их нужно заставить. Потому что бесята не могут без работы, они не умеют бездельничать. И если вы не направите их причинить зло другому человеку, они отыграются на вас. Их очень тяжело перманентно держать в подчинении. Это изматывает.
Постепенно вас одолевают дурные сны, усталость, слабость, болезни, невезение, другие страшные вещи. Иногда демоны дарят демонологу выводок бесят - тот еще подарок, на мой взгляд.
Любое общение с демонами вредоносно для человека. Считайте это радиацией. Кроме того, демоны сами по себе ненавидят людей. Я даже скажу почему: они завидуют нашей свободе и нашей творческой искре. Поэтому они хотят подавить нашу свободу, зацикливая нас на определенные желания, которые невозможно удовлетворить до конца. Держат на поводке низких и тщеславных потребностей.
Демоны не умеют творить, они умеют только разрушать. Даже для того, чтобы создать книгу или фильм себе на пользу, они привлекают на службу людей, легко обманывая их. За души талантливых людей постоянно идет борьба. Потому что каждая сторона может использовать их дар себе на пользу. Речь идет о гениях в первую очередь. О магах, о писателях, об ученых, о политиках. Их стремятся заполучить любой ценой. И только с такими людьми, обычно, встречаются высшие демоны. А удел неудовлетворенных подростков, неудачников и кухонных женщин - мелкие бесы. Которые даже слушать не станут, а вгрызутся в плоть и будут дербанить.
Знаете эту шутку? Ну, когда бесы выдают себя за всяких Люциферов, Баалов и прочих князей востока и севера? Сперва удивляешься, как же удается такому числу людей успешно призывать архидемонов. В доставку пиццы сложнее дозвониться. А потом понимаешь - это все шутки безымянных бесов. Притворщики. А наивные демонологи верят, и не слышат, как над ними смеются. Есть же проверки на истинные имена и обличья - но кому до них дело?
Исходя из того, что демоны враждебны по отношению к людям, можно смело сделать вывод, что их помощь не бывает бескорыстной. Вы бы знали, как унизительно для них вообще работать на людей. Они же такие гордые и свободные. Поэтому при случае они вгонят когти в горло хозяину уже за то, что он посмел использовать их. Иногда комбинации бывают долгие и хитрые, иногда просто берут измором. Неважно. Им всегда нужны ваше тело, ваш разум и ваша душа.
Да их даже призывать не обязательно. Бесы чувствуют ваши страсти.
Похоть. Помните этих суккубов, верно? Сладостно вспоминаете.
Любопытство. Скольких людей удалось заманить на банальном интересе, пообещав им знание, развитие. Помедитируй, чтобы расслабиться, сконцентрироваться или погулять по иномирью. Освободи свой разум, чтобы в него было легче забраться. Половина эзотерики построена на заманивании идиотов в сети бесов. И это славно. Это такой естественный отбор. Столько ловушек в текстах, в ритуалах, в церемониях. Где-нибудь да оступится. Особенно, когда идет в одиночку, без совета знающих.
Они могут себя и за мертвецов выдавать. И за ангелов. Им же несложно. Людям-то доверять нельзя, а демонам - тем более.

78 (628x500, 167Kb)


Метки:  

Плата

Пятница, 19 Сентября 2014 г. 23:52 + в цитатник

Как-то раз была на фестивале социальной рекламы. И там мне в душу запал один ролик. Почему-то очень он мне понравился. Я потом пыталась найти его в сети, но что-то не сложилось.

Первые кадры показывают нам полуразрушенный большой город или, скорее, обветшалый и заброшенный. Нечто среднее между Вашингтоном в Fallout и современным Детройтом. Куча всякого мусора, обломки зданий и брошенные ржавеющие машины. Затем камера фокусируется на заправочной станции. Она тоже выглядит довольно потрепанной, но еще работает. Вдруг появляется мужчина в деловом костюме. Такое ощущение, что он путешествует в нем последнюю неделю. Щетина, немытые волосы, костюм где-то испачкался, а где-то слегка изорвался. Он подходит к бензоколонке, вынимает шланг и начинает поливать себя бензином. Буквально через десять секунд он уже насквозь мокрый, ставит шланг обратно и достает из костюма мятый коробок спичек. Он трясущимися руками открывает его и видит, что внутри пусто. Человек в костюме медленно переводит взгляд на небольшой магазинчик при заправке.

Следующая сцена: облитый бензином человек входит внутрь магазинчика. Он слегка безумен и кажется, что может натворить бед. Нам показывают пожилую супружескую пару, которая, по-видимому, владеет этой заправкой. Муж - такой классический толстенький лысенький бюргер, а жена - пятидесятилетняя домохозяйка-клуша. Муж стоит за кассой, жена шарится где-то в другой части магазина. Они испуганно замирают, когда появляется этот сумасшедший. Жена вжимается в стену, а муж напряженно смотрит, как бы визитер чего не выкинул.

Человек в костюме устремляется к прилавку с кассой. У него рваные и нервные, полусуматошные движения. Он видит на прилавке коробок спичек, который стоит один доллар. Человек в костюме начинает рыться по карманам и вываливает на стойку перед продавцом много мелких монеток. С трудом, дрожащими пальцами, он набирает мелочью этот доллар. Кажется, у него больше нет денег. Человек в костюме решительно пододвигает монетки к продавцу, а себе тянет коробок. Внезапно продавец кладет ладонь на коробок и отводит его обратно. Этот жест очень неожиданный. Как будто он уже его не боится, и перед ним не психопат, а мелкий воришка.

Владелец заправки поворачивает кассовый аппарат, и там высвечивается сумма: 1,17 $. Человек в костюме не понимает, почему так, ведь на ценнике указан один доллар. Продавец молча кивает в сторону окна, и мы видим ту самую колонку и тот самый шланг, из которого герой поливал себя бензином в начале ролика. И тогда он понимает, что должен заплатить не только за коробок, но и за бензин, которым себя облил. Супружеская пара смотрит на него уже не испуганно, а строго. Человек в костюме делает робкую попытку еще поискать в карманах, но сразу понимает, что у него больше ничего нет.

И тогда он начинает смеяться, смеяться, хохотать и в безумном веселье выбегает из магазинчика и вновь скрывается на улицах большого города.

The end.

 


Метки:  

Понравилось: 1 пользователю

Святой Киприан

Четверг, 18 Сентября 2014 г. 05:48 + в цитатник

Мало кто знает, но в христианстве есть святой, прямо покровительствующий занятиям некромантией, чернокнижием и демонологией. Речь идет о святом Киприане Антиохийском. Сложно сказать, что сподвигло отцов церкви канонизировать такую спорную фигуру. Вероятнее всего, для усиления миссионерского присутствия среди колдунов и ведьм. История обращенного мага Киприана должна была, по идее, вдохновить их принять христианство, а вышло наоборот и криво - в лице святого чернокнижники обрели собственного патрона и покровителя.

Давайте обратимся к агиографии. Нам известно, что Киприан был рожден в Карфагене от нечестивых родителей и еще в детстве был посвящен в служение богу Аполлону. С семи до десяти обучался у магов всяким бесовским премудростям, после чего как многообещающий ученик был отослан на Олимп, чтобы пройти обряд посвящения в жрецы. Также он был посвящен в мистерии Митры, Деметры, Персефоны и Афины Паллады. К тридцати годам у него уже было образование круче, чем у меня: он успел побывать в Мемфисе, Спарте, Аргосе, Лакедемоне; он умел насылать болезни, влиять на погоду, общаться с духами мертвых, халдеи обучили его астрологии, гербологии и свойствам эфира. В Египте он встретился с демонами царя Соломона и освоил мастерство призыва бесов. Даже сам дьявол провел с ним ряд личных собеседований и, впечатлившись, выделил ему на службу персональный легион.

Затем Киприан поселился в Антиохии и стал творить всякое зло. Однажды к нему пришел юноша и попросил приворожить девушку Иустину, христианку. Дальше, абсолютно по голливудским канонам, Киприан раз за разом посылал все более сильных бесов, которые неизменно обламывали зубы о крестное знамение. В итоге маг устал от вопиющей некомпетентности подчиненных и спросил, что за сила ему противостоит. Узнав про христианство, Киприан Антиохский что-то там такое просчитал в голове и решил переметнуться. Кончилось все довольно скучно: проникнувшись идеалами Христа, Киприан принял мученическую смерть за веру вместе с той самой Иустиной. А ведь как хорошо все начиналось...

Интересно, что на исповеди Киприан признался, что он убивал людей физически и магически, отрубал головы чернокожих юношей во славу Гекате, заживо хоронил людей во славу Аида, посвящал кровь девственниц Афине, а кровь мужчин - Хроносу. Очень серьезный послужной список.

Колдуны сразу заприметили нового святого. Пошли слухи, дескать, не до конца отрекся Киприан Антиохийский от дьявола, так что не зазорно ему поклоняться. Для большинства магов, легитимизованных в лоне церкви, святой Киприан оставался последней дозволенной отдушиной. Многие трактаты по магии проходили цензуру церкви лишь по той причине, что апеллировали к этому святому. Особенно его любили алхимики-герметисты. Например, в фундаментальном трактате "De Nigromancia" Роджера Бэкона прямо сказано, что некромантам следует обращаться с заговорами лично к Киприану. И нам нет оснований не верить первоисточнику.

Православная церковь исторически боролась с раскольниками и старообрядцами, поэтому на образ Киприана особо никто не обращал внимания. А вот в католической церкви его, прямо скажу, побаивались. Народная любовь дошла до того, что в 1849 году был опубликован гримуар под названием "Livro de São Cipriano", приписываемый святому. Там была какая-то страшная смесь демонологии, экзорцизма, заговоров и мавританского ведьмовства. Официального запрета, вроде бы, не было, но владельцы книжных магазинов продавали гримуар, стесняясь, и в крытом железном футляре, а католики боялись даже прикасаться к изданию. Морскими путями книга попала в Бразилию, где стала резко популярна у жрецов вуду. Многие идеи и заклинания оттуда сильно повлияли на структуру умбанды и кандомбле. Даже сейчас у некоторых практиков вуду можно на алтаре увидеть фоточку Киприана и лубочную статуэтку.

День памяти святого приходится на 26 сентября (2 октября по православному стилю), причем статус святого за ним сохранился только в православии. В 1968 году ватиканские адвокаты дьявола добрались до Киприана и сумели продавить исключение из лика святых. Дело в том, что прямых доказательств жизни этого колдуна не сохранилось. По сути, он был идеологической выдумкой.

Однако имя уже намоленное. Причем намоленное очень и очень серьезными людьми из разных магических традиций. Поэтому, какая бы сущность не действовала под именем Киприана, для многих она остается покровителем темных искусств и по сей день.

 

yg (500x633, 225Kb)


Метки:  

Комната

Среда, 17 Сентября 2014 г. 21:44 + в цитатник

Есть ведь разница между одиночеством и пребыванием в одиночестве?
Все эти ночи, разумеется, я более-менее нахожусь в одиночестве. Здесь нет ни кучи празднично настроенного народа с бутылкой конины, ни каких-то сокровенных друзей. Я, мои статьи и ссылки.
Одиноким чувствует себя человек, который никому не принадлежит. Он не вписан в социальную группу. Ему некуда возвращаться. Только идти вперед. Говорят, что мужчины чувствуют себя одинокими, когда оказываются отрезанными от социума в целом, а женщины - когда рядом нет доверенного лица.
Одиночество - это привилегия.
Но быть одиноким - проклятье. Которое человек, обычно, накладывает своими руками.
 

1267559292_x_3c31c194 (546x295, 36Kb)

Метки:  

Забытые слова

Вторник, 16 Сентября 2014 г. 20:44 + в цитатник
-Как это называется? - указала она пальцем.
-Это вентилятор.
-Да, точно. Вылетело из головы. Бывает же такое...
Она устало помассировала виски и отвернулась смотреть в окно. Никто не придал значения ее по-своему милому вопросу. Человек не может упомнить всего, и лучше забыть, как называется та или иная штука у тебя на столе, чем ключи от дома.
-Вентилятор. — неуверенно повторила она, глядя на едва качающиеся ветви деревьев.
После обеда наш офисный остряк специально налепил на него стикер, подписанный "вентилятор". В углу была подрисована ухмыляющаяся рожица.
Перед уходом она вдруг стала перебирать бумаги, скопившиеся у нее на столе. Шуршание раздражало весь офис. Сотрудники недовольно озирались и ничего не понимали. Наконец-то она нашла нужный документ и сказала:
-Дарья Наумова. Это ведь странное имя.
-Раньше ты не выражала недовольства тем, как тебя зовут.
-Меня?
-Даш, ну хватит уже придуриваться, — одернула ее наша бухгалтерша.
-Сегодня странный день. — как бы в оправдание ответила Дарья. — Странные облака бегут по небу.
Бухгалтерша поворчала, что надо поменьше в окно пялиться и побольше работать, тогда ничего странного и не будет. Впрочем, она всегда находила повод усомниться в компетентности окружающих.
Пришло время расходиться. Сотрудники подходили к вешалке, снимали куртки, спешно одевались и выходили на улицу. Дарья же застыла, разглядывая перчатки на своих руках. Кто-то не очень вежливо толкнул ее:
-Чего мешаешь?
-Руки черные. Так не должно быть.
Она сняла перчатки и бросила их на стол с гримасой отвращения. Так стряхивают забравшегося на рукав паука. Офис, разумеется, заметил ее жест.
-Ей надо отдохнуть, а то придет завтра с винтовкой и перестреляет нас. — произнес остряк, как только за ней закрылась дверь.
Перчатки так и остались лежать на столе. Со временем они стали неприкасаемыми.

На следующий день Даше стало хуже. Она сидела в прострации, ничего не соображала. Мы решили, что у нее грипп и температура. Чуть отодвинули стулья. Работа сама по себе текла и без нее.
Особенно жалел ее наш начальник. Он и раньше с каким-то заинтересованным сочувствием ее обхаживал. Предложил ей взять больничный, что, кажется, удивило Дашу.
-Я не больна, - сказала она. - Паринемирр. Осваиваюсь заново.
Все сделали вид, что пропустили это нелепое слово мимо ушей. Даже наш офисный остряк сдержал себя и не воспользовался таким очевидным шансом подколоть ее. Однако шеф кивнул, словно понял, о чем речь. На то он и главный.
На обеде мы обсуждали, конечно же, Дашу и ее неадекватное поведение. К нашей компании присоединилась секретарша. Она с видом эксперта заметила:
-Наверняка беременна.
-Этого еще не хватало! — встрепенулась бухгалтерша. — Я и так за полгода троих в декрет проводила! Работать кто будет?!
-Мы с вами.
-Мы с вами никуда не денемся.
Когда мы вернулись, то увидели, что Дарья деятельно перебирает вещи на столе. Изучает их. Она успела сдернуть с вентилятора вчерашний стикер. Наш остряк подошел к ней:
-Ты имеешь что-то против вентилятора?
-Это лончас. От слова лонч.
Он не нашелся, что ответить. Кому хочется быть втянутым в абсурдный спор о том, как называть очевидные вещи? Еще портить отношения - зачем?
Позже остряк признался нам, что в тот момент решил, будто Даша его разыгрывает. Хочет отобрать у него славу офисного шутника. И тогда он отступил, вернулся на рабочее место, где до конца дня не работал, а думал о том, что противопоставить наметившейся интриге. Он решил временно поддержать игру в слова и даже повесил на свой вентилятор стикер "лончас". Потом он специально пригласил Дарью к своему столу, якобы проконсультироваться по работе, а на самом деле, чтобы показать, что его так просто не проведешь.
Неизвестно, чего ему удалось добиться этим жестом, но она немного развеселилась и за час до ухода чуть-чуть помогла с обновлением клиентской базы. В Даше появилось что-то умилительное, наивно-детское. Будто к взрослому человеку вдруг вернулась вера в волшебство. Предвосхищение чуда.
Уйти домой хотелось пораньше: пятница же. Мы шли к метро и впереди виднелось блеклое, слабое октябрьское солнце, загороженное серой завесой облаков. Такое обессилевшее, что можно было смотреть на него, не щуря глаза. Даша, например, смотрела. Пока мы стояли на светофоре, она вдруг подняла руку, словно бы приветствуя солнце:
-Гна!
-Даш, ну может хватит уже?! — не выдержала наша бухгалтерша. Она работала в компании уже пять лет и много раз видела, как одно солнце сменяет другое. Она могла позволить себе хамить почти кому угодно, поскольку была твердо уверена в своем положении. — Подурела и хватит!
-Вы не понимаете, что я имею в виду. — ответила Дарья. — Но скоро поймете. Достаточно один раз увидеть Гна, и вы никогда не назовете его по-другому.
Мы расстались в метро. Поезда развезли нас по разным районам, однако все мы, выйдя на поверхность, пытались найти на небе октябрьское солнце. Оно ушло, уступив место промозглым сумеркам.

После выходных Даша слегка успокоилась. Она перестала задавать глупые вопросы и присваивать вещам эксцентричные имена. Потекла равномерная, привычная работа. Стук по клавиатуре, звяканье ложки в немытой чашке — ничего больше.
Офисное время циклично. Оно похоже на волны океана, которые приносят и уносят пену. Все забывается, кроме отношений. Никто и не упомнит, чем отличился тот или иной сотрудник на прошлой неделе, но зато все знают, следует ли с ним дружить или враждовать. Точно так же странные слова Дарьи потихоньку растворялись в недрах памяти, но мы понимали, что теперь на нее придется смотреть по-другому: с подозрением, ожидая подвоха.
Ближе к полудню наша бухгалтерша разослала ликующее письмо, поставив на копию всех тех, кого она считала своими союзниками. Суть сообщения сводилась к тому, что Даша снова накосячила: «Нет, вы посмотрите, что у нее теперь в подписи стоит. Вместо «телефон» у нее «тугарур»! Я предлагаю все рассказать шефу. Куда пойдем обедать?»
Обедать мы отправились в суши-бар. Пошли всей компанией, намереваясь провести совет и поочередно излить недовольство происходящим. Неожиданно вскрылось, что у всех много претензий к Даше, и эти новые слова стали отличным поводом их озвучить. Мы набросились на ее образ и стали обгладывать со всех сторон: тормозит, не работает, сидит в сети на каких-то левых сайтах, метит в руководители отдела, зазнается.
Наш офисный остряк, не выдержав коллективной женской ненависти, попытался чуть сгладить ситуацию:
-Ну, она вроде симпатичная.
-А что, мы не симпатичные?! — сказали мы.
-Нет, ну, она вроде неглупая.
-А что, мы глупые?! — сказали мы.
Остряк не нашелся, что ответить и сник. Его записали в ряды колеблющихся.
После обеда мы направились к боссу. Бухгалтерша веером разложила все аргументы против Даши. Начальник слушал ее, откинувшись на спинку начальственного кресла и полузакрыв глаза. Он производил впечатление до крайности занятого человека, который может позволить себе расслабиться только во время наших жалоб, которые он, судя по всему, считал безосновательными.
Наконец начальник огласил вердикт, огорошивший нас:
-А мне ее выдумки даже нравятся. Посмотрите, - он повернул монитор в нашу сторону, - Я себе тоже тугарур поставил.
Бухгалтерша захлопнула рот, повернулась и ушла. Мы посеменили за ней. Шеф, видимо, остался в легком недоумении, почему мы так разозлились из-за невинных игр нашей Дарьи. Честно говоря, мы и сами уже не знали. И теперь мы вопросительно глядели на бухгалтершу, втянувшую нас в свои личные разборки.
К вечеру почти все сотрудники поставили в контактные данные «тугарур». Сопротивлялась только бухгалтерша. Она шипела, что мы «прогнулись», что завтра «все увидят, что к чему», и что наш офис «можно смело закрывать с такими работничками».
Для нас стало неожиданностью, когда через несколько дней она подала заявление об уходе. Она всегда казалась мощным, укоренившимся посреди офиса дубом. Шеф нашел ей замену почти сразу же, тем более что новенькая дама, робкая и забитая серая мышь, безропотно приняла и «лончас», и «тугарур», и многое другое.
Нам всем запомнился разговор, вернее даже, перепалка между бухгалтершей и Дарьей. Когда бухгалтерша выплеснула ей в лицо все наболевшие обиды, Даша ответила неожиданно жестко, но не менее эмоционально, обращаясь, по-видимому, ко всем присутствующим:
-Да что вы вообще знаете о словах?! Что вы знаете о вещах, которые они обозначают?! Вы сидите в офисе и уже давно потеряли связь с реальностью! Вам-то откуда знать, что да как называется?! Вы и меня не знаете. Думаете, я — Дарья Наумова? В то время, как мое имя — Элари Монеско! Я устала таиться! Устала жить по вашим нелепым правилам! Почему вы имеете право навязывать ваш язык, а я нет? Это такой корпоративный стиль, да?
Никто ничего не ответил ей, и мы с виноватыми мыслями разбрелись по домам.

Лексикон Элари прочно вошел в наш обиход. Это только со стороны кажется, что тяжело выучить другой язык, скажем, французский или хинди, а стоит покрутиться в языковой среде пару месяцев, и слова сами идут на ум. Офисный сленг осваивается еще быстрее, но нам предстояла задача потруднее. От нас требовалось выработать новую модель сознания. Элари превратилась в жестокого и бескомпромиссного инквизитора. Она была почти одержима: с какой-то дьявольской проницательностью она находила среди нас нерадивых. За отставание в изучении гнарвиша можно было лишиться премии. У нас была сероватая зарплата, поэтому иногда взыскания доходили чуть ли не до половины оклада. В конце месяца Элари приносила директору список, согласно которому он карал и миловал.
В обеденный перерыв мы подходили к окну и приветствовали бледное Гна, вскидывая руку. Воздаяние почестей нашему солярному покровителю стало центральным ритуалом дня. Мы постепенно привыкли называть вещи на новый лад. Что удивительно, мы стали работать лучше! Объединенные общим языком, общей тайной, мы чувствовали себя единым целым. Никакие тренинги по командообразованию не могут дать такой результат. Мы стали не просто коллегами — братьями. И мудрая Элари вела нас. Она говорила, что увеличившаяся прибыль фирмы — мелочь, по сравнению с истинными возможностями Гна. И мы верили ей. Верили в нее.
О прежних временах напоминали лишь перчатки, брошенные Элари на тумбочку в первый день, когда ее коснулась благодать. Офисный остряк как-то раз спросил ее, почему она их больше не надевает. Она распростерла руки, раскрыв ладони: «Разве я могу служить Гна, если у меня будут черные руки? Разве я могу вести за собой людей, когда они не видят мою линию судьбы? Я принесла вам не новые слова, но забытые: они уже были однажды вашими».
Не все приняли новую картину мира. По крайней мере, не сразу. Наша секретарша как-то призналась нам, как к ней приходили забытые слова:
-Сперва я думала, что все перемелется, что это еще одна идиотская инициатива, какие часто охватывают наш офис. Ну, поговорю я на языке Дашки, а сама за глаза буду считать ее психопаткой. Тем более работы я лишаться не хотела. — секретарша отхлебнула кофе и продолжила. — Все не так просто. Да, каждое утро я вместе с вами вытягивала руку и кричала: "Гна!". Я освоила гнарвиш и соответственно приветствовала всех своих коллег. Но я чувствовала себя... так мерзко. Каждое "Гна" становилось ударом по моей совести, по моей уверенности в том, что я живу какой-то другой, нормальной жизнью. Хуже всего, я ни с кем не могла поговорить начистоту. Вы так увлеклись ее идеями, что, не раздумывая, сдали бы меня.
-Так почему ты нам сейчас это рассказываешь? Уволиться с помпой захотелось? — насторожился офисный остряк.
-Вовсе нет! — рассмеялась она. — Я приняла Гна. Я устала разрываться напополам. Мне хочется зажить одной полноценной жизнью. Той, что предлагает нам Элари.
-И как тебе?
-Превосходно!
Мы вгляделись в ее глаза и не увидели в них ни капли сомнения.

Осталось рассказать о том, что произошло буквально вчера. К нам пришел новый клиент. В переговорке ему и нашему шефу поставили по бутылке колы. Прислонившись к стене, рядом с белым полотном для проектора, сложив руки, стояла Элари. На нее внимания не обращали, и клиент едва ли догадывался, что ее присутствие было необходимо.
Они быстро договорились и сошлись в цене. Шеф протянул ему два варианта договора — на русском и на гнарвише:
-Мы бы хотели, чтобы договор на нашем наречии также был подписан.
-Я вообще не понимаю, что вы предлагаете подписать. Тарабарщина какая-то! — он воспринимал происходящее, как первоапрельскую шутку.
-Что же тут непонятного? Цифры те же.
-Да, но вот тут нормальные "рубли", а тут какие-то "рурехи". Этот документ не будет иметь никакой юридической силы.
-Вот именно, чего вы тогда боитесь? Мы предоставим вам пятипроцентную скидку, если подпишите оба документа.
Клиент подписал. Он ушел посмеиваясь, думая, что надул странноватого директора. Откуда же ему, жадному коммерсанту, знать, что только что он не просто открыл дверь и вышел на улицу. Вместе с ним на улицу вырвался наш мир. И мы знали, что он будет сильнее старого мира.
До вечера мы пили вино и гранатовый сок. Все вместе, как никогда не бывало раньше, при прежних порядках. И все вместе мы вышли на улицу, по пути приветствуя шарахающихся прохожих на нашем языке.
Над городом горело багровое Гна.
photo_verybig_979568 (620x413, 26Kb)

Метки:  

Часы судного дня

Воскресенье, 14 Сентября 2014 г. 02:04 + в цитатник

Сначала на его письма никто не обратил внимание. Ну мало ли, что придет в голову на старости лет пенсионеру из глубинки. В министерство многие доморощенные стратеги строчат планы по завоеванию мира. И они сразу отправляются на свалку, минуя прочтение.
Однако дед оказался настырным и через полгода затрахал буквально всех. Оказалось, что он действительно физик-ядерщик, действительно герой труда и действительно 40 лет проработал в закрытом академгородке, потихоньку сходя там с ума. В итоге начальство распорядилось созвать комиссию и выслушать блаженного изобретателя, чтобы тот уже успокоился.
А изобрел дед из академгородка ни много ни мало протонную бомбу. Да еще, по его уверениям, особо мощную. Его письма выбрасывали до тех пор, пока они не перестали влезать в мусорную корзину. Однако дед сумел подключить столько взаимоненавидящих инстанций, что терпеть дальше было невозможно. В комиссию вошли три смертника: капитан РВСН, бывший капитаном уже семь лет и имеющий два взыскания за пьянство, бездарный инженер-конструктор, который не мог даже перевернуть землю с помощью рычага, и жирный чинуша из абстрактного ведомства по вопросам, не имеющим значения . Не отвлекать же ради городских сумасшедших нормальных людей?
Все трое сидели по одну сторону стола, как экзаменаторы. Готовились влепить старичку незачет и быстро разбрестись по домам.
-До чего мы докатились? Мы теперь на любой антинаучный бред будем срочное собрание собирать? - причитал конструктор.
Капитан РВСН, вальяжно откинувшись на спинку стула, тупым взглядом пялился в окно, на зеленую майскую листву. Ветер колыхал деревья, и это было единственное движение в его жизни за многие годы.
В назначенный час, с садистской точностью, в дверь постучали. В комнату суетливо вошел тот самый престарелый физик-ядерщик. Ничего особенного в нем не было: обычный пенсионер, каких много в метро и на улице. Выцветшие серые брюки, дешевая рубашка. Облысевший. Но сам довольно бодрый: активный и жилистый. Члены комиссии сразу обратили внимание, как он вцепился в потрепанный коричневый портфель. Он сжимал его цепко и жадно, но вместе с тем аккуратно и невесомо. Будто там хрупкая реликвия.
-Вы бомбу с собой принесли, что ли? - недовольно спросил конструктор.
-Да, - обрадованно сказал старичок.
В тот же миг его лицо прояснилось и озарилось неестественным восторгом, будто он вошел в комнату со старыми друзьями.
"Вот" - изрек он и извлек из портфеля старые шахматные часы с прикрученной к ним трубкой, напоминавшей корпус от лампы дневного света. Он поставил часы на стол с такими предосторожностями, словно переносил разваливающийся карточный домик.
Увидев эту поделку, капитан РВСН окончательно разочаровался в жизни.
-И это она? - преодолел молчание конструктор.
-Да, протонная бомба. Вот здесь в этой трубе заряд антивещества. При взаимодействии протонов и электронов происходит взрыв.
-Очень интересно... - конструктор медленно выговаривал слова, поскольку попутно размышлял, как надо строить разговор, чтобы не обидеть этого маразматика, - И вы предлагаете поставить их на вооружение армии? Организовать серийное производство?
-Зачем? Достаточно одной такой бомбы.
-Как это?
-Я называю ее "домашняя бомба". Достаточно нажать на кнопку часов, и в любой войне наступает ничья. Можно даже не отвозить ее на линию фронта. Кнопку можно нажать где угодно, результат будет один и тот же.
-Какой?
-Планету разорвет в клочья! Это очень страшное, очень эффективное оружие. Нас никогда никто не победит, пока хоть у одного человека есть возможность нажать на кнопку. Это может сделать даже ребенок.
-И зачем нам это? - встрепенулся капитан, - Если планету разорвет, то и нас вместе с ней.
-Если ситуация когда-нибудь дойдет до того, что враг будет входить в нашу столицу, мы уничтожим его! Это орудие возмездия, орудие сдерживания! Никто не посмеет напасть на нас, зная, что у нас есть протонная бомба! - разгорячился старичок.
-А можно ли, как-то продемонстрировать принцип работы? - сказал конструктор.
-Нет, конечно, нет! Я проверял ее работу только в теории. Боюсь, что на практике это мне удастся лишь однажды. Но вот, посмотрите, я сделал все необходимые расчеты.
Дед достал из портфеля толстенную кипу листов и подвинул ее членам комиссии. Конструктор долго смотрел на листы, после чего передвинул стопку к капитану и продолжил:
-Это все хорошо, однако, неужели вы думаете, что министерство обороны возьмет на вооружение ваши часы, только из-за формул? Мы одну ракету не можем десять лет утвердить, а тут - протонная бомба! Мы не можем вам ничего гарантировать. Здесь нужна подробная проработка. Надо привлечь специалистов, ученых, перепроверить данные. На это уйдет уйма времени.
-Не надо ничего проверять, - отмахнулся дед, - Жмите и все. И они пожалеют, что с нами связались. Неужели так трудно? Все работает, я верно рассчитал!
-Хорошо, хорошо. Давайте сделаем так. Мы возьмем документы на изучение, а как только что-то решим, сразу же свяжемся с вами. Может быть, орден дадим.
-Да, орден, это да! - снова забилось сердце старика, - Я сорок два года в лаборатории провел! Я там такого напридумывал! Мы еще климатическое оружие доделаем!
-Тоже будет полезно.
В конце концов, конструктору удалось заболтать старика, вселить в него патриотичную надежду и выпроводить вон. Старик захватил с собой бомбу и грозился взорвать ее, если только кто "сунется". Захлопнулась дверь. Комиссия вздохнула с облегчением.
-Фух, - вздохнул конструктор, - Видели как я от этого идиота избавился? Сами сидите, ни бе, ни ме. Видно же, что он совсем спятил, а вы сидите и киваете, как будто так и надо.
Капитан РВСН неожиданно помрачнел. Он вдруг понял, что его служба обессмыслилась еще сильнее, чем прежде. Он и раньше не верил в эту войну с ракетами и тактическими ядерными боеголовками, а теперь еще и это. Как же гнусно, что люди сражаются и гибнут с обеих сторон, а заканчивается все ходом старого лысого хрена с домашней бомбой.
-И как бы мы с его часами на парад вышли? - подал голос жирный чинуша, - Это еще хорошо у нас настоящие ракеты есть. Сатана чего стоит!
-Да, это просто прекрасно, - меланхолично сказал капитан РВСН и перевел взгляд на листву за окном.
Еще один бессмысленный день. Еще одно бредовое письмо.
А ведь их уже некуда складывать.

explosion (640x480, 104Kb)


Метки:  

Я не боюсь водки...

Воскресенье, 14 Сентября 2014 г. 02:01 + в цитатник

 

Я не боюсь водки,
Я не боюсь Фаулза.
Мой город - высотки,
Застывшие фаллосы.
А вы испугались
И водки, и Фаулза.
Так что вам осталось?
Нерешительность пауз.
Девственность разума,
Девственность плоти и снов.
Девственность заразна
И порождает лжецов,
Которые говорят:
"Пили водку с Фаулзом,
Метро "Охотный ряд",
Там еще кофе-хаус".
Девочки скромно сидят
И говорят дело:
"Страшно пускать в себя
Инородное тело.
Фаулза - в голову.
В горло - горькую водку".
Это все боязнь нового,
Паника перед стопкой.
"Пить водку - не круто!"
Да что мне их ропот-то?
Ищет жизнь-рекрутер
Человека с опытом.

1265068990_pr4 (600x373, 43Kb)


Метки:  

Истощение

Суббота, 13 Сентября 2014 г. 23:41 + в цитатник

Неужели я не говорила и не предупреждала? Москва прекрасна. Ровно до тех пор, пока не проголодается. Тогда она может внезапно откусить голову одним движением, либо, что ей определенно нравится больше, медленно переварить, выпив жертву до дна. Со всей России летят глупые мошки на сладкий запах нектара, который в итоге оказывается пищеварительным соком хищного цветка.

Несколько лет назад ситуация была иной. Не было голода. Москва была сыта и довольна и весело отдавала себя в аренду. Все рабочие места были забиты понаехавшими, которые могли снимать квартиры в часе или двух до места работы. Апофеозом абсурда стала одна девочка, которая за свой полтинник перерабатывала по десять-двенадцать часов, а заодно суммарно проводила в метро и в электричках около пяти часов. Дома она только спала, в офисе она только работала. А посередине - только ехала-ехала-ехала. Я думаю, она принесла немало выгоды нашим транспортникам. При этом считала себя жутко успешной.

Это было время, когда сами москвичи отступили под напором новоявленных специалистов, нахлынувших из регионов. Я работала в агентстве и на сорок человек штата было три столичных жительницы. Все остальное - они, от Пскова до Владивостока. Вакансии были туго забиты, и это определенно был рынок работодателя.

А теперь все изменилось. Я же говорила, что город медленно и усердно пережевывает своих жертв, словно на девятом круге ада. Москва собирает самых амбициозных, самых сильных и мобильных людей со всей страны, вырывает из привычной жизни и заставляет работать на себя. А может, она просто берет пример с Елизаветы Батори, одновременно совершая ее же ошибку? Ведь ведьма ясно сказала, что купаться надо в голубой крови, а не в крови крестьянок. Москве все равно - она не гурманствует. И вот все эти люди, оставившие дом, приезжают сюда. Да, Москва даст вам денег, этого тут навалом. Но она же потом у вас их и заберет. С процентами в виде вашего труда, вашего времени, здоровья, семьи и ваших отношений с другими людьми.

В последние несколько месяцев ситуация переменилась. Думаю, никто не станет отрицать, что жить стало веселее? И дороже. В несколько прыжков поднялись цены на съемные квартиры и вообще цены, как таковые. Не сильно, но кумулятивный эффект никто не отменял. И эти, скажем, тысяч десять стали роковыми. Во-первых, приезжие не так уж часто обзаводятся семьей. Нормальной такой семьей с общим бюджетом, а не просто бойфрендом\герлфрендом. Вместе держать оборону было бы проще: зарплата одного уходит на съем и на коммуналку, а на вторую, в общем-то, существуют. Если человек остался одиночкой, то все тяготы и лишения придется вкусить сполна. Некоторые хитрушки пытаются взять ипотеку в какой-нибудь Новой Москве (это должно быть произнесено презрительно, поскольку Троицк будет пахнуть Троицком, хоть Троицком его зови, хоть нет). Ну так это сразу рабство. Если раньше они могли себе позволить хоть какие-то телодвижения, то в эти светлые дни, да еще с ипотекой, они впадают в первобытную зависимость от работодателя, который может (и будет) вертеть их как и на чем хочет. Во-вторых, вдруг оказалось, что если менеджер получает полтинник, то никто не будет повышать его до семидесяти только потому, что Москва подорожала. Ведь качество работника не изменилось, и круг обязанностей остался тем же.

На моих глазах только за месяц слились четыре человека, которые банально не вынесли роста цен. Они были вынуждены оторваться и уехать по месту прописки. Москва получила с них то, что хотела, - next. И снова всем нужны москвичи, у которых нет проблем с жильем и кредитами. Круг замкнулся. Последний раз такая фильтрация была в 2009. Получается, раз в пять лет Москва выплевывает безжизненные, высосанные тушки и заглатывает новые.  А я смотрю на эту трагикомедию и занимаюсь своими делами.

Наверно, это свойственно всем крупным городам, типа Нью-Йорка, Парижа или Лондона. И все же в других странах бизнес в большей степени децентрализован и равномерным слоем размазан по нескольким городам. Но в России нет альтернативы Москве, 12 млн официальных жителей подтвердят. И это без учета резиновых квартир, мигрантов и тех, кто ездит обслуживать столицу из ближнего Подмосковья. Ко всему прочему Москва кажется очень доступной, очень легкой для покорения. Ровно до тех пор, пока она не проголодается. Да и завести ребенка приезжим здесь будет достаточно проблематично. Много больших и маленьких уловок, которые с первого взгляда не видны. Москва хороша, пока вы вместе весело пьете и прожигаете молодость. Но попробуйте потребовать от нее серьезных отношений, и увидите, что получится.

Я понимаю этот город. Я смеюсь, хохочу и упиваюсь наслаждениями. Так надо. Это рекреация. Но я знаю, что в какой-то момент Москва внезапно превратится в полночного оборотня и клыками разорвет мое тело в клочья. И когда я вижу на небе плохую луну, я запираюсь в своей квартире и молю Господа, чтобы меня миновала сия чаша, с лихвой вылившись на кого-то еще.

 

IVfd (600x447, 23Kb)


Метки:  

Жатва

Пятница, 12 Сентября 2014 г. 02:52 + в цитатник

Сунь Цзы сказал: "Изобрази выгоду, чтобы завлечь его. Сотвори беспорядок [в его силах] и возьми его. Если он полон, приготовься; если он силен, избегай его. Если он в гневе, беспокой его; будь почтителен, чтобы он возомнил о себе. Если враг отдохнувший, заставь его напрячь силы. Если он объединен, разъедини его. Нападай там, где он не приготовился. Иди вперед там, где он не ожидает. Таковы пути, которыми военные стратеги побеждают. Но о них нельзя говорить наперед". 

А давайте немного ускоримся? У меня новые (старые) зрители, и я не хочу их разочаровывать. Я сдерживала этот процесс, сколько могла, но вода рано или поздно находит способ обойти любые преграды. Эта река шлейфом течет за мной с начала пути. В каком бы городе я не пряталась, она настигает меня. Хронос и Танатос врываются в открытые мной двери.

Да, вы правы, тут тесно и нет необходимой инфраструктуры. Мое войско встало лагерем. Оно грозно смотрится, но никуда не идет, а оказывает психологическое давление. Да, конечно, есть несколько захваченных деревенек, пленные диверсанты с той стороны. Но, будем честны, это не мой уровень. Меня манит телевышка на том холме. Она возвышается над этой грешной землей, словно axis mundi. Она нужна мне. Без нее победа, даже продвижение войск, невозможны. Я должна наладить вещание телеканалов из моего мира. Мои новости. Мои ток-шоу. Мои страшные сказки на ночь.

Однако, это открытое объявление войны. В ставке командования я могу бросаться сколь угодно громкими заявлениями, точно так же, как вы, в своих квартирах, вольны делать, что пожелаете. Как Веничка, объявивший войну НАТО на полустанке Орехово-Зуево - Крутое. Сам по себе факт захвата вышки можно признать даже хулиганством. Но стоит только вставить свою кассету Betacam, и нажать на Play... да, начнется большая игра.

Mon cher, приказы получены, цель ясна. Я доложу, как только мы захватим точку и укрепим подходы к высоте.

И все же, оглядываясь на сгущающуюся темноту за спиной, я понимаю, что остановиться не получится. Акулы не могут прожить без движения. Если они остановятся, то вода перестанет попадать в жабры. И они задохнутся. Некоторые особо хитрые акулы находят места с сильным подводным течением, которое само вентилирует их жабры. Там они могут поспать. Я провела в этой расселине три месяца. Более чем достаточно, чтобы темнота догнала меня и почти сравнялась. Разведка докладывает, что у нас есть время до октября.

К тому моменту мы должны захватить башню.

Это позволит мне выиграть еще какое-то время. Не для наивных телезрителей, конечно же. Я воюю за себя.

 

shuh-06 (700x452, 58Kb)


Метки:  

Кошка

Пятница, 12 Сентября 2014 г. 01:13 + в цитатник

Соседи снизу насквозь прокурили мою кошку, лежавшую на балконе, дешевым табаком.

Хрен знает, что такое.


Метки:  

Понравилось: 1 пользователю

Поиск сообщений в IrRegaliA
Страницы: [5] 4 3 2 1 Календарь