Поэзия чистого духа. Владимир Диксон (1900 - 1929)
 

Владимир Диксон. Копенгаген, 1926.

Значительный пласт русской словесности – той, что создавалась писателями и поэтами, оказавшимися из-за политических бурь XX века за пределами своего Отечества, – всё еще остается для нас неизвестным – нет, не закрытым и не забытым, но не вошедшим пока в широкий культурный оборот, не ставшим еще своим, родным. А ведь часто это словесность русская  не только по языку,  но и по духу – по тому обостренному  ощущению  присутствия  Бога в мире и жажде Бога в душе, которых сейчас нашей литературе очень не хватает. Творчество Владимира Диксона именно таково.

В последнее десятилетие усилиями Российского фонда культуры, сотрудников Дома Русского Зарубежья им. А.И. Солженицына нам были возвращены имена многих забытых или малоизвестных русских поэтов периода Гражданской войны и русской эмиграции. Сейчас мы знаем о Сергее Бехтееве, Алексее Ремизове, Надежде Теффи, Георгии Иванове и многих других. Их имена, как минимум, на слуху. Некоторые даже обрели популярность в новой России, Так, российскому читателю наиболее пришелся по духу Николай Туроверов.

  Но есть поэты, уже как бы и возвращенные в нашу культуру, но еще не обретенные, не исследованные, не оцененные. Наиболее яркий из них – Владимир Диксон. Родившийся в начале XX века в России, он закончил свои дни, как и многие его современники, во Франции.

Владимир Диксон родился в городе Сормово (Нижегородская губерния). Отец, У. Диксон, — американец (по другим сведениям — канадский англичанин), приехал в Россию в качестве инженера-строителя; мать, Л. Биджевская, — обрусевшая полячка. Их сын с детства говорил на трёх языках, рано начал писать стихи, наполненные религиозным отношением к миру. Окончив Подольское реальное училище, в 1917 по требованию отца уехал в Америку, где учился в Массачусетском технологическом институте (до 1921) и год в Гарварде, служил переводчиком в штабе генерала Першинга. После, работая в компании «Зингер», переехал во Францию (1923).

   Поэзия Владимира Диксона проникнута переживанием личного духовного опыта. Он не просто пытался воспевать красоту Православия, что делали многие авторы, но излагал в поэтической форме то, что испытывает душа в своем подъеме или своих падениях, писал о ее метаниях, духовных поисках.

Но, несмотря на все свои несчастья, поэт в стихах благословляет свой путь, понимая, что он послан ему Богом. Он даже благословляет каждое новое скитание и поездку.

Вот один из самых пронзительных «снов» о России:

Так было в сказочной России:
Пушистый снег, холодный час.
О, вечера мои родные!
Сегодня вспоминаю вас.

Несутся маленькие санки,
Березы белые бегут…
На молчаливом полустанке
Ищу от сумрака приют.

Под песню тонкую печурки
Для чая греется вода.
Я с памятью играю в жмурки:
Ловлю минувшие года.

Но на чужом, на незнакомом,
На непонятном языке
Поет о чем-то перед домом
Ребенок с куклою в руке. –

И сразу боль в душе проснулась,
Погас опять мгновенный свет:
Глаза и сердце обманулись –
России нет, России нет.

(28 марта 1926)

   У Владимира Диксона много стихов-молитв – им дивился в своей книге «Одинокий художник» философ Иван Ильин.

За всех людей мое моленье,
За всех зверей моя мольба,
И за цветы, и за каменья,
И за плоды, и за хлеба.
За всё, что в дольний мир родится,
За всё, что на земле живет,
За рыбу в море, в небе птицу,
За дым долин, за снег высот.
За братьев близких и любимых,
За недругов и за врагов,
За тишину полей родимых,
За ласку глаз и ласку слов.
За мыслей искупленных благость,
За утреннюю благодать,
За жизнь – кормилицу и радость,
За смерть – утешницу и мать.

(Август 1926)

Владимир Диксон

Эта молитва могла быть гимном жизни самого поэта:

Чтоб на людях глаза были суше –
Быстро слезы утрет рукав…
Я молюсь, чтоб до неба душу
Донести мне, не расплескав.

Я молюсь Тебе, Вездесущий,
Я молюсь Тебе на пути:
– Дай мне ныне мой хлеб насущный,
От лукавого уведи.

Чистым сердцем и безкорыстно
Дай служить мне – и не покинь –
Ибо славен Ты ныне и присно
И во веки веков. Аминь.

И вот еще:

Вот сердце мое пред Тобою
Пылает в нещадном огне:
Позора и грязи не скрою
И скверны, рожденной во мне.

Ты дал мне крылатую душу –
За душу спасибо Тебе.
Я много обетов нарушил
В своей непонятной судьбе.

Я в силе и в немощи падал
И радость свою осквернял.
Я жил не как дух, а как падаль,
Крестом же себя осенял.

Не знаю – быть может, я брежу,
Но Бога любил я всегда,
Но сердцем не груб я, а нежен
И знаю страданье стыда.

Я знаю, что много я грешен,
И низость свою сознаю:
Но словом Господним утешен
И песни я Богу пою.

За солнце, за жизнь благодарен,
За ветер, и звезды, и ночь –
Молюсь я в дурманном угаре,
Прошу указать и помочь,

Чтоб славу Господню умножить
И путь не напрасно пройти.
Ты видишь, ты знаешь, о Боже,
И мысли мои, и пути.

Молюсь я во имя Христово,
Собой искупившего нас, –
И тихое сердце готово
Принять свой назначенный час.

Велик Ты, Отец наш небесный,
Ты милость являешь в судьбе,
Ты дал нам сей мир поднебесный.
За Землю – спасибо Тебе.

В стихотворениях-молитвах Диксона никогда не встречается отчаяние или уныние. Сложно с уверенностью утверждать, что это – интуитивный духовный опыт или осознанный выбор автора, хорошо знающего православное богословие.

К тому чье, сердце стонет
И чья душа болит, –
Господь придет и склонит
Нерукотворный Лик.

Погибшим в бездорожье,
Принявшим вольно крест –
Христос по воле Божьей
Во истину воскрес.

И всякому слепому,
И грешникам земным –
Пошлет Господь истому
Сиянием Своим.

Темна Господня воля,
И трижды пел петух:
Но чем печальней доля –
Тем выше в небе Дух!

(29 июня 1925)

Поэт анализирует с точки зрения любви к ближнему пройденный им путь. Смог ли он ей научиться? Смог ли прожить свою жизнь, как то требуется от православного человека? Одно из его последних стихотворений поражает силой духовного видения. Эти строки написаны незадолго до смерти:

Теперь дорогой невозвратной
Прошел я много трудных дней,
И слезы стали мне понятней,
И горе скрытое видней.

Теперь по голосу, по глазу,
По тихому движенью рук
Я узнаю заботы язву,
Глухой огонь душевных мук.

Теперь я ведаю, как точит
Неправда – мысли, ложь – сердца,
Как незаметно метят ночи
Тревогой тишину лица.

Теперь, когда я в мире ниже,
Под гнетом неизменных дней,
Ко всем страдающим я ближе,
Ко всем рыдающим нежней.

(6 июля 1929, Кельн)

Владимир Диксон, как и любой талантливый человек, не мог не иметь врагов и завистников. Однажды он написал стихотворение, посвященное распространяемым слухам о нем как о человеке и о его творчестве. Он с юмором и достоинством, даже в пушкинском стиле, отвечает всем своим недоброжелателям; подобно гению, смеется над ними, доводит до абсурда их слухи. Напоминают эти стихи нам и много позже написанные строки Владимира Высоцкого:

И ходят по окраинам слухи,
Что я, мол, с дьяволом вожусь.

Безвременье и мор на Русь.

Что я лихой христопродавец,
Мыслитель зелий и отрав
И не хожу святыню славить,
Слова лукавого приняв.

Что я козлиные копыта
Искусно прячу в сапоги,
Всегда прилизанный и сытый
Среди голодных и нагих.

Что в храме Божьем гаснут свечи,
Когда к иконам подхожу,
И людям тихим клонит плечи
Тяжелый страх и злая жуть.

Что не крещусь, не причащаюсь,
Таю от пастыря грехи,
И, как апостол, отрекаюсь,
Лишь трижды крикнут петухи…

Я на земле живу тревожно:
Шептаний, слухов не боюсь.
И путь мой, мудростный и сложный,
Сверканьем окружает Русь.

(23 июня 1923 г.)

   

      Умер Владимир Диксон 17 декабря 1929 года в Американском госпитале в Нейи (пригород Парижа), на десятый день после операции по удалению аппендицита, от начавшихся осложнений (эмболии). Парижская газета «Последние новости» поместила 22 декабря 1929 года некролог, где назвала Владимира Диксона «значительным, истинно русским поэтом с особым, глубоким даром проникновения».

Гроб с его телом был перевезен из Франции в США. Владимир Диксон похоронен в городе Пленгсфильд (недалеко от Чикаго), где тогда жили его родители.

Последние стихи были написаны в канун операции: поэт предчувствовал смерть – и принимал ее

В гроб поэту положили русскую землю, лепестки роз от надгробного венка Александра Блока, которого Диксон считал своим учителем, нередко стараясь подражать его поэтическому стилю, и камушек с Северной Двины из Сольвычегодска – русская память. Последние стихи были написаны Владимиром Диксоном в канун операции. Читая их, можно предположить, что поэт предчувствовал смерть: он принимал ее.

Полный сборник его стихов, включивший и прозу, был издан посмертно группой его друзей в созданном им же, при поддержке друзей и родственников, в Париже издательстве «Вол». Для него Владимир Диксон переводил на английский язык русских поэтов, а также делал переводы на русский жизнеописаний первых английских святых и кельтских легенд. Существует версия, что помощь в издании посмертного сборника оказал знаменитый английский писатель автор «Уиллиса» Джеймс Джойс.

Поэзию нельзя мерить религиозными мерками, оценивая только соответствие догматике или принятым нормам, – она создается по другим законам, и в этом смысле ее в принципе нельзя судить: ею можно восхищаться, ее можно любить или не любить, она может оказаться душевно близкой или наоборот.

Суждениям не придаю значенья,
Судилищем людей не дорожу.
За все дары мои, за откровенья
Любви и благодарности не жду.

<…>

И не открою величайших знаков,
Мне данных Господом.

(3 июня 1923)

ekklezia.ru