Я люблю — и ты права, 
Ты права, что веришь свято, 
Так, как верили когда-то 
В эти вечные слова. 
  
Я люблю... 
Так почему, 
Почему же, почему же 
Мне с тобой гораздо хуже 
И трудней, чем одному? 
  
Прохожу все чаще мимо, 
И любовь уже не в счет, 
И к себе 
Неотвратимо 
Одиночество влечет. 
  
          1946 

всё это явь или мне снится...

дождь по стеклу как воск струится,

Москва вечерняя, чужие лица,

полупустой трамвай навстречу...

всплывает в памяти дождливый давний вечер,

когда я гордо уходя,

глотала слёзы с каплями дождя...

110-лет со дня рождения Агнии Львовны Барто.

вспомните детское стихотворение с глубоким смыслом.

А что вам больше всего запомнилось из творчества Барто?
 

Иногда хочется быть такой женщиной-женщиной, 
Звенеть браслетами,
поправлять волосы,
а они, чтоб все равно падали,
благоухать Герленом,
теребить кольцо,
пищать «Какая прелесть!»,
мало есть в ресторане,
«мне только салат». 
Не стесняться декольте,
Напротив, расстегивать 
Совсем не случайно,
Верхнюю пуговочку.
Привыкнуть к дорогим чулкам,
И бюстхалтеры покупать
Только «Лежаби». 
Иметь двух любовников,
Легко тянуть деньги, 
«ты же знаешь – я не хожу пешком»,
«эта шубка бы мне подошла»…
Не любить ни одного из них.
«И потом в гробу 
Вспоминать Ланского».

А иногда хочется быть интеллигентной дамой,
Сшить длинное черное платье,
Купить черную водолазку,
Про которую Татьяна Толстая сказала,
Что их носят те, кто
Внутренне свободен. 
Если курить, то непременно с мундштуком, И чтоб это не выглядело
Нелепо.
Иногда подходить к шкафу,
Снимать с полки словарь,
чтоб только УТОЧНИТЬ слово,
говорить в трубку: «Мне надо закончить статью,
сегодня звонил редактор»,
Рассуждать об умном на фуршетах,
А на груди, и в ушах чтоб 
- старинное серебро
С розовыми кораллами 
Или бирюзой.
Чтоб в дальнем кабинете 
По коридору налево
сидел за компьютером муж-ученый,
Любовь с которым 
Продолжалась бы вечно.
Чтоб все говорили 
«Высокие отношения». 
Чтоб положив книжку 
на прикроватный столик,
перед тем, как выключить свет в спальне,
он замечал:
Дорогая, ты выглядишь бледной,
Сходи завтра к профессору 
Мурмуленскому.
Непременно.

А иногда просто необходимо быть 
Холодной расчетливой сукой.
И большой начальницей,
Чтоб все в офисе показывали пальцем 
И так и говорили новеньким:
Она холодная расчетливая сука,
Пойдет по трупам. 
Ну, зачем так грубо? 
И зачем же сразу «по трупам»?
А вы, девушка уволены… 
"Кажется я ясно ставила задачу", 
Называть красивых секретарш 
«дурочками»,
Прямо в глаза. 
Не потому что дурочки,
а потому, что красивые.
Топ-менеджерскую зарплату 
Тратить на элитную косметику, 
И чтоб золотых карт миллион,
С сумасшедшими скидками… 
Коллекционировать современное искусство, 
Развешивать его
По голым стенам в кабинете
И в огромной пустой квартире, 
Где на сушилке на кухне 
Одна чашка, одна ложка 
И две табуретки 
у барной стойки.
Говорить мужчине:
Жалкий неудачник,
То есть нет – лууууууузер.
Утвержать, что мастурбация 
- дело всенародное,
И спать с котом,
(«он же член семьи!»),
Которого кормит домработница.

А иногда хочется быть такой своей для всех 
В доску.
С короткой стрижкой, 
И красить волосы, губы и ногти оранжевым,
И ходить в больших зеленых ботинках,
С индийской сумкой-торбой,
С наушниками в ушах,
С веревочками на запястье,
Все время везде опаздывать,
Вопить в курилке: 
«Я такую кофейню открыла!»,
«Вы пробовали холотропное дыхание? –
Отвал башки!» 
И чтоб аж дым из ушей. 
Захлебываться от впечатлений,
Не успевать спать,
Собираться на Гоа
В феврале. 
Сидеть в офисе за "маком", 
Вокруг чтоб все увешано 
разноцветными стикерами 
с напоминаниями: «придумать подарок Машке»,
«напомнить Витьке про ужин в среду»,
«купить новые лыжи».
На рабочем столе чтоб фотографии детей 
В бассейне и в океане,
Портреты собаки – лабродор (почившей), 
И бородатого мужчины в странной желтой шапочке.
Быть всю жизнь замужем 
За одноклассником,
Который за двадцать лет, представьте 
Так и не выкинул
Ни одного фортеля. 
Ди еще и мирится со всеми этими 
Друзьями, вечеринками, транжирством 
И немытой посудой. 
«Ты заедешь за мной в восемь?» 
«Конечно, зая».

А иногда хочется побриться на лыску,
И повязать платочек,
Вымыться в бане хозяйственным мылом,
Но пахнуть какими-нибудь
Травками, 
Полынью там, или мятой.
Научиться молиться,
Читать жития святых,
Соблюдать посты,
Назвать сына Серафимом, 
Подставлять, хотя бы мысленно,
другую щеку,
«Ты этого хотел. Так. Аллилуйя.
Я руку, бьющую меня 
- целую».
Излучать доброжелательность, 
И чтоб ненатужно так
Сиять от унутренней хармонии.
Принести из церкви святую воду в баллоне,
Поставить ее в холодильник,
И когда муторно на душе 
Умываться ею
И советовать мамашам,
Что если у ребенка температура,
Достаточно просто сбрызнуть,
И чтоб это действительно помогало. 

А еще ужасно хочется пойти в официантки,
Купить накладные ресницы,
И полное
Собрание сочинений
Дарьи Донцовой.
Научиться ходить на каблуках
Флиртовать с посетителями,
Чтоб они больше 
Оставляли на чай,
Говорить: а вот попробуйте еще «карпччо»,
Уж очень оно у нас замечательное.
Ходить в кино, 
Копить на машину.
Бросить бармена,
Закрутить с поваром-итальянцем,
Висеть на доске почета,
Как работник, раскрутивший максимальное число лохов 
На дорогое французское вино,
Которое, они сроду не отличат,
От крымского.
Пить сколько хочешь горячего шоколада
Из кофе-машины,
И уже разлюбить греческий салат. 

А что мы имеем на деле? 
Пока только 
Черную водолазку.

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.

Мороз по коже... Это стихотворение написано 19-летним лейтенантом, командиром танковой роты, в декабре 1944-го.

Шел его четвертый год на фронте. Еще впереди был последний бой, после которого его, размозженного, придется собирать по частям...

Максимилиан Волошин

Гражданская война

Одни восстали из подполий,
Из ссылок, фабрик, рудников,
Отравленные темной волей
И горьким дымом городов.

Другие из рядов военных,
Дворянских разоренных гнезд,
Где проводили на погост
Отцов и братьев убиенных.

В одних доселе не потух
Хмель незапамятных пожаров,
И жив степной, разгульный дух
И Разиных, и Кудеяров.

В других — лишенных всех корней —
Тлетворный дух столицы Невской:
Толстой и Чехов, Достоевский —
Надрыв и смута наших дней.

Одни возносят на плакатах
Свой бред о буржуазном зле,
О светлых пролетариатах,
Мещанском рае на земле...

В других весь цвет, вся гниль империй,
Все золото, весь тлен идей,
Блеск всех великих фетишей
И всех научных суеверий.

Одни идут освобождать
Москву и вновь сковать Россию,
Другие, разнуздав стихию,
Хотят весь мир пересоздать.

В тех и в других война вдохнула
Гнев, жадность, мрачный хмель разгула,

А вслед героям и вождям
Крадется хищник стаей жадной,
Чтоб мощь России неоглядной
Размыкать и продать врагам:

Сгноить ее пшеницы груды,
Ее бесчестить небеса,
Пожрать богатства, сжечь леса
И высосать моря и руды.

И не смолкает грохот битв
По всем просторам южной степи
Средь золотых великолепий
Конями вытоптанных жнитв.

И там и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
«Кто не за нас — тот против нас.
Нет безразличных: правда с нами».

А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.

22 ноября 1919
Коктебель

Оскорблённая Украина,
Оцифрованы декабри.
Разжигает костёр людина:
– Согревайтеся, бунтари!
.
Сатана разжигает страсти:
Мол, без газа хохол – никто…
О гримасах бездарной власти
Вам поведает дед Пихто.
.
Милый Киев… Сестрёнка Валька…
– На Майдане, гутарят, пшик?!
– Прокремлёвская балалайка
Продолжает народ смешить!
.
А на Западе и Востоке
Предрекают разгон жестокий.
.
Непокорная Украина,
Окольцованы январи.
У костра избитый дитина:
– Старорусские буквари.
.
Институтская – на Сенатской?
Аллегория – как вина.
Или – или? Не смей сдаваться!
Братцы, святцы: грядёт война?!
.
Дивный Киев… Звоню Андрею:
– На Майдане Федот – не тот?
– Старший брат, приезжай, согрею!
Греют мысли, что тот народ!
.
А на севере и на юге
Врут краплёные журналюги.
.
Незабвенная Украина,
Окровавлены феврали.
Над костром парит балерина –
Фотовспышка!.. Команда: «Пли!»
.
Замирают глаза и руки –
Учащённо стучат сердца.
Киевляне под звуки «Мурки»
Открестились от стервеца.
.
У Почтамта рычит… Высоцкий.
Баррикады. Озноб судьбы.
Паренёк из «Небесной сотни»
Дохрипит балладу борьбы.
.
А на Западе и Востоке –
И проклятия, и восторги.
……………………………………
Я не знаю, что будет дальше.
Аноним возьмёт псевдоним?!
Новый Крым – на фатальной фальши?
Белый Рим? Красный Рим? Остров Крым?
.
Только знаю: придёт година,
И простит дурака сестра –
Сокровенная Украина,
Отрыдавшая у костра.
.
2013, декабрь, 2014, январь-февраль

Сергей Сутулов-Катеринич  

(мой брат по крови и по духу,

главный редактор литературного альманаха " 45-я параллель")

Чтобы в обществе дух не зачах, нас порой вопрошают сурово:

«Как вам нравится то, что в Сочах?». Очень нравится, честное слово.

Наш успех повсеместно воспет, и не ждите претензий тревожных:

я на это смотрю как эстет, я на это смотрю как художник!

Деньги тратятся? — это пустяк, не понятна мне ваша кручинка:

нам же деньги бы эти и так не достались — чего ж мы кричим-то?

Деловитость, излишняя прыть — лучший способ до времени спятить.

Состоянье публично пропить — для пиара важней, чем потратить;

соглашусь, это случай иной, но пред всей мировою элитой

мы предстали роскошной страной, а не пьяною, нищей, немытой!

Мы разделали их под орех, патриотам России потрафив:

в Сочи сделали праздник для всех — а в Европе кончают жирафов!

Этот датский поступок свиной оттеняет наш блеск по-большому.

Мы, конечно, болеем спиной — но из этого сделали шоу!

И пускай мы спиною больны, натрудившись буквально до грыжи, —

но ведь Родина выше спины, а презренные критики — ниже.

Наша матрица — вынь да положь, от людей ее больше не скроешь.

Для наглядности высушен «Дождь» и к столбу пригвожден Шендерович.

Это тоже на экспорт, клянусь, как трамплины, катки и медали:

это наша опричная Русь, о которой так много читали!

Иностранцам же нравится так. Наши травли туризму во благо:

в наших гонках, туризмах, катках тоже должен быть привкус ГУЛАГа.

У верблюда бывают горбы, без когтей не оцените кошку:

пусть в процессе спортивной борьбы хоть кого-то распнут понарошку.

Ибо пресен без плесени бри, а Отчизна — без шавок покорных;

ибо игры в «Замри-отомри» — местный спорт, как в Шотландии кёрлинг.

Наши! Зимние! Всем горячо! От восторга случилась бы рвота,

если б мы на закрытьи еще расстреляли публично кого-то.

Так что критики я не боюсь — не боится могилы горбатый:

мы увидели русскую Русь, с авангардом, парадом, растратой;

с чистым небом, с горой ледяной, с новым уровнем еврокомфорта,

с кучей бабок, больною спиной и потравой для пущего спорта.

Я люблю эту звонкую жесть, мне другого расклада не надо.

Потому что Россия и есть — сочетанье Олимпа и ада.

15.02.2014
 

Если не открывается, вот ссылка на источник... 

http://my.mail.ru/video/mail/vasilii.smolin/_myvideo/183.html

ОДИНОЧЕСТВО...

Разные переводы одного стихотворения Райнер Мариа РИЛЬКЕ

***************
Нет одиночеству предела…
Оно как дождь: на небе нет пробела,
в нем даль морей вечерних онемела,
безбрежно обступая города, -
и хлынет вниз усталая вода.

И дождь всю ночь. В рассветном запустенье,
когда продрогшим мостовым тоскливо,
неутоленных тел переплетенье
расторгнется тревожно и брезгливо,
и двое делят скорбно, сиротливо
одну постель и ненависть навеки, -

тогда оно уже не дождь, - разливы… реки…

**************

Как одиночество на дождь похоже!
Оно выходит, берега тревожа,
С равнин далеких, от речного ложа,
И к небу поднимается потом,
Избравши небеса своим жильем.
Оно на город в час тот сумасшедший,
Когда все к утру обращают лица,
Когда тела, блаженства не нашедши,
Друг друга покидают, будет литься.
Когда в одну постель должны ложиться
Друг другу люди чуждые навеки,
Тогда оно переполняет реки.

*****************

С чем сравнить одиночество? Это - дождь,
что от моря растет вечерами - сплошь;
от равнин, до которых не добредешь,
поднимается к небу - небо всегда
рядом. С неба и падает на города.

Дождь часами идет, когда все переулки
по утрам начинают движение вспять,
когда пусто и зачарованно руки,
ничего не найдя, разжимают объятья...
 когда, ненавидя друг друга,
двое в койку одну отправляются спать:

одиночество льется рекой - не унять...

http://bars-of-cage.livejournal.com/380736.html

Вам где-то по тридцать, тебе с хвостиком, ей – без хвостика.
Вы вместе два года и уже плохо помните как были порознь.
Но последние пару месяцев она все больше по парикмахерским,
а ты норовишь возвращаться так, чтобы поменьше сталкиваться.

И как то случилось, что она перестала спать у тебя на плече;
а ты от этого стал чаще помнить, что у тебя всего-то рюкзак вещей,
что пройти и собрать их по комнатам займет не более, чем минут двадцать,
еще минуту - кинуть ключи на зеркало, выйти и больше не появляться.

На то полигамность, чтобы двадцать минут и два года были сопоставимы.
Чтоб рано или поздно наступал это чертов момент когда как ни выпендрись - все мимо.
Если даже вы оба ангелы, между вами появляется еще одно одеяло,
она обнимает его ногами и не просыпается, когда ты ложишься рядом.

А потом ты видишь ее на кухне, родную, в твоем халате и тапках,
подходишь обнять и вдруг понимаешь, что сегодня ее уже кто-то трахал:
вот так держал за волосы сзади и драл, радостно и бесстыже
И от этого у тебя мороз по коже такой, что, кажется, сейчас закричишь, не выдержишь.

И не выдерживаешь, конечно: орешь, что убьешь обоих,
что она, сукаблять-сукаблять, в душу тебе плюнула и все такое.
И вот тут и понимаешь, что быть нынешним в разы хуже, чем бывшим.
 Это из-за них, бывших, вычеркивают подружек из записных книжек,
 

Красятся как ядерная война, татуируются, хлобучат прически,
что-то отчаянно покупают, начинают учить, например, японский,
 звонят им за полночь на городской, голой и пьяной из ванны,
и если трубку берет жена, получается отличная фига в кармане.

А нынешний - вот он, мелкий буржуй – мелким буржуем.
И все-то пожары мировые уже без него раздуты,
а Памелы Андерсон и Сабрины уже кем-то встречены,
потому он с тобой и редко трезвый в пятницу вечером.

Так проходят два года, двадцать минут и одна минута.
Ты - у ее подъезда, рюкзак у ног, она - на кухне заметает куски посуды.
Оба стараетесь думать, что найдете других, вроде как вон их сколько.
И трогаете безымянные пальцы, на которые так и не надели кольца.

© Олег Швец

Стихи Веры Полозковой разных лет

 

Когда-нибудь я отыщу ответ.
Когда-нибудь мне станет цель ясна.
Какая-нибудь сотая весна
Откроет мне потусторонний свет,

И я постигну смысл бытия,
Сумев земную бренность превозмочь.
Пока же плечи мне укутывает ночь,
Томительные шепоты струя,

И обвевая пряным ветром сны,
И отвлекая от серьезных книг...
И цели совершенно не ясны.
И свет потусторонний не возник.

А хочется, напротив, хмеля слов
И поцелуев, жгущих все мосты,
Бессовестного счастья, новых строф -
Нежданной, изумрудной красоты;

Бессонницы, переплетений - да! -
Сердцебиений, слившихся в одно...
А что до бренности, так это всё тогда
Мне будет совершенно все равно.

Обрушится с уставших плеч скала:
Меня отпустит прошлых жизней плен.
Мне перестанут сниться зеркала,
И призраки, и лабиринты стен...

И, может, не придется ждать сто лет.
Я знаю - зряч лишь тот, кто пил сей хмель...
Вот в нем-то и отыщется ответ,
И в нем таится истинная цель.

_______________________________________


...я родом - из фруктового по семь
из красных фонарей в закрытой ванной
(окно из кухни в ванную - зачем?
хотя тогда мне не казалось странным)

я родом - из настенной простыни,
что предвещала чудо диафильма,
отец шептал мне сказки со стены,
а мать звала - не пропустить мультфильмы

я родом - из неструганой доски
с подшипником (нет лучше самоката!)
и лишь влетев в кусты выл от тоски,
что тормоза не сделал к ней когда-то

я родом - из пакета молока,
теперь забытой - треугольной формы
из маленького чудо-якорька
на плавках и из туфель на платформе

я родом - из зубного порошка
(он чистил даже бабушкины ложки!)
из авиамодельного кружка,
из пряток и поездок на картошку

я родом - из таблички на двери,
с мальчишкой писающим в туалете,
из игр в "резинку", в "дочки-матери"
я родом - из страны которой нету...


 © Дмитрий Баро