Почти год я ничего не читал из серии "Повести ленинградских писателей" - и вот возобновил. На этот раз сборник Михаила Чулаки, 1988 год. Туда вошли четыре произведения, впервые изданные, конечно, ранее - в сборниках или порознь. Это "Что почем?", "Классическое троеборье", "Человек, который не умеет кричать" и "Четыре портрета". 

Ну, в общем я такого не ожидал! Говорили же мне когда-то, что хорош тот язык (повествования), который не замечаешь. А здесь и само действие выстраивается совершенно естественно - не приходит в голову разбирать, искусно ли автор все так сконструировал (или наоборот не искусно), чтобы выразить свою идею. Нет, в каждой из повестей Чулаки сюжет выглядит практически "документальным". И при том нет узкого замыкания на одной и той же теме (хотя где-то в глубине тема, конечно, одна - как мы живём, правильно или не очень). И профессиональный материал каждый раз другой. Хотя главные герои, как правило, из интеллигенции - научной или творческой. 

В первой повести писатель вывел очень любопытного персонажа - расчетливого, "стратегически мыслящего" интеллектуала. Мне кажется, в советской литературе таких внятных “деловаров”, пожалуй, и не было. Чулаки же фактически изобразил "героя" следующего десятилетия - 90-х. Именно такие, в том числе, и будут потом вершить дела. (Но автор послесловия Андрей Арьев, естественно, этого не угадал - откуда! в конце 80-х; честно говоря, читать его умные рассуждения о творческом методе Михаила Чулаки было немного смешно). Однако к финалу повести, как мне подумалось, сам Чулаки сбился с выбранной в начале очень интересной линии, свёл конфликт к отношениям любовно-семейным, что в общем досадно. И ему не дано было предвидеть, как поднимутся такие вот субъекты в уже недалёком будущем, повыскакивают как черти из табакерок. Да как можно было предвидеть - ещё в 80-е, если не 70-е даже…

Вторая повесть - о штангистах, претендентах на чемпионский титул. Очень интересная. Три разных спортсмена и борьба их за победу показаны через внутренний мир каждого. 

Третья повесть имеет подзаголовок “Записная книжка Сергея Сеньшина”. Исповедь научного работника - пытающегося найти себя. 

Главный же шедевр сборника повесть "Четыре портрета" - о художнике, который тоже ищет себя. Сочинение с элементами фантастики, как мне кажется, встроенными в сюжет очень органично. Тут это не просто прием, а ось, вокруг которой все вертится. Причем необыкновенное подано здесь настолько без нажима, что и как бы язык не поворачивается назвать это фантастикой - скорее уже от читателя требуется усилие для такой констатации.  

И опять, как и при чтении повестей Ивашкевича, поймал себя на мысли, что автор, Михаил Чулаки, не очень-то доверяет женщинам. В его изображении это существа не сильно надёжные, не слишком добрые, не очень далекие. И должно быть, неспроста такой взгляд! Но зато сейчас, как прилетевший бумеранг, феминизм в литературе рулит! В списках авторов одни женские фамилии..

Благодаря мягкой, однако настойчивой рекламе магазина Озон узнал, что в 80е в издательстве "Лениздат" существовала серия "Повести ленинградских писателей". Такие карманного формата томики в твердом переплете. Более того, одна такая книжица уже имелась в личной библиотеке - сборник Геннадия Гора. Потом появилась ещё одна - подборка сочинений Юрия Рытхэу. Однако состав серии был шире, гораздо шире. 

Вышли там авторские тома и у Стругацких, и у Шефнера, если не ошибаюсь. Хотя в основном серия была представлена именами не столь известными. 

Почему я выбрал сейчас для чтения книгу Павла Васильева? Наверно, потому что найти ее в электронном виде было труднее других. В полупиратских  библиотеках, пытающихся изобразить из себя законопослушных, она была заблокирована по требованию каких-то обладателей. Не будучи при этом представлена на платных ресурсах. Подозреваю, что с фамилией автору не повезло… Другой Васильев, похоже, застолбил поляну. И однофамильцам лёгкий путь к читателям теперь заказан, даже если и не претендуют эти авторы на то, чтобы "отбить деньги". Охоту к знакомству с такими "несистемными" писателями у книгочеев эти меры отбивают, да…

Впрочем, упертые пираты до сих пор существуют. Блокируют их, а они сопротивляются. Вот у них нужный сборник и нашел. 

Забыл сказать, биография у Павла Александровича Васильевича драматична даже на фоне многих других детей войны. Летом 1941 года ленинградский школьник поехал на каникулы в деревню на псковщину и попал на три года в оккупацию. 

Итогом этого жестокого недетского опыта как раз стали повести сборника, о котором веду речь. Так или иначе они о войне, о ранах нанесенных ею. Самая большая по объему повесть "Выбор" прямо автобиографична. Начинается она с того, что главный ее герой Вася Савельев возвращается в Ленинград после трёх лет вынужденной разлуки с родителями. Пред нами предстает трудная жизнь города на Неве в первые месяцы после снятия блокады. 

При чтении невольно вспомнился пресловутый фильм "Дылда". Васильев рисует, казалось бы, похожую картину: нищенский быт ленинградцев, изломанные судьбы, невосполнимые потери. Подловатость одних и самоотверженность других. Но общий тон всё же другой. И, главное, автору не надо выдумывать какие-то запредельные ситуации, чтобы эпатировать читателя. Хотя есть и леденящие воображение сцены - из ретроспективно показанного опыта жизни под немцами, и пронзительный эпизод утраты, случившийся уже в, казалось бы, мирной обстановке. Но есть и яркое описание праздника, стихийно организовавшегося 9 мая сорок пятого года. 

Проза Васильева привлекает к себе именно такими невыдуманными подробностями. Хотя да, это и не проза "большого стиля". Ведь по сути широкую известность, популярность у читателя получают именно такие авторы, сумевшие даже локальным историям придать некую "монументальность" (как это получилось, на мой взгляд, у Вадима Шефнера в "Сестре печали"). У прозы Васильева более камерное звучание. Однако без нее картина пережитой нашим народом войны явно станет неполной. И потому - несправедливо отлучение этого автора от современного читателя, какие-то нелепые блокировки...

До вчерашнего дня считал, что сборник называется просто "Повести", ибо вышел в свет в серии "Повести ленинградских писателей". Даже увидев соответствующую страничку на Фантлабе, полагал, что сюда вкралась какая-то ошибка. На титульный лист томика вынесены названия всех шести входящих в него повестей. И только на самой последней странице неожиданно обнаружил над коротенькой аннотацией: Синее окно Феокрита.

Наверно, это лучшее произведение сборника.

Моё отношение к творчеству Гора было очень сложным. Впервые прочитал его книгу классе в пятом-шестом. Наверно, что-то из "Библиотеки советской фантастики". "Синее окно Феокрита" там тоже было - запомнился эпизод с Сэмюэлом Клеменсом и его саркастической реакцией на облик человека будущего. Но повесть я тогда совсем не оценил. Вообще воспринял фантастическую прозу Гора с тягостным чувством - меня тянуло к совсем другой фантастике.

И это тягостное чувство оказалось живучим. Всего-то три-четыре года назад читая-перечитывая "Мальчика", а затем "Имя", я не очень понимал, зачем нужны такие фантазии.

И сейчас в нынешнем сборнике самое большое его произведение, "Геометрический лес", показалось мне резонёрским и вымученным. Но совсем иначе открылся "Рисунок Дароткана", повесть автобиографическая, реалистическая (наверно, это ленинградский магический реализм!). Врезалась в память фраза: "Одна минута детства длиннее, чем целый месяц старости".

Только сейчас понял и уже известную мне заглавную повесть книги - "Синее окно Феокрита". О путешественнике в прошлое (но совсем не "попаданце"!). Ну да, иногда для понимания нужно дозреть, совершить "фазовый переход", внутри себя...

И всё-таки "Окно" - это какое-то счастливое исключение. Поскольку это явная фантастика. А явная фантастика сборника - "Геометрический лес", "Мальчик", "Имя" - выглядит слабее двух нефантастических повестей. Имею в виду "Рисунок Дароткана" и продолжающую его, также автобиографическую "Контору слепого". Где, кстати, снова звучит это имя - Дароткан.