Эту книгу - роман Херберта Отто "Ложь" - начал читать незадолго до наступления Нового Года, а подобрал я её прошлой осенью на специальном столике в Центральной б-ке имени В.В. Верещагина. Книга выпущена в Берлине (конечно, восточном) в 1956 году издательством "Культура и прогресс" (Verlag Kultur und Fortschritt). На правой странице форзаца имеется дарственная надпись на немецком языке, сделанная неким Сергеем Филатенковым. По всей видимости, роман был подарен им какому-то участнику студенческой конференции, посвящённой тридцатилетию правления Социалистической Единой Партии Германии, - надо полагать, году в 79м. У меня сильные подозрения, что ни этого неведомого Сергея Филатенкова, ни ещё более таинственного участника конференции уже нет в живых... Впрочем, впрочем....

На русский язык роман, похоже, никогда не переводили. Вообще, об авторе сведения довольно куцие даже в немецкой Википедии. Известно, что родился он в марте 1925 в Бреслау в семье рабочего и швеи. Учился в народной школе, работал в банке. В 1943 году вступил в НСДАП. С 1943 года по 1944 - участие в войне в качестве солдата Вермахта. Попал в румынский, затем в советский плен, из которого был отпущен в 1948 году. После учёбы в Центральной школе Антифа в Москве вернулся в 1949 году в Германию. Принимал участие в работе Общества немецко-советской дружбы, работал в качестве лектора издательства "Культура и прогресс". Ушёл из жизни в августе 2003-го. 

Автор ряда романов, некоторые из которых были экранизированы. В частности, "Время аистов", "Например, Йозеф", "Сон о лосе". "Ложь" - дебютный его роман, во многом автобиографический. 

 

Главный герой, Альфред Хаферкорн, сын швеи, попадает в советский плен. Но незадолго до этого  он оказывается в составе расстрельной команды. Командир полка майор Кребс приказывает им уничтожить группу взятых в плен советских партизан. Альфред поступает почти как герой известной песни Высоцкого. Он стреляет из своей винтовки, но прицел берёт много выше требуемого. Его пуля никого не убивает. Тем не менее образ расстрелянной его сослуживцами девушки-партизанки неотступно преследует его. Злая ирония судьбы заключается в том, что в расстрельной команде Хаферкорн оказался вместо Вильхельма Вайсса, в прошлом коммуниста, которого майор Кребс намеревался таким образом проверить на лояльность делу национал-социализма. В ночь накануне расстрела Вайсс покидает часть с намерением сдаться в советский плен. Он пытается склонить к этому и Хаферкорна, в тот момент как раз находившегося на посту боевого охранения, но безуспешно. Альфред не решается на такой шаг; несмотря на то, что имеет при себе своего рода пропуск - советскую листовку с призывом сложить оружие и сдаться, а также с портретом майора Кребса на её обороте и перечислением совершённых тем военных преступлений (заключающихся в  зверском уничтожении советских военнопленных и гражданского населения). 

Майор же Кребс, оказавшись во время советского наступления отрезанным от своей части, вообще от немецких войск, понимая, что участь его в советском плену будет однозначна, убивает своего денщика Вахольдера, чтобы в дальнейшем выдавать себя за него. 

Но название роману дала не эта ложь, а ложь главного героя. Опасаясь того, что русские не поверят его рассказу о саботаже приказа Кребса во время расстрела, он выдаёт себя за солдата другого полка. О расстреле партизан в деревне Ремановка он якобы ничего не знает. 

Между тем его знакомец Вильхельм Вайсс становится немецким руководителем лагеря военнопленных под Свердловском, куда в конечном итоге попадает и Хаферкорн. Комендантом же лагеря является майор Захаров (или... Сахаров; честно говоря, не понял, как эту фамилию следует читать; ведь одинарная s в начале слога у немцев произносится как "з"), настоящий такой советский коммунист, строгий, но справедливый, мудрый и чуткий. 

Большую часть книги, собственно, составляет показ того, как Альфред Хаферкорн тоже мудрел и мужал, осознавал свою вину и свой классовый долг, превращаясь из этакого доходяги-отщепенца, однажды попытавшегося даже сбежать из лагеря на родину (!), в ударника труда и сознательного борца за новую жизнь.

В тексте романа упоминаются две известные советские книги, обе без указания авторства, а первая даже и без точного названия. Это "Как закалялась сталь" Островского. А второй роман - >>Neuland unterm Pflug<< - "Поднятая целина" Шолохова. Вильхельм Вайсс ссылается на это произведение, поскольку там показана реакционная роль кулачества. Дело в том, что Альфред, во время сверхурочных работ вместе со своим другом Рихардом Беккером за пределами лагеря в доме капитана Петрова, знакомится с девушкой по имени Мария, немкой из Поволжья, семья которой была перемещена на Урал - за то, что они были кулаками... Иными словами, Вайсс пытается дать Хаферкорну правильную политическую ориентацию касательно кулачества. 

Вообще мне показалось, что в романе Отто чувствуется сильное влияние "Поднятой целины" - в обрисовке характеров, в построении некоторых эпизодов, в развёрнутом изображении колебаний главного героя (тут, я бы сказал, почти что "мятущийся" Григорий Мелехов! - пожалуй, чересчур долго не может определиться). И даже можно разглядеть неприкрытую перекличку с шолоховским романом. Так, Альфред ассоциирует военного преступника майора Кребса с пытающимся организовать мятеж на Дону есаулом Половцевым. А другой герой романа, пронырливый фельдфебель Шуберт, директор текстильной фабрики своего тестя в своей гражданской бытности, по-моему, прямо списан с Якова Островнова - "культурного хозяина" и тайного врага советской власти. Таков же и Шуберт. С одной стороны он передовой бригадир, опора Вайсса, с другой - тайный махинатор, пытающийся устроить для себя более вольготную жизнь даже в статусе заключённого, главное же, пытающийся дискредитировать коммуниста Вайсса в глазах соотечественников  да и советского руководства тоже. 

Он умело прибирает к рукам разное лагерное отребье типа бывшего санитара Варцехи, возможно, кого-то ещё. Потому что далеко не все заключённые хотят быть ударниками производства, не все считают, что пребывание в лагере - справедливое возмездие за деяния немецких вооруженных сил на советской земле. 

Есть впрочем и другие немцы. Это уже упоминавшиеся выше коммунист Вильхельм Вайсс, Рихард Беккер, человек, сделавший однозначный выбор в пользу дела рабочего класса (однажды он даже читает Хаферкорну мини-лекцию из истории ГПУ-НКВД; на вопрос последнего, чем же это учреждение отличается от гестапо, дает убеждённый ответ, что это как раз противоположность нацистской тайной полиции - типа, орган защиты государства рабочих от контрреволюции); ударник труда Веллах. 

Показаны и немцы "неопределившиеся", типа бывшего парикмахера Армгрубера, отчаявшегося доходяги, пошедшего на членовредительство...

Различно автор изображает и русских. Среди них встречались такие, что готовы были убить военнопленного Хаферкорна. Но были и те, кто не давали свершиться такому самосуду. Есть Лена Строгова, в прошлом студентка факультета германистики, затем партизанка; на должности руководителя товарной станции, где производится погрузка леса, гроза бездельников из числа заключённых, вообще ненавидящая всех немцев; однажды поклявшаяся не произнести больше ни слова на их языке. Впрочем, Лена - не только скорее исключение из общего правила; с нею произойдёт потом радикальная метаморфоза. Большинство же конвоиров обращаются к заключённым "камерад". Всегда готовы прийти на помощь, скажем, если заключенный нос отморозил. Но у них не заржавеет и по уху дать, как скажем, у того сержанта с КПП, пред которым Альфред снова предстал по возвращению в лагерь после своего незадавшегося побега.

Не таит никакого зла на немцев молодой железнодорожник на станции, поделившийся хлебом с изловленным беглецом, - хотя сам был в плену и видел повешенными беглецов из немецкого лагеря...

Более либеральным, чем немецкий коммунист Вайсс, оказывается русский коммунист и, между прочим, ленинградец Сахаров (Захаров), разрешивший службу пастору из числа пленных в день католического Рождества. 

Особняком держится оперуполномоченный Ильин, человек неприметный, неброский, но подмечающий всё...

Расхитителем соцсобственности оборачивается капитан Петров...

Специально акцентирован тот момент, что пленных кормили даже лучше, чем собственное гражданское население (этому веришь). В классовую пролетарскую мудрость партийцев верится уже меньше. 

 

Несколько разочаровало то, что роман так явно сделан по советским рецептам - как бы растерял какую-то часть "немецкости". Потом подумал: а проза Бёлля, так полюбившаяся поколению стиляг, была во многом выдержана по американским рецептам, тоже мало походила на прозу Маннов, Гауптмана и прочих классиков старшего поколения. 

 

Всё-таки жаль, что книга не была своевременно переведена. Могла бы стать своего рода "хитом"...