Четвёртого декабря 1806 года титулярный советник Степан Иванов сын Нюхтилов продал генерал-майору Петру Никифорову Ивашеву за 90 рублей серебром крепостного дворового человека Николая Трофимова с землёю в «две четверти в поле а в дву потому ж» в деревне Тюках Буинского уезда Симбирской губернии. Происходило это в присутствии трёх свидетелей в Симбирской палате гражданского суда. В выданном на руки покупателю нотариальном документе – крепостном акте значилось, что купчую писал крепостных дел писец Григорий Мальтийский, а заверял её секретарь гражданского отделения суда Пётр Левитский. Личность каждого из этих чиновников, вершителей нотариального дела в Симбирской губернии, заслуживает особого внимания.

 

Григорий Мальтийский

 

Сколь необычна для крепостного писца была его фамилия, столь же необычна была и его жизнь, поднявшая человека из разряда «подлых людишек» до чиновника высокого ранга, снискавшего признание и уважение в среде чопорного симбирского дворянства.

Григорий Иванович Мальтийский появился на свет около 1783 года. По рождению он принадлежал к самому бесправному сословию – был дворовым человеком Авдотьи Фёдоровны Аристовой, помещицы из села Комаровка Симбирского уезда. И родная фамилия у Григория была соответствующая – Отрепьев. Достигнув совершеннолетия, он получил от барыни вольную, заслужив её, вероятно, усердием и почтением, что особенно ценилось в холопах их владельцами.

Время появления Григория Отрепьева в Симбирске и первые шаги его на свободе навсегда останутся тайной, как и прошлое его знаменитого тёзки, провозгласившего себя Лжедмитрием. Симбирский Гришка Отрепьев так далеко не зашёл, но фамилию свою он сменил, как только получил свободу, взяв более благозвучную – Мальтийский.

В марте 1806 года его зачислили в штат Симбирской палаты гражданского суда копиистом, но, спустя всего несколько недель, он стал «крепостных дел писцом и при исправлении разного рода дел повытчиком».¹

Способного и ловкого малого вскоре заметило губернское начальство. 22 декабря 1810 года из палаты гражданского суда Мальтийский был переведён в Губернское правление и через год службы получил чин коллежского регистратора (14 класса «Табеля о рангах»). Через четыре года Мальтийский стал незаменимым человеком в Губернском правлении и был назначен «приходчиком и расходчиком». «В продолжении движения денежных сумм прошло через его руки более миллиона рублей, а никакого начёта не было» – записано в его формулярном списке.

За усердную службу в конце того же 1814 года он получил новый чин – губернского секретаря, а через четыре года симбирский губернатор Михаил Леонтьевич Магницкий, представляя его к должности стряпчего палаты уголовных дел, писал в Министерство юстиции: «По отличным способностям и опытности в делах я признаю его к тому совершенно способным».²

И Мальтийский оправдал свои способности. В последующие 15 лет он дослужился до чина титулярного советника (что для бывшего крепостного весьма солидный чин) и должности секретаря канцелярии симбирского гражданского губернатора.

Успешная карьера выходца из крепостного сословия в те годы, как правило, не могла проходить без участия высокого покровителя из среды «сильных мира сего». Можно предположить, что с молодых лет Мальтийского опекал кто-то из симбирских дворян, принадлежавших к обществу масонов, а таковых в Симбирске в первой четверти XIX века было довольно много. Косвенным подтверждением этому служат новая фамилия Мальтийского и воспоминания симбирянина Гавриила Никитича Потанина³ о похоронах Мальтийского как об одном из памятных событий сентября 1834 года в Симбирске: «Тогда весь город Симбирск был масон, – пишет Потанин. – Губернский предводитель дворянства князь Баратаев – масон, уездный предводитель – воспитатель Павла I Порошин – масон, граф Толстой – масон. Понятно, что такое замечательное и важное собрание масонов, желающих похоронить своего собрата, тем более что Мальтийский был одним из известных членов общества – носил перстень с особым таинственным знаком, было немаловажным событием».⁴

Упоминания Г.Н. Потанина о принадлежности высокопоставленных лиц губернии к обществу масонов имеют под собой основание. На смену первой масонской ложе «Золотой венец», существовавшей в Симбирске в конце XVIII века, осенью 1817 года пришла новая ложа под названием «Ключи к добродетели», основателем которой считается известный в России тех лет масон, симбирский дворянин князь Михаил Петрович Баратаев, исполнявший долгое время должность симбирского губернского предводителя дворянства. Ложа пользовалась большой популярностью среди дворян не только города, но и губернии. «Будучи многочисленной, она состояла из тридцати девяти действительных членов и двадцати одного почётного члена… Как было характерно для масонства начала XIX века, деятельность симбирской ложи в основном сводилась к заботам об образовании и нравственном воспитании своих членов, а также к благотворительности».⁵

Все члены ложи регулярно вносили значительные средства на учреждение стипендий для сирот из дворянских семей, обучавшихся в Казанской гимназии, Царскосельском лицее, Симбирском народном училище. Сообща они выкупали из крепостной зависимости наиболее талантливых детей и помогали им устроиться в жизни.

То, что Мальтийский не был бедным чиновником, свидетельствует его завещание, составленное незадолго до смерти. Согласно ему, в Симбирске, на улице Московской, он имел дом, «полный редких книг и художественных полотен».⁶ Кроме этого у него имелись лесная дача в Казанской губернии, денежный капитал в 100 тыс. руб. и благоприобретённое имение с 54 крепостными крестьянами мужского пола, оценённое при продаже в 20 тыс. руб., в селе Загоскино Сенгилеевского уезда Симбирской губернии.⁷ Всё это он завещал своим воспитанникам: Алексею, Николаю, Петру и Любови – детям мещанки Федосьи Ивановой, с которой жил вне брака. Московскому опекунскому совету, распоряжавшемуся денежными средствами малолетних наследников, он поручил определить сыновей в гимназию, а потом в Московский университет, а дочь – «в пансион или в благородное семейство».⁸

По разделу с братьями обширную усадьбу на Московской улице унаследовала дочь Мальтийского Любовь Григорьевна Жаркова, которая владела ею почти 60 лет, до 1893 года. Её муж – купец, общественный деятель и меценат Кузьма Яковлевич Жарков слыл «симбирским Елисеевым», т.к. вёл самую крупную в городе бакалейную торговлю. В пожаре 1864 года дом Мальтийского сгорел, но в 1866 году был вновь отстроен Жарковыми и сохранился до наших дней.⁹

 

Дело о «мёртвых душах»

 

12 октября 1803 года симбирский губернатор Василий Михайлович Хованский обратился к министру юстиции Гавриле Романовичу Державину с просьбой – наградить новым чином секретаря Симбирской палаты гражданского суда Петра Левитского за «совершенное знание судопроизводства, ревность и усердие в работе» и в связи с 25-летием его службы.¹⁰

В Симбирске коллежский секретарь Пётр Алексеевич Левитский появился незадолго до этого письма. Начав службу в 1777 году копиистом в бывшей Инсарской воеводской канцелярии, он дослужился до секретаря городского суда Саранской нижней расправы. После её упразднения был принят в канцелярию генерал-прокурора князя Алексея Борисовича Куракина (служил в Экспедиции для свидетельствования счетов), где исполнял должность экспедиторского помощника, и оттуда в конце 1798 года был переведён секретарём в Саранский уездный суд, в 1803 году – в Симбирскую гражданскую палату секретарём.¹¹

Женившись и решив навсегда обосноваться в городе на Волге, он купил за 2 тыс. руб. с торгов описанное за долги небольшое имение генерала от кавалерии Ивана Репина в селе Сара Алатырского уезда Симбирской губернии. По купчей за имением значилось 50 четвертей с половиной земли и 37 крестьянских душ мужского и женского пола. На поверку же семеро из них (пять мужчин и две женщины) оказались «мёртвыми душами». Узнав об этом только после вступления во владение имением, Левитский был возмущён и подал в суд иск о возмещении ему нанесённого ущерба в 113 рублей серебром или выдачи из имущества генерала Репина других крестьян взамен умерших.

Губернское правление для устранения подобного конфуза отправило в Алатырский уездный суд прошение разобраться в этом деле. Суд выяснил: крестьяне, действительно, являются «мёртвыми душами», но заменить их живыми никак нельзя, потому что оные стоят уже 393 руб. серебром, и если живых крестьян передать Левицкому, то будут ущемлены имущественные права Репина, а также других его кредиторов.

Дело поступило к губернскому прокурору, и тот вынес резолюцию: «Так как в сём деле вышел беспорядок от Алатырского нижнего земского суда (ведал всеми нотариальными делами уезда. – Прим. авт.), который по учинении описи крестьянам, будучи обязанным иметь их под своим надзором, о смерти их в продолжении дела не донёс Губернскому правлению, тем допустил Левитского к покупке их, за что и подвергается тот суд по указам 1766 года марта 31 дня и 1797 года декабря 31 дня взысканию в пользу секретаря Левитского, почему от прокурора на основании учреждения 405 ст. о том решении уездного и о поступке нижнего земского судов предложено на рассмотрение Симбирского губернского правления».¹² Но несмотря на предписание прокурора, дело с «мёртвыми душами» тянулось ещё несколько лет.

Не дожидаясь его окончания, в 1812 году Левитский купил новое имение (700 десятин) в селе Чердаклы Ставропольского уезда Симбирской губернии у помещиков Дмитриевых, которые его несколько десятилетий перед этим сдавали в аренду соседям, так что вскоре все позабыли, где чья земля. И когда межевая контора отмерила Левитскому землю одним куском в черес-
полосном владении, все соседи возмутились, объявив Левитского самозванцем, захватившим их собственность. Началось новое судебное дело, в которое потребовалось вмешательство Сената и даже самого императора.  Дело Левитский всё же выиграл, и после его смерти (около 1830 г.) имение в Чердаклах досталось по завещанию его дочери.

 

 

 

¹ Должностное лицо, ведавшее делопроизводством в судах.

² ГАУО. – Ф. 109. – Оп. 1. – Д. 694. – Л. 1–3.

³ Гавриил Никитич Потанин (1823–1910), педагог, писатель. Родился и умер в Симбирске. Автор романа о крепостном праве «Старое старится, молодое растёт», автобиографических повестей «Год жизни», Штатный смотритель» и др. произведений.

⁴ Печатается по статье первого биографа Мальтийского С.Л. Сытина. Сытин С.Л. Симбирские контрасты // Ульяновская правда. – 1994. – 19 мая.

⁵ Беспалова Е.К. Симбирское масонство конца XVIII – начала XIX вв. // Краеведческие записки. – Ульяновск, 2004. – С. 30. Ложа «Ключи к добродетели» просуществовала до 1822 года, когда вышел указ о закрытии всех масонских лож в России.

⁶ Сытин С.Л. Указ. соч.

⁷ ГАУО. – Ф. 109. – Оп. 1. – Д. 1377. – Л. 1–10.

⁸ Сытин С.Л. Указ. соч.

⁹ Историко-архитектурные памятники Симбирска-Ульяновска. – Ульяновск, 2004. – С. 194.

¹⁰ ГАУО. – Ф. 109. – Оп. 1. – Д. 61. – Л. 1.

¹¹ ГАУО. – Ф. 109. – Оп. 1. – Д. 94. – Л. 1–4.

¹² ГАУО. – Ф. 109. – Оп. 1. – Д. 115. – Л. 1–8 об.

---

 

цитата: Странное ощущение испытывает путник после столиц, даже Нижнего и Казани, высадившийся в Симбирске. Сразу из привычной «европейской» обстановки он попадает в бытовые условия начала царствования императора Николая. Припомните описание губернского города у Гоголя, где Чичиков покупал мертвых душ - вот вам живой Симбирск. Обширные не мощеные площади с собором и присутственными местами, около которых растет травка. Отсутствие всякого движения и какая-то сонно-торжественная тишина.

Редкие пешеходы-чиновники и еще более редкие дамы, совсем чуждые погони за модами. На вопрос: «Как пройти на Московскую улицу?», вас идут провожать, спрашивая на пути, к кому вы и зачем?
Деревянные мостки вместо тротуаров. И – петербургские газеты, в навигацию на пятый, а «сухой» погодой – на девятый день!
Вот вам Симбирск, когда-то гордый центр «столбового дворянства», а теперь за-пустевший, оставшийся в стороне от всякого движения. «Ничей» город, не имеющий ни торговли, ни промышленности. Ничего, кроме губернатора, архиерея, земства, да полного комплекта губернских и административных учреждений...
Всякие веяния плыли мимо по Волге, не взбираясь на высокие симбирские кручи, не внося смуты в умы… Но, не смотря на падение дворянского элемента, Симбирск все же сохранил физиономию дворянского города по преимуществу, «бедного, но благородно-го»…». источник

Аксаков