"Слезы, пролитые в одиночестве - самые горькие. Если ты плачешь один, то боль не выходит и слезы вернутся к тебе вновь. Поэтому всегда плачь только рядом со мной".

Это правило я придумал ещё очень давно, говорил я его каждой, кто приходил ко мне, но никогда не придерживался этого правила сам.
Всю мою жизнь женщины плакали у меня на плече, а я утешал их.
Не помню, когда это началась.
Лет в 5 или 6, когда Олю бил и пугал пьяный отец, а Вэдди мучила приемная мать и все дети издевались над ней из-за отсталости.
Я жалел и хотел спасти каждого.
Защищал, заботился и уводил к себе домой.
Тяжело было потом смотреть на предательства: когда глупенькая Юля говорила про меня всякую дрянь под диктовку Саши (мы с ним не дружим?! Да, не дружим! Он отвратительный! Да отвратительный!) Или когда Оля переходила на их сторону и рассказывала все мои секреты и сплетни, уничтожила мое дерево и тому подобное.
Потом это было, когда мне исполнилось 8 лет. Умерла бабушка.
У матери из-за этого поехала крыша. Ее преследовали галлюцинации.
Она рыдала в день смерти и несколько лет позже. А я держался молодцом, гладил ее и утешал как мог. Говорил, что я с ней, я с ней.
А со мной никто.
Школьные годы, колледж, новая компания, универ.
Моя рубашка впитала собой столько слез, что ее можно было выжать.
При этом, конечно, бывали случаи, когда я, закусив губу, строил из себя мистера каменная стена, и, когда очередная женщина (а после даже и мужчины) уходила от меня удовлетворённая и дико довольная, я ложился на кровать, утыкался в подушку и молил смерть забрать меня.
Боль и одиночество душили меня, душили до такой степени, что хотелось разорвать себе грудную клетку. Но даже тогда слез было мало, достать их было крайне сложно и, разве что, порой мне везло и я плакал и смеялся от отчаяния.
Я знал, что так пройдет вся моя жизнь. И смирился с этим ещё чуть ли не до рождения.
Женщины знали об этом и потому так легко тянулись ко мне и пользовались мною.
Я превратился в мусорную свалку чужих страданий и любовных историй.
Социофобия и воспитание золушки не давали мне остановиться: я помогал даже тогда, когда выбивался из сил, когда хотел умереть, когда я мог претвориться спящим или просто не отвечать на их письма.
В тот день, когда ко мне обращались сразу семь (!!!) женщин, я понял, что это конец. Я продолжал поддерживать их и помогать им, отдавая свою силу и пряча свою боль и потребности за семи замками, пока последняя из них не заснула.
В тот момент боли было так много, что я напился как сумасшедший. Затем взял нож и попытался проткнуть себе живот. Но сочетание алкоголя с тупым ножом ничего не дали, кроме раны. Из-за чего я заплакал ещё сильнее: от отчаяния того, что даже умереть не могу.
В этот день моя (итак давно травмированная) психика была окончательно сломана и я понял, что больше не буду занимать ведущую позицию, позицию рубашки, стены и всего того, чем можно попользоваться, а потом выбросить.
Моя мужественность по отношению к женщинам была полностью разрушена и изничтожена.
Моя сила, мои маски - все сломалось и разлетелось на части от перегрузки.
Я дал себе слово больше не браться за это и не жить так никогда.
Но судьба никогда не была благосклонна ко мне.
Поэтому, моя жизнь все та же, за исключением того, что теперь моя сила и активность это склеенные скотчем осколки, а желание смерти я испытываю постоянно.