Улыбнулась, и окончилась история.
Покружилась и ушла как тень из дня.
И остался с целым миром в прежней ссоре я,
Что когда-то перекрикивал меня.

Расстанься с ней! – весь мир кричал-вопил, но я ее любил...
"Она грешна, ей места нет в раю!" Но я ее люблю...
"Умерить пыл ее не хватит сил!" Но я ее любил...
"А локоны совьют тебе петлю!"...
Но я ее...
Люблю.


***

-Придёт серенький волчо́к
И ухватит за бочо́к
Шо ты ди́тонько не спишь
Сны́ глыбокыя не зришь
Спи дитя́тко почива́й
Баю́ песнь ба́ю бай
По́дле угомо́н ложись
Сло́ве маменьки скрепись
Як Латы́ре да каме́нь
Спи́ дитя́тко Узыбе́нь...

Ванечка тяжело вздохнул. У него уже заплетался язык. Под глазами залегли тени. Заговоры не помогали, колыбельные тоже слабо. Наташенька каждую ночь не спала, все время кричала и капризничала. Рядом с Иванушкой она немного успокаивалась, но все равно - ненадолго.
-Заснула вроде бы... - Прошептал Ваня, глядя на маленький комочек в полумраке.
Когда-то давно он так же не давал спать своей маме. А теперь, когда мама все время была занята, успел прочувствовать все тяготы заботы о маленьких на себе.
И у Наташи, и у Вани была очень слабая нервная система. Они оба плохо спали, много плакали и много куксились.
У Украины, вестимо, с нервами тоже было не все в порядке. Просто в то время она была старше всех и это не было по ней так заметно.

Год шел за годом, дети росли и вот у Вани на пороге уже стояла прекрасная юная девочка, так похожая на его маму.
Ваня всем сердцем любил ее. Он заботился о ней, кормил ее с ложечки, воспитывал и ухаживал.
Когда она плакала - вытирал ей слезы, когда боялась спать одна - сидел возле ее кроватки.
И даже когда он стал рабом Золотой Орды, он не переставая беспокоился за сестричку. В любой подходящий момент старался быть рядом с ней. Она, тогда еще маленькая и не пугающая, обхватывала его за ручку. И Ваня был счастлив.
Мы не всегда замечаем момент, когда что-то начинает идти не так.
Московия тоже его однажды пропустил.
Из любимой невинной сестрички Беларусь превратилась в страшную грубую деву, от которой стоило держаться подальше. По крайней мере, так он думал.
Она отплатила ему сполна: всегда была готова выслушать Ванюшу и разделить с ним его горе. Она первая узнала о его тайне, о тех злоключениях, что случались с ним. Первая услышала о том, как сильно он теперь болен и как много он теперь пьет...
Брат хотел, чтобы и она сама тоже научилась доверять ему. Но вытянуть что-либо из Беларуси было невероятно сложно.
Из года в год, менялся ее характер, менялась и ее странная любовь к Ване.

***

-Ванечка, родной, ты можешь мне помочь? - Ласковый голос доносился из кухни.
-Да, мамочка. - Обрадовался Ваня. - Чем помочь?
Московское княжество был очень послушным и воспитанным ребенком. И каждый раз, когда мама звала его, он был счастлив бежать к ней и делать все-все, что бы она ни просила.
-Ванечка, я заболела... - Расстроенно оповестила ребенка светловолосая девушка. - Совсем даже не знаю, что теперь делать. Мне ведь вам еще суп сейчас варить...
-Мы с Украиной Нэ-сан сами сварим, не расстраивайся, мамочка. - Ваня подбежал к матери и взволнованно ее оглядел: девушка держалась рукой за живот,по которому медленно расползалось пятно крови.
-Наверно не удержу... - Расстроенно произнесла она. - Рана под ее рукой углубилась и ладонь утонула в глубине ее живота.
Кровь просочилась сквозь тонкие пальцы, стекая по ногам и окрашивая одежду. В результате, рука ее соскользнула и органы, один за другим, попадали из живота на пол.
Ванечка очень заволновался.
-Ой-ой, что же делать... - Мальчик мигом бросился к ногам матери и принялся подбирать все еще теплые кишки.
-Я очень плохо себя чувствую, Ванечка. Прости меня...
-Ничего-ничего... - Шептал Московия, судорожно хватая внутренности и запихивая их обратно, в рваную рану материнского живота.
-Прости меня... - Словно в бреду, повторяла Русь. Она, кажется, была совсем больна. Ее глаза стали белыми и безжизненными, да и говорила она так, будто ничего кругом не понимала.
-Я прощаю, прощаю, мамочка, не беспокойся... - Взволнованно отвечал Ваня, продолжая свою бесполезную работу: он был в крови уже с ног до головы. Все руки были измазаны темно-бордовой кашей. Но мальчишка не прекращал попытки.
Органы, грязные от постоянного валяния на полу, то и дело вываливались вновь. А Ванечка продолжал свои напрасные потуги - может быть, в этот раз он запихнет их так, что они уже не вывалятся. А потом они с Украиной зашьют маме живот...
-Прости меня, прости меня... - Повторяла умирающая мама.
Когда Иванушка совсем обессилел, его затошнило и он проснулся.
В комнате было темно и очень страшно. Так всегда бывает после кошмаров.
Ваня огляделся по сторонам. Тишина.
Вот вроде бы уже не маленький, а такое до сих пор снится.
Даже весь вспотел от страха...
Оставаться в комнате одному немыслимо... Засыпать вновь - чревато.
Иван принял решение пойти к Беларуси. Совсем забыл, что она в очередной раз прокляла его, кричала и швыряла мебель.
Причина одна - "не хочешь на мне жениться!"

-Наташенька... - Ласково, как в детстве. Тихий стук в дверь.
-Я сплю вообще-то! Поспать уже мне что ли нельзя!
Голос такой гневный, такой раздраженный, что брат и не думает продолжать навязываться.
"То ли не поняла, что это я... То ли до сих пор проклинает. Ай и черт с ним! Лучше уж одному быть. Сил никаких нет."
Грубость младшей сестры была всепоглощающей. Она могла подорвать любое настроение, любое хорошее событие омрачала простым своим существованием. А существовала она всегда.

***

Наташа была груба к окружающим. Но так же она была груба и к себе. Делала что-либо, а сама не понимала, зачем. Срывалась, злилась, потом снова преследовала брата...
А если он не прощал - уходила к себе домой и начинала обвинять себя, обвинять, обвинять...
Дергала себя за волосы, била кулаками мебель и стены, до самой крови, резко, грубо, сильно...
Кричала, плакала, срывалась на всех, кто попадался ей под руку.
Но дольше всего - обвиняла.
Считала себя не достойной жить. Надеялась, что однажды братец сорвется и надает ей как следует. Тогда это чувство вины хоть немного остынет. Тогда можно будет ненавидеть его, а не себя.
За то, что обидел, за то, что не любит её...
Но брат никогда не срывался. Почти... Никогда...
Алые крапинки, расползающиеся по его радужке, были сигналом к началу очередного срыва.
Тогда ее брат становился зверем, монстром, чудовищем.
От силы, что веяла в ту минуту от брата, у девушки подкашивались ноги, дрожали ладони и коленки.
Вот она, абсолютная любовь: замирать от страха, быть покорной, беспомощной, готовой в один миг быть растерзанной на мелкие части.
Ооо, этот прекрасный юноша, наводящий ужас на всю Европу... Он вел себя так сладко, но появлялся так редко, что Беларусь вся исходилась от неудовлетворенного желания повидаться с ним.
Она раздражалась и была зла, и злилась она так долго, как потребуется - пока это не пробудит спящего Зверя из самого сердца России.
Тогда наступал самый пик наслаждения. Тогда был только страх, обожание и агония - а затем смертельная обида. И тогда приходил ее спаситель - виноватый мучитель, Ванечка.
Приходил к ней и баюкал ее, утешал ее, был с ней ласков. А она могла побыть немного капризной принцессой, которой все сходило с рук и все позволялось...
Этот цикл мог длиться бесконечно. За одним витком шел следующий - и так по кругу, годами.
Наташа видела, как чахнет от этого ее брат, как все больше ее избегает, как все сложнее становится его догнать среди снежных равнин.
Он был чем-то невероятным, чем-то недосягаемым для нее. И за годы недостатка внимания и любви в ней стала просыпаться страшная злоба.

***

Когда она делала плохие вещи, сама потом корила себя за это.
-Дура, дура! Какая же ты дура! - Рычала Беларусь сама на себя. Она так сильно ударила себя кулаком по голове, что перед глазами у нее все закружилось и девушка осела на пол.
Мигом подкосились ее коленки, хрупкие худенькие ножки не удержали ее, и вот, несчастная и потерянная, сидит Наташа на холодном полу и прижимает ладони к бледному лицу. И плачет, плачет, плачет...
И никто не увидит этого за ее напускной грубостью. Никто не оценит ее настоящей красоты и хрупкости, что прячется за страшными шипами.
Словно бы она и не девушка вовсе, а настоящая роза...
Красивая, глубокая, но такая колючая. Ранящая до крови, протыкающая чувствительную кожу своими многочисленными иголками.
И за ее силой, резкостью и тяжелым характером только Ваня может разглядеть эту маленькую девочку, нуждающуюся в любви.
И Наташа знает - только он ей нужен. Подсознательно знает, что это так. Именно поэтому все разговоры ее касаются лишь России. И ведет она себя как Россия. И она восторгается его жизнью, и она следит за ним... И что-то совсем маленькое: какое-то спрятавшееся сомнение тихо шепчет ей из-за угла в ее мозге:
"Это неправильно. Этого не должно быть".
Да только вот ей все равно...

***

Она была одна. Она была несчастнее всех. Она любила его и ждала такой же умопомрачительной, сексуально окрашенной любви и от него. Его любви не хватало ей.
Поэтому, ей было не важно, как каждый день он беспокоился о ней. Как молил судьбу каждую темную и страшную ночь - о том, чтобы у нее все было хорошо, чтобы все наладилось. Как кормил и одевал он ее, когда сам ходил голодный и в обносках, как волновался за нее, когда они уже перестали общаться. Как лил он слезы так много и так горько, от того, что чувствовал свою вину перед ней, от того, что его сестра до сих пор не была счастлива...

***

Беларусь ушла с Торисом и Ваня на время пропал из их жизни. Он скрывался от нее, как только мог. Сначала инстинктивно, не особенно понимая, что творит. Потом осознанно: потому что тот, кто сильнее, должен был все это остановить.
Потому что боль давно достигла своего предела. Потому что понял, что на самом деле Наташа любит совсем не его. Скорее, себя. И, может быть, Сашу.
Но главное, главное было в его причинах то, что он был Беларуси совершенно не нужен. Вот, почему он убежал от нее. Вот, почему скрывался в подвале, когда она выламывала в его доме дверь.
Наташа писала ему письма...
Одно за другим, он получил и прочитал их все.
Сидя на полу, заливаясь слезами тихо, молча, но так искренне - ведь никто не видит... Протирал глаза, чтобы виделось лучше, и продолжал читать.
Вчитывался в каждую строчку, перечитывая их снова и снова, перебирая жестокие бумажки в руках. Складывал письма в стопку и прятал их в ящик.
Ни на одно письмо так и не ответил...

"Брат, как ты мог меня бросить! Значит, я такая плохая, да?! Значит, тот мальчишка, о котором ты по ночам бредишь, лучше?! Так вот знай, Господь тебя накажет, ты виноват, ты очень сильно виноват передо мной!"

-Я знаю, милая, я знаю... - Шептал в полутьме ей ответы Брагинский, и крупные слезы без остановки стекали по его бледным щекам.
Сердце, измученное и израненное, отравлялось этим чувством вины, которое лишь усугубляло его немыслимую боль. Одна только малюсенькая мысль о младшей сестре заставляла его плакать и впадать в глубокую депрессию. Поэтому, он старался о ней не думать.

"Почему ты мне не отвечаешь?! Я что, и этого не достойна? ПРОКЛИНАЮ ТЕБЯ, ПРОКЛИНАЮ, ПРОКЛИНАЮ!!! ТЫ УЖАСЕН, БРАТ! КАК ТЫ УЖАСЕН!"
Наташа писала этот текст так остервенело, что порвала бумагу в процессе. Но Ваня все отлично понял и так.

"Я поняла, ты считаешь, что я тебя не достойна, вот и все! Ну и что, что я ушла с Литвой. Он хотя бы на меня обращает внимание. А тебе, значит, не до меня?! Ты обещал меня не бросать. Как ты мог. Как ты мог..."

-Глупая... Это я тебя не достоин. Это я тебе не нужен... И никогда нужен не был. Вот, почему... Вот, почему все так...

В будущем они помирятся. Но как прежде уже не будет: их доверие к тому времени надломилось и болью пропиталась их любовь друг к другу.

***

Она забрала его шарфик и вместе с этим как будто частичку его души. И у Вани появилась мысль, что заменить его каким-то другим теперь все равно, что предать Наташу.
Она хотела его уязвить, хотела обидеть, как обычно - на эмоциях, в своем бешеном порыве. Вот и пусть, вот и пусть так будет. Пусть она немного порадуется. Даже в том случае, в котором это не совсем уместно.
Наташа ушла, и на том их совместная судьба, пожалуй, закончилась.
Так Россия лишился младшей сестры.