Все куда-то исчезло, растворилось во тьме…
Даже звезды теряются в кронах акаций.
Ты слышишь шепот, все как будто во сне -
Это голоса твоих галлюцинаций.

Люди в белых халатах куда-то спешат.
Карнавал начался, и никто не вернется.
Ты пытаешься встать, но что-то тянет назад.
И из вен жидкость красная медленно льется.©

-Яо... Яо... Яо... - как в бреду шептал Россия, уткнувшись лицом в подушку.
Его щеки горели, сердце быстро колотилось в груди, а дыхание было горячим и сбитым. Не потому, о чем вы сейчас подумали, нет. В любви этой страны не было никакого сексуального подтекста. Несмотря на свою жизнь, Россия был очень невинным. Просто сейчас он испытывал такие сильные чувства, такие переполняющие, что с трудом их выдерживал.
На кровати лежал портрет эмоционального китайца.
Ваня нарисовал его сам, чтобы, не имея возможности видеться с Яо, смотреть и смотреть на него... Каждый день.

-Ты что, всерьез полюбил этого подозрительного азиата? - Заговорил вдруг в голове Брагинского знакомый с детства голос.
-Я? - Испугался Ваня. - Я... Нет, мы только друзья...
-Я думаю, тебе стоит бросить эту идею. Любить очень опасно. Это причинит тебе боль.
-Я и не.. ты что, я ведь не умею любить!
-Правильно, ты можешь любить только меня. Или, в крайнейм случае, лучше люби своих близких родственников.
-Да он уже давно в него влюблен! Только скрывает ото всех. И себе врет. Ну же, признайся. - Произнес уже другой голос, еще более жестокий.
-Нет, это не так... - Голос Ивана стал совсем потерянным. Его глаза забегали от волнения.
-Ты просто слишком слаб, чтобы признать. - Продолжил злой голос. - Ну же, скажи. Я люблю Яо. Я люблю Яо.
-Я... Я... Я не нужен ему... Китай-кун и Корея-кун прекрасная пара, а я их общий друг, вот и все...
-Так слабо сказать? "Я люблю Яо". Ты отвратителен. Теперь это твоя слабость...
-Хватит... Прекратите. - Россия сел на кровати, хватаясь за голову. Чем больше голос повторял эту фразу "Я люблю Яо", тем труднее становилось дышать, тем сильнее хотелось любить.
Любовь прорастала в нем диким цветком, ядовитым плющом, извиваясь и раня внутри все органы, забиваясь в самое сердце, заставляя его кровоточить, при этом сладко сжимаясь от чувственной боли.
Эта любовь была чем-то невероятным. Чем-то, что сам Россия никогда еще в своей жизни не испытывал. Поэтому он сначала и не понял, что это она. Невозможно узнать то, чего у тебя еще ни разу не было.
Чувства Ивана были весьма странными, они заставляли его ноги подкашиваться при виде возлюбленного, дыхание сбиваться, а сердце стучать и чувствовать так сильно, что еще при второй их встрече случилось непредвиденное:

-Эй, Россия! Привет! - Китай привстал на цыпочки и энергично помахал ему рукой. Он подбежал к Ивану и поправил съехавшую одежду.
Яо был так красив в своих традиционных красных одеяниях, что у Вани чуть кровь из носа не пошла.
Он молча пялился на нового друга, не в силах ответить хотя бы слово, лицо его горело, а сердце стучало так сильно и любило так отчаянно, что в один прекрасный момент...
-АЙЯ!!! ЧТО ЭТО! ЧТО ЭТО, ЧТО ЭТО, О НЕТ, КАКОЙ УЖАС, АРУ! - Китай орал во всю глотку, лицо его побледнело, глаза на пол лица: эмоции он порой выражал так открыто, что Ване показалось, бедному недалеко до обморока.
-Ах... П-прости меня, это у меня иногда бывает... Оно выпадает иногда. - Брагинский выглядел ужасно смущенным и взволнованным. Парень наклонился к земле, схватил кроваво-красный орган и воткнул его обратно в дыру, образовавшуюся у него в груди.
Яо молчал и ждал дальнейших объяснений, с ужасом рассматривая сначала жуткую дырищу, затем процесс вставления сердца обратно и зарастания тканей.
-Если я его крепко зашиваю, оно держится лучше, но от сильных эмоций иногда выпадает равно. - Россия засмеялся неловко и глупо, от чего по затылку Яо пошли мурашки.

***
У Вани были свои понятия и свои впечатления о любых вещах. И были они, в виду воспитания, если его можно было таковым назвать, весьма специфическими.
Как только он понял, что очень глубоко и сильно влюблен в Китай, вся его внутренняя составляющая испытала желание отдать себя ему. Это был большой показатель любви.
Свободу нельзя отнять насильно. Ее можно только отдать. Орда и Монголия не понимали этого, пытаясь владеть Россией, отбирая у него все, что тот имел. Но они не смогли забрать его внутреннюю свободу. Она всегда была внутри него, отражаясь в фиалковых глазах.
И это сводило их с ума, заставляя быть еще более грубыми, более властными, более жестокими....
Теперь же, когда Россия сам полюбил кого-то, эта свобода захотела принадлежать другому.
Ваня чувствовал неосознанную зависимость от Яо, от всех его слов, от поступков. Вся нежность, на какую только Брагинский был способен, завязалась тугим узлом у него на сердце, порой не давая даже вдохнуть.
Его любовь была абсолютно бескорыстной, нежной, но при этом душащей и уничтожающей.
Она делала его слабым, очень слабым, впервые за много лет он почувствовал себя страшно уязвимым, будто бы рядом с Яо его панцирь разбивался вдребезги, ледяные оковы, защищающие его столетиями, таяли и растекались прохладной водой и жгучими слезами.
Китай мог протянуть руку и достать его сердце, его душу и внутренности и сделать с ними что угодно. И Иван бы не поднял руки, не оттолкнул, не защитился бы. Любовь сковала его и сделала его таким, каким он был в раннем детстве: беззащитным и несчастным.

***
-Я не знаю, почему так происходит. Просто становишься очень хрупким. Я могу плакать и плакать, это очень жестоко, все внутри разрывается. Не представляю, как мы будем вместе дальше. Его безразличие причиняет слишком много боли.
-Да, я понимаю это... - Отвечал Китаю Ваня. И он правда понимал.
Он жалел Яо и выслушивал все, что тот рассказывал. Сегодня Китай пришел к нему в гости и они лежали на траве, наблюдая за звездами.
-Это слишком для меня. Ощущаю себя хрупкой вазой и ненавижу себя за это.
-Не нужно себя ненавидеть. - Россия осторожно погладил Яо по волосам. - Мы с тобой так похожи. Я знаю эти чувства. Но в тебе они выглядят прекрасно...
Яо удивленно посмотрел на Брагинского.
-Знаешь, правда? Ах да, ведь у тебя тоже наверно есть любимый человек, ару?
-А, д-да! Конечно есть. - Россия отвел глаза в сторону.
-Тогда понятно... Тяжело тебе с ним?
-Любовь это всегда тяжело. - Вздохнул Ваня. - С моими сестрами то же самое...
-Знаешь... - Начал китаец. - Иногда я думаю, что это нужно закончить.
-Почему?
-Просто... Мудрость такова, что если любишь, иногда лучше отпустить. Особенно, если ты вредишь тому, кого любишь...
Россия аж привстал с земли.
-Нет! Все не так!
Яо опешил.
-То есть?!
-Не это значит любовь! - Вдохновенно заявил Россия. - Любить значит не отпускать, никогда-никогда! Что бы ни случилось, как бы ни было трудно, что бы вы ни говорили друг другу, когда любишь, надо вцепиться и держать изо всех сил, и никогда не уйти, никогда не бросить, чтобы весь белый свет никогда не мог разлучить вас...
Яо опустил глаза, затем грустно улыбнулся.
-Ты такой молодой, ару. Такой наивный. Но ты, пожалуй, прав ару.
-Когда можешь оставить того, кого ты любишь, грошь цена твоей любви... - Закончил Иван.
Китай вздохнул.
Ребята немного помолчали. Затем, Ваня продолжил:
-А вообще, мне кажется, что самое главное в жизни - быть сильным.
-А мне кажется, быть любимым. - Грустно заметил Китай.
Никто из них не понимал, что они говорят об одном и том же...

***
-Ваня, ару... Покажи мне... Это... - Парень несмело перевел взгляд с лица Ивана на его грудную клетку.
России стало немного не по себе. Но он не был против, ведь он умел доверять другим гораздо больше остальных стран.
Блондин медленно расстегнул рубашку, поправив шарф, и обнажил бледную грудную клетку.
Яо привстал, сел поближе к другу и уставился на шов, сделанный толстыми нитками, в форме квадрата на левой части груди.
Грубые стежки проходили сквозь ткани и выходили наружу, словно бы Ваня был Франкенштейном. Кожа, в местах проникновения ниток, была припухшей и воспаленной, кое-где дырки были подсохшие и в этих местах кожа потрескалась.
Разглядывая чудовищную картину, Китай испытал отвращение и жалость. Это было очень легко заметить по его лицу, Ване это не понравилось и он быстро застегнул рубашку обратно.
-Как это... Возможно... Ару. - Не веря своим глазам, прошептал Яо.
-Сам удивляюсь. Иногда это удобно.
-Удобно?! Как оно там держится, ару? Как оно выпадает оттуда? Там ведь кости, ару... Это же тело, ару! Почему так?
Россия улыбнулся.
-Однажды мне пришлось его вырвать. Я расковырял себе всю грудь, а кости сломал. И вынул его. Таким образом можно справляться с различными... Неприятностями.
-И ты так спокойно об этом говоришь,ару?! Как ты живешь после этого...
-Я ведь бессмертный, как и ты, Яо-кун. Я не человек и тело мое не человеческое. Просто оно уже не заживет. Приходится приспосабливаться.

Он умел приспособиться. Россия вообще был способен приспособляться где и как угодно. Он действительно был живучим, словно олицетворял собой чистую выносливость.
Но от этого ему не становилось легче. Его сердце страдало, кровоточило и причиняло очень много боли в те моменты, когда Россия, вместо своего искалеченного сердца, жалел Яо, говорящего ему о Корее. Каждый раз это была маленькая смерть. Но ни одна его мышца лица не дрогнула, и заботливость не уменьшалась в нем, поскольку прежде всего он жалел не себя, а любимого Яо.

***
"У вас нет будущего. Он не любит тебя. Если ты и станешь ему очень дорог, ты навсегда останешься вторым. Как ты собираешься прожить так всю жизнь?" - Говорил Россия сам себе.
Он медленно подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение: перед ним стоял подросший молодой парень, в летней рубахе и зимнем шарфе.
Иван медленно стянул шарф, обнажая уязвимую шею: бледными линиями ее окольцовывали старые шрамы. Была ночь, свет падал тусклый, но белесые полосы были отлично заметны на нежной коже.
-Ты уродлив, Россия. - Снова сказал он сам себе. - Ты так уродлив... Как тебе не стыдно желать, чтобы кто-то любил тебя и твое уродство...

***
Ваня разговаривал так не только с Китаем. С Кореей дело обстояло абсолютно так же.
Ён перестал так плохо относиться к Брагинскому, поскольку он был слишком неэгоистичен и умел выслушать и поддержать лучше любого близкого друга.
-Не плачь, Корея-кун... - Россия Протянул парню платочек. - Ведь Яо-кун тебя очень любит.
-Я знаю, знаю, просто... Он... Всегда так было. Всегда он обвинял меня в чем-то, но никогда не смотрел на себя со стороны. Сколько боли он сам причиняет. Яо не замечает страданий других людей.
-Да. - Кивнул вдруг Ваня. - Не всегда замечает. Тебе очень больно от этого?
Корея кивнул, разразившись еще большими рыданиями.
-Я с тобой. Если понадобится, я поддержу тебя, не думай, что ты один.

Россия искренне хотел поддерживать и того и другого. Единственным, кого он поддерживать не собирался никогда, был он сам.

***
Яо очень доверял Ивану. Он разрешал ему читать их с Кореей любовные письма, его собственные записи о любовных страданиях, и Ваня читал. Каждый раз, каждую запись, иногда прерываясь, когда слезы застилали ему глаза и буквы расплывались на листе.
Когда боль становилась слишком невыносимой, Россия делал паузу, клал свою голову на руки и плакал, пока желание узнать Яо больше не становилось превыше его страданий.

***

Россия плохо помнил, как именно так произошло. Но в один из дней Корея выдал себя: он показал Ивану, что знает о его любви.
-Ты очень любишь своего брата...
-А Иван-сан? Кого любит Иван-сан?
Брагинский не любил, когда ему лезли в душу. Он был крайне замкнутым и прятал все тайны глубоко внутри, не позволяя никому касаться их. Особенно, если он был таким уязвимым в них.
-Я... - щеки России запылали, а глаза забегали: врать он никогда не умел.
-Вы хотите отнять его у меня? - Ён склонил голову набок.
-Нет, я..
-Если вы хотите, я вам уступлю.
-О чем ты, я никогда бы не стал...
Корея молчал. Он выяснил все, что хотел.
Россия почувствовал себя уничтоженным. Если только Китай узнает, он возненавидит его. Он не должен знать его тайны. Никто не должен их знать.
-Только.... Не говори Яо, пожалуйста. Пожалуйста...
***
Чем больше боли копилось в его, и без того, натерпевшемся сердце, тем сильнее становилась внутри его личность, уничтожившая Орду. Так происходило всегда.
В тот момент, когда боль была невыносимой, барьер ломался и личность выходила наружу.
Это происходило и с Китаем.
В какой-то прекрасный момент боли от неразделенной любви стало настолько много, что Зверь возжелал занять тело Брагинского. И, хотя сознание Ивана было гораздо сильнее, не позволяя тому править собой, справиться с разъяренным чудовищем он мог далеко не всегда.

-ТЫ НИЧТОЖНЫЙ ЭГОИСТ. СКОЛЬКО МОЖНО ЗАСТАВЛЯТЬ МЕНЯ ЭТО ЧУВСТВОВАТЬ?! - После окончания каждого предложения Россия со всей своей силы ударял здоровой железной трубой по мебели и стенам дома Яо, от чего его мебель и дом рушились как карточный домик.
-ИЛИ ЖЕ Я ПРОСТО УБЬЮ ТЕБЯ И ВСЕ ЗАКОНЧИТСЯ. ТОЧНО! - Россия восхитился собственной мысли. - Я ПРОСТО УНИЧТОЖУ ТЕБЯ! НУ ЖЕ, ЯО, ВЫХОДИ! - Брагинский засмеялся жутким голосом и улыбнулся абсолютно неадекватной улыбкой.
Его глаза были пусты. Зрачки сузились, радужка потемнела, словно налилась красной кровью, и по всему виду России можно было сказать, что это был не Ваня. Кто-то сумасшедший, сдвинутый, злой, абсолютно чужой и точно не Ваня.
Яо сидел взаперти и ждал, пока Брагинский уйдет. Как бы ему не было его жалко, умирать Яо не собирался.
Когда вся посуда была побита, а мебель разломана, Зверь покинул чужое тело, поскольку Иван слишком устал.
Он пару раз моргнул и глаза его снова стали прежними.
В страхе, он огляделся по сторонам, посмотрел на трубу, крепко сжатую в руке и убежал.
Это было единственным, что он мог делать во всех подобных случаях.

Запыхавшись, Россия влетел в свой дом и эмоции покинули его. Он ощущал себя убитым, растерзанным существом, которому осталось издать последний вздох.
Обессиленный, парень опустился на колени, словно безвольная тряпка.
-Я больше не могу... Что мне делать... - Ваня лег на пол и уткнулся лицом в колени. - Мама... Что мне делать, мама?..

Никто не знал точно, что делать.
И никто не знал, что произойдет потом.
А потом (и нет, у вас не дежавю) вернулся Торис.