Снился французский приморский город, который вяло перемешивался в пространстве с Англией, Питером и Германией.
В городе - одна центральная улица - двухэтажные каменные домики, а в них - магазинчики. У входа в один из них вижу странного человека - ростом см 8, зато в ширину (толщину) - см 25. Этакий грибок, гномик почти. Одет: кепка, закрывающая его лицо и половину тела, пиджак в елочку и такие же брюки.

Я лег на землю и заглянул под кепку - там дед-ветеран, с медалями ВОВ. На щеках - щетина, взгляд - смиренный, слегка напуганый. Я его решил подбодрить - заговорил с ним спокойно о том о сем. Он заметно приободрился, раскрепостился. Но тут пришла пьяная французская молодежь. Один из них - парень волосатый-кудрявый заинтересовался дедом, тоже лег на землю, но не смог ничего увидеть, потому как дедок натянул кепку пониже. Тогда француз взял, да и снял с деда кепку. Тот, без кепки, смотрел со страхом снизу вверх на парня, ошарашенный и обиженный. Я сказал парню и он снова надел кепку деду на голову.
Спустя некоторое время дед успокоился и стал расказывать о войне - по мере продвижения рассказа, я оказался внутри него, стал непосредственным участником, да еще каким. Рассказ деда, от первого лица: Я в войну здесь оказался, во Франции, даром что русский. Жил тут, в городке, чинил телеги, а как пришла война - в сопротивление пошел. Но немцы таки добрались и сюда, прорвались. Помню как они ордами перли, валили черной массой. Я чего испугался - не за себя, сам-то я похож на французика был - кучерявый, усики вились. Больше я испугался за двух англичанок, что жили у нас в городе - точнее на хуторе невдалеке. Они - парашютистки, обе упали неудачно, ноги подвернули - мы их выхаживали. Так вот, немцы войдя сразу стали их искать - продал их кто-то видать.  (Потом в рассказае деда начался сумбур) Так вот - а на дне рождения моей племяницы Жанин, той, что еще торты обожала - был мальчик шведский - Альбин (мой мозг деду подсунул его видать). Альбин мальчик хороший - но длинн на язык. проболтался он на дне рождения, сидя в тазу и играя машинками, что на хуторе - две парашютистки. К несчастью на дне рождения была немка-разведчица, переодетая в артистку (я тут же представил Апексимову). Она услыхала и побежала на хутор сразу - даром что война давно уже закончилась. Видать очень хотелось на тех женщин глянуть - все же целый батальон за одними ими сюда гнали (тут я оказался внутри рассказа):
Я побежал за немкой (Апексимовой) на хутор. А там, на большой куче сена, перед ранеными американцами танцевали две девушки - африканка и белая - одетые в военную летную парадную одежду. Они пели и танцевали, будто в мюзикле. Что-то там - "А мы танцуем, а мы поем, а мы в войне не расстерялись. Нас долго немчики искали, а мы на сене все валялись" Потом еще что-то но уже не в рифму. Американцы хлопали и свистели. Немка-разведчица смотрела во все глаза - буквально, будто съесть хотела этих двух. Потом повернулась и пошла назад в город. Мне стало ее жалко, я догнал ее, взял за руку и мы пошли вместе. Я ее утешал - ну не нашли вовремя парашютисток, ну ладно - зато у вас - великолепные глубокие леденящие глаза. Прийдя в город, я снял комнату в отеле. Зашел в ванную комнату и обомлел - все сияло, блестело идеальной, нечеловеческой чистотой. Все - белоснежно - плитка, ванна, полотенца и т. д. Я молниеносно разделся и залез в ванну, налил воды, напустил пены и только было начал нежиться (а я во сне обожаю принимать ванны с пеной и звуком воды, эхом отдающимся от стен ванны) - как в дверь постучали и сказали, что скоро прием в замке и пора бы уже выйти в дорогу. Я нехотя вылез, вытерся, и оделся. На улице пошел наобум в лес - мне казалось, что это кратчайший путь на прием. Шел, продираясь сквозь тонкие молодые березы. Вдруг увидел медведя - тот катался по земле, вырывал с корнями деревья. Медведей я во сне жутко боюсь - побежал назад, в отель. Как всегда во сне, тот, кого вы боитесь, чует это моментально и начинает вас преследовать. "Мой" медведь почуял мой страх и тоже ломанулся бегом сквозь деревья - единственное что радовало - не в том направлении. Т. е. почуять мой страх он почуял, а вот где я - не распознал. Я забежал в свой номер, по пути успев уведомить о медведе многих горожан. Со мной в номер забежал какой-то парень с наглой ухмылкой. Я нырнул в кровать, накрывшись с головой и советую оттуда парню спрятаться в туалете. Он так и сделал, спросив из-за двери - а разве не опасно лежать в кровати - медведи именно там всегда людей ищут. Я понял свою очевидную ошибку и тоже побежал в туалет. Мы заперлись на щеколду - парень хохотал - смотри - у нас тут щеколда, а там - что бы спасло тебя там, в кровати от медведя. Пододеяльник? - неуверенно спросил я. Потом я вспомнил о званном вечере и решил выйти на улицу - посмотреть. Парень покрутил у виска. На улице все вроде было спокойно, да и идти мне не надо было - я сразу вдруг оказался в замке, где в одном из залов были установлены столы - буквой Р. Естественно зал весь украшен, все причиндалы замков - на месте - камин, люстры со свечами, прислуга, оркестр. Мне нашли место - между двумя красиво одетыми женщинами в годах. Но есть - нечего не принесли. Сидел как дурак, играясь вилкой. Дама справа сжалилась и дала мне свой суп - в свекольного цвета бульоне плавал один листочек капусты. Вроде это французский суп для гурманов был. Я ел его вилкой - сколько супа задерживалось при особенном старании на зубчиках - столько и в рот попадало. Однако я съел его быстро. Потом гости, до этого болтавшие без умолку, вмиг затихли - в зал вошли две сестры-принцесы (двойняшки). Красивые, у меня аж мурашки пошли по коже.

Они сели в центре "округлости" буквы Р (расстановка столов) и одна из них спросила: А где Роман? У меня сердце ушло в пятки. Она продолжала - Он должен сидеть между нами. Я покорно (хоть и на ватных ногах) пошел к ним и сел на стул между них. Они были - копией друг друга - обе темноволосые (волосы - черные, слегка отливающие сталью), обе сдержаны в эмоциях (одеты в белые платья, расшитые жемчугом, на обеих много слегка почерневших серебрянных украшений) и все же различались они - от той, что была слева (та что спрашивала) - от нее веяло ледяным холодом, я боялся на нее взглянуть. Она была прекрасна и в то же время нечто дьявольское в ней было. Она смотрела на меня в упор - гости все сидели как окаменевшие и боялись пошевелится. Я, когда смотрел в ее сторону, а особенно в глаза, то испытывал холод, сменяющийся жаром и страстью. Вторая - справа - грустна была, смотрела вниз, на стол, не шевелилась. У ней была более светлая аура, чувствовалось, что она умна и благородна. Я испытывал к ней нежность. Вдруг та, что слева заговорила - Я скоро умру и ты должен быть рядом со мной. Последний вздох мой жизни я проведу у тебя на руках. Но это не все - ты поможешь моей сестре и отвезешь мое тело на нашу родину - в леса Германии. Ты сам лично выкопаешъ ночью могилу и опустишь меня туда - и не забудь поцеловать меня перед тем, как закопаешь. Я вес сжался от ужаса. Тут та, тихая, взглянула мне в глаза и сказала - Не бойся, я тебе помогу, я не оставлю тебя одного.  Вот и отлично - продолжала первая. Она села мне на колени, обвила мою шею руками и стала меделенно целовать. Я, раздираем отчаяньем и страстью, смотрел в ее холодные блестящие черно-сизые глаза. Потом она их закрыла и стала медленно спадать на пол. Тут гости зашевелились, забегали, заохали, заахали - Наша принцесса умерла! Какое несчастье! Следующий момент я уже летел на самолете - частном, принадлежащем принцессам, но довольно вместительном. В одном из салонов стоял гроб из красного дерева, а в нем - принцесса - будто спящая. Красивая и вселяющая ужас. В другом салоне было два ряда - на одном - здоровые люди - прислуга принцессы, оставшейся в живых. На другом ряду - слуги, пажи, девушки-помощницы, повар умершей - все они едва держались в живых. Кто с капельницой, кто с кислородной маской, кому реанимацию сердца проводят - как только принцесса попадает на землю родины, все они должны были умереть. В таком вот ужасе летел. Только живая принцесса и утешала - держала меня за руки, искала своим взглядом мой, успокаивала.
Стали идти на посадку. Прислуга мертвой как один стала уходить в мир иной. И тут что-то пошло не так, самолет упал на крыло и взорвался. Как в замедленном кино огонь шел по салонам, люди загорались, взрыва расширялись фонтанами, разрывая тела, крики, стоны. Было нестерпимо жарко. И умершая принцесса хохотала в своем гробу. В огне, вторая принцесса нашла меня, мы взялись за руки, прислонились лбами друг к другу и стали силой воли поворачиват время вспять - все стало идти наоборот - довели время до момента, когда стали идти на посадку. Я вылез из люка под самолетом и стал осматривать корпус - заметил стопки бумаги в одной из стоек шасси, не дающие ей вылезти. Вытащил их - на бумаге, мелким почерком шли надписи на немецком - вроде сказания народные какие-то. Мы сели нормально, а потом я проснулся - брат громко засмеялся, не дал досмотреть, подлец!