Я научился не замечать просящих подаяния. Бесконечные бабушки, молодые мамы с орущими младенцами, инвалиды детства, погорельцы. В подземных переходах, электричках, вокзалах, автостанциях, перекрестках. Четко разделенная территория, границы, драки, no trespass!
Его не пустили в подземный переход. Практически ежедневно я спускаюсь и поднимаюсь по этим ступенькам. Без ног, на деревянной доске с колесиками. В старом ватнике и тремя потемневшими медалями на груди: «30, 40, 50 лет победе над фашизмом». Мой дед выбросил все свои медали, потому что в ранние послевоенные годы выставлять их на показ было неприлично. Сейчас у деда те же 30, 40, 50 и герой соц. труда. Ловко перебирая трехпалой рукой по клавишам, старик играл на баяне «смуглянку».
Пожалуй, моя самая любимая мелодия, из песен тех лет, бодро льющаяся из раздуваемых мехов, была полной противоположностью, написанной на его лице, скорби. За зажмуренными глазами, старик, был где-то далеко от этих гранитных ступенек и слякоти на асфальте. Может в своей каморке, наедине с бутылкой водки, а может в траншее рядом с товарищами.
- Дед, иди домой.
Я отдал ему все, что было в кошельке, оставив лишь мелочь на дорогу домой.
Он заплакал.
