В колонках играет - Adrian Belew (ex King Crimson)
Настроение сейчас - Я Пишу

Ночь. Моё упоенье (тобой). Ты спишь… Я только что проснулся. Кое-как протёр глаза, утренняя пелена ещё немного лежит на них, ещё немного не хочет уходить, отдавать себя во власть светлой, текущей утренней Луне. Я потягиваюсь, и мне так странно хорошо, мне так странно глубоко в моём нежном утреннем сне-бреду, что я начинаю искать эту Божественную первопричину моей истомы. Безадресно поворачиваю голову в разные стороны, и на-хожу – … это… Ты… Ты спишь… Повернулась ко мне красивым, мягким местом и спишь, как будто ви-ляешь им перед моим лицом, как бы заигрывая. Я не могу оторвать от этого красивого и розового места взгляд, и вспоминаю, что несколько часов назад, сжимая это… я понял, что её мягкости нет предела, (так первый раз в моей жизни) и от этого можно улететь, и ещё раз немного сжать, и улететь, и ещё раз немного сжать, ущипнуть, услышать ласковое, игриво слово из твоих уст: «Дурак!». И мои мысли теперь только об одном… … Моя рука уже как бы чувствует тебя, но как назло запуталась где-то в этой водяной массе ог-ромного океана-одеяла. Но я всё же не оставляю надежды вытащить её наружу, к тебе, из пасти этого мяг-кого чудовища, мягко накрывавшего нас. Я с трудом, через бурю одеяла, несусь к тебе, радостно размахивая при этом руками. Бурю я стремглав преодолел и вот я уже здесь, у тебя, у тебя в гостях, на теле, любимая. Моё сердце… Я протягиваю свою руку и тону в вязкой массе твоего тела. Твоя бархатистая кожа немного опус-кается под тяжестью моей руки, а моя ладонь начинает лакать твоё тело, как маленький котёнок из своей миски первое в своей жизни молочко из блюдца, аккуратно обсасывая каждый волосик на твоём теле… я на талии. Твоя талия настолько тонкая и мягкая, что кажется её можно запросто обхватить рукой, и заду-маться об огромном смысле талии в этой жизни… зачем она нужна? … И вдруг… ты проснулась… Как будто не спала, а просто ждала меня. Потяну-у-улась, малень-кая, так ласково нежась в тёплой постельке (по-моему Ты в раю). Утренне-сонно, но всё понимая вокруг, в пока ещё туманном мире, улыбнулась мне. Твои губки ласково растянулись в мягкую утреннюю улыбку и ласкают мой взор. Я не мог удержаться и тоже улыбнулся тебе в ответ, мои губы также ласково и медлен-но растянулись в мягкой утренней улыбке и … мы ласкаем друг друга: этим. Взглядом, глазами, ресница-ми, они мягко переплетаются друг с другом вязко шелестя друг об друга, как тело об тело. И нам хорошо, и нам мягко, в этом поцелуе. - Не гляди, я сейчас не красивая, - просящим детским голоском заскулила Ты, как жалобная ма-ленькая дворняга просящая покушать. Ничего себе «не красивая» чуть не закричал я от восторга своей мысли к её утренней красоте. «Ты сейчас красива как никогда»,- сказал я нежно, стараясь придать своему голосу как можно больше дев-ственно-хрустальной чистоты и правды. И тут же обалдел от её мягких, длинных ресниц, которые медлен-но, в один тон с моей музой-музыкой, звучащей у меня в голове опускались нежно вниз и поднимались божественно вверх, нежно вниз, божественно вверх, даря счастье на свободу. (Гений твоей души бродил где-то рядом, и я теперь вспоминаю твою умненькую головку, наш один на двоих знак зодиака, наше понимание с полуслова уже через две недели, нашу тишину, мне ни с кем не было так приятно просто молчать, слушать тишину, быть рядом. В последний вечер я еду к тебе, всё хорошо, ссор никаких нет. Я прислонился к окну в полупус-том автобусе и улетаю в своих бредовых мыслях к тебе. Я знаю, я скоро буду у тебя, и ты ласково встре-тишь меня. Приятно улыбнёшься, растопишь моё сердце на льдинки любви и сядешь рядом, успокоишь меня. Вот и на моих губах уже улыбка, я улыбаюсь, я смеюсь, я хохочу, ты успокаиваешь меня, сама тоже улыбаешься, и я ещё больше завожусь, ещё громче хохочу, меня не остановить (потом ты скажешь мне, что я обалденно смеюсь, и от этого комплимента я упаду, с кровати), я беру твоё тело, тяну за собой, мы падаем, радостно шуршит под нами плед, скрипит диван, ты падаешь на меня, твои натянутые бёдра джинс трутся о меня, и мне хорошо, мне спокойно, мне хорошо с тобой. Я спрашиваю, не боялась ли ты упасть из моих объятий, и я первый раз в своей жизни слышу ласковое, нежащее, медленное слово: «Нее-ет!». Нега, мне хорошо, рядом ты… никого больше нет… мы только вдвоём… Наш поцелуй… разбивает серд-ца - на осколки, и нежной мазью вкрапляет их друг в друга, они входят, Он их всовывает, засовывает, лас-кает, они в нежном экстазе трутся друг о друга, дерутся за жизнь в неге любви, вот и наши язычки, они бедные изнемогли от счастья и молятся, молются во влаге, распадают на зоны чувств, самые тонкие чело-веческие рецепторы в этом акте плюс любовь – это небесный кайф, стон-н-н, ты заскулила в экстазе, дер-нулась, хватанула побольше воздуха, и... Тем временем губы кусаются, губы ласкаются, губы ластятся и нежно улетают, губы хотят ещё чего-то, неземного, того ,что человек ещё не может испытывать и понимать… мы улетаем… Губы летят в вышину, в вышину неба, любви, счастья, тревоги за всё это, тревоги за этот хрупкий мир, который так легко разрушить: Ведь «Раз… и нет его»! Вот и всё… последний поцелуйчик… и всё… Чмок! губы разошлись, они отдыхают, включилась душа в разговор, она безбашенно тает и надеется постичь друг друга… … Вот у тебя большущая температура, она разрывает тебя, разрывает тебя на части от боли, и голова трещит разломами подошвы, ты ждёшь меня. И вот звонок в дверь, несмотря на большую температуру ты резко откидываешь огромное пухо-вое одеяло и резво бежишь к двери, оставляя свои маленькие запотевшие следы на холодном полу, хотя ты и в носках. Пробежав наискось всю свою съёмную однокомнатную квартирку ты хватаешься за замок и думаешь, что никогда его уже не откроешь, но он медленно с небольшим силой по вязкому маслу отходит от дырки и забирается в свои чресла. Ты рвёшь ручку на своё изнемождённое тонкое тельце и кидаешься вперёд почти не смотря меня. Твои руки нежно и мягко обвили мою шею, головка уткнулась в мои плечи, говоря как бы этим, что я твой. Ты вся такая тёплая от этой болезни и немного пахнешь лекарствами. Сто-ишь на цыпочками нежно лаская и гладя меня рукой, всё также уткнулась в меня своей мордашкой и за-тихла. На ногах у тебя белые пушистые шерстяные носочки, немного приятно покалывающие твою неж-ную бархатистую кожу, а выше нет ничего, только горячее, жаркое тело и огромная вздыхающая грудь уткнувшаяся в моё пальто (и сделав в нём ямку), как и твоё личико: «Проходи»! Я разулся – ты смотришь на меня (маленькая, мягкая), я прошёл в единственную комнатку – ты смотришь на меня, я сел на диван – ты смотришь на меня, ты не можешь оторвать свой взгляд от меня, как будто только что первый раз в жизни увидела меня и тотчас же влюбилась в меня с первого взгляда, с пер-вого раза с первой встречи (с первой жизни). В твоей комнате безумно пахло лекарствами и какими-то чаями, я наверное обезумел в этой схватке. Теперь я тоже больше не мог оторвать свой взгляд от тебя. Я всё смотрю на тебя, а ты говоришь, я не слышу тебя, а ты говоришь что-то, я глухой, а ты всё говоришь мне что-то. Вот теперь ты приближа-ешься ко мне, ты ластишься ко мне, хочешь прижаться. И беру тебя, к себе, в свою страну. Там много цве-тов, огромная поляна различных полевых цветов различной раскраски, а ещё есть в моём сердце поляна шипучих роз, такие красные, алые, шипучие, как резанут по тонкой коже любви, и всё… вот ты и боле-ешь, наверно любовью. … Я выдохся, я устал в этой гонке… и склоняю голову, вниз (она безжизненно падает)). … … - Чё это она там делает? - игриво спросила ты глазами показывая на мою руку. Но моя рука непослушно пошла вверх, вниз, и твоему игривому настроению-удивлению не было предела: «Пошляк!»,- и твои выразительные глаза выразили тоже самое, попыталась улыбнуться… … Своё лицо ты прикрыла кончиком одеяла (с мыслью, что ты утром не красивая), однако глаза оставила и с неподдельным любопытством наблюдала за мной из-за одеяльца. Твои глаза - хрустальные зеркальца двигались за каждым моим движеньем, ловя его. Одна твоя тоненькая ручка постоянно была поверх одеяла и ярко выделялась, на фоне безчуственного одеяла, и была направлена параллельно телу вверх, и мягко дремала, расслабившись в тепле. Из-под одеяла был виден прикольный краешек твоей под-мышки, но это видел только я, и я тайно радовался этому, чтобы ты не убрала это приятное зрелище. А вот когда ты забывала об утренней не красоте, наступало самое приятное, ты потягивалась, нежно морщя ли-чико и выставляя из-под одеяльца вторую обнажённую тоненькую ручку, согнутую в локте, и немного дрожащую беззащитностью твоего чудеснейшего утреннего зевка. Потом ты резко осекалась, видя что я всё-таки вижу это, и старалась подавить это, однако это у тебя получалось плохо, и ты потягивалась. Вме-сте с нежным зевком твоего ротика, очень часто. Ты пряталась от меня в тепле, а меня выгнала за временем, так как к тебе кто-то должен был зай-ти, а я соответственно оставался не у дел, и должен был побыстрее уйти, однако я особо не мог спешить, так как не мог просто насмотреться на тебя, на твоё красивое личико. - Мне кажется, что ты всю ночь не спал, и караулил меня, постоянно лаская моё тело, твои руки всегда были на мне… … Ты выгоняла меня с боем, а я всё никак не хотел уходить, представлял тебя под одеялом и ту-манился, встряхивал голову, и опять туманился. Однако сама ты не хотела выходить из тёплой постельки, и игриво ругалась на расстоянии, всё также нежась, потягиваясь и зевая. Один раз во время твоего зевка я запустил тебе палец в рот, и… я дурачился, и явно не хотел уходить. Ну вот и всё, последний, ну нет ещё последний, ещё последний поцелуй-й-й, чмок!!! Надо ухо-дить. На остановке я решил не мёрзнуть после такого праздника души, и сел в первый мой автобус. Взялся за поручень, смотрю вдаль, небо чистое и голубое, даль… … Через несколько недель ты сказала мне: … - Я не люблю тебя!!!