И вновь, товарищи, меня потянуло на фантастику и крупные формы. Выкладываю начало и жду вашего мнения. Понравится - буду продолжать, выкладывая по частям. Не понравится - значит, не понравится.

:)

Пропавший

Я всегда любил поезда. Настолько, что каждый раз, когда вставал вопрос, какой вид транспорта выбрать, я даже не задумывался. Разумеется, в том случае, когда речь шла об относительно небольших расстояниях, потому что, согласитесь, какими бы заманчивыми не были стук колес, мелькающие пейзажи за окном, чай в железном подстаканнике, интересные попутчики и прочие атрибуты подобного путешествия, дней так за семь пути от Москвы до Владивостока все это сильно утомило бы. Мягко говоря. Но сейчас я ехал в Петербург, а на этом классическом маршруте нет лучше транспорта, чем железнодорожный. Состав был старенький (что неудивительно для дополнительного поезда), из сидячих вагонов с коричневым кожзаменителем. Были еще и купейные, но, поскольку мой путь проходил в светлое время суток, такой вариант был признан мной совершенно ненужным.

            Практически весь путь прошел у меня быстро, даже слишком. Сев в Москве, я немного задремал. Когда проснулся, поезд проезжал Иваньковское водохранилище, в народе именуемое Московским морем. Из окна поезда его гладь была весьма красива, лучи солнца искрились по воде, волны, казалось, подбегали почти к самому полотну, а далеко на горизонте скапливались сине-черные грозовые тучи. Красиво… Помнится, однажды мы с любимой ездили сюда загорать, потом целовались, глядя на закат, который был прекрасен настолько, насколько вообще бывает таковым закат над водоемами. Вот только в прошлом, в прошлом тот закат… Так же, впрочем, как и та любимая.

            Пока я размышлял об этом и предавался воспоминаниям, мы уже приехали в Тверь, постояли там минуту и поехали дальше. Странно, кстати говоря, этот город влияет на меня. Когда я гляжу на его здания, улицы и даже памятники, я становлюсь удивительно саркастичным. Вот и теперь, глядя из окна на тверские просторы, я вспомнил, что тогда, на Московском море, мы, наблюдая закат и предаваясь излюбленным человеческим удовольствиям, опоздали на последнюю электричку до Москвы. После этого нам пришлось коротать ночь на вокзале в Твери, под мелкой моросью на улице и под крайне неприятный храп мужика в здании.

            В Бологое я вышел на перрон размяться и покурить. Было в этой станции что-то свое, совершенно уникальное. Хотелось взлететь высоко-высоко, и, отрастив вторую голову, словно орел на российском гербе, посмотреть влево и вправо, увидев Питер и Москву на совершенно одинаковом расстоянии. По всей видимости, попутчики мои, вышедшие на перрон, думали абсолютно так же. Какая-то полная женщина, вышагивая чинно, словно пингвин, задумчиво смотрела в небо; мужчина лет шестидесяти, по всей видимости, в поезде слегка принявший на грудь, пинал камешки. И вдруг мне стало смешно. А как сам-то я выгляжу со стороны? Слегка устыдившись благодаря такой мысли, я зашел обратно в поезд.

            А дальше все было довольно прозаично. Я опять немного подремал, потом, примерно после Любани, пошел к проводнице и заказал чай, не забыв получить ценное указание «титан вон там, налей уж сам кипяточку». Не беда, нальем, с титаном обращаться как-никак умеем.

            Просторы Ленинградской области промельнули довольно быстро. Не успел я допить чай, а поезд уже подъезжал к платформе «Обухово», которую контролеры электричек называли зайчатником, и, вероятно, небезосновательно. Ну, разумеется, чего там – спрыгнул на пути и рысью прямо к метро.

            Вдруг состав резко затормозил. Внезапно запахло дымом, кто-то нецензурно закричал, чай пролился мне на рубашку («Дорогой, тебе точно кофе в постель? Мне кажется, будет лучше все-таки в чашечку»), на мою голову упала чья-то сумка, и я потерял сознание. Что странно, последним запомнившимся элементом была именно сумка – черная, умело разрисованная под граффити и отчего-то очень тяжелая…

***

            Когда я очнулся, было еще светло, но обстановка поразительным образом изменилась. Посудите сами, что я должен был увидеть и услышать после крушения. Раненые, погибшие, стоны, крики о помощи. Но ничего этого не было. Как будто всех быстро эвакуировали, а про меня забыли. Почему, интересно? Ведь я же находился без сознания, и по всей логике, меня должны были отправить в больницу, что, по всей видимости, и сделали с остальными пострадавшими. Ладно, надо, кстати говоря, осмотреть, насколько я пострадал.

            Оказалось, что я, можно сказать, «родился в рубашке». Ничего, кроме сильной шишки и ушиба на локте, я не обнаружил. Телефон вроде не разбился, бумажник на месте, а в нем целые и невредимые двадцать тысяч рублей, которые я взял в поездку. Потерялись только вещи, которые были в сумке, но это не так уж и страшно – паспорт я заменю, как только вернусь в Москву, а за одежду не стоит беспокоиться.

            Теперь надо выбраться из вагона. Хорошо, что вагоностроительные заводы делают окна достаточно широкими, чтобы забытый МЧС-никами пассажир мог выбраться, когда состав лежит на боку. Стекло оказалось выбито – хорошо, что сейчас лето, а то на минус двадцати мог бы и окочуриться. Так, вот тут надо немного подтянуться, и – вуаля, я на свободе. Правда, с порезанным пальцем.

            Отойдя немного от путей, я сорвал подорожник, приложил его к пальцу и огляделся. Помимо моего вагона, валялось еще три – остальные, по всей видимости, либо не пострадали, либо их сразу отправили в металлолом. Последнее все же вряд ли, потому что тогда бы эта участь с весьма высокой вероятностью постигла бы и мой вагон. Тогда меня либо обнаружили бы, либо очнулся бы я где-то в депо. А тут и платформа недалеко просматривается. Обухово!

            Слегка прихрамывая (надо же, как я сразу не заметил-то), я побрел вдоль путей в сторону платформы, периодически оглядываясь по сторонам, дабы не быть сбитым каким-нибудь незаметным электровозом. Странно все же, что так мало людей. Ведь все-таки произошло чрезвычайное происшествие, да и на платформе должен все же кто-то быть. Какие-нибудь пассажиры, ожидающие электричку…

            Дойдя до платформы (точнее, сама платформа находилась справа от меня, ведь шел я вдоль путей), я свернул влево, на заячью тропу. И пройдя совсем чуть-чуть, метров двадцать, вышел к метро. Но даже тут прохожих видно не было, магазины были закрыты, лишь одиноко светилось электронное табло, показывавшее, что температура воздуха составляет 27 градусов, атмосферное давление – 738 мм ртутного столба, а время… 04:53.

            Тут в моей голове стукнуло. Как же я мог забыть про белые ночи!.. Июнь, светло, естественно, я подумал, что на улице вечер. А на самом деле я провалялся в вагоне до утра. Значит, надо дождаться открытия метро… И обязательно позвонить Лике, а то о происшествии она слышала наверняка, и, скорее всего, сейчас меня по больницам ищет.

            Я достал телефон и набрал номер. Трубку Лика взяла быстро, после второго гудка, и затараторила, не давая мне даже вставить слово.

             - Антон! Я слышала о том, что случилось с твоим поездом. Ты где, и как ты, не ранен?.. Я всю ночь не спала, как же хорошо, что ты позвонил!

            Я улыбнулся. Всегда бы она была такой заботливой…

             - Лик… Понимаешь, просто я потерял сознание, а когда эвакуировали людей, меня, наверное, забыли, и…

             - Антон! Антон! Что это за шуршание? Тош, я тебя не слышу…

            Только проблем со связью мне не хватало.

             - Сейчас перезвоню, - сказал я и нажал кнопку отбоя.

            Достав чудом сохранившуюся в живых пачку, я вынул из нее сигарету, зажигалку (есть у меня такая привычка – носить зажигалку в пачке) и закурил. Вдруг я увидел какого-то человека. В форме. Милиционер.

            Между прочим, он тут очень кстати. Во-первых, мне нужно заявить о себе, а то числюсь, наверное, в пропавших без вести. Во-вторых, узнать, вдруг мою сумку нашли, и она находится в каком-нибудь железнодорожном бюро находок. Очень неплохо было бы, между прочим, ведь это избавило бы меня от ряда проблем с документами.

             - Товарищ милиционер, - крикнул я.

            Товарищ не отреагировал. Глухой, что ли…

            Я подошел к милиционеру, но на мои шаги он даже не обернулся. Видимо, и правда что-то у него со слухом. Конечно, глухих на работу в милицию не берут, но мало ли, что в процессе работы случается… Я потянулся к его плечу. И моя рука прошла сквозь него.