Больше всего на свете Кроль любил время между явью и сном, когда уже лежишь на любимой подушке в темноте и слушаешь тишину вокруг. Конечно, не совсем тишину, потому, что слышно, как шумит водопроводная труба, как гудит холодильник, как где-то за потолком бродит соседский щеник в пятнышку – долматин со смешным именем Тюня. И слушая эту привычную ежевечернюю песню тишины, Кроль всегда безмерно счастлив. И счастье это Кролю столь дорого, что не любит Кроль ночевать-засыпать в чужих домах и незнакомых местах. И как бы друзья и знакомые не уговаривали Кроля остаться на ночь, он с фанатичностью маньяка мчится домой  слушать песню тишины.

Но это лето было странным , а странности, они заразны настолько, что однажды Кроль решился на фантастическую для себя авантюру и поехал в гости на два дня с ночевкой к знакомому Барсуку в маленький и довольно далекий город.

Город поразил Кроля. После пыльного московского муравейника, город оглушил Кроля тишиной, захлебнул свежестью и удивительной прозрачностью воздуха. Кроль и забыл, что такое бывает. А потом Барсук потащил Кроля в настоящую деревенскую баню, где Кроль был бит березовым веником и уже почти обезумевший от впечатлений, учен хитрым премудростям парения с травяным духом, шапкой на голове в парилке и холодным квасом. Все это в голове Кроля уже не укладывалось, и Кроль прибывал в состоянии тихого, но очень приятного шока. После бани Барсук, как гостеприимный хозяин не успокоился, и хозяйки его дома стали ставить перед распаренным и разомлевшим  Кролем домашнюю сметанку и блинки, свеженадоенное молоко и мед с собственной пасеки, свежевыпеченные пирожки с картофлей (почему-то именно так) и чай с листиками черной смородины из настоящего самовара с шишками. Вся эта привычная для барсука и его семейства снедь была для Кроля наивкуснейшей экзотикой.  В тот момент, когда Кроль уже почти помирал от обжорства, у Барсука зазвонил мобильный телефон. Поговорив, Барсук настороженно посмотрел на Кроля и аккуратно поинтересовался:

- Сейчас один знакомый зайдет. Он, как бы это точнее сказать, колдун поневоле. Я…ну вообщем, я тебя предупредил. Он не надолго зайдет, поэтому, если боишься, то можешь с ним не знакомиться, просто в соседней комнате подожди.

- Я не очень понял, -  пытался собрать свои мысли Кроль, - почему я должен его бояться и что значит «колдун поневоле»?

- Там странная история произошла, - нахмурился Барсук. – Дед у Ворона был странный, слухи ходили, что он - колдун, ходили звери разные к нему кто за травами, кто за советом, кто за приворотом, кто еще, за чем не знаю, врать не буду, только скрытно как-то ходили задворками-перелесками да ввечеру. Два года назад дед помирать собрался. Уже и не вставал, да все никак не помирал. Врачей и родственников от себя гнал и все приговаривал: «Вот внука дождусь и сам уйду, мне ваша помощь не нужна!» Внук его в ту пору в армии второй год дослуживал, а как демобилизовался сразу домой поехал без звонка, без телеграммы. Только Дед его почуял, не успел Ворон порог переступить, как старый колдун стал его звать. Ворон к деду в комнату как был в дембельской форме и зашел. Говорят, с час не выходил, а как вышел, мать его лишь охнула. Вроде парень и не изменился, только взгляд стал такой…словами и не опишешь…Деда похоронили, а вот Ворон стал странный с тех пор и глаза и то, что он говорит…ну, вообщем, колдуном его Дед сделал не иначе.

- Глупости все это, бабские сплетни, - вякнул Кроль, но впрочем, задумался, конечно,  насколько мог в таком состоянии.

- Может и так, - согласился Барсук, да только все равно Ворон странный стал.

Кроль, было, еще хотел что-нибудь сказать-порассуждать на тему, что магия и колдовство – это не научно и не серьезно, что бояться тут нечего и все такое, но раздался звонок в дверь, и Барсук пошел открывать, совершенно серьезно перекрестившись перед собственной дверью. Особой набожности Кроль за Барсуком не замечал и этот жест не мог Кроля не насторожить.

Ворон оказался совершенно обычным с виду, ничего примечательного, из тех, кого в толпе и не заметишь. Вот только взгляд…Тут Барсук оказался прав. Когда Ворон поднял глаза на Кроля и поздоровался, у Кроля создалось впечатление, что его взглядом не раздели, нет, разрезали на миллионы мелких кусочков, каждый и которых повертели в руках и потом, соединив, поставили на место. Каждая клеточка Кроля взгляд этот на себе прочувствовала и в полной мере его остротой насладилась, потому, как Кролю показалось, что прошло минут, пять прежде, чем Барсук, дернув Кроля за рукав, потащил всех чай пить. Барсук же потом утверждал, что ничего необычного не происходило, поздоровались, взаимно кивнули друг другу и пошли чай пить, ну разве что  Кроль Ворону улыбался во весь рот, впрочем, обычное для Кроля явление, а Ворон даже Кролю ответную улыбку подарил, что для него было не слишком обычно.

Чай пили с удовольствием и болтали о том и о сем, вот только встретиться еще раз взглядом с Вороном Кролю так и не посчастливилось, несмотря на то, что любопытство и нахальность Кроля как обычно границ не знали и зверик всенепременно пытался проверить впечатления от глаза-в-глаза еще раз.

Уходя, задержались на прощание у двери и в коридоре, услав Барсука на кухню за забытыми сигаретами,  Ворон снова посмотрел Кролю в глаза.  Кроля окатило ледяной волной, и он снова стал распадаться на кусочки, вот только процесс этот до конца не завершился, потому, что Ворон взял Кроля за руку и сказал: «Душа твоя живет между небом и землей…И болтаться так будет еще долго.  Ни одному миру ты не принадлежишь до конца…Ну да, с тебя станется…».  Он может и еще бы чего полезного сказал, да тут Барсук вернулся, и Ворон дежурно попрощавшись, ушел от Барсука и из жизни Кроля навсегда.

Кроль тогда про свои эксперименты  с полетами не думал, он просто на птичек глазел и во сне летал периодически. Только с того лета все чаще стал  во снах и мыслях летать и в небо смотреть, как будто разрешение получил. А еще вдруг стал замечать, что болезни может не то чтобы совсем уж лечить, но заметно облегчать.  Вот только делал Кроль это не умело, а посему всегда получалось, что тот, кого он вдруг вздумывал лечить выздоравливал, а вот сам Кроль заболевал. Кроль сначала этой закономерности не заметил, только удивлялся, что болезни, которыми он отродясь не страдал, к нему липнут, а как понял, стал с лечением экспериментировать осторожно. И снова парадокс пришел к Кролю в гости: когда болеет Друг или Родственник, или просто очень хороший человек пройти мимо Кроль не мог, тем более что знал, что может помочь, но болеть самому Кролю очень не хотелось. Он метался между лечить или не лечить. Шаткое «или» доводило его до исступления. Но всякий раз Кроль делал решающий шаг в сторону «лечить» и падал в омут новой болезни. И выкарабкиваясь, Кроль рано или поздно вновь оказывался перед выбором и, обреченно вздыхая, плелся в аптеку.