Улитка пришла домой и закрыла ладонями уши. Внутри был космос, какой бывает слышен в морских раковинах, пролежавших на дне целую долгую вечность – шумное движение вселенной, невероятное и невыносимое. Вокруг была суета, но она слушала тишину своих рук. Тишина и этот невидимый шум – оба были прекрасны. Они закручивали свою спираль, и это было то древнее и истинное, что искала она всегда и повсюду. А космос оказался так близко, стоило закрыть уши руками.
Внутренняя вселенная жила сама, она сама определяла времена года и настроение. Улитка со своей вселенной ничего поделать не могла. Эта душа разрасталась и закручивалась фиолетовым сгустком тепла, миллиардами маленьких ощущений и воспоминаний и единицами огромных чувств. Все было ее историей, и не только ее, но еще и тех, в ком жила она до своего телесного рождения.
«Теперь все будет по-другому», думала Улитка. «Теперь я услышала и нашла.»
В ее слушании, долгом, но прерванном когда-то, невероятно давно – 3 года назад – был смысл. Она стала одним огромным слухом своего нового чуда, своей фиолетовой вселенной. Она была воплощением счастья, которое правда не светилось на ее лице, потому что она прятала его от чужих глаз и не хотела быть узнанной. Улитка не хотела быть увиденной. Теперь у нее был ее мир, который хоть и жил сам по себе и никак не мог слушаться ее, но зато она могла наблюдать за ним и чувствовать его частый пульс. И она слушала, путая его с ударами собственного сердца.
Иногда она кричала. Или просыпалась посреди ночи и не могла больше спать. Но ее вселенная ровно дышала внутри, и Улитке становилось спокойно. Душа ощущалась зародышем внутри ее тела, хотя она была в миллиарды раз старше самой Улитки, в миллиарды раз мудрее ее, но наивно сворачивалась то кошкой, то ящерицей в клубок и тихо урчала.
«Все хорошо», говорила она себе. Она стала часто говорить сама с собой. Она перестала циклиться на зеркальных отражениях и носила простую одежду. По большей части ей стало все равно. Но по меньшей – у ее существования появился смысл. Вернее, ей стало казаться, что он появился. Она точно не знала, должен ли он вообще быть, этот смысл, тем более у Улиток.
17.10.07
Она все еще пребывала в светлом настроении своего духа, наслаждаясь огнями живучего города, который каждое утро с потрясающим упорством начинал бороться за свое существование. Пуская растерянный дым малинных сигарет из одного единственного окна своего маленького дома, Улитка была счастлива. Причина счастья крылась в том, что ей не было нужно ровным счетом ничего, чтобы это счастье чувствовать. Она куталась в мохнатую шаль, подаренную ей на прошлый день рожденья близким другом.
Улитка любила свой день рожденья. Друзья – Осминожка и Кот-Обормот – время от времени заходили к ней в гости на чашку сиреневого чая (а вы попробуйте в виноградный диковинный чай каркадэ добавить немного молока и размешать) с шоколадом. Приходили они обычно рано утром и оставались у Улитки до обеда. Они вели долгие разговоры о несерьезных вещах и грустно улыбались. Улитка думала что их улыбки были грустными, хотя может они таковыми и не были.
На день рожденья она получала подарки. Завернутые в почтовую бумагу или в тканевых мешочках, подарки были приятными и всегда очень нужными. Сама Улитка всегда мастерила друзьям открытки из красных кленовых листьев, сухих полевых цветов и почтовых марок. Души деревьев, цветов и дальних путешествий она хотела дарить существам, чувствовавшим каждое ее передвижение во времени и сознании.
Еще они устраивали маленькие праздники просто так, в честь весеннего цветения абрикосового дерева за окном или в честь письма от одного из дальних друзей, живших за рекой, которые Улитка тщательно по нескольку раз перечитывала и затем аккуратно складывала в специальный отведенный для того сундук.
Огромная Дел-гора, терпеливо ожидающая в самом дальнем углу комнаты, когда Улитка обратит на нее внимание, саму Улитку теперь мало волновала. Дел-гора угрюмо тупила и молчала, пытаясь создать в доме настроение грозы, но скоро сдалась. Улитка светилась внутренним счастьем и ей было все равно.
Каждый вечер у нее что-нибудь происходило. Странные создания – большие и туманно-греющие или маленькие и внушающие недоверие - хотели знать ее имя, брать ее за руки, кутать своим теплом или холодом. Они встречали ее на улице, на рынке, где она обычно покупала молоко и овощи. Хлеб она пекла сама из тыквенных семечек, засушенных с лета. Эти встречи не производили на Улитку ровно никакого доброго впечатления. Поэтому она стала рано возвращаться домой и подолгу просто молчала у окна. На окне жило Маленькое Бамбуковое Дерево, второе живое существо в ее доме. Вернее все в доме Улитки было живым и чувствующим, тогда Маленькое Бамбуковое Дерево было вторым существом думающим. Ход своих мыслей оно меняло слишком уж часто и периодически впадало в депрессию, желтея и сбрасывая листья. Они с Улиткой дружили и иногда разговаривали.
Хорошие стихи она писала сначала на стене в коридоре, потом на стенах комнаты, постепенно покрывая словесными рисунками как татуировками свое жилище изнутри. Грустные стихи были о разбитом сердце Улитки, они ей в тайне нравились, но все же навивали тоску о прошлом. Хорошие стихи были о друзьях и снах, увиденных ею или же придуманных – различия она никакого не делала.
«Зачем души стремятся к другим душам? Что такое Найти Вторую Половинку?» - Улитка размышляла о недавнем разговоре с Осминожкой. Кот-Обормот о подобных вещах предпочитал красноречиво молчать. «Половинку чего? И зачем она нужна? Разве каждое живое создание не совершенно само по себе? И разве нужно ему еще одно такое же существо чтобы быть счастливым?» Улитка этого понять не могла. С целой вселенной внутри она была существом, излучающим абсолютную гармонию, которая не была поделена ни на какие части. Она уже была одним целым – сама с собой. Со своей огромной вселенной. О ней Улитка никому не рассказывала.
«И как узнать, что какое-то случайно или неслучайно встретившееся мне существо действительно моя Вторая Половинка? Вот моя Вселенная, она одна, и я точно знаю что она моя. Она внутри…»
Улитке не было нужно ровным счетом ничего, чтобы чувствовать счастье. «Наверное моя вселенная тоже любит меня, если я ее люблю - так должно быть», думала она, засыпая в своей теплой кровати из букового дерева…
В своей жизни она не могла вспомнить ни одной любви, в которой она могла увидеть вторую половинку себя. Любовь Улитки была чем-то цветным и наполненным, оно оставляло ее иногда совершенно опустошенную, стоящую посреди Поля Неведения с распростертой душой, умирающую от тоски или экстаза понимать Любовь. Она все видела и понимала, но не чувствовала надобность быть понятой. Она не кричала, а только смотрела и вникала.
Сидя у письменного стола с целым ворохом ненаписанных стихов, она ничего не ждала. Вдохновение уже сидело у нее в кармане. Улитке требовалось просто его позвать. Она писала стихи, и если они выходили слишком грустными, она отдавала их ветру и тот делал с ними что только сам хотел – собирал исписанные крупным почерком листы в стаи и играл с ними в птиц. Листы застревали в тучах и тогда дождь смывал с них чернила. Никому не нужные и неприлично белые, они стыдливо таяли в воздухе. Улитка часто наблюдала за ветром и этого феномена понять не могла. Хотя она и сама грустные стихи не любила, предпочитая верить в написанное.
