Чем больше выигранных споров, тем больше потерянных друзей.

Моя совесть чиста - я ею не пользуюсь.

О людях надо говорить или хорошо, или правду.

Тяжелее всего человеку скрывать свои чувства, когда он прощается с тещей на вокзале.

Если ты нашел подкову на счастье - значит кто-то другой недавно отбросил копыта.

Нимфа рек, ручьев и озер (среди них известны Праксифая и Сиринга).

Проходи стороной,
Тело вольное, рыбье!
Между мной и волной,
Между грудью и зыбью –

Третье, злостная грань
Дружбе гордой и голой:
Стопудовая дань
Пустяковине: полу.

Узнаю тебя, клин,
Как тебя ни зови:
В море – ткань, в поле – тын,
Вечный третий в любви!

Мало – злобе людской
Права каменных камер?
Мало – деве морской
Моря трепетной ткани?

Океана-Отца
Неизбывных достатков –
Пены – чудо-чепца?
Вала – чудо-палатки?

Узнаю тебя, гад,
Как тебя ни зови:
В море – ткань, в горе – взгляд, –
Вечный третий в любви!

Как приму тебя, бой,
Мне даваемый глубью,
Раз меж мной – и волной,
Между грудью – и грудью...

– Нереида! – Волна!
Ничего нам не надо,
Что не я, не она,
Не волна, не наяда!

Узнаю тебя, гроб,
Как тебя ни зови:
В вере – храм, в храме – поп, –
Вечный третий в любви!

Хлебопек, кочегар, –
Брак без третьего между!
Прячут жир (горе бар!)
Чистым – нету одежды!

Черноморских чубов:
– Братцы, голые топай! –
Голым в хлябь и в любовь,
Как бойцы Перекопа –

В бой...
Матросских сосков
Рябь. – "Товарищ, живи!"
...В пулю – шлем, в бурю – кров:
Вечный третий в любви!

Побережья бродяг,
Клятвы без аналоев!
Как вступлю в тебя, брак,
Раз меж мною – и мною ж –

Что? Да нос на тени,
Соглядатай извечный –
(Свой же). Все, что бы ни –
Что? Да все, если нечто!

Узнаю тебя, бiс,
Как тебя ни зови:
Нынче – нос, завтра – мыс, –
Вечный третий в любви!

Горделивая мать
Над цветущим отростком,
Торопись умирать!
Завтра – третий вотрется!

Узнаю тебя, смерть,
Как тебя ни зови:
В сыне – рост, в сливе – червь:
Вечный третий в любви.

М. Цветаева, Понтайяк, 1 августа 1928

Перед любым божественным догматом разум человеческий немощен; и если он искренен, он должен свое отношение выразить признанием: не понимаю. Если же он бунтует перед их загадочной таинственностью, они становятся для него бессмыслицей и сумасшествием, безумием и соблазном. Неспособный воспринять и понять догматические истины, разум человеческий свидетельствует этим, что не способен быть их толкователем и творцом. Ограниченный, относительный, изменчивый, огреховленный, разум человеческий не может ни создавать безграничные, абсолютные, непреложные, безгрешные истины, ни понимать их. Они перерастают его категорию понимания и возвышаются над ним. Они с любой стороны превосходят его силы и способности. Сущностью своей догматические истины сокрыты в неисследованных глубинах премудрости Божией, и, покрытые покрывалом божественной таинственности, живут в неприступном свете Трисолнечного Божества, ибо разум человеческий не мог бы выдержать сияния их солнечной божественной тайны. Как человек не только ослепил бы, но и уничтожил себя, если бы приблизился к солнечным протуберанцам, так и разум человеческий уничтожил бы себя, если бы мог нагим проникнуть в поднебесные высоты Троического Божества, где пламенеют бесчисленные солнца вечных истин. Чтобы шествовать среди них, разум человеческий должен иметь покрывало веры и быть облечен во всеоружии евангельских добродетелей. (Архимандрит Иустин (Попович) Догматы и разум)

Ссылка: http://www.pagez.ru/olb/242.php

Доказательство того, что и недостаточные, даже ребяческие средства могут послужить для спасения.

Чтобы уберечься от сирен, Одиссей заткнул себе воском уши и велел приковать себя к мачте. Подобным образом могли, конечно, испокон веков поступать все путешественники, кроме тех, кого сирены заманивали уже издалека, но во всем мире было известно, что это нисколько не помогает. Пение сирен пронизывало все, и страсть соблазненных смахнула бы и не такие помехи, как цепи и мачта. Но об этом Одиссей не думал, хотя он, может быть, и слышал об этом, Он целиком положился на горсть воска и оковы и, невинно радуясь своему ухищрению, плыл сиренам навстречу.

Но у сирен есть оружие более страшное, чем пение, а именно — молчание. Хотя этого не случалось, но можно представить себе, что от их пения кто-то и спасся, но уж от их молчания наверняка не спасся никто. Чувству, что ты победил их собственными силами, и, как следствие этого, безудержной заносчивости не может сопротивляться ничто на земле.

И действительно, когда Одиссей приближался, эти могучие певицы не пели, то ли они полагали, что такого противника можно одолеть только молчанием, то ли выражение блаженства на лице Одиссея, который ни о чем другом, кроме цепей и воска, не думал, заставило их забыть о всяком пении.

А Одиссей, если можно так выразиться, не слышал их молчания, он полагал, что они поют и только слух его защищен. Сперва он увидел было повороты их шей, их глубокое дыхание, их полные слез глаза, их полуоткрытые рты, но решил, что все это связано с ариями, которые неслышно звучат вокруг него. А вскоре все это отскользнуло от его направленного вдаль взгляда, сирены поистине исчезли из-за его решительности, и как раз тогда, когда он был ближе всего к ним, он уже не помнил о них.

Они же — прекраснее, чем когда-либо, — вытягивались и вертелись, распускали по ветру свои страшные волосы и растопыривали выпущенные когти на скалах. Им уже не хотелось соблазнять, им хотелось только как можно дольше ловить отблеск больших глаз Одиссея.

Если бы у сирен было сознание, они были бы тогда уничтожены. А так они остались, только Одиссей ушел от них.

Есть, впрочем, одно добавление к преданию. Одиссей, говорят, был так хитроумен, так изворотлив, что сама богиня судьбы не могла проникнуть в его душу. Может быть, он, хотя человеческим умом этого не понять, действительно заметил, что сирены молчали, и только до некоторой степени корил их и богов за то мнимое пение.  (Перевод С. Апта)

Нас учили: сирены умеют не только петь, но и молчать. “Молчание сирен” называется один из небольших очерков Франца Кафки. В нем он как бы занимается изощренным украшательством, ибо смертельная опасность, исходящая от молчания сирен, состоит в том, что молчание это громыхающее, это умолчание, это самозакапывание в песок. Это организованное по последнему слову науки управляемое преждевременное загнивание, слова, высказанные любым и каждым, начинают испускать вонь. Ноздри собравшейся толпы начинают дрожать, вынести это почти никто не в силах. “Побейте его камнями!” — или, проще говоря: неужели у нас нет приспособлений или аппаратов, способных уловить и отвести звуковую волну; неужели не существует более старых добрых слов и понятий “зажать кому-то рот” и “замалчивать и не дать открыть рот”.

Тайна состоит в том, что сирены сделались невидимыми; и даже не сохранили своих прежних имен. Поют ли они угрожающе или смертоносно молчат, им никакие министерства пропаганды больше не требуются, они повсюду, они овладели всей жизнью. На пороге нашего времени, в 1906 году, один из великих мастеров, проникнутых горечью, идущей от глубины чувств, измученный пылкой, всепожирающей от неисполнимости желаний полемикой, Шарль Пеги, сказал: “Ainsi s'organise dans le monde moderne autour d'un homme, autour d'une oeuvre, autour d'une vie, autour d'une action un de ces parfaits silences qui pour cette sorte sont plus mortels, que la mort même".

Из греческой мифологии: Сирены — (греч. Σειρῆνες, лат. Sirenes) — в греческой мифологии морские существа, олицетворявшие собой обманчивую, но очаровательную морскую поверхность, под которой скрываются острые утёсы или мели. Сирены - это полуптицы-полуженщины, унаследовавшие от отца дикую стихийность, а от матери-музы — божественный голос. Первые упоминания о сиренах имеются в Одиссее. Они обитают между землёй Цирцеи и Сциллой на скалах острова, усеянных костями и высохшей кожей их жертв. Сирены чарующими песнями заманивают плывущих мимо путников, которые, забыв всё на свете, подплывают к волшебному острову и погибают вместе с кораблями. Сам Одиссей избег коварных сирен лишь благодаря предостережению Цирцеи: он залепил уши своих спутников воском, а самого себя велел привязать к мачте. В послегомеровских сказаниях. Сирены изображаются, как девы чудной красоты, с очаровательным голосом. Звуками своих песен они усыпляют путников, а затем раздирают их на части и пожирают. Аргонавты лишь благодаря тому миновали гибели от сирен, что сопутствовавший им Орфей заглушил пение сирен своим пением и игрой на форминге (или лире). Один из аргонавтов Бут бросился на их зов в море, но был спасён Афродитой, поселившей его в Лилибее. Сирен сближали с гарпиями и керами; они воспринимались даже как музы иного мира — их изображали на надгробных памятниках. В классической античности дикие хтонические сирены превращаются в сладкоголосых мудрых сирен, каждая из которых сидит на одной из восьми небесных сфер мирового веретена богини Ананке, создавая своим пением величавую гармонию космоса. Сиренам было предсказано, что они погибнут, когда кто-либо из путников пройдёт мимо их острова, не поддавшись искушению; поэтому, когда проплыл мимо них корабль Одиссея (по другим — Аргонавтов), они бросились в море и обратились в утёсы. По одному сказанию они однажды состязались с музами в искусстве пения, были побеждены и за это лишились перьев, которые впредь стали служить головным украшением муз.

У сиракузского тирана (так в Греции именовали неограниченных владык) Дионисия был вельможа Дамокл. Дамокл завидовал своему властителю и не скрывал этого. Однажды тиран, любивший Дамокла, во время пира приказал слугам возвести своего любимца на трон и оказывать ему царские почести. Дамокл готов был прыгать от восторга; но вот он поднял глаза вверх и замер: прямо над его головой, подвешенный на тонком конском волосе, острием вниз весел тяжелый меч. «Вот, Дамокл, - сказал тиран,- ты считаешь мое положение завидным, а видишь: спокоен ли я на моем троне? »
 
С тех пор слова «Дамоклов меч» напоминают нам о нависшей опасности, которая может обрушиться любую секунду.
 

Подпись на рисунке: Меч. Известен только Дамоклов. Сожалеть о времени, когда его носили. Молодец, как и его шпага/меч. Случается и так, что им никогда не воспользовались.

Об авторе: Шаваль, настоящее имя Yvan Le Louarn, родился в Бордо 10 февраля 1915.

Учится в Академии искусств Бордо и Парижа. Слава приходит к нему в 50-х годах.  В то время он рисует для многих многотиражных газет, где его юмор по-разному оценивается. В 1953 г. он получил Международный Кубок лучшего рисовальщика. Его рисунки с игрой слов, каламбурами полны насмешек. 

Страстно любил кино, снимал постоянно и абсолютно все. Сам создал короткометражки, в частности  Conte médiocre  (Посредственная сказка) и Les oiseaux sont des cons (Птицы глупы). После его смерти друг  Mario Ruspoli снимет 2 короткометражных фильма  "Chaval" (Шавль) и "Le Chavalanthrope" (Шавалантропия).

Покончил жизнь самоубийством в Париже 22 января 1968 г. (Взято из Википедии)

Цитата: Paris n'a pas été bâti en un jour et n'est même pas encore terminé. Париж не был построен за один день, впрочем, он еще не завершен.

"- Любовь - это тоже немножко вирус. Но я это называю прорастанием.

- Глупое слово. растительное. Люди  - не трава.

- Немножко трава, - смеюсь я. Немножко земля, немножко камни. Немножко деревья. И множко, множко вода".

Истинная вера не может быть без дел; кто истинно верует, тот непременно имеет и дела.
Мы неусыпно должны хранить сердце свое от непристойных помыслов и впечатлений. От всегдашнего хранения сердца рождается в нем чистота, в которой зрится Господь по уверению Истины вечныя: Блажени чистии сердцем: яко тии Бога узрят (Мф. 5, 8).

"Не осуждай - сим спасешься".

"Всеми мерами надобно стараться, чтоб сохранить мир душевный и не
возмущаться оскорблениями от других; для сего нужно всячески стараться
удерживать гнев и посредством внимания ум и сердце соблюдать от непристойных
движений.
Такое упражнение может доставить человеческому сердцу тишину и
соделать оное обителью для Самого Бога".

"За обиду, какая бы не нанесена была, не только не должно отмщать, но
напротив того должно еще прощать обидчика от сердца, хотя бы оно и
противилось сему".

Дни памяти: 2 января, 19 июля. Но сегодня, заглянув на католический сайт, была приятно удивлена, что и там чествуют этого святого. Но никак не могу понять почему сегодня, 31 августа его день, а в Википедии указано 1-е августа.

Как бы там ни было, это был хороший повод для меня собрать несколько цитат и поразмыслить.

Ничего не разрушать до основания, чтобы потом строить на пустом месте. Находить во всем хоть малое доброе, тщательно беречь его, и с Божьей помощью исправлять и преумножать.

   Я пошел на базар, где птиц продают,
      И птиц я купил
      Для тебя,
      Любимая.
      Я пошел на базар, где цветы продают,
      И цветы я купил
      Для тебя,
      Любимая.
      Я пошел на базар, где железный лом продают,
      И цепи купил я,
      Тяжелые цепи
      Для тебя,
      Любимая.
      А потом я пошел на базар, где рабынь продают,
      И тебя я искал,
      Но тебя не нашел я,
      Моя любимая.

Paris at night

 Три спички, зажженные ночью одна за другой:
      Первая - чтобы увидеть лицо твое все целиком,
      Вторая - чтобы твои увидеть глаза,
      Последняя - чтобы увидеть губы твои.
      И чтобы помнить все это, тебя обнимая потом,
      Непроглядная темень кругом.

Сегодня французы говорят о Жаке Превере, т.к. сегодня исполняется 30 лет, как его не стало. Но его очень любят. Его читают и он переведен на многие языки мира. При переводе они апрактически ничего не терят. В них главное идея. Для его поэзии характерен лиризм, проникновенность. Перечитайте и инсценируйте стихотворение Paris at night. Надеюсь, что Вы оцените...

...

Кстати, он - автор песни, которая известна и любима нами и называется она "Опавшие листья"б композитор Жозеф Косма. Ее исполняли Ив Монтан, Кора, Жюльетт Греко, Мирей Матье, Энгельберт Хампердинк....

МЁРТВЫЕ ЛИСТЬЯ

О! Хотел бы я, чтоб ты вспомнила
Счастливые дни, когда мы были друзьями.
В то время жизнь была прекраснее,
А солнце более ярким, чем сегодня.
Мёртвые листья падают.
Ты видишь, я не забыл...
Мёртвые листья опадают,
А с ними воспоминания и сожаления,
А северный ветер их уносит
В холодную ночь забвения.
Ты видишь я не забыл
Песню, что ты мне пела.

ПРИПЕВ:
Это песня, которая похожа на нас.
Ты любила меня, а я тебя,
И мы жили вместе:
Ты, что любила меня, я, что любил тебя.
Но жизнь разделяет тех, кто любит,
Очень тихо, без шума,
И море смывает с песка
Следы разделённых любовников.

Мёртвые листья опадают,
А с ними воспоминания и сожаления,
Но моя любовь, безмолвная и верная,
Всё ещё улыбается и благодарит жизнь.
Я так тебя любил, ты была так красива.
Как же ты хочешь, чтоб я тебя забыл?
В то время жизнь была прекраснее,
А солнце более ярким, чем сегодня.
Ты была мне самым нежным другом,
Но мне остаются только сожаления
И песня, что ты пела,
Всегда, всегда я буду её слышать!

(Подстрочник взят у Марины Новиковой

Тигр на улице

Я долго думал откуда на улице взялся тигр

Думал-думал

Думал-думал

Думал-думал

Думал-думал

В это время ветер дунул

И я забыл, о чем я думал.

Так и не знаю, откуда на улице взялся тигр.

Читала сегодня детям Даниила Хармса и решила процитировать его к началу нового учебного года. Кроме тех строф, которые натолкнули меня на эту мысль, я больше ничего к теме не нашла. Перелистывая книгу, вновь натолкнулась на "Тигр на улице" и решила, к своему стыду , что это обо мне. Думала написать что-либо к маленькому дню рождения  моего дневника (1 месяц), но так и не вышло. Но... пишу немного сегодня.

А к Первому сентября - отрывок из "Плих и Плюх".

Бокельман учил мальчишек / Палкой по столу стучал. / Бокельман ругал мальчишек / И, как лев, на них рычал.

Если кто не знал урока /Не умел спрягать глагол/Бокельман того жестоко Тонкой розгою порол.

Впрочем, это очень мало
Иль совсем не помогало,
Потому что от битья
Умным сделаться нельзя.
Кончив школу кое-как,
Стали оба мальчугана
Обучать своих собак
Всем наукам Бокельмана.
Били, били, били, били,
Били палками собак,
А собаки громко выли,
Но не слушались никак.
"Нет,- подумали друзья,-
Так собак учить нельзя!
Палкой делу не помочь!
Мы бросаем палки прочь".
И собаки в самом деле
Поумнели в две недели.

Мораль (моя): учить и учиться нужно с удовольствием..

«Я думал о том, как прекрасно всё первое…»
(предисловие В. Глоцера к сборнику произведений Хармса)

Даниил Иванович Ювачев (1905 — 1942) еще на школьной скамье придумал себе псевдоним — Хармс, который варьировал с поразительной изобретательностью /../

 жил он, внутренне жил тем, что творил не для детей. Это — с самого начала — были рассказы, стихотворения, пьесы, статьи и даже любая строчка в дневнике, письмо или частная записка. Во всем, в любом избранном жанре он оставался оригинальным, ни на кого не похожим писателем. «Я хочу быть в жизни тем же, чем Лобачевский в геометрии», — записал он в 1937 году.
Мир удивился, узнав Даниила Хармса. Впервые прочитав его в конце 60-х — начале 70-х годов. Его и его друга Александра Введенского. До тех пор мир считал родоначальником европейской литературы абсурда Эжена Ионеско и Сэмюела Беккета. Но, прочтя наконец неизвестные дотоле и, к сожалению, еще не опубликованные у нас в стране пьесу «Елизавету Бам» (1927), прозаические и стихотворные произведения Даниила Хармса, а также пьесу «Елка у Ивановых» (1939) и стихотворения А. Введенского, он увидел, что эта столь популярная ныне ветвь литературы появилась задолго до Ионеско и Беккета. Но ни Хармс, ни Введенский уже не услышали, как их чествуют.

Слом, разлад, разрушение устоявшегося быта, людских связей и прочее они почувствовали, пожалуй, острее и раньше других. И увидели в этом трагические последствия для человека. Так все ужасы жизни, все ее нелепости стали на только фоном, на котором разворачивается абсурдное действо, но и в какой-то мере причиной, породившей самый абсурд, его мышление. Литература абсурда оказалась по-своему идеальным выражением этих процессов, испытываемых каждым отдельным человеком.

Произведения Даниила Хармса — как ни на что похожие камешки в мозаике нашей литературы 20 — 30-х годов. Отмытые временем, как морем, они еще сильней отливают своей таинственностью, загадочностью. […]

http://www.dharms.ru/bio.htm

Сегодня наткнулась на старый номер журнала "Огонек". Есть что почитать.. Но решила упомянуть лишь о Викторианской эпохе. Время было интересное и практически каждый из нас, даже не имеющий отношения к Англии, сталкивался с феноменами этого периода.

Шерлок Холмс

Знаменитый детектив стал воплощением хорошего консерватизма Викторианской эпохи. Какие бы опасности ни подстерегали Холмса, читатель знал: сыщик найдет и накажет преступника, а под вечер, устроившись у пылающего камина, обязательно выкурит со своим другом доктором Ватсоном неизменную трубку. Конан Дойл настолько точно передал это ощущение стабильности, присущее викторианскому человеку, что Холмс, от начала до конца выдуманный персонаж, воспринимался реальной личностью, а его квартира на Бейкер-стрит стала местом паломничества.

http://www.ogoniok.com/4979/30/

Такая эпоха есть в истории каждой страны и каждого народа...

Зинаида Гиппиус

ДВА СОНЕТА

        Л. С. БакстуI. СпасениеМы судим, говорим порою так прекрасно,И мнится - силы нам великие даны.Мы проповедуем, собой упоены,И всех зовем к себе решительно и властно.Увы нам: мы идем дорогою опасной.Пред скорбию чужой молчать обречены,-Мы так беспомощны, так жалки и смешны,Когда помочь другим пытаемся напрасно.Утешит в горести, поможет только тот,Кто радостен и прост и верит неизменно,Что жизнь - веселие, что все - благословенно;Кто любит без тоски и как дитя живет.Пред силой истинной склоняюсь я смиренно;Не мы спасаем мир: любовь его спасет.II. НитьЧерез тропинку в лес, в уютности приветной,Весельем солнечным и тенью облита,Нить паутинная, упруга и чиста,Повисла в небесах; и дрожью незаметнойКолеблет ветер нить, порвать пытаясь тщетно;Она крепка, тонка, прозрачна и проста.Разрезана небес живая пустотаСверкающей чертой - струною многоцветной.Одно неясное привыкли мы ценить.В запутанных узлах, с какой-то страстью ложной,Мы ищем тонкости, не веря, что возможноВеличье с простотой в душе соединить.Но жалко, мертвенно и грубо все, что сложно;А тонкая душа - проста, как эта нить.

Alicia Keys