Треть века назад, а точней в 1981 году, я был резвей и моложе. Служил в информационном центре, созданием которого занимался сначала его созданием (1963-1971), после чего вплоть до выхода на пенсию был сперва заместителем начальника новой службы, а потом руководил ею.

Об этом периоде работы я, будучи уже в отставке, написал очерк "Рождение электронного сыщика". Для интересующихся содержанием даю ссылку:
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=405832

Такой была моя служба, смахивающая на интересное хобби. После событий, описанных в очерке, отозвались такие же энтузиасты из Риги и Нижнего Новгорода. Рижский министр Кавалиерис приехал лично с приглашением переехать на работу в Ригу, а начальница Нижегородского вычислительного центра Ирина Кучеренко, предварительно списавшись с нами, приехала вместе с мужем-профессором в отпуск на Урал знакомиться. Мы все были легки на подъём.

Профессор Владимир Ильич Кучеренко оказался общительным человеком и хорошим рассказчиком. Он уговорил меня приехать в ближайший отпуск к ним на дачу в деревню Нисково (96 км от города на берегу Камы). Я увлекался художественной резьбой по дереву, и Кучеренко предложил сразу два соблазна: во-первых, на Каме можно достать ценную древесину из древнего топляка - морённый дуб, или "русское чёрное дерево", а во-вторых, "под городом Горьким" в деревне Бор настоящий Клондайк драгоценностей, словно в штате Юкон, - улицы обогащены не золотыми самородками, а уставлены штабелями и поленницами настоящего красного дерева махагони.

ШКАТУЛКА

Старуха долбит колуном
по рёбрам красноватых досок.
Рука вздымается с трудом.
К поленнице приставлен посох.

Она не говорит со мной.
Пришельца колет взглядом жёстким .
И словно выкрашены хной
неподдающиеся доски.

Широкая, без сучьев, пласть
струится переливом света.
В ошибку невозможно впасть:
валюту рубит ведьма эта!

Такое дерево зовут
заморским словом "махагони".
По морю к нам его везут
и в опечатанном вагоне.

Из этих досок чудеса
создаст в России добрый мастер:
вспорхнёт из-под резца краса ―
лови, и ты познаешь счастье.

Дай ненадолго мне топор ―
дровишек мигом наломаю,
а ты дощечку наподбор
мне подари вон ту, что с краю.

Наёмный деревенский труд
не знает денежной оплаты:
на посошок тебе нальют,
и будь здоров, иди поддатый.

Но я оговорил права,
и получу не в самогоне.
На бабкиной траве дрова ―
одно сплошное "махагони".

Я сувенир свезу домой,
коль подвернулся редкий случай.
А ты, бабулинька друг мой,
меня поклонами не мучай.

Резец, как дивный менестрель,
мне песню в замысел положит,
и станет, бабушка, поверь,
узор избы твоей дороже.

Лозой узор переплету,
на крышку брошу ягод горстью
и заарканю я мечту
на зависть недругу и гостю.

Какие ценные дрова
в деревне нагревают печки!
Не прошлогодняя трава
тут завивает дым в колечки.

У покосившихся ворот
поленница краснодеревна.
От фабрики который год
валютой топится деревня.

Сжигает доллары ― не счесть ―
твоя босая деревенька,
а в доме нечего поесть
и пенсий не было давненько.

Ты, мать, меня благодаришь:
"Не знала этаких в районе!"
Не надо. Я работал лишь
за пласть волшебной "махагони".

Минули дни. Доска твоя
резной шкатулкой обернулась,
и на таможне, вижу я,
начальство топчется, волнуясь.

Захочешь вывезти ― плати
как за две бабкины избушки.
И не своротишь с полпути,
и конрабанда ― не игрушки.

Мне ни к чему такой скандал
и спор вести ― не вижу толку.
Я доллары на лапу дал,
чтоб вывезти мою шкатулку.


//E:/DOCUME~1/Admin/LOCALS~1/Temp/IMG_%D0%95%D0%B2%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B9%20%D0%B8%20%D0%92%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B0.jpg