В хлопотах за приготовлением ужина Татка не заметила, как окончательно стемнело.
- Вкусно! Как он называется?
- Кто?
- Ну…что мы сейчас едим.
Кора прищурилась.
- Кролик.
- Нет, кролики другие. Какой же это кролик?
- Нормальный. Лесной.
- Нет, кролики…- Татка запнулась, - да что это со мной… Действительно, кролик.
Знания вливались в нее порциями. Теперь она знала, что зверек, попавший к ним на ужин, называется кроликом (вкусное мясо, пушистая шкурка – хороша на шапку или на рукавицы зимой), дерево, к которому привалилась – дубом, а лес, в котором она очутилась – Сиговой чащобой.
- Ну, спервоначалу он назывался Сигизмундовой чащобой, - заметила Кора.
- Тогда почему «Сигова»?
- Долго говорить, вот и укоротили, - хмыкнула Кора.
- Кто?
- Познакомишься.
- Послушай, - вскинулась Татка, - тебе не кажется, что пора поговорить?
- Давай, - согласилась Кора.
Костерок затрещал, взметнул вверх узкий язык огня, и опять стало тихо.
- Кто я? – негромко спросила Татка.
- Ты – Татка. Ты ждала меня на уступе Закатных Холмов. Мы знаем друг друга много раз.
- Лет?
- Возможно, - неопределенно ответила Кора. – Сейчас ты – Татка.

Набрав воды и утвердив котелок над огнем, она отправилась на поиски хоть какого-то материала для стрел.
Несмотря на начинающиеся сумерки через какое-то время у нее в руках оказались четыре подходящие заготовки для стрел. Татка вынула нож и подсела к костру. Вскоре вода в котелке уже кипела, а у ног Татки лежали три вполне пригодные стрелы – одну заготовку она все же испортила в самом начале работы.
Выбрав целью толстый ствол дерева неподалеку, Татка положила стрелу на тетиву.
«Только не задумывайся! Ты только не задумывайся! Вспомни, как испортила первую стрелу, когда задумалась, как ее делать. Доверься рукам, и не думай».
Ноги сами привычно встали в стойку. Татка натянула лук…
- Мне не нравятся дырки в шкуре – это некрасиво!
Татка ойкнула, лук опустился.
Раздвигая кусты широкой грудью, из зарослей выдвинулась Кора, неся в зубах тушку какого-то зверька. Еще одна тушка была перекинута через шею.
- Развлекаешься?
- Кора, это, оказывается, лук!
- Конечно, что же еще.

Начало смеркаться, поэтому дальнейший просмотр и обдумывание Татка решила отложить на потом и, сложив вещи обратно, занялась костром.
Чего-чего, а разжечь костер она умела, несмотря ни на какие погодные условия.
Кресало выдало свой сноп искр, нижние веточки задымились, и Татка уже было наклонилась, чтобы раздуть костер, но остановилась.
- Да что это я! Раньше ведь получалось…
Она протянула ладони к костру.
- Ну, давай, братишка, порезвись, немножко можно. Но только в костре!
Она всегда так говорила, представляя, как на ветках и сучьях запляшет маленький огонек. Она не боялась его, да и огонь к ней ластился, почти не обжигая, разве что иногда, не справившись со своей игручей натурой.
Вот и сейчас внизу показался маленький огонек, было потух, но Татка вновь протянула к нему руки, и он тотчас взбодрился, окреп, заскакал с ветки на ветку, и вскоре на поляне потрескивал яркий костерок. Да, у нее это и раньше получалось. Кстати… Раньше – это когда? И где? Ответа не было. В голове не возникало ни мыслей, ни образов. Глухо.
«Эта одежда на мне…далеко не новая, но она по мне, она моя. По крайней мере, я ощущаю ее своей. А мой мешок? Кто его собирал? Чувствую, что не я. А кто, Кора? Смешно. И эти жилы с петлями…это ведь не силки, это похоже на тетиву… Видимо, должен быть и лук…».
Она хлопнула себя по лбу. «Палка!». В меркнущем свете пошарила по траве, пока не нащупала палку и не подтянула ее поближе. Эти зарубки на концах… А ну-ка… Вынула из кармашка одну из жил, накинула петлю на зарубку. Уперла одним концом в землю, переступила ногой через палку (откуда знает?), и, помогая коленкой, с силой стала ее сгибать, пока другая петля не скользнула в нужное место. Вот! И действительно, в руках – лук.
- Все чудесатее и чудесатее, - пробормотала про себя Татка. - Значит, это я лук несла, не палку. И можно предположить, что… есть вероятность, что … я умею из него стрелять? С ума сойти! Нет, это надо испробовать. А заодно и котелок на огонь поставить.

Умывшись, напившись сладкой лесной воды и натаскав про запас валежника и веток для костра, Татка с блаженным вздохом уселась, наконец, на траву, а потом и вовсе растянулась на спине, закинув руки за голову. Кора растянулась рядом. Все имеющиеся в наличии ноги медленно отходили от долгой и трудной работы.
Покой, журчание ручья, ветерок в листьях…

Мокрый язык шлепнул по щеке.
- Отстань, - промычала Татка.
Язык, став шершавым, начал обшлепывать все лицо.
- М-м-м…Ну, что?!
- Работать кто будет? Я, что ли?
- Ну ты изверг! Извергиня! Но, в общем-то, права… Встаю уже!
И только тут Татка заметила, что глаза-то у нее были закрыты. Раньше она могла понимать Кору по движениям, по выражению глаз, по мелким признакам того, что Кора хотела выразить. А здесь…Она озадаченно уставилась на Кору. Та явно веселилась.
-Эээ…ммм… это как это ты? Мысленно????
- А ты как думала? Что можно иначе? С таким-то хозяйством?
Кора медленно зевнула во всю пасть, открыв богатый набор белоснежных зубов и клыков.
- Аугхрм!
- Впечатляет! – прошептала Татка.
- Ладно, я за ужином, – и темной тенью бесшумно канула в кусты.
«Так, - подумала Татка, - так…значит, вот что мы умеем… Общаться напрямую мы умеем…И почему это меня не удивляет?» Она счастливо засмеялась. «Не знаю, как… Но это такая радость! Это такая роскошь!». Она вскочила на ноги.
«Ну, что у нас дальше? Чего я еще не знаю? То есть, я вообще ничего не знаю, но в преддверии наступающих сумерек я больше всего не знаю, что у меня в мешке – обо всем остальном подумаем вечером».
Развязав свой мешок, Татка стала вынимать и аккуратно раскладывать на траве обнаруженные вещи.
- Что-то, завернутое в тряпку… Пахнет вкусно. Посмотрим…ага, еда – по-моему, хлеб и еще что-то… Дальше…похоже на фляжку из…ну да, из кожи…пахнет…о! пахнет просто здорово! Ягодами…Компот?.. Так, дальше…маленькая фляжка…не булькает…нет, булькает, но тягуче…и пахнет травами. Может, лекарство от чего-то? От чего бы только? Маленький мешочек, в нем…сейчас посмотрим… камушки… хм... как брусочки… и еще что-то деревянное… брусок побольше с металлическим навершием… Эй, похоже на кресало!
Татка сообразила и нажала сверху, брусок, чиркнув, исправно выдал сноп искр.
- Живем!
Потом на свет появился котелок, миска и еще какие-то коробочки с припасами, туго скатанная шкура… В боковом кармашке Татка обнаружила длинные жилы с петлями на концах. Силки, что ли?

Они двигались по тропинке у самого подножия скал в сторону леса. Казалось, вот он, лес, недалеко совсем. Но он как был вдали, так там и оставался. Было тихо, но как-то тревожно. Она заметила, что Кора, обычно обшаривавшая территорию по широкому кругу (Ну правильно, - всегда подсмеивалась над ней Татка, - что для тебя семь верст? Не крюк...), сейчас держалась неподалеку и все время была между ней и открытым пространством. И ушки у нее были на макушке. Что-то не так, что-то неладно. Но вот что?
Что,что… Да все! Как она здесь очутилась? И где это «здесь»? Хорошо еще, что помнит, как ее зовут, да что Кора рядом. Под ногами тропинка, за спиной рюкз…мешок. Кстати, что в мешке?
Она встряхнулась, но мешок молчал.
- Ладно, – Татка оттерла со лба пот. – Дойдем до леса, сделаем привал, тогда и посмотрим, может, что и прояснится.
До первых деревьев они добрались засветло, но Коре место не понравилось, и она отправилась глубже в лес.
- Куда?! – возопила Татка. – У меня уже сил никаких нет! Давай здесь останемся.
Кора обернулась.
- Да и что за лес – неизвестно. Может там хуже, чем здесь!
- Мне лучше знать! – заявила Кора и непреклонно двинулась вглубь леса.
Татка вздохнула и поплелась за ней.
Минут через десять они вышли на полянку с чистым, весело журчавшим ручьем.
- Да уж, с тобой не поспоришь! – улыбнулась Татка.
- Угу, - кивнула Кора.

Время бежит… работа, дом, суета сует и всяческая суета…Она всегда первая вызывалась, брала на себя, тащила, везла, потому что чувствовала себя сильней окружающих, жалела их. Идефикс защитника.
Правда, сейчас все стало уже слабее, слабее.. Сильнее становится только ощущение уступа, и камня под ногой, жаркое дыхание и холодный кожаный нос в ладошке, и запах поднятой пыли… И все сильнее ощущение, что надо спешить, что там, за лесом, тебя ждут. Очень ждут известия, которое ты, сама того не зная, несешь.

Она частенько общалась с одной семьей – очень славные верующие люди, милые, добрые. Эля – домохозяйка, Павел – музыкант, прекрасный певец и композитор. Общение началось с песен, потом выяснилось, что и другие увлечения их тоже связывают.
Однажды за Таткой заехал общий друг и попросил прямо сейчас поехать к Павлу. Зачем – не объяснил, просто сказал – очень нужно. Когда Татка зашла в их дом, зареванная Эля рассказала, что Павел поранил руку ножом, и в результате – столбняк, они его теряют. Уколы делать врачи отказались – уже поздно. Татка присела возле Павла, положила руку на плечо. Павел горел, жар чувствовался даже сквозь ткань рубашки. Татка наклонилась и сделала то, что интуитивно чувствовала – поцеловала его в лоб. Эля ахнула - «Как покойника!». И снова зарыдала.
Но у Паши по лицу сразу же покатились крупные капли пота, словно дождь пошел. Он взмок весь и моментально, а пот катился и катился. Когда этот поток, наконец, иссяк, лицо из красного, даже багрового, стало нормальным, и Павел заснул. Проснулся он уже здоровым.
Через год у Татки в доме раздался телефонный звонок.
- Татка, - сказал Павел, - спасибо!
-За что? – искренне изумилась Татка.
- Сегодня ровно год с момента моей …почти смерти. И, знаешь что? Об этом мне напомнил твой голос. Твой голос сегодня во сне мне сказал: «Прошел ровно год».
- Паш, ты в норме? Не пил?
- Ни граммулечки, - твердо ответил Паша. – Это был твой голос. Я слышал его ясно, как сейчас. Спасибо.
- С ума сойти – пробормотала Татка, кладя трубку.
Даа…Вот взять бы да и сойти с ума – все бы и объяснилось.

Уже потом, потом, когда основные проблемы были решены, когда у них появилась своя крыша над головой, сын учился в институте, было, что есть, что надеть на себя, она начала ощущать нехватку…общения, наверное. Нет, по роду новой работы просто общения в ее жизни было с избытком. Ей стало не хватать какой-то иной формы общения.
Она долго не решалась, но потом все же позвонила в «Белый замок» - большую организацию, где работали эксы самого различного профиля. Оловянный голос секретарши и запрашиваемые суммы перечеркнули все надежды на обучение, общение и пр. Поэтому она выбрала самое маленькое объявление и договорилась все-таки о встрече.
Ясновидящая, к которой она пришла, занервничала и долго не могла понять, что же ей с Таткой делать. Татка решила ей помочь и рассказала, что она звонила в «Белый замок», но трубку взяла какая-то ведьмочка с оловянным голосом…
-Да вы сами ведьма! – в сердцах вскричала ясновидящая и шарахнула книгой по столу.
Татка тихо поднялась и вышла. Вот и пообщалась!
И теперь ей одиноко, тоскливо и грустно…

Когда она приехала пытать счастья в Москву, ее приютили в театральном общежитии на Петровке. Там собралась творческая и очень живая компания. Однажды, после телевизионной передачи про экстрасенсов, соседка привела героиню этой самой передачи – Ирину, экстрасенса из Питера – в общежитие. Сидели за столом, пили чай, шумно общались. Ирина больше помалкивала и внимательно оглядывала всю компанию, пока ее внимание не остановилось на Татке, да там и укоренилось. И когда пришла пора пополнить на столе запасы еды, с коей в те времена было туговато, Татка вызвалась смотаться в ближайшую – через дорогу – столовую, несмотря на то, что уже почти 6 часов вечера, и столовая закрывалась. А может, именно поэтому и вызвалась, знала ведь, что кто другой не справится. Ира поднялась и заявила, что тоже пойдет.
Столовая действительно закрывалась, но Татка, улыбнувшись уборщице (она же – запирательница дверей, чем и занималась в тот момент), проникла с Ириной внутрь и убедила кассиршу пробить последние чеки на тощие котлеты и жидкое пюре. С кассиршей пришлось повозиться – уж больно четко та осознавала свою власть над всяким приходящим народом и слишком сильным было ее желание побыстрее попасть домой. Татка сама не осознавала, что делает, пока Ира, пассивно стоящая рядом, не произнесла: «Хорошая работа, молодец!». И после этого они долго добирались обратно, растягивая эти сто шагов до общаги, потому что Ирина рассказывала Татке про свое сообщество в Питере, оставила адрес, просила звонить и писать.
Она так ни разу и не написала Ирине, хотя ментальную связь чувствовала долго. В то время перед ней стояла реальная и пугающе ощутимая проблема выживания ее маленькой семьи – она, сын-школьник и мама-пенсионерка. Такая простая, конкретная и сложная задача. Заниматься чем-либо еще не было ни сил, ни времени. Надо было найти крышу над головой, работу, еду и др., и пр…Простые, примитивные, очевидные, но дорогой ценой достающиеся вещи. Беженцы…

Появившиеся в прессе первые материалы об НЛО поразили ее. Она и раньше увлекалась фантастикой, но появление иного разума казалось невероятным. Однако, спустя какое-то время ее воодушевление пошло на убыль – ведь это тоже было то, с чем она сама справиться бы не смогла. Что практика и показала…
Как-то летом на выходные они целой компанией отправились в горы. Свернув с основной тропы, нашли приятное ущелье. Завернули за поворот – и вот оно! Пришлось потопать до конца ущелья, но место было очень удачным – родник, купы деревьев и хорошая площадка для палаток. Провели прекрасный день на воздухе и вечер встретили вкусным ужином у веселого костерка.
Таткина собака – немецкая овчарка Кора – наслаждалась весь день дикой природой и сейчас возлежала недалеко от костра, умиротворенно жмуря глаза. Но вдруг Татка заметила, как уши у Коры поднялись, и она бесшумно канула в темноту. Татка поднялась и зашагала за ней, ругаясь про себя: «Она же бесшумно… а там могут быть змеи, а эта дурочка с ними ни разу не встречалась…не дай Бог, наткнется»…
Громка топая, Татка пошла по еле различимой тропинке. Но, пройдя шагов десять, поняла, что дальше идти не имеет смысла – темнотища такая, что хоть глаз выколи, а сзади, за спиной, огонек костра уже еле пробивался сквозь гущу веток. Было темно и тихо. А на небе… В восхитительной, бархатной черноте щедрыми горстями были рассыпаны сияющие, сверкающие, певучие звезды. Феерическое зрелище! Татка глаз не могла оторвать! Стояла и с тихим восторгом любовалась.
И тут из-за гребня гор справа выплыли пять разноцветных огней, расположенных по кругу… Татьяна затрясла головой, снова вгляделась и замерла. Это, несомненно, был летательный аппарат, и снизу он выглядел как диск с расположенными по окружности огнями. Огни несколько отличались по цвету, Татка запомнила слегка голубой, чисто белый, нежно желтый и красноватый.
Все это хозяйство медленно и бесшумно проплыло справа налево, потом остановилось, ринулось отвесно вниз и исчезло из вида. Татка ахнула, развернулась и заторопилась к костру. «Ребята, я только что видела НЛО!». И тут…тут у нее болью взорвалась голова, да так, что не то, что двигаться – моргать стало больно! Она успела сказать «все, я – спать» и, кое-как двигаясь, заползла в палатку. Последнее, что она помнила, осторожно укладывая голову на подушку, была Кора, бесшумно возникшая из темноты и занявшая свое обычное место – на пороге.

Утром, при обсуждении случившегося, были высказаны разные предположения.
- Самолет...
-Какой? Круглый?
- Может, грузовик?
- КАКОЙ! Пятифарный и летучий?
- Да мы хотели у тебя узнать подробности, но тебя было не добудиться.
- Верто…
-Вертолет тоже отпадает – все происходило совершенно бесшумно. А чтобы увидеть хоть какой-то наземный транспорт надо пилить до поворота, а до него и днем-то ого-го! … а потом еще по тропе. А ночью я и подавно не могла так далеко уйти. Здесь же фонарей нет, темень жуткая!
Вопрос повис в воздухе и для ее приятелей остался нерешенным - в то время НЛО считалось газетной уткой. А Татка для себя решила впредь стараться избегать подобных встреч – уж очень больно было голове.

До поры, до времени ко всем таким событиям в своей жизни Татка относилась, вернее, старалась относиться легко, даже легкомысленно, старалась не слишком задумываться о своих таких странных качествах, хотя и заинтересовалась уже и йогой, и аутотренингом, и историей религий…
Закончив школу математиком-программистом, она поступила в Театральный институт (после чего ее школьный куратор – математичка – перестала с ней разговаривать и простила только спустя годы). Одновременно поступила в студию при драмтеатре. И свою первую роль на профессиональной сцене сыграла на 1-м курсе студии.
Занятия на актерском факультете, работа в театре развивали, раскрывали полнее ее способности. И она чувствовала, как набирает силу, большую силу. И что с ней, с этой силой, надо что-то делать, куда-то девать, как-то распорядится…
И однажды, когда она на практике поняла, что может по своему желанию менять реальность… она захлопнула в себе створки наглухо, наказав самой себе никогда, никогда их не раскрывать! В ней возникла глубокая внутренняя убежденность, что менять судьбы людей таким способом запрещено. Нельзя! По крайней мере, ей – запрещено! Ей не по силам такая ноша… и такая ответственность.
Тогда она думала именно так. И ушла «в глухую защиту». Хотя жадно интересовалась любыми известиями о необычных способностях людей и вообще обо всем, что не вписывалось в рамки обыденности.

Зато второй случай, наоборот, придал ей силы. Она должна была передать детские вещи, из которых вырос ее сын, своим знакомым. Встреча была назначена у метро, и Татьяна решила спрямить путь – пошла через гаражи.
Когда из-за гаража вышел молодой человек и сказал «А ну-ка, пойдем», - она его не сразу поняла. А потом опустила глаза и увидела нож. Большой охотничий нож. Широкое отполированное лезвие сияло. Была секунда молчания, а потом ее охватила такая могучая, такая солнечная ярость, что, когда она подняла глаза, парень понял, что вот сейчас, в эту самую минуту его будут убивать. Насовсем. Навсегда. И никакой нож ему не поможет. Ей было плевать на нож. Она знала, что дотянется до его горла при любом исходе. И шагнула навстречу. Он отшатнулся, не выдержал и побежал. Она рванула за ним. Он мчался, со свистом рассекая воздух, бежал в ужасе так, что она его не смогла догнать…к счастью. А ведь занималась баскетом в свое время.
К метро она подходила, зная, что более на такую охоту ни нож, ни человек не выйдут. Тогда у нее тоже сдвинулся какой-то «мускул» внутри.

Странные случаи в жизни, когда она точно могла сказать, что случится дальше и кто как поступит… Остановить любую машину в любом месте, в любое время. Надо было только обрести особое состояние души.
Однажды, когда она возвращалась домой поздно вечером, в темном переулке ей шагнул навстречу мужчина, схватил за руку и в откровенных словах пояснил, что он собирается сейчас сделать. А в результате несостоявшийся насильник взялся проводить ее до дома. «Чтобы никто не обидел», - как он сам объяснил, не совсем понимая, что делает. А она совсем не понимала, КАК она это делает. Но то, что она что-то как-то делает, было ясно, потому что ей стоило большого труда удерживать этого человека в благодушном «анти-насильственном» состоянии. Состояние его резко колебалось, как клоун на канате, от возвращавшихся время от времени мыслей о насилии до вновь благодушно- рыцарского настроения.
Это был ее первый опыт, шаг сделанный от страха, от отчаяния. И она понимала – если она не выдержит, если плотину его эмоций прорвет, поведение мужчины станет вдвойне ужасней, вдвойне агрессивнее. И она изо всех сил напрягала какой-то неизвестный доселе мускул внутри себя, чтобы удержать…удержать… а вот уже и дом, и ее окна на первом этаже… И тут главное, чтобы мужик не сразу очухался от этого состояния, отпускать полегонечку, потихонечку…чтобы не впал в ярость, а возгордился бы от собственного благородства… отпускать осторожно… медленно поворачиваться и уходить… Кажется получилось. Но КАК?! Нет ответа. Тогда она предельно устала, была почти без сил.

Странные сны. Яркие, подробные, словно кусочки прожитой когда-то жизни, словно воспоминания.
Один сон, как выяснилось, передавался по наследству. Он снился бабушке, маме, а теперь вот ей, и не один раз.
…Она стоит на берегу какого-то небольшого залива или бухты, одетая в длинную, ниспадающую до земли, белую одежду. Черные волосы подняты на затылке в прическу, руки сжаты на груди. Она ждет, она, страшно волнуясь, ждет лодку, которая уже видна, уже подплывает. Знает, что лодка – с корабля, но самого корабля не видно. В ней гребцы, а на корме сидит мужчина в красном военном одеянии, русый, волнистые волосы. Он почти улыбается, но как-то незавершенно, неуверенно. И речь не о любви. Речь о каком-то известии, которое она неистово ждет и которое должна доставить эта лодка…
Ни разу не смогла она во сне встретить эту лодку. Сон прерывался. Может быть, милосердно?..

Этому она уже не удивлялась. Это с ней уже давно. Сначала думала, что потихоньку «едет крыша». Потом…привыкла, что ли.
Читать начала в 3 года, поэтому семи лет отроду записалась в районную библиотеку, поскольку в доме было уже все прочитано. Прошло время, и однажды, увидев Татку у библиотечной стойки, растерянная библиотекарша сказала:
- Девочка, мне уже нечего тебе дать, ты все прочла… Осталась только научная литература…
- Давайте научную,- сказала Татка. – Вот эту. И эту.
И библиотекарша выписала на ее имя «Диалектику природы» Ф.Энгельса и сборник научных работ, посвященных ракетному топливу.
«Диалектика» ее поразила и дала массу материала для размышлений. А из сборника Татка вынесла заключение, что это ракетное топливо никуда не годится, и что надо придумывать новое.

Первый раз это случилось с ней в 12 лет, в пионерском лагере. Был «тихий час», все спали, а она дежурила, и у ней было время поразмышлять.
Татка всерьез задумалась, что же такое «бесконечность». И вот, когда она впервые попыталась представить и почувствовать, что такое бесконечность – с ней случился обморок. Странный обморок.
До этого один раз она падала в обморок – когда на сборе металлолома Муслим, несший на плече длинную железяку, резко повернулся, и железяка ударила ее по зубам. Но это было на секунду, она даже не успела упасть, подхватилась у самой земли. Это было бы похоже на клоунский номер, если бы железяка была помягче.
А тут... Она сидела на скамье, видела окружающее, но внешний мир становился все более блеклым и каким-то…картонным, плоским. Появилось чувство движения – слово внутри нее возник водоворот. Сквозь мир стала проявляться какая-то другая реальность. Все ярче, все объемней, все быстрее… И Татка вдруг подумала, что еще немного, и она сюда, в привычный мир, может уже не вернуться. Стало страшно. Так страшно, что сознание милосердно отключилось.
Она никому не рассказала об этом. Слов бы не хватило, да и вряд ли кто-нибудь ее понял бы. Но с тех пор она начала учиться контролировать себя, потому что это чувство посещало ее неоднократно. В такие минуты она с удивлением глядела вокруг – все было непривычно и странно, мир становился плоской декорацией и словно выцветал. Поэтому она рано начала учится тренировать свою волю, контролировать свой мозг.
Но к страху стало примешиваться любопытство. Опасливое любопытство.

Непридуманные истории

Татка


Она поставила на валун ногу и затянула потуже шнуровку мягкого – по колено – сапожка. Отсюда, с обрыва, распахивался вид на простиравшиеся внизу луга, покрытые вымахавшей за весну и успевшей пожухнуть травой. Слева виднелся лес – туда-то ей и надо.
Сзади, из пещерки, дохнуло прохладой, послышалось частое дыхание, и в руку ткнулся мокрый кожаный нос. Кора…
Она сняла ногу с камня и присела на корточки, оказавшись чуть ниже собаки. Не то, чтобы Татка была маленькая. Просто Кора была большая.
- Слушай внимательно, девочка! Нам надо спуститься вниз, - она говорила раздельно, стараясь, чтобы Кора ее поняла. Для верности показала рукой.
- Сначала я, потом – ты. Если что – внизу поймаю. Поняла?
Уши собаки упали вниз, брови поползли наверх.
- И не надо бояться, - громко сказала Татка и добавила уже потише, - я сама боюсь.
Она вздохнула, поправила висевший за спиной мешок, перехватила поудобней палку и направилась к краю обрыва. Н-да…осыпь, здесь не подступиться… а везде - обрыв. Единственный выход – по самому краешку каменной осыпи, не дыша и изображая из себя мошку. Делать нечего!
Первый же камень под ногой покачнулся, и Татка замерла. А потом, решившись, осторожненько…с камешка на камень…замирая каждый раз, заклиная, чтобы вся каменная лавина не тронулась с места…но ноги перебирают все быстрей…и вот ее несет вниз ее собственный вес…Она была уже почти внизу, когда Кора не выдержала и сиганула галопом по самому центру осыпи со скоростью… со скоростью изумляющей!
Тронувшаяся каменная лавина, не поспевая за собакой, загрохотала вниз, успев смахнуть Татку в сторону, на поросший травой и уже совсем пологий склон.
Когда умолк грохот и осела пыль, Татка услышала веселое частое дыхание и увидела высунутый язык и озорные глаза Коры – сама же говорила, не надо бояться!
Татка хлопнула себя по коленкам, подняв облачко пыли. Кора встряхнулась, подняв целую тучу. И обе расхохотались – каждая по-своему.

***
«И, главное, как я попала на тот уступ?» - размышляла Татьяна, покачиваясь в такт в вагоне метро. «И почему я там застряла… месяца на два застряла! Не решалась спуститься?…не могла?... но что-то меня там удерживало…». Таня открыла глаза и огляделась.
Все как всегда, все едут с работы большой, уставшей, тяжелой, молчаливой толпой. Сегодня ей повезло – освободилось место прямо перед ней, и она смогла сесть. Ехать до конечной. «Блаженство!». Она вновь закрыла глаза. «И все-таки! Как я оказалась на этом уступе?!».

Белой завистью завидую таланту, хохочу и с нетерпением жду новых записей. Ваныч, без тебя все несколько хуже. При мысли, что ты есть где-то на белом свете, я уже улыбаюсь, и жить становится гораздо приятней.
http://www.liveinternet.ru/users/940343/

Фотографии Glorika : Портреты

Фотографии Glorika : Природа

Бориска написал этот рассказик давно - в 2001 году.

"Лягушка"

Быть лягушкой не просто. Сначала ты не знаешь кучу вещей, потом начинает не хватать пива. В принципе, комары имеют отличный соленый вкус и здорово бы подошли в качестве замены орешков под пиво. Вот только оно лягушкам не полагается. Жалко.
* * *
- "Милый, посмотри, какой вид."
- "Ага, - согласился я, рассматривая немного не то, что имелось в виду, - вид просто отличный".
Два холмика, видневшиеся там, куда я смотрел, вызывали во мне давно забытые чувства. Я нагнулся к ее ушку и промурлыкал что-то ласковое. Она повернулась ко мне и потянулась к моим губам, а потом, когда оказалась сидящей на кровати, недоуменно спросила:
-"Что случилось? Зачем ты меня оттолкнул?"
Я покачал головой:
- "Никогда не целуй меня первой - это один из принципов, который нередко спасает жизнь... тебе. Можешь мне верить или не верить, можешь смеяться, но на мне лежит проклятие: если меня первой поцелует девушка, то она превращается в лягушку. Всегда.
Я очень долго не встречался ни с кем, очень давно никого не целовал, потому что мой роман всегда заканчивается одинаково: я просыпаюсь утром рядом с небольшой зеленой лягушкой. Прости, киска."
Ее реакция удивила меня. Она не засмеялась, не повертела пальцем у виска, не начала удивленно расспрашивать, а мило улыбнувшись, встала с кровати и ласково обняла меня:
-"Милый, боюсь, это я виновата в твоих страданиях. Видишь ли, я - ведьма, и когда-то давно ты настолько приглянулся мне, что я закляла тебя. Теперь ты принадлежишь только мне. И всегда принадлежал."
Я еще раз окинул ее взглядом: нет слов, такой девушке мечтал бы принадлежать любой мужчина. Я потянулся к ней, поцеловал и...

* * *

как я уже говорил раньше - пива мне очень не хватает.